1
12 января 2018 г. в 15:36
Вставать рано утром — не самое уютное занятие. Но именно это Юнги и делает каждый день, так как работа этого требует. Просто долбит по мозгам посредством будильника, заведённого на телефоне. Но с самого утра, как оказалось, могут появиться дела, помимо обычных: выпить кофе, умыться, одеться, — которые никак не входили в твои планы.
— Где именно ты его оставил? — басит Юнги, заглядывая под кипу бумаг, наваленных кучей на столе.
Намджун, его неряшливый растяпа Намджун, оставил с последнего визита в гости дорогую ему вещь — кольцо, подаренное ему отцом. Юнги рыскал в поисках данной вещицы битые полчаса, из-за чего грозился опоздать на работу. Ким ничего внятно сказать не мог, так как захлёбывался слезами, что так противно звучало в динамике телефона.
Мин грозил расправой, потому что благодаря дорогому другу он вполне может получить выговор от начальства. Работа офисного планктона, конечно, не почётна, но терять должность не хочется от слова совсем. Всё лучше, чем сидеть дома без дела и без денег.
— Просто посмотри у себя на руке, может, ты его просто не заметил, — выдохнул Юнги в отчаянии. Он готов сказать уже любую глупость в надежде, что это принесёт свои своеобразные маленькие плоды.
Намджун что-то беспокойно хнычет, заставляя Мина поморщиться, так как не понимает: как такому здоровенному бугаю удаётся вести себя, как мелкая соплячка.
— В любом случае, я обыскал свою, что немаловажно, халупу на сто раз, но ничего. Совсем.
Раздражение росло медленно, но, как говорится, верно. Его ноги плелись по асфальтированной дорожке, на которой были многочисленные мелкие пробоины, со скоростью черепашечьего шага (и, конечно же, совсем неважно, что он опаздывал).
— А я думал, что только в России дороги плохие.
В метро душно настолько, что пот со лба течёт. Ещё довольно тесно, что не пошевелиться — руки плотно прижаты к телу. Единственной опорой являются другие тела, жутко горячие, но в том смысле, что от них исходит мерзкое тепло. Как селёдки в банке, но живые (пока что).
Юнги выскакивает на своей станции, жадно глотая свежий воздух. Несмотря на то, что в такой толкучке ездить он привык, его лёгкие всё ещё протестуют против ослабления поступления кислорода. Единственным счастьем в этом удушливом аде являлась возможность — если повезёт — касаться красивых девушек, которые, к слову, не могли пикнуть и слова против.
Ступеньки кажутся жутко высокими, а лестница беспощадно длинной — обо всём говорят его ноющие мышцы на ногах.
До многоэтажного здания он добирается довольно быстро, хотя его ноги до сих пор гудят и ноют. Хилый ты, Мин Юнги, хилый.
Его глаза закатываются до страшного глубоко, когда лифт оказывается сломан.
— Господи, ну как так? — проклиная всё на свете, Юнги телепается до лестницы, попутно кивая здоровающимся с ним (а может и нет) сотрудницам: они приветливо ему (а может и не ему) улыбаются, хихикают, когда проходят мимо, и шепчут друг другу что-то на ухо. Юнги оппа такой красивый, строит иллюзии парень, у него потрясающие ноги (чёрта с два они так говорят, но помечтать же можно).
К концу первого пролёта Мину кажется, что он вот так и умрёт на этой грязной лестнице от обезвоживания, пока на помощь не приходит сотрудница, которая учтиво (нет, конечно) предложила ему воды (Юнги посчитал своим долгом выхватить из её рук эту злосчастную бутылку, что та даже пискнула).
— Спасибо. Ты спасла жизнь человеку, — сипит брюнет, встряхивая головой и сжимая—разжимая кулаки, будто готовясь к какой-то кровавой бойне с лестницей, которую осталось преодолеть.
Юнги отдалённо слышит голоса, которые глухо вещают о том, что, мать твою, лифт-то заработал. Ах, ну не прелесть ли? Он почти победил, поэтому…
— Сука, я сделаю это, чего бы мне это не стоило.
К вечеру силы иссякли совсем. К счастью, подниматься никуда не надо — только спускаться, но это порядком легче.
В кармане его куртки пустая пачка сигарет, которую надо бы выбросить, но хранит её будто в качестве декора: кажется, там остовалось что-то наподобии окурка.
Около станции метро, куда зад Юнги тащится каждый вечер после работы, оккупировал местечко паренёк: перед ним стоял стол, на котором уютно красовались те самые «красивые» вещицы, которые Юнги называл бесполезным хламом (но, к слову, в его квартире можно было отыскать что-то подобное). Мальчик был милым, но даже это не помогало привлекать покупателей. Мин в шутку решил помочь страдальцу, дав деньги какой-то школьнице, чтобы та купила у парня что-нибудь. Улыбку на лице того мальчишки надо было видеть: такого счастья Юнги не видел никогда раньше, — и поэтому отчего-то захотелось теперь чаще радовать его.
Юнги шёл к метро так медленно, насколько мог: наблюдал за светловолосым пареньком, что так красиво дул в недовольстве губы: никто ничего у него не покупал.
И это происходит каждый день: Юнги теперь чувствует, будто его встречают с работы (было бы неплохо). Светловолосый рьяно пытается торговать, несколько раз уже скинув цену. Это, конечно, всё очень забавно, но грустно. Юнги каждый день даёт какому-нибудь случайному прохожему денег, чтобы те купили у бедолаги что угодно. Мин не просил давать купленное ему, но те упорно несли ему эти безделушки — теперь у него для этого есть отдельный шкаф.
Мальчик с каждым днём всё больше и больше кажется Юнги красивым. Да, красивым: его пухлые щёчки, розовеющие при каждом удобном и неудобном случае, расплывающиеся в яркой счастливой улыбке губы и глаза, сверкающие в темноте вечера.
Юнги почувствовал огромную злость, когда, подходя к полюбившейся станции метро, увидел, как «деликатно» у светловолосого ворует какой-то ублюдок. Мин, хоть и не обладает никакими спортивными навыками, ловко ловит воришку за углом.
— Ты уверен, что тебе это нужно? — шипит, пытливо задирая края рта вверх, чтобы, вроде как, улыбнуться. Парень смотрит непонимающе, держа в руках мягкую противострессовую подушку. — Этот малыш, по-твоему, заслуживает, чтобы такие уроды пиздили у него что-то?
— А ты охраной подрабатываешь? — хмыкает тот и жмёт к себе подушку. Юнги тряхнул его, сильнее сжимая пальцы на воротнике его куртки.
— Если и так, то, как видишь, неплохо справляюсь. Верни.
Парень откровенно смеётся — это бесит, поэтому Мин швыряет его в ближайшую стену, — кровь начинает течь из носа вора. О, хорошо. Это определённо хорошо.
— Верни, где взял, придурок. Ты думаешь, я буду сильно разбираться, чтобы пиздануть тебе?
И парень повинуется — плетётся к столику, который светловолосый уже собирается разгребать. Юнги видит, как на мгновение лицо мальчика озаряет гнев, но потом он улыбается и пихает подушку обратно тому в руки. Юнги чертыхается, желая вмазать уже обоим. Слишком уж добрый этот малый: мог бы уже раздавать свое барахло бесплатно.
Мин завёлся: глаз его дёргался, пальцы подрагивали, ноги уже рвались к тому месту, где так благородно светловолосый отдал вору грёбаную подушку. И он идёт, собирая всё своё самообладание в кучку. Хочется высказать всё мальчишке, но…
— Ты глупый. Почему отдал ему подушку? Он же своровал её у тебя.
— А как вы узнали? — с интересом спросил парень, — голос его был таким приятным, таким словно детским.
— Я… — замялся Юнги, яро соображая, что ответить, — я видел. Но странно, что он вернулся.
— Странно, что вы попросили его об этом.
Если можно это, конечно, просьбой назвать. Так значит, он видел? И давно ли?
— Спасибо, — неожиданно нежно улыбается мальчик, отчего у Юнги самовольно сердце удар пропускает. — Вы так опрометчиво поступаете, но именно за это я вам благодарен.
Мин, честно сказать, совсем не понимает. Отчасти, может быть. Он помог ему, так какого хрена..?
— Я бы хотел пригласить вас поужинать, потому что вы так много потратили на это, — мальчик обводит взглядом разнообразные нужные-ненужные штуки на столе. — На меня, — смущённо бубнит после, но имеет силу смотреть Мину в глаза.
Юнги поперхнулся слюной, явно становясь бордовым: так значит, мальчишка всё знал, но виду не подавал? Это… это очень смущает. Юнги понапрасну думал, что помогает ему не быть таким грустным, думал, что помогает ему думать, что его барахло кому-то нужно. Видимо, он ошибался?
— Я же не злюсь. Я благодарен. Правда, спасибо. Так могу я угостить тебя ужином?
Блять, конечно, ты можешь, вопит Юнги, думая, что в мыслях, но слышит тихий смех и робкое «хорошо». Руку Мина обхватывает чужая тёплая ладошка, и он вздрагивает, моментально бросая взгляд на руку. Светловолосый улыбается, а затем ведёт Юнги за собой.
— А как же.?
— Не волнуйся. Это не твоя проблема.
Юнги откровенно не понимает, как можно оставлять вещи без присмотра вот так просто. Почему? Тогда тот опрометчивый поступок оправдан. Зачем же продавать, если в итоге просто бросаешь на произвол судьбы? Бесплатно возьмёт каждый, даже если ему это не нужно.
Мин выворачивает голову, чтобы посмотреть на стол, готовый уже пустовать, но… там уже бережно складывает всё в огромную сумку какой-то высокий парень приятной наружности. Чёрт, он всегда был где-то рядом? Это кто-то вроде охраны? Ну да, такой милый и маленький парень вряд ли бы смог так спокойно продавать без опаски, что своруют.
— Я сказал: не беспокойся, — улыбается мальчик, поворачивая лицо растерянного Юнги вперёд. — Он всегда был рядом, потому что какое-то время я думал, что ты извращенец.
— Что?! — вопит Юнги, полный возмущения. Разве он похож на извращенца?
— Что? — невинно хлопает ресницами, эки детсадовец.
Юнги бормочет себе под нос что-то, а блондин хихикает, крепче сжимая его руку. Мин чувствует себя странно, учитывая то, что он тащится следом без сопротивления за незнакомцем, который, почему-то, внушал доверие, полное и безаговорочное. Отчего-то хотелось ему верить, следовать за ним, куда бы тот не повёл. Но кто знает, может этот малец в душе заядлый маньячина, который совращает людей своей наружной невинностью и непорочностью. Думать так не хочется, но мысли сами лезут в голову одна за другой, мешая сосредоточиться. Поэтому Юнги запинается о каждый, кажется, камень.
В нос ударяет сладкий запах выпечки: они в кафе. Аромат чёрного молотого кофе туманит разум окончательно, потому что Юнги от американо без ума. Это даже заставляет его забыть о возникшем вопросе: как блондина зовут?
Мальчик тянет за, теперь уже, рукав миновой куртки куда-то вниз — на стул. Он послушно садится, озираясь по сторонам. К ним подходит официант, Юнги как обычно очень скупо заказывает чёрный кофе без сахара, а мальчик говорит там что-то о сладком, латте и капучино, и официант уходит.
— Мы не знакомы, — вдруг выдаёт блондин, когда кофе уже в его руках, и отхлёбывает глоток. Юнги дёргается, а потом сдержанно кивает. Это тот самый вопрос, который он благополучно забыл в джунглях своей памяти. — Я Чимин.
— Юнги. Мин Юнги.
Мальчик хихикает, а потом говорит чуть слышное: «красивое имя», — а Юнги хочется ответить: «милое имя». Имя Чимин звучит действительно мило, как у ребёночка. Маленького пухлощёкого ребёночка.
— Я рад, что наконец познакомился с тобой.
— Хён.
Чимин непонимающе смотрит какое-то время, а потом до него доходит, и он кивает, поджимая губы.
— Хён, я рад, что ты всё же осмелился подойти. Я, на самом деле, наблюдал за тобой. А ты, по видимому, за мной, поэтому, теоретически, мы знакомы. Но ты такой глупый, хён.
Юнги фыркает недовольно: это он то глупый? Да что за.?
— Спасибо, что покупал всю эту ерунду.
Чимин улыбается и дарит щеке Юнги своими пухлыми губами сочный поцелуй. Мина ведёт как от алкоголя, но ему явно нравится.
— Ты будешь продолжать покупать моё барахло?
— Да, наверное, — хрипит Юнги, а потом кивает самому себе. — Да, буду, если ты будешь угощать меня потом ужином.
А Чимину другого и не надо.