Улыбайся и шути

      «Чёрт, опять габарит не прошел!». Эмиль Хегле Свендсен покидает огневой рубеж с неприятным осадком в душе. Он опять не закрыл на «стойке» последнюю мишень. Отставание стало слишком велико. Воздух вокруг словно вибрировал от жары. В голове отчего-то мутилось еще до стрельбы. А теперь еще и переставало хватать воздуха. Опять эти горы… Ладно, осталось всего несколько километров. Добежит и проведёт весь оставшийся перед телевизором или в постели. А утром бодрость вернётся. «Еще поборемся, Мартен!» Позже он скажет, что всё в порядке. Позвонит матери и убедит, что на экране всё выглядело хуже, чем было на самом деле.       Ну же, еще чуть-чуть! Финишный коридор всего в пятидесяти метрах. Лыжи скользят всё тяжелее по расплавленному под горными солнечными лучами снегу. Биатлонист напрягается и делает последний рывок, вот уже и красная черта прямо перед глазами, но он не может сфокусироваться — изображение «плывёт», и он просто продолжает отталкиваться палками, пока не пересекает её. Ну наконец-то! И, конечно, в третьем десятке... Ну ничего, не последняя гонка, сейчас, в горах, просто организм подвел. Он останавливается спиной к трибунам и, привычно наклонившись, опирается на палки, пытаясь наладить дыхание. Отдышаться и в раздевалку. Никаких приколов с братьями Бё, ему слишком нужен отдых. Он улыбнётся, выходя из спортивной клиники.       Но что-то идёт не так. Внезапно он чувствует сильное головокружение, мышцы словно деревенеют, и он вынужден резко согнуться, а потом и опуститься на колени. Стоя на четвереньках, он ощущает резкий прилив ужаса и пытается успокоиться. "Не дёргаться, не дёргаться. Сейчас сделаю несколько вдохов и всё придёт в норму. Как обычно. " Пройдётся своей обычной свободной походкой до машины.       На этот раз всё привычное идёт наперекосяк. Он не может сделать ничего: сердце колотится, будто он всё еще бежит гонку, и не спринт, а, как минимум, индивидуальную на двадцать километров, дыхание по-прежнему сбивается. Несколько секунд, и он ощущает, как сильнейшая слабость охватывает всё тело. Теряя сознание и вытягиваясь на земле, он уже понимает, что с ним, но волны испуга накатывают одна за другой. «А что, если сейчас всё кончится?» Глупая мысль всё-таки проскакивает молнией в его мозгу. Голова падает на подтаявший снег, и спортсмен больше не шевелится. Только в интервью мимоходом скажет «было страшно», но тут же успокоит безобидным объяснением.       Он не видит, как к нему подходит кто-то из норвежской команды. Не слышит, когда человек окликает его несколько раз по имени и, не получив ответа, понимает, что что-то случилось. Вокруг собираются люди: тренеры, представители союза биатлонистов, местные врачи, прибывшие с дежурного пункта по первому зову. Спортсмен не чувствует, как с него снимают лыжи и винтовку и переворачивают на спину, пытаясь привести в чувство.       Почему? Потому что он спортсмен, а в спорт не идут те, кто боится трудностей. Туда идут сильнейшие. Ведь трус не играет в хоккей. Упал? Сломал палку? Готов был отключиться в финишном коридоре? Улыбайся и шути. Пусть одни люди по ту сторону экрана думают, что это легко, а другие — что это ты такой выносливый. Просто улыбайся и шути — пусть никто не узнает, как это было больно, страшно, обидно. Это знаешь ты и этого достаточно. Пусть думают, что ты просто сдался, бросил бороться, что все эти выражения страдания, слёзы, тяжелое дыхание, гримасы после падений - всё по плану, всё в рамках одного непростого, но спланированного дела, имя которому спорт. Что ты знал, на что подписываешься, что ничего необычного не произошло и не произойдёт. Что все эти проблемы - мимолётная мелочь.       Первое, что видит, очнувшись, Эмиль — лицо своего товарища по команде и, в некотором роде, наставника — над ним, склонившись, сидит сам Уле-Эйнар Бьорндален. Он с трудом переводит взгляд: там врачи колдуют над датчиками, кто-то держит на весу его согнутые в коленях ноги, вокруг куча народу, и молодой норвежец понимает, что так стыдно и неуютно ему не было наверно никогда. Он же плюхнулся в обморок прямо перед всеми этими людьми… От самоедства его отвлекает тихий мягкий голос Уле-Эйнара: — Как ты себя чувствуешь, мальчишка? «Он никогда не перестанет меня так называть!» — Плохо, — честно и коротко отвечает Эмиль, не будучи в состоянии побороть слабость, сковавшую всё тело, и едва заставляя язык ворочаться. Старший товарищ замечает, как «мальчишка» морщится. Да-а, вид у него тот еще: пытается приподнять голову, но сразу роняет её, лицо напряженное, раскрасневшееся, всё в поту. Одна из врачей подкладывает под голову Эмилю сумку. Уле-Эйнар накрывает его своей курткой и тихо продолжает задавать лёгкие вопросы, частично свои, а частично подсказываемые медиками: — Ты почувствовал себя плохо еще до финиша? — Да. — На стрельбе? — Нет. — Раньше? — Да. — А сейчас тебе немного лучше, чем до обморока? — Да. — А у тебя бывают обмороки? — Нет! — Со зрением порядок? — Да. — Жарко? — Да… — Ладно, не волнуйся. Это был коллапс, но ты наверно и сам понял. Через несколько минут они поставят тебя на ноги. Когда будешь готов. Будешь отдыхать и восстанавливаться, поболтаешь с родителями. Ничего серьезного быть не должно. У тебя ничего не болит? — Нет. — Вот и славно, всё будет хорошо.        Конечно, снова будут те, кто после каждой новой проигранной гонки скажет, что он слабак. Что сдался. Что «не тот уже». Что пора на отдых. Что лучше б давно ушел. Что его дурацкая психология не даёт брать медали. Что он всех разочаровал. Что как девчонка. Те, кто не посмотрит, с какой скоростью он бежал и сколько секунд после старта отыграл, как справился с нервами и в какой сильный порыв ветра сумел отстрелять на "ноль", снова буду с презрительно-насупленными лицами сидеть и говорить " я же говорил". Но разве ради них это всё затевалось?..       Через десять минут он и правда, с трудом, но поднимается. Двое поддерживают его, а тем временем вокруг шумят трибуны: они приветствую его, радуются вместе с ним. В раздевалке к нему подходят ребята, решившие дождаться его, убеждают сопровождающих, что последят за товарищем. Тарьей успокаивающе обнимает, похлопывая по спине: мол, всё хорош, братец, с кем не бывает. Йоханнес, пришедший с цветочной церемонии, воодушевляюще рассказывает, как близок он был к тому, чтобы повторить опыт Свендсена. Оказывается, и он пролежал на снегу, хотя и не терял сознание. Эмиля это не слишком убеждает, но настроение поднимается. Пока друзья помогают ему переодеться, в палатку заглядывает Бьорндален: — Ну как ты, лучше? — Да, спасибо тебе. — Мне-то за что? — удивленно улыбается тот. — За то, что был рядом и говорил со мной. Это было важно, — смущенно, но твердо отвечает Свендсен. Великий и Ужасный улыбается снова: «мальчишке» всё еще нужен друг рядом, когда ему плохо. Ему трудно в этом признаваться, как и в том, что он был слаб, но когда-нибудь он поймёт, что нуждаться в словах поддержки от друга или близкого человека — это не слабость. «Улыбайся и шути» — девиз сильных, которые знают, что поражения бывают у всех, а сделать вид, что всё в порядке, могут не все. Пусть лучше списывают проигрыши на недоработку, чем на слабость или несовершенство. Хотя какая, к черту, разница, что там говорят какие-то посторонние? Никакой. Но когда вокруг говорят, что ты слаб, стар и болен... это давит. Так пускай брюзжат о недостатке тренировок.

* * *

      Эмиль Хегле Свендсен, готовится к следующей гонке, которая пройдёт через пять дней. К следующему этапу, где он возьмёт 2 бронзы. К следующему сезону, где его ждут Олимпийское серебро и медали Кубка мира.