Кольцо с двойным дном

      — Милый, какое славное колечко ты себе нашел, — улыбается ему Мирьям, стоит только задержаться у ее шатра дольше положенных пары мгновений. — Тебе идет. С виду тонкое и изящное, но мы-то знаем, что у него внутри.       — О чем ты? — он смеется в ответ.       — Тебе ли не знать, что внутри каждого сокровища скрыт яд, чтобы любой, кто решит его украсть, пожалел о своем желании взять чужое, — продолжает та, словно не услышав его вопрос. — Но в твоем колечке есть еще и двойное дно.       — Двойное дно? В кольце? А не слишком ли долго ты смотрела в свои камни, гадалка?       — Я тоже когда-то отрицала истину, милый, уверенная, что так я смогу ее изменить, — Мирьям вздыхает, но продолжает с неизменной улыбкой. — Но потом поняла, что это не поможет. Истину можно только принять.       — Закрывала бы ты свой шатер на сегодня, да шла в таверну. Там тебе и придумывать ничего не надо будет — любому слову поверят.       — Зачем мне придумывать, милый? Правда порой бывает невероятнее любой сказки, — она отмахивается, смеется удивленно и почти заразно. — Но ты помни, двойное дно порой бывает очень тонким, и те, кто находятся за ним, могут нас слышать. Хотя, ты ведь уже и сам это знаешь.       Линдон машет рукой и разворачивается на каблуках — с этой дамой он никогда не мог находить общий язык. Может, дело в том, что это он привык путать людей своими рассказами, а, может, в том, что ему известны ответы на те загадки, которые она ему предлагает словно невзначай.       Легкая, прилипшая в какой-то из маленьких таверен мелодия слетает с губ тихим свистом. Мелкая монета привычно взлетает в воздух с раскрытой ладони и также привычно возвращается в нее.       Смейся, не смейся в лицо этой гадалке, — да будут прокляты все ее магические шары, карты, зеркала или в чем она там видит будущее, — а спорить с правдой не получится даже у такого ловкача, как он.       Потому что двойное дно на самом деле порой бывает настолько тонким, что тот, кто скрыт за ним, может не только слышать их, но и…       Линдон сжимает вновь пойманную монету в кулаке, азартно подмигивает улыбнувшейся ему девушке. Та прячет лицо за веером, словно смутившись, вот только взгляд, которым она награждает его, слишком красноречиво указывает на ближайшую подворотню.       Слишком просто.       Он идет дальше, улыбаясь жгущей спину чужой обиде.       Хороший вор не станет брать то, что лежит на виду, а лучший — и вовсе предпочтет украсть сокровище, ради которого придется рискнуть даже не свободой, а жизнью.       Он — не просто лучший, а самый. Ведь как еще можно назвать того, кто не просто забрал себе колечко с ядом и двойным дном, — проклятая гадалка, вот ведь прицепились ее слова к языку, — но и сумел выжить, надев его на палец.       Чтобы вздрагивать не то от удовольствия, когда Охотница выгибается на нем, с шумным выдохом запрокидывает голову, обхватывая плотью так сильно, что ответное наслаждение тут же взрывается в его теле глухим протяжным стоном, не то от холодного липкого страха, когда она наклоняется к его лицу, словно срастаясь с ним взглядом.       Потому что иногда в ее глазах цвета Калдейской пустыни ему видятся огни Ареатского кратера, пламя Преисподней, каменные гиганты, сдирающие кожу друг с друга и сама Смерть. А иногда…       Иногда за затуманенным взглядом мелькают другие, до боли и до щемящей нежности знакомые глаза.       И тогда он откликается на ее поцелуй непривычно нежно, выдыхая в губы всего одно слово       Лия       Он думает, что она может его слышать.       Он очень хочет в это верить.