sordes

      легкий аромат фимиама и огоньки свечей сопровождали чана с самого детства. с ранних лет он перекусывал пресным хлебом, засыпал под монотонную речь священника и периодически читал молитвы перед едой. крис никогда не был святым, в общем-то. относился к библии, как к сомнительной сказке, тайно бегал в мясные ресторанчики во время поста и, кажется, веры в нем хватало лишь на критические ситуации. но если существование всевышнего ставилось под сомнение, то в ангелов он точно верил.       они сами к нему спустились.       чонин выглядит очень маленьким, особенно со своей детской улыбкой, открывающей брекеты. он улыбается практически всегда, и чан уверен, что рано или поздно он ослепнет. смотреть на прямые лучи слишком опасно для глаз, а мальчик светится, как тысяча солнц, но оторвать от него взгляд невозможно. невозможно прекратить смотреть на дрожащие веки и неслышно двигающиеся губы во время молитвы, на неловкие заламывания пальцев и ямочку на правой щеке. единственное, что отличает чонина от ангела — телесная оболочка. к ней хочется прикасаться, хочется чувствовать, пересчитать все двенадцать пар ребер пальцами, сжимать тонкие запястья.       библия считает подобные чувства мерзкими, но чан не отрицает свою мерзость и исповедоваться не собирается. ему ни капельки не стыдно. чонин словно глина, принимает любую форму, и крис чувствует себя скульптором, постепенно раскрепощая его, добавляя в глубины зрачков новые искорки. мальчик никому еще не доставался, он милый-милый, и тесные объятия заставляют разум плыть. он не сразу отвечает на поцелуи, часто вздрагивает и прикрывает раскрасневшееся лицо. у него цепкие пальцы и немного отросшие ногти, и на следующий день чан будет шипеть от боли в разодранной спине, но это не такая уж и большая цена, и даже если придется вечность вариться в котле и терпеть ножи в горле, воспоминания хотя бы об одной ночи смягчат адские муки.       чонин будет молиться в три раза больше, замазывать кровоподтеки на шее маминым тональником, светлее его кожи на пару тонов и, возможно, поплачет минут пять. но ночные походы не прекратит — сухие ладони на спине и смазанные поцелуи заставляют забыть о боге и заповедях. он чувствует себя лицемером, стоя на коленях у иконы, а вечером перед чаном, чувствует себя самым грязным под взглядом священника и самым прекрасным в чужой постели.       крис не торопит, не сердится, когда мальчик снова паникует. чонин боится ада, боится так сильно, что готов запереться в четырех стенах и непрестанно молиться. но закрываться ему не позволят. чан отвернет икону, прижмёт к себе, крепко, как и всегда, и будет обещать, что никакого ада не будет. не позволит демонам утащить мальчишку, ведь единственный грешник здесь он, опорочивший нечто внеземное.       и чонин постепенно успокаивается.