calm down, baby boy

Иногда — вот как раз в такие моменты, когда до выхода на сцену остается каких-то жалких двадцать минут, а чиминово дыхание опаляет шею, пока горячие пальцы по-хозяйски забираются под рубашку — Чонгуку очень хочется, чтобы Чимин и правда был тем безобидным и наивным ребенком, каким ему положено казаться на камеру. «Если бы», — думает Чонгук, когда Чимин уже привычно собственническим движением берет его за запястье и затаскивает в заваленную сценическим хламом крохотную кладовку; «Если бы», — думает Чонгук, когда Чимин вжимает его в стену весом своего тела, проходится ладонями по бокам и трется пахом о чонгуково бедро. Чимин давно не ребенок, назвать его наивным — всё равно, что голодного тигра — безобидным, но Чимин прекрасно играет свою роль, а вне поля зрения объективов целует Чонгука до цветных пятен под зажмуренными веками и предательской дрожи во внезапно ослабевших коленях. Чонгук хочет сказать, что у них на носу выступление, Чонгук хочет сказать, что там фотографы и камеры, Чонгук хочет сказать, что Чимин сошел с ума, и что на их грим и макияж стилистами был потрачен не один час, но всё, что Чонгук может — это жалобно застонать-заскулить, когда чиминов язык жарко ласкает его собственный, а тепло его губ ощущается на губах так до сумасшедшего правильно. — Гукки, ты такой чувствительный, — ласково-насмешливым шепотом выдыхает Чимин, оставляя на чонгуковом подбородке мазок языком, глаза у него блестят голодно-лихорадочно, и Чонгук чувствует, как бурлит в предвкушении оваций кровь у Чимина под кожей. Взгляд Чимина, кажется, пробирается внутрь грудной клетки, раздвигая ребра и сжимая внутренности в кулак, низ живота скручивает в тугой и ноющий узел; Чонгук слышит голос Намджуна, выкрикивающего их имена, словно сквозь вату, и сдавленно выдыхает, пряча лицо в изгибе плеча Чимина, когда тот вклинивает колено ему между ног и давит на крепко стянутый узкими джинсами стояк, вырисовывая языком узоры на открытой шее. — Ты в курсе, что совершенно ненормальный? — бормочет Чонгук, вопреки своим словам подаваясь бедрами навстречу в надежде получить больше телесного контакта. Голос у него непозволительно севший, и сейчас они определенно получат знатный нагоняй, Чимин в ответ только тихо смеется и сминает ладонями его ягодицы, а потом целует за ухом, влажно, грязно и пошло, и на голос становится наплевать немногим меньше, чем на недовольство Намджуна. Чимин облизывает мочку уха, тянет зубами кольцо сережки, давит пальцами на промежность, и Чонгук давится задушенным стоном, сжимая в кулаках ткань чиминового пиджака. У Чимина свой способ справляться с волнением перед выходом на сцену, и крайним здесь всегда оказывается Чонгук; жизнь Чонгука была бы намного проще, будь Чимин на самом деле чистым и непорочным образом самого себя, но в реальности Чимин смотрит вот так, а потом быстрым движением облизывает губы и улыбается одним уголком рта, ласково поглаживая выступающую над краем джинс тазовую кость, и это сильнее всего, чему Чонгук мог бы сопротивляться. Торопливые и исполненные негодования шаги слышны совсем близко, Чонгук скребет ногтями по затылку Чимина, ероша едва уложенные волосы; у них, черт возьми, еще даже не надеты наушники и микрофоны, а в проклятой каморке так душно, что у Чонгука пот вот-вот ручьями потечет по лицу. Его трясет крупной дрожью не то от возбуждения, не то от нервов, Чимин напоследок широко ведет языком по его кадыку, легко шлепает ладонью по заднице и, наконец, отстраняется, чтобы оглядеть результат собственной работы. Чонгук представляет, как выглядит сейчас — волосы наверняка растрепались, одежда смята, щеки горят постыдным пунцовым румянцем, который выдает его с головой, и Чимин, судя по лукавому прищуру глаз и сытой змеиной ухмылке, этим зрелищем более чем удовлетворен. — Ты такой красивый. — А ты такой придурок. Нам на сцену через 10 минут. — Как раз хватит времени. Чонгук наспех пытается привести себя хоть в какое-то подобие порядка, Чимину же достаточно лишь поправить пиджак и стереть пальцем размазавшийся по подбородку блеск для губ. Он наблюдает за торопливой возней Чонгука, а потом тянется рукой к его лицу и успокаивающе треплет по щеке, улыбаясь совершенно по-хёнски, словно и не он сейчас умудрился Чонгука практически отыметь, даже не снимая с него одежды. — Не переживай, всё будет отлично. У тебя иначе и не бывает, верно? Чонгук успевает нервно кивнуть в ответ, Чимин невесомо касается пальцами его ладони, открывает дверь кладовки и почти впечатывается в грудь Намджуна, который стоит прямо напротив, сурово уперев кулаки в бока, и смотрит на них одним из взглядов коллекции «я не подписывался на это дерьмо, когда соглашался стать лидером». — Вы двое совсем ума лишились?! Какого черта вытворяете?! Чимин нежно улыбается Намджуну самой очаровательной и самой невинной из своих улыбок, а в глазах у него пляшут черти, бесы и сам Сатана. — Проверяем сценический инвентарь перед выходом, разве не видишь? Чонгук и правда не понимает, как фанаты до сих пор ведутся на этот спектакль.