I'm sorry.

«I’m so sorry that I can not live with you » — «Мне очень жаль, что мы не можем быть вместе» Алая струйка крови стекает по подбородку, пачкая когда-то чисто белую рубашку. Из глаз текут слезы, а единственное, что может сделать парень в свою защиту — кричать. Невыносимая боль пронзает каждую клетку тела, что бессильно валяется на холодном кафеле. Его трясет, но он продолжает покорно сидеть на месте, не предпринимая попыток вырваться. Все равно, рано или поздно, но его догонят, и тогда, шанс на выживание значительно уменьшится. — Как же ты меня бесишь, сука.- Очередной удар проходит в область ребра, с такой силой, что слышится хруст. Сломал. Не пожалел, хотя надежды на это совершенно не было. — Прошу, К-Каччан, — Единственное, что может выдавить из себя Мидория, глотая собственные слезы, но его затыкают резким ударом ногой в живот. — Заткнись, блять, ублюдок. — Кажется, что время специально замедлилось, чтобы насладиться муками единственной жертвы Кацуки. Самая любимая игрушка, которую хочется сломать. Разорвать на две части, оторвать голову, а затем заново собрать, чтобы продолжить пытки. С каждым вздохом становится все труднее, а в глазах уже темнеет. Он что, правда умрет здесь? Умрет от рук того, кем всегда восхищался? «And I’m so sorry that we are now one» — «И мне очень жаль, что мы сейчас одиноки» — Прошу, — в очередной раз повторяет Изуку, но, как и ожидалось, его снова бьют. На этот раз сильнее обычного, вырывая из уст жалкий визг и заставляя рыдать повторно. Это было похоже на прикосновение чего-то раскаленного, отличавшегося от обыкновенного удара. Спустя время, до парня дойдет, что это был «взрыв», когда он обнаружит на своем плече след от ожога, а пока он может лишь жадно глотать ртом воздух, чтобы не задохнуться окончательно. Он молит Господа, чтобы его страдания, либо прекратились, либо, чтобы его добили окончательно. Естественно, никто его не слышит, кроме того самого Каччана, что начинает заливаться смехом, заметив, что Деку действительно молится, произнося какие-то строчки из библии, которую мать любила читать ему на ночь. «I’m so sorry for all that we went through» — «Мне очень жаль за все то, что мы с тобой пережили» — Когда ты уже сдохнешь, Деку? Думаешь, что Бог тебе поможет? Хочешь, чтобы он тебя услышал? Пха-х, давай я помогу тебе стать на один шаг ближе к нему, как тебе идея? — Голос Бакугоу звучит приглушенно, а красные от слёз глаза, начинают медленно закрываться. Тело немеет, а слова, которые Изуку хочет сказать, так и остаются несказанными, застревая где-то в глотке. Противный привкус беспомощности и собственного страха остается на языке, ядом протекая по стенкам рта, проникая глубоко внутрь. Кровь уже полностью отравлена, осталось лишь добраться до самого сердца, чтобы закончить все страдания. Медленно двигаясь по артериям, вязкая жидкость полностью обволакивает стенки сердца, проникая внутрь, вместе с горячей кровью, которая постепенно начинает остывать, как и все тело Мидории. — Прошу, очнись, Деку-кун, прошу, — Очако держала его за руку, сидя на белом больничном стуле. На ее лице читалась паника, вперемешку с диким страхом. Слезы ручьем стекали по миловидному лицу девушки, разбиваясь о пол. — Урарака, хватит, мы ничем не можем ему помочь. Такое чувство, что он сам не хочет просыпаться обратно, — Тенья пытается сдержать собственные слезы, но и это выходит с трудом. Аккуратно подняв девушку, он выводит ее из кабинета, прижимая ближе к себе и мягко целуя куда-то в лоб. Они ничем не могут помочь Изуку, если он сам не хочет этого. «But I am so sorry that i am now done» — «Но мне очень жаль, что у меня сейчас нет сил» Прошёл уже месяц, а Мидория так и не приходил в себя. За его жизнь боролись многие, но все попытки безуспешны. Парень не спешил выходить из комы вообще. Проходили дни, ночи, а ничего не менялось. Он все так же лежал на кушетке, а аппараты, что были подключены к нему со всех сторон, тихо пищали, следя за тем, чтобы тот внезапно не перестал дышать, сдавшись полностью. В один из таких дней в его палату пришел и Кацуки Бакугоу, которого не хотели пускать первоначально, но из-за угроз, что парень разнесет пол больницы, если его не пустят, врачи сдались. — Это ведь шутка, да? Ты же притворяешься, чертов псих, — стоя на пороге и смотря на то, как медленно вздымается грудь парня, произносит он. Верить не хочется совершенно, ведь недавно, Кацуки лично доставлял ему невероятную боль и тот остался в живых. Даже тогда, когда Бакугоу избил его до полусмерти, Мидория выжил, а сейчас он слег из-за какого-то приступа. Он подходит ближе к кушетке и пинает ее со всей дури, но Деку не шевелится, все так же размеренно дыша. Становится страшно, но это ощущение тут же покидает парня, как только он видит цветы, которые приносили Изуку его друзья. Их было очень много, так что, пришлось ставить их не только на тумбочку, но и на пол. Это чертовски бесит. — Решил, что таким способом тебя станут замечать еще больше, да? Решил нажиться на своей смерти? — Но ответа все еще нет. Хочется врезать ему по лицу, но он обещал сдерживаться. Приборы пищат, а Кацуки медленно сходит с ума, от этой тишины, что разрывает уши. Он больше не слышит тихий голос Мидории, который, в очередной раз бы, просил лишь о пощаде. «And the more I fear you» — « И чем сильнее я боюсь тебя» Тихо садясь на стул, он все так же с отвращением смотрит на Изуку, что не подавал признаков того, что он в сознании. «Значит, не врали, в коме», — Думает Бакугоу, бегло осматривая его тело. На руках и ногах куча бинтов, что скрывают шрамы, полученные во время схваток и побоев от Кацуки. Это бесит. Хочется содрать их, чтобы все видели его следы на теле парня. А еще, им владеет желание оставить парочку новых царапин, чтобы рисунок, который Каччан выводил, на Деку годами, был полностью завершенным. Но он не трогает, а лишь покорно сидит на стуле, переводя взгляд с тела на лицо. Привычных, для Мидории слез на щеках не было, а изумрудные глаза прикрыты веками, что вряд ли откроются, чтобы посмотреть на своего нового гостя. — Деку, — тихо зовет Бакугоу, но ему никто не отвечает. Это было ожидаемо, но почему-то, безумно хотелось услышать этот хриплый, после многочасовых рыданий голос. Уже не услышать «The stronger I feel though» — «Тем сильнее я чувствую» POV Бакугоу Кацуки «Писк аппаратов уже не слышен. Абсолютная тишина. Ты не захотел остаться. Бросил все то, к чему стремился. Покинул этот мир, с надеждой на то, что больше никогда не вернешься. Тебе надоел этот жуткий кошмар. Цветы на твоей могиле такие красивые, а еще их безумное количество. Ты так сильно их любил, да? Прости, у меня нет для тебя букета. Если подумать, я никогда не дарил тебе подарки, лишь боль, но ты и этому был рад. Если я решил уделить тебе внимание, то ты готов был на все, лишь бы не передумал. Такой глупый. Твои глаза, боже, твои глаза. Я никогда больше не увижу тот блеск изумрудных очей, которыми ты смотрел на меня, когда получал очередной пинок от меня. Ты мог плакать из-за меня, но продолжал идти следом за мной. Именно я уничтожил тебя. Все было из-за меня». — Прости меня, Деку, — глотая слезы, произносит Бакугоу, в последний раз осматривая могилу, а затем уходит, испаряясь где-то в стороне дороги. «I’m so scared and i don’t know how to leave». — «Мне так страшно, что я не знаю, куда мне деться».

Он смог сломать его.