Ты псих?

– Слушай, Гнойный, ты совсем уже охуел, – у Мирона на лице вселенская усталость. Он прячет ключи в карман, плюхается на ступеньку и трет ладонями лицо. Карелин на ступеньки садиться не спешит – подпирает стену спиной и смотрит на него невозмутимо. – Одно дело, когда ты меня в инете заебываешь, привлекая внимание, но домой ко мне приходить – это пиздец. Мне на тебя заяву, что ли, накатать? И смотрит снизу вверх, но словно все равно сверху вниз, как и всегда. Уебок самовлюбленный. Слава пожимает плечами. – Накатай. Хрен знает, вдруг поможет? Мирон молча смотрит на него. Его открытый рот вызывает только одно желание – засунуть в него два пальца и надавить на язык. – Ты… Ты псих? Тебе, может, помощь нужна? Гнойный, я без бэ, если нужно – и деньгами помогу, и врачей найду, только отъебись ты от меня, пожалуйста. И это «пожалуйста» - как мольба. Как предсмертный хрип подыхающего. Мирон со своими ебучими глазами, со своими губами, что выплевывают фразы, как шелуху. Смотреть на него – это как курить с насквозь пробитыми легкими. Каждая затяжка – выворачивающая наизнанку боль, но какая уже разница, все равно подыхать. Слава вздыхает. У него не осталось сигарет и сил. Если первое можно купить за углом на остановке, то второе осталось без источника. Силы брать неоткуда. Музыка не помогает, на страницы замызганного блокнота выливаются не стихи, а какая-то безбожная хрень, как помои… Не хочется ни хера, разве что… Мирона. Вот этого вот уебка, который смотрит на Славу, как на кусок говна. Мирон хочет знать, псих ли он? Псих – это мягко сказано. Здравого смысла не осталось вообще, все растеклось, расплавилось, а организм, прожжённый этими тупыми, безответными, мерзкими чувствами – высох, как в пустыне цветок. – Чего ты хочешь? – спрашивает Окси, а потом мотает головой. Понимает все. По-ни-ма-ет. – Тебя хочу, – спокойно говорит Гнойный и отталкивается от стены, подходит ближе, опускается на коленки ступенькой ниже так, что оказывается прямо между раздвинутых ног самого, блять, Оксимирона. И тут хоть плачь – вроде и между ног, а вроде и на коленях. Не знаешь, радоваться или удавиться пойти. – Только вот не знаю, что именно – выебать или убить. Усмешка выходит острой, как краешек битого стекла. Слава так усмехается, когда уже не представляет возможным скрыть боль. Когда не знает, куда себя деть. Когда каждый вдох – порезы в глотке. Окси дергается, чтобы толкнуть. Слава хватает его за рубашку, сжимает изо всех сил, что ткань под пальцами начинает трещать. Хватает, рывком на себя – так близко, что губы в трех сантиметрах, и Слава понимает, что хочет разбить их до крови. Он сжимает пальцы слишком сильно. Мирон смотрит со злостью, но сказать ничего не может – хваткой передавило шею. – Я могу тебя голыми руками задушить, – эта фраза приятно ложится на язык. Еще сильнее доставляет то, что Окси не сопротивляется почти, только цепко хватается за его пальцы, пытаясь их разжать. – Ты мне весь мозг выпил уже, сука, ты знаешь? Кивни, если знаешь. Мирон кивает. Славе кажется, что у него сейчас откажет все тело. Его парализует, и он помрет нахрен в собственном дерьме, потому что никто не придет, чтобы ухаживать за ним. Никому не нужен такой сварливый, мерзкий овощ в его квартире. А могло быть все иначе. Могло быть все п р а в и л ь н о, если бы Слава избрал другую, не такую ебаную тактику. Если бы не травил, не пытался самоутверждаться и харкать ядом на всю страну. Если бы Слава попробовал спокойно, мирно, по-доброму. Так, как он н е у м е е т. Может, все было бы иначе. Но иначе уже не будет, потому что он конченый еблан. Мирон рывком отталкивает пальцы Славы. Карелин снова хватает за шею, касается лбом его лба. Это больно, как передоз. Как стальные иголки в сердце. Это больно – чувствовать его отвращение не интуитивно, а вживую, вот так. – Что будет, если я тебя сейчас поцелую? – спрашивает Слава. Ниже падать уже некуда. Он на ебаном дне, ниже канализации. Ниже просто некуда, ведь он на коленях перед Мироном, а тот сидит и смотрит, как на пустое место. – Что будет? – Не проверяй, – выдыхает хрипло. Слава заглядывает в его глаза. Кивает. И все-таки решает проверить.