Почти весна

Аллен любил Лондон. А зимний Лондон любил еще больше. Декабрьский рождественский, январский новогодний… И февральский, наполненный смехом, звуками поцелуев и запахом шоколада тоже. День святого Валентина был радостным, пьяным и влюбленным, а Лондон придавал этому празднику особую пикантность и лоск, как денди-щеголь деревенскому балу. Правда, почему ему так нравится этот праздник Аллен и сам не мог сказать – еще ни разу за последние несколько лет он не справлял его с кем-то, с кем полагалось справлять день влюбленных. Наверное, любить кого-то просто казалось каким-то совершенным волшебством, а любить взаимно, доверяя во всем, каждым вздохом живя для кого-то одного было вообще невозможной и почти недостижимой мечтой, которая подспудно таится в каждом человеке, помогая ему верить и с надеждой глядеть в будущее. Правда, для экзорцистов эта мечта была еще более недостижимой, чем для простых людей – мало кто из них доживал до преклонных лет, отдавая жизненную энергию Чистой Силе и умирая достаточно молодыми. И даже в том случае, когда они не погибали в боях с акума и приспешниками Графа – жизнь их была коротка и не слишком благополучна. Но сам факт, что ты лично можешь сделать что-то для того, чтобы зла в мире стало хоть чуточку меньше, помогал радоваться короткой, но яркой жизни и ощущать себя нужным человеком, живущим не только ради себя. Собственно, среди экзорцистов попадались разные люди, но идеалистов и просто хороших людей было все-таки больше. Чистая Сила накладывала свой отпечаток, но вот то, кем станет человек – экзорцистом или Падшим - зависело только от самого её обладателя. Аллен бездумно смотрел в окно маленькой гостиницы, где они с напарником остановились на время миссии. Свое задание они успешно выполнили, акума, терроризировавший семью графа Уоррингтона был уничтожен, но поезда приходилось ждать до завтра. Собственно, Уолкер совсем не расстраивался по этому поводу, поскольку как раз рассчитывал погулять по предпраздничному Лондону и даже, может быть, купить разных приятных мелочей кое-кому… Уолкер подавил вздох и незаметно оглянулся на стоящую за спиной кровать, на которой лежал его напарник. Нет, ну вот всегда так – конечно же, Комуи специально их вдвоем отправил. Как по секрету шепнула Линалли, её брат все еще не оставлял попыток примирить двух непримиримых соперников, утверждая, что они – идеальная пара. В бою, поспешно добавлял он, видя перекошенные от изумления лица коллег. Аллен тоже удивлялся словам сенешаля, хотя каждый раз, когда Ли-старший говорил что-то подобное, сердце начинало стучать быстрее. В глубине души Аллен сильно хотел, чтобы сенешаль оказался прав, и они с Кандой смогли хотя бы просто нормально общаться. Что по этому поводу думал сам Канда, сказать никто не мог – таких смельчаков, которые передали бы ему слова Комуи не находилось. Но сколько бы раз они с Кандой не оказывались вдвоем на одной миссии, ничего хорошего из этого не получалось, ну, разве что, за последний год Канда стал чуть менее презрительно смотреть на Уолкера и оскорблений тоже было меньше. Хотя, как иногда грустно думал Аллен, он бы с гораздо большей радостью выслушивал от мечника оскорбления, чем то каменное, непробиваемое молчание, которое возникало между ними, когда они были наедине. Канда в последние месяцы вообще перестал разговаривать с Алленом, даже Мояши его не называл и смотреть в его сторону отказывался, ограничиваясь лишь односложными предложениями, без которых обойтись было нельзя. И причину такого отношения Уолкер не мог понять. Он несколько раз пытался вызвать мечника на откровения, но это было все равно, что биться головой в непрошибаемую стену. И Аллен молчал и просто думал о Канде. Думал так, что иногда удивлялся, как об этом никто не догадывается, потому что, ему самому казалось, что он думает очень громко, так, что на весь Орден разносятся его бесстыдные и шокирующие мысли. Потому что, стоит только Канде узнать, что его самый презренный враг относится к нему более чем нежно, то сразу впору будет вешаться. Или топиться. Или заказывать себе закрытый гроб заранее, чтобы не было видно множественных дыр на собственном трупе от Мугена. - Я пойду, прогуляюсь, - Аллен, не ожидая ответа, сразу же вышел за дверь. Такое поспешное бегство оставляло хотя бы иллюзорную надежду на то, что Канда все-таки ответит, просто Уолкер не услышит его ответа. И, как бы, последнее слово в этой несуществующей пикировке останется за ним. Но это, конечно же, была иллюзия. - Пошло оно всё! – громко произнес экзорцист, захлопывая дверь и невольно прислушиваясь к тишине за дверью. Бесполезно. Канда опять молчит, а Аллен опять проиграл. И расстроенный Уолкер скрылся в паутине лондонских улиц, так и не заметив, что через несколько минут из гостиницы следом за ним выскользнул черноволосый японец с катаной на левом боку. *** Канда тенью скользил в разномастной толпе, ориентируясь на светлую макушку, хорошо видную в серо-черной безликой людской массе. Дурацкий Шпендель, даже в этом он от всех отличается, мало у кого такие серебристые патлы есть вообще. И такие же светящиеся серебром глаза, и улыбка… лживая, добрая улыбка, которой он улыбается всем подряд! Канда давно уже все понял и обдумал. Вернее, обдумать-то он обдумал, а вот что делать дальше решительно не знал. Влюбиться в парня – это еще полбеды, а вот влюбиться в Мояши – это уже слишком! Жизнь явно еще при рождении повернулась к мечнику тылом и менять свою дислокацию не собиралась. Тем более, ничего хорошего впереди и так не предвиделось. Когда они были рядом, то все так же продолжались либо скандалы, либо тяжелое, повисающее между ними черным туманом молчание. Собственно, когда Шпендель молчал и находился в поле зрения – это были самые приличные минуты из всех поганых моментов их совместного бытия. Но молчание и несколько метров расстояния были совсем не тем, чего хотел Канда. В принципе, было несколько способов избавиться от существующего положения дел, но ни один из них Канда не находил полностью удовлетворительным. Потому что они все предполагали жизнь Шпенделя и его собственную отдельно друг от друга. А сейчас Мояши вздумал отправиться куда-то. Один, вечером. И как-то неприятно было осознавать, что, возможно, он с кем-то встретится, или уже договорился о встрече с какой-нибудь девицей или… короче, Канда ревновал и корчился от отвращения к самому себе. И вообще, оказалось, что ревность – крайне неприятное и омерзительное чувство, когда ощущаешь себя какой-то гнусной куклой в руках у злого кукольника, выкручивающего руки и ноги просто для своего извращенного веселья. За этими мрачными мыслями Канда не заметил, как Аллен, сворачивая в какие-то переулки, оказался на пустыре, откуда к нему с нескольких сторон стремительно летели несколько акума, злобно улыбаясь. Когда мечник, на несколько минут потерявший Уолкера из виду, оказался рядом, бой уже шел вовсю. Канда выхватил Муген, испытывая странное чувство мрачного удовлетворения: уж сегодня этот недомерок точно ни с кем не встретится, кроме акума и его кулака, который, вполне возможно, прилетит ему в подбородок за то, что шляется непонятно где и приманивает к себе этих тварей! - Ну, погоди, Мояши, вот вытащу тебя и сам убью! И Канда ринулся в толпу акума, туда, где погребенное под тушами демонов билось сердце его любимого врага. Через четверть часа все было кончено. Мечник, загнав Муген в ножны, бросился к лежащему ничком на земле Уолкеру, который лежал тихо и не подавал признаков жизни. Канда несколько раз глубоко вздохнул… Оказывается, вот он какой – страх. Перевернув Уолкера на спину, он с облегчением убедился в главном – Шпендель жив. Остальное – вылечит. И совершенно неожиданно для себя коснулся губами виска лежащего в его руках недомерка. - Ты пахнешь дымом, - сообщил Аллен, улыбаясь своей удивительной и чудесной в своем сволочизме улыбкой. И потерял сознание. *** - Кошмар… черт, ну почему так не везет-то? – простонал Аллен, слегка поворачиваясь. Болела спина, плечо и что-то еще… кажется, горело то место на виске, до которого недавно дотронулись губы мечника. - В смысле? – в глазах Юу настороженность сменилась тревогой, которую он явственно пытался скрыть. – Что такое, Мояши? Больно? - Да не особо, - соврал Аллен, пряча глаза. – Просто… не успел подарки купить… шоколад. С нугой и миндальной крошкой. - Блять, Шпендель, ну ты и идиот, - тут же высказался Канда, отворачиваясь к столу, чтобы подать Уолкеру воды. Аллен улыбнулся – Канда тоже прятал глаза. – Какой, на хрен, шоколад? - С миндальной крошкой, - с нажимом повторил Уолкер, принимая стакан из сильных пальцев мечника. – Понимаешь, Юу?.. Мне сказала Хевласка… - Болтливая старая перечница, - прошипел Канда.- Какого акума она вообще трепется… - Она не хотела, - поспешно продолжал Аллен, осторожно поворачивая стакан в руках и пристально глядя на него, словно это невесть какая драгоценность. – Сказала, потому что я просил… очень просил, понимаешь? - Да на хрена ты вообще что-то у неё спрашивать полез? – заорал Канда, яростно выхватывая стакан из пальцев Уолкера и запуская им в противоположную стену. – И перестань смотреть на этот долбанный стакан, смотри в глаза, кретин бобовый! - Хотел узнать про тебя хоть что-то точно… она всё про всех знает, это всем известно, - Аллен медленно поднял серебристый взгляд на мечника, который замер, завороженно уставившись в лицо наглому Шпенделю. – И то, что ты такой вот шоколад любишь – я теперь тоже знаю. - Убью… ты что творишь, сволочь… - пробормотал Канда, в то время как руки Уолкера, схватив мечника за локти, притягивали его к себе. – Я не… убрал руки, ты… - И не надейся, - Уолкер притянул Канду еще ближе и внезапно замер в нескольких сантиметрах от его лица. Те пять или десять секунд, которые они, не двигаясь и даже не мигая, неотрывно смотрели друг другу в глаза, показались вечностью. А Канда не любил таких пафосных определений. И не выдержал первым. - Ненавижу тебя! – выдохнул он с остервенением прямо в губы Уолкера, накрывая их своими. – Ненавижу… Минута… две… вечность… И губы теплые и сладкие, и даже не верится, что он это сделал. То, что хотел уже давно. - Заметно, - Аллен, тяжело дыша, широко улыбнулся, ошалевшим взглядом уставившись на кажется самого шокированного своим поведением коллегу. – Я тоже тебя ненавижу, Юу! И рассмеявшись, осторожно обнял сидевшего рядом мечника за пояс, утыкаясь лбом в плечо. - Ты же… мы же парни, идиот! – Канда сидел прямо, боясь пошевелиться, и не отрывая взгляда, смотрел на серебристую лохматую макушку, нагло и так по-хозяйски устроившуюся у него на плече. – Что ты, черт тебя побери, творишь? - Не знаю, - Аллен замер, и Юу почувствовал, что Шпендель словно оцепенел. – Я сам не знаю, Канда. Но ты же скажешь, стоит или нет это делать? Юу понял, что ответственность легко и изящно переложили на него. Скотина… фальшивая серебряная сволочь! - Ни хрена, Мояши! – Канда криво усмехнулся, приподнимая расстроенное лицо Уолкера за подбородок и заставляя глядеть себе в глаза. – Нечего из себя жертву корчить, понял? Вместе решать будем. - Я уже все решил, - мгновенно отреагировал Аллен, и Канда даже слегка оскорбился: оказывается, этот гад успел раньше него все обдумать, причем, судя по всему, его решения были намного более твердые и однозначные. – Я хочу. - Чего ты хочешь, тупой идиот? – зарычал мечник, сжимая пальцы на худых, но крепких плечах и понимая, что разжать руки он уже не сможет. - Тебя! – наглый ответ заставил Канду потерять дар речи. И плюнуть на все вопросы и размышления. - Тогда… ты сам согласился! – и мечник склонился над потянувшимся к нему всем телом Алленом. – И потом не говори, что я тебя заставил, понял? Смех Уолкера звучал серебристым колокольчиком, имея такой же сияющий оттенок расплавленного серебра, как счастье в его взгляде. Поцелуй был долгим.