Indecency

      — Ты слаб.       Акутагава привыкает к этому замечанию. Он слышал это достаточное количество раз, чтобы усвоить урок. Конечно, сначала было больно, но сейчас он воспринимает это ощущение как неотъемлемую часть жизни. Да, он слаб, да, ему еще над многим нужно работать и ему придется стараться намного усерднее, всегда чуточку больше, чем в прошлый раз. Дазай никогда не говорит, что он стал лучше в чем-либо, и Акутагаве думается, что это лишь для его блага, поэтому он не переполнен самоуверенностью, чтобы выслушать беспристрастное мнение в конце битвы.       Он слаб как и в использовании способности, так и по характеру; он прилагает все силы, чтобы подняться снова, но ноги продолжают трястись, и, кажется, что в любой момент порвутся коленные связки. Его учитель уходит, тренировка закончена. Он выходит из комнаты, отбрасывая за собой длинную тень, появившуюся от проскользнувших лучей света снаружи. Акутагава хочет последовать за ним, но боль слишком сильна, и еще Рюноске замечает, что сегодня намного больше крови, чем обычно. Она запачкала его рубашку и сочилась из раны на лбу, стекая прямо по глазу. Юноша вытирает пятна с лица. *       В голову приходит мысль, что Дазай может быть разочарован им. Он, вероятно, подобрал Акутагаву только из-за его способности, но не ожидал увидеть тело, одолимое многочисленными болезнями. Сейчас Рюноске приходится восполнять это и упорно тренировать здоровье, что обычно приводит к более худшему состоянию, чем прежнее. В конце концов он часто оказывается в медицинской палате, не в состоянии дышать. Когда врачи, хорошенько поработав над ним, возвращают его к жизни, каждый раз приходит Дазай, чтобы проверить ученика, но никогда не произносит какую-нибудь ободряющую фразу.       — Ты вновь уходишь на двухдневные выходные, — разочарованно вздыхает он, сидя у кровати со скрещенными на груди руками.       — Это не моя вина… Я пытался… — еле выговаривает Акутагава, пытаясь хоть что-то объяснить.       — Это никогда не будет являться твоей виной, но это не меняет тот факт, что ты впустую тратишь время.       Дазай всегда разговаривает мягко, даже делая выговор. Он выглядит тем, кто не хочет навредить своему подопечному, несмотря на то, что он непреднамеренно совершает это. Акутагава никогда не видел, как он действительно выходит из себя. Кажется, Дазай, имел характер, полностью подходящий к его способности; он сглаживает углы и прерывает конфликты ровно так же, как он сводит на нет умения остальных. Акутагава знает, что он не любит пререкания, — еще одна причина постоянных ссор с его партнером, Чуей, который постоянно идет с ним на конфликт. И еще именно поэтому они все еще работают вместе, — один из них умеряет пыл другого, когда вещи действительно выходят из-под контроля.       Дазай и Чуя выглядят, словно настоящая пара, нет, они на самом деле пара, на которой само собой отпечаталось название двойного черного. С другой стороны, Акутагава даже не может представить, с каким партнером он может ужиться. Ему не нравится контактировать с кем-либо из Портовой Мафии, кроме его учителя, и нет никакого шанса, что он когда-нибудь сможет работать вместе с Дазаем. Сразу вычеркнут из его союза.       — Попробуй в следующий раз заранее подлечиться.       — Да, учитель, — тихо отвечает Акутагава. *       Он знает, что начинает преуспевать. Появляются заметные результаты. Он может призывать Расемона за две секунды вместо четырех, и сейчас демон способен пожирать объекты большего размера, чем тело Акутагавы. Иногда на губах Дазая играет отстраненная улыбка, но он никогда ничего не говорит о достижениях своего ученика, оставляя того в раздумьях, действительно ли он доволен Расемоном или просто вспомнил что-то смешное. Но для Акутагавы эти улыбки значат многое. На самом деле, это причина, по которой он продолжает жить. Из-за своего прошлого Рюноске имел упрощенное мировоззрение, состоящее из черного и белого, совершенно не имеющее других оттенков. Видение вещей разделялось в сознании Акутагавы на три категории: вещи, которые он одобряет, вещи, которые он презирает и то, на что ему наплевать. Он был таким с самого рождения.       Присоединение к Мафии заставило его пересмотреть свое мнение насчет пары вещей, но в голове все еще оставались начальные убеждения. Единственным, что приводил Акутагаву в недоумение, был альтруизм Дазая и его спокойные и располагающие манеры, с которыми он относился к другим. Это могло быть сочтено за признак слабости, а слабость является тем, что он как раз таки не одобряет. Однако, несомненно, что Дазай силен. С этого момента Акутагава прекратил пытаться понять его и начал видеть учителя образцом идеала, не обращая внимания на иные чувства. *       Иногда Кое-дразнит его за неимением чувств. Это не так уж и далеко от правды, сейчас это то, за чем Акутагаве приходиться внимательно следить, особенно, за гневом и уважением к своему наставнику.       — Ты когда-нибудь пытался открыться людям? — Рюноске получает очередной словесный укол от Кое. Они вдвоем сидят за маленьким кофейным столиком на базе, где моментом позже женщина поднимает стакан саке. Она делает глоток, не очень-то и ожидая ответа от Акутагавы.       — Они мне не нужны.       — Да? Но что же ты будешь делать, если Дазай вдруг умрет?       Провокация не срабатывает и оказывается встречена тишиной. Кое-продолжает:       — Ты знаешь, это может случиться в любой день. Он действительно старается.       — Почему он продолжает попытки совершить суицид? — спрашивает Акутагава, меняя тему, касающуюся его высмеивания, к тому, в чем он по-настоящему заинтересован.       — Ума не приложу, — дергает плечами Кое. — Почему бы тебе не спросить самому? *       Акутагаве приходиться набраться немало смелости, чтобы подступиться к Дазаю с таким вопросом, но все же на следующий день, презирая трусость, он решается сделать это. Мужчина привычно развалился на диване, раз за разом перечитывая одну и ту же книгу. Неизменное и идеальное времяпровождение.       — Почему вы пытаетесь убить себя?       Дазай приподнимает взгляд, заставляя Рюноске чувствовать себя более неловко, чем он предполагал.       — А почему бы и нет?       — Даже совершение бессмысленных вещей куда полезнее, чем полная потеря всего, — возражает Акутагава, быстро дополняя, — По крайней мере, я так думаю, — из вежливости.       — Честно говоря, пока все мои попытки были напрасными, — усмехается Дазай.       Его ученик не отводит взгляда; он ждет ответа и ему приходится быть настойчивым, чтобы не дать мужчине выкрутиться очередной шуткой.       — На самом деле, у меня нет ничего, что бы заставляло двигаться вперед. Я думаю, я понял, что у меня нет цели, и большее, чем я могу заниматься в этом мире — собственной развлечение с помощью способности. Это объяснение тебя удовлетворяет? — он явно хочет продолжить чтение, но Акутагава решает не прерывать разговор.       — Неужели, нет человека, ради которого стоит жить? — он не знает, говорит ли он о странных связях между людьми, не смысля ничего в дружбе и любви. Эта фраза выскальзывает сама собой.       — Пока еще никого не нашел, — вздыхает Дазай, — Даже если бы отыскал, то двойной суицид был бы самой привлекательной деятельностью для меня. Кстати, я никогда не встречал девушку, желающую сделать это.       — Дазай-сан, — выразительно произносит Акутагава; после этого тон голоса кажется ему странным, — Вы — причина, по которой я живу.       — Ох? Да неужели? — его наставник смеется. *       Трудно привыкнуть к такой роскошной жизни, когда ты мучался, чуть ли не умирая голодной смертью и каждый день находился в опасности смерти. Привилегии, которые он получил, присоединившись к Портовой Мафии, кажутся Акутагаве чрезмерными. Он нигде не переходит границы, — никогда не ест слишком много, никогда не одевается в дорогие костюмы, никогда не тратит деньги на какие-либо развлечения. Единственным исключением являются книги.       Это отнимает у него возможность понять поведение остальных, даже его знакомых из Мафии. Очевидно, они слишком увлечены происходящим вокруг, и среди них есть те, кто пришли из нищеты, как и Акутагава. Они разбрасываются шутками, болтают, проявляют широкий спектр эмоций. Даже Гин, кажется, более объединена с ними, потому что постоянное пребывание загадочным и молчаливым каким-то образом привлекает людей. Характеры родственников не так отличаются друг от друга, но только к Акутагаве намного страшнее подступиться, чем к его сестре.       Сейчас все расселись вокруг кофейного столика, о чем-то сплетничая. Вселяющие ужас члены Мафии словно бы превратились в беззаботно хихикающих школьниц.       —Не-ет, мне даже не хочется верить вам, Чуя-сан, — произносит Тачихара, явно расстраивая упомянутого.       —О, вот только посмотри на свое влияние, козел! — этот шляпный фетишист поворачивается к Дазаю, который (неудивительно!) вновь читает книгу о лучших техниках суицида. — Теперь у этих дерьмовых отродий есть стимул унижать меня каждый раз!       — Чуя-сан, я вовсе не собирался оскорблять вас. Просто интересно как вы собираетесь найти девушку ростом меньше своего.       Это становится последней каплей, и Тачихара оказывается отброшенным к потолку. Акутагава наблюдает за их мелочным конфликтом несколькими метрами дальше. К счастью, никто, вроде бы, не замечает, что он здесь. Иначе бы они отказались предоставить ему маленькую человеческую лабораторию для изучения взаимодействия людей друг с другом.       Итак, значит, у Чуи Накахары появилась девушка? Крайне глупо. Акутагава не может тотчас не подумать, что эти отношения вряд ли будут устойчивыми и, скорее всего, они разорвутся через пару недель. Несмотря на то, что у него совсем не было опыта, Рюноске видел достаточно, чтобы понять, что обычно происходит. Он ненавидит пары со страстью; все их эмоции кажутся поддельными и преувеличенными. Единственные чувства, которые может признать Акутагава — свои, его собственные.       Тем не менее, это не останавливает его живой интерес к любовным проблемам. Он слышал многое об этом: что это больно, что это происходит к кому-то противоположного пола, реже к своему собственному, что это самая сильная связь, которая только существует и прочее, прочее… Он также видел как пары целуются, держатся за руки, дерутся, и, конечно же, он осведомлен о существовании секса. Акутагава стоит здесь, в темном углу. Он представляет Чую, держащегося за руки с какой-нибудь милой юной девушкой, проявляя и доброту, и тактичность одновременно, целуя и касаясь ее тела. Это немного странно в его воображении: Чуя маленький и ведет себя невыносимо капризным образом, словно он сам является женщиной. Акутагаве он никогда не нравился, и Рюноске никак не мог понять, как он удостоился чести быть партнером Дазая. *       Члены Мафии уходят один за другим, направляясь на свои привычные ночные дела. Кто-то решает напиться еще больше, другие же предпочитают мгновенно заснуть. В это время Акутагава обычно пьет чай, — все равно у него бессонница. Он тихо гуляет по ночному городу, оставаясь наедине с собой. Но сейчас у него другие планы. Причина в том, что главная переговорная сегодня не так пуста, как обычно, даже не учитывая Акутагаву. Мори и Кое-все еще сидят на диване, о чем-то разговаривая. Их голоса кажутся Рюноске тихими и практически неразличимыми.       Затем Кое-вытягивает руку, касаясь своими бледными ухоженными пальцами подбородка Мори. Глаза Акутагавы расширяются, его зрачки подергиваются так, словно он рассержен или шокирован. Он не уверен, что это на этот раз. Тем временем Мори хватает запястье женщины, но это действии наполнено игривостью и колебанием. Он не позволяет себе быть приласканным, но и не отталкивает ее. Кое-смеется и приводит в порядок его галстук и воротник рубашки, будто бы это происходит совершенно естественно. Она притягивает Мори за одежду, настойчиво и требовательно. Сам того не осознавая, Акутагава подносит трясущуюся руку к его собственному шейному платку.       Нет, видимо, никто не сдерживает это, кроме его самого. С одной стороны, эти двое целуются.В конце концов, это же Портовая Мафия, не так ли? Ничего скандального. Каждый может встречаться с кем только захочет. Может быть, так уже и происходит, но Акутагава еще не осведомлен. *       Была ли это любовь? Если бы он только знал. Это было больше похоже на прихоть, какое-то желание физической близости. Акутагава сидит в своей комнате, задыхаясь. Жестокий мафиозо, Молчаливый Бешеный Пес был только что травмирован поцелуем. Боже, он ненавидит эмоции. Как же он их ненавидит. Даже его ненависть, стоящая впереди всех этих чувств, — это тоже эмоция, которую он презирает больше всего.       Есть лишь одно чувство, к которому Акутагава не питает отвращения — его уважение к Дазаю. Знает ли Дазай, чем занимаются остальные члены Мафии? Такими мелочными и удручающими делами? Может быть, он и сам принимает в этом участие? Каким-то образом, эта мысль безумно пугает Акутагаву.       Он нервно раздевается и находит спасение жадно и быстро глотая остатки вчерашнего холодного чая, вместо того, чтобы сделать новый. Рюноске устраивает Расемона на стуле и смотрится на себя в зеркало в полный рост, которое оставалось в его комнате, с тех пор как он купил эту квартиру, будучи абсолютно ненужным. И только сейчас, по случайному совпадению, оно впервые пригодилось.       Ничего необычного; он лишь выглядит немного беспокойным, чем обычно. Акутагава вновь тянется к шее, держась за пресловутый платок. Рюноске неуверенно дергает за него. Может, если бы другой человек сделал это, все бы было намного захватывающим. Или даже милым. Акутагава не знает, каково это чувствуется и вряд ли поймет, ему же никто не нравится. Ну, кроме одного человека, которого он не хочет вовлекать в подобные мысли. *       Члены Мафии уходят один за другим, направляясь на свои привычные ночные дела. Кто-то решает напиться еще больше, другие же предпочитают мгновенно заснуть. В это время Акутагава обычно пьет чай, — все равно у него бессонница. Он тихо гуляет по ночному городу, оставаясь наедине с собой. Но сейчас у него другие планы. Причина в том, что главная переговорная сегодня не так пуста, как обычно, даже не учитывая Акутагаву. Мори и Кое-все еще сидят на диване, о чем-то разговаривая. Их голоса кажутся Рюноске тихими и практически неразличимыми.       Затем Кое-вытягивает руку, касаясь своими бледными ухоженными пальцами подбородка Мори. Глаза Акутагавы расширяются, его зрачки подергиваются так, словно он рассержен или шокирован. Он не уверен, что это на этот раз. Тем временем Мори хватает запястье женщины, но это действии наполнено игривостью и колебанием. Он не позволяет себе быть приласканным, но и не отталкивает ее. Кое-смеется и приводит в порядок его галстук и воротник рубашки, будто бы это происходит совершенно естественно. Она притягивает Мори за одежду, настойчиво и требовательно. Сам того не осознавая, Акутагава подносит трясущуюся руку к его собственному шейному платку.       Нет, видимо, никто не сдерживает это, кроме его самого. С одной стороны, эти двое целуются.В конце концов, это же Портовая Мафия, не так ли? Ничего скандального. Каждый может встречаться с кем только захочет. Может быть, так уже и происходит, но Акутагава еще не осведомлен. *       Была ли это любовь? Если бы он только знал. Это было больше похоже на прихоть, какое-то желание физической близости. Акутагава сидит в своей комнате, задыхаясь. Жестокий мафиозо, Молчаливый Бешеный Пес был только что травмирован поцелуем. Боже, он ненавидит эмоции. Как же он их ненавидит. Даже его ненависть, стоящая впереди всех этих чувств, — это тоже эмоция, которую он презирает больше всего.       Есть лишь одно чувство, к которому Акутагава не питает отвращения — его уважение к Дазаю. Знает ли Дазай, чем занимаются остальные члены Мафии? Такими мелочными и удручающими делами? Может быть, он и сам принимает в этом участие? Каким-то образом, эта мысль безумно пугает Акутагаву.       Он нервно раздевается и находит спасение жадно и быстро глотая остатки вчерашнего холодного чая, вместо того, чтобы сделать новый. Рюноске устраивает Расемона на стуле и смотрится на себя в зеркало в полный рост, которое оставалось в его комнате, с тех пор как он купил эту квартиру, будучи абсолютно ненужным. И только сейчас, по случайному совпадению, оно впервые пригодилось.       Ничего необычного; он лишь выглядит немного беспокойным, чем обычно. Акутагава вновь тянется к шее, держась за пресловутый платок. Рюноске неуверенно дергает за него. Может, если бы другой человек сделал это, все бы было намного захватывающим. Или даже милым. Акутагава не знает, каково это чувствуется и вряд ли поймет, ему же никто не нравится. Ну, кроме одного человека, которого он не хочет вовлекать в подобные мысли. *       — Ты думаешь, что можешь околачиваться около переговорной и остаться незамеченным?       Кое вопросительно приподнимает бровь. Она выглядит озадаченной, но не такой испуганной, как сначала думал Акутагава.       — Так значит, теперь ты суешь свой маленький грязный собачий нос в мои личные дела?       — Ты даже не пытаешься скрывать их.       — Послушай, Аку, — Кое-вздыхает, усаживаясь на то же самое место, где и вчера с Мори.— Всем наплевать. Даже если ты пустишь слух, я за считанные секунды смогу отделаться от всего урона, нанесенного моей репутации. Даже если они поверят тебе.       Акутагава не реагирует. Ему хочется ответить чем-нибудь остроумным, но вскоре он осознает, что тишина и есть самый комичный результат на данный момент. Кое-разглагольствует слишком долго, и даже такой неопытный, как Рюноске, понимает, что происходит. Кое-пытается защититься и, согласно его расчетом, сейчас пришло ее время обидеться.       — Откуда ты знаешь? Ты не общаешься с людьми. Ты думаешь, что являешься огромной ценностью, опасным преступником только потому, что умудрился попасть в Портовую Мафию. Ну, тогда позволь мне сказать, с такими навыками общения у тебя ничего не получится. У тебя никогда не будет женщины, вот насколько ты беспомощен, вот как взрослые видят тебя.       Кое проигрывает эту битву. Так эмоционально, так надоедливо. Акутагава уже на грани того, чтобы начать внутренне насмехаться над ней, как неожиданно, на ее последнем издыхании, Кое-задевает нерв.       — А может быть, у тебя и вовсе нет интереса к женщинам? Поэтому ты так цепляешься за Дазая? — ей нравится произносить это имя, в то время, как в горле Рюноске образуется комок. — Ох, ты только посмотри на себя! Тебе нравится, когда Дазай заставляет тебя отлететь к стене?       Это неожиданная атака, и Акутагава даже забывает отреагировать. Женщина встает, похлопывая его по плечу со всем злым торжеством, что только мог содержать этот жест, и покидает комнату. *       Чуя и Дазай вновь ругаются. День уже заканчивается, никаких особо важных дел не осталось, так что все расположились по своим штаб-квартирам в ожидании новых приказов. Как обычно, Дазай срывает шляпу с головы партнера и держит ее слишком высоко, чтобы достать. Это так по-детски, но для своего наставника у Акутагавы всегда находятся двойные стандарты. Мори проходит мимо, сравнивая их со старой парочкой.       Это происходит опять, что-то без причины тревожит Акутагаву. Скорее всего, он просто ненавидит Чую. А еще Мори поступает лицемерно, когда он утверждает отношения между двумя членами Мафии, без шуток, ведь это то, чем он действительно занимается.       Что-то тянет за Расемона. Акутагава опускает взгляд вниз — это Элис. Он чувствует и смущение, и раздражение в одно и то же время. Как обращаться с детьми?       — А почему это ты стоишь здесь совсем один? — вопрошает она, и Акутагава улавливает нотки дразнения в ее голосе.       — Я отдыхаю. — немного тупо отвечает мафиозо.       — А разве ты тогда не должен присесть?       Приблизиться к дивану кажется Акутагаве легче, чем выдавить ответ.       —О, посмотри, это твой новичок! — восклицает Чуя, наконец выхватывая свою шляпу. Дазай пользуется его моментным отвлечением, чтобы вновь завладеть аксессуаром. Его партнеру, кажется, порядком надоела игра, и теперь его внимание направлено на Акутагаву, который упорно рассматривает землю, в глубине души гордясь тем, что был ассоциирован с Дазаем.       — Так ты все-таки иногда появляешься в человеческом обществе…       «Новичок» не знает, что ответить. Чуя присаживается рядом, а с ним и устраивается Дазай, удобно устроив шляпу партнера на своей голове. Акутагава кидает на него случайный взгляд, быстро пряча глаза.       — Не хочешь сегодня выпить с нами, малой? Мы отправляемся в девять, просто приходи сюда.       Рюноске бессознательно кивает. *       Дом Акутагавы не так далеко от штаб-квартир других членов Мафии, поэтому он еще может забежать в свое пристанище перед запланированной встречей. В такие моменты Рюноске больше всего ненавидит, что все еще неопытный ребенок в возникающих проблемах. Например, он никогда не был на попойке. На самом деле, он никогда и не употреблял алкоголь в значительных количествах.       Акутагава еще никогда так не нервничал, выбирая, что надеть: его привычный костюм или что-нибудь другое. Он останавливается на первом и решает сделать себе чай, случайно наполняя чайник до самых краев. Два литра обжигающе горячего напитка, оставшихся три часа и четыре причины, чтобы Акутагава начал в отчаянии рвать на себе волосы. Во-первых, фразы Кое-привели его в раздражение. Во-вторых, он действительно хочет также презирать Чую, но тот неожиданно ведет себя по-доброму к нему. В третьих, он затащил себя в ситуацию, где ему придется принимать участие в убогом массовом мероприятии. В четвертых, может быть, Дазай там тоже будет. Акутагава понимает, что он редко появляется на подобных встречах. Из собственного опыта он знает, что Дазай лучше проведет время дома за книгой. Все равно, возможно, он придет. Одна лишь вероятность делает все в сто раз хуже. Рюноске вспоминает о случае с Кое. Что, если она права?       Акутагава смотрит на отражение в зеркале. Как же он жалок. Да, она точно была права насчет каждой мелкой детали, вот чего он боялся. Он не может вынести связи с другими людьми, поэтому он не может общаться с Дазаем так, как хотел бы, так, как умеет Чуя… Так, как хотел бы?       Дрожащими руками Рюноске касается лица, хватая кожу так, словно хочет разорвать ее на тысячу кусочков. Чудовище, и больше никто — это все, что он видит перед собой. Чувствовать что-то нечистое, так привычное этому миру к такому, как Дазай… К тому, кто, по мнению Акутагавы, обладает запредельной щедростью и добротой.       Он ударяет.       Он хочет стать тем, кем был раньше — обыкновенным преданным учеником. В глубине души он понимает, что не стоит прислушиваться к словам Кое, которая, к тому же, находилась тогда в разъяренном положении. Одна лишь проблема, она могла быть права.       Проходит немного времени прежде чем Акутагава успокаивается. Он выпивает чашку чая, располагая остатки в холодильнике. Юноша делает мысленную заметку выкинуть зеркало. Точно, он же еще даже не поужинал. Со вчерашнего дня осталось немного холодного удона, и он съедает все; с течением времени руки немного перестают нервно трястись.       Ему нужно быть рациональным. Да, эта чертова женщина пыталась заглянуть ему в душу, но обычно она бы не говорит чего-то настолько точного, как сейчас. Любовь — вот то, чем она занималась с Мори, и это отвращает Акутагаву без каких-либо на то причин. Он никогда не захочет сделать кого-то своей игрушкой, не хочет так быстро привязываться, не хочет вовлекать кого-то в свои потребности, когда ему вздумается. Нет, он точно уверен, что никогда не поймет и не испытает что-то подобное этому. *       Было разумно приготовиться к худшему раскладу дел, потому что Дазай действительно здесь. Он в черной рубашке, которую его ученик раньше никогда не видел. Прибыла почти вся Портовая Мафия, кроме Элис, наверно. Чуя, кажется, рад его видеть, и Акутагаве приходиться отпустить свои обиды.       Бар уже заполнен и еще больше расплывается в глазах после пары чашек саке. Все идет лучше, чем ожидалось — люди заводят разговоры с новоприбывшим. Это даже не похоже на реальность.       — Чуя всегда спорит и зарекается не пить, но никогда не сдерживает обещание. — объясняет Рюноске Тачихара. Услышав реплику, Накахара мгновенно реагирует:       — Я никогда не пью столько, как вы, свиньи, так что заткнитесь!       — А все потому, что тебе достаточно одного бокала, чтобы вдоволь нахлестаться. — вставляет Дазай.       Он прав, Чуя уже в сильном опьянении. В то же время сознание самого Акутагавы постепенно темнеет, его реакция замедляется. В конце концов, раньше он никогда не употреблял алкоголь, неудивительно, что так скоро ударило в голову.       — Кстати говоря, этот ублюдок сюда обычно не приходит, — наклоняясь к Акутагаве через стол, Чуя показывает на Дазая. — Может быть, он специально пришел, чтобы посмотреть на тебя.       Даже находясь в нетрезвом состоянии, этот шляпный энтузиаст, кажется, что-то понимает. От этого замечания лицо юноши заливает румянцем, а внутри расплывается какая-то особая теплота.       — Вы так думаете? — Акутагава быстро закрывает рот ладонями, осознавая насколько жалко это звучит.       Чуя улыбается и подмигивает ему. *       Прошел лишь час, а большая часть Мафии уже настолько пьяна, что даже не может пошевелиться. Акутагаве плохо, ему хочется домой, но он не доверяет своей способности сделать это за него. Он не понимает, что делает; самоконтроль полностью покинул Рюноске. Темно, лишь одни они остались в баре. Полагаясь на свои инстинкты, он приподнимается с такой же трудностью, как и после изнуряющей тренировки. Все вокруг спят или в валяются в пьяном обмороке.       А еще здесь Дазай, который или хорошо воспринимает алкоголь, или же просто не пил так много, как другие. Он разглагольствует о чем-то с Чуей, который развалился на столе с еле живым выражением лица. Видимо, он разговаривает со стеной.       Акутагава с трудом плетется к ним двоим, и Дазай устремляет на него удивленный взгляд.       —Дазай-сан, знаете… — он громко выговаривает слова; учитель жестикулирует быть потише. Остаток фразы звучит в более тихом тоне.       — Я бы умер с вами.       На мгновение откровенно пялясь на ученика, Дазай издает фырканье, которое постепенно перерастает в смешки. Акутагава слишком пьян, чтобы понять реакцию и полностью проанализировать ее, как он делает абсолютно со всем.       —Ну же, ну же, — наконец говорит мужчина. — Так дело не пойдет. Во-первых, я бы не подобрал тебя, если бы не хотел, чтобы жил.       — Я все равно не такой уж и ценный. — следует ответ, дополненный подавленным смешком. — И я правда хочу.       — Потратить все эти попытки и тренировки впустую? — Потратить себя впустую, разве это не хуже?       Дазай тяжело вздыхает. Он делает это, будучи более сдержанным, чем обычно.       — Акутагава, давай не будем об этом. Серьезно. *       Иногда Акутагава выбирается наружу на выходных. Ему нравится гулять под цветущими вишнями, сидеть на крышах или в глубине заброшенных парков, или же попросту бродить вокруг. Не сегодня. Ему ничего не хочется делать. За последние два дня он почти ничего не ел, он даже не может понять причину.       Два дня назад у него было первое похмелье и, мягко говоря, это ему не понравилось. Можно подумать, что обычно он более устойчив к физическим мучениям, но, на самом деле, его состояние здоровья, залитое алкоголем, протащило юношу через самый настоящий ад. Воспоминания о разговоре с Дазаем тоже не помогают.       Несколько раз Акутагаву вырвало; через некоторое время он потерял счет. Еще он начал откашливать кровь, но больше не был удивлен. Его самочувствие было настолько отвратительным, что он вновь взял двухдневный выходной, и, разумеется, был не очень-то доволен этим.       Как бы странно не звучало, мнение Дазая перестало что-то значить лишь из-за одной вещи: Акутагава не сумел набраться смелости, чтобы посмотреть на него; и еще из-за одной: своим пьяным идиотизмом он навсегда разрушил их связь и прекрасно знает это. Юноша чувствует, что сейчас даже мысли о его наставнике будут для него оскорблением.       Только сейчас, более спокойный, но и более апатичный, он способен вспомнить и предугадать, что последует дальше. Наверняка они возвратятся к дальнейшим тренировкам и все вновь придет в норму. Это был инцидент, единичный случай. Акутагава допивает чай, сделанный второпях перед всей случившийся катастрофой.       Рюноске все еще приходится ходить в нескольких слоях одежды из-за лихорадки.       Он ложится на кровать. Все равно, умирать с ним было бы прекрасно. Он ворочается, чувствуя, как по всем внутренностям, по коже, по глазам пробегает раздражение. Неужели, я даже не ценен для смерти? Он чувствует, как это наступает. Он больше не может это остановить. Он заранее вытирает глаза, словно бы это поможет. Бесполезно.       Его пальцы впиваются в простыню, пытаясь высвободить давление. Тяжесть в груди так и не проходит, как бы он не хватался за тело; и он, наверное, выглядит так безобразно жалко, и зеркало все еще здесь, и Кое-была права, и есть миллион причин, почему он такой ничтожный, и-       Акутагава горько плачет, слезы градом катятся по щекам. Его глаза были наполнены ими лишь раз или два в жизни, но это никогда не доходило до рыданий, и сейчас чувствуется так свободно и в то же время отвратительно. Потоки на его лице и не намерены останавливаться, несмотря на то, как отчаянно он старается зажмурить глаза и взять себя в руки. Акутагаве кажется странным, что после довольно продолжительного плача нагнетающая тревога словно бы немного пропала, точно городские, умытые дождем. Несмотря на то, что источник его страданий мерзок и бессмертен, непристойность, то, что он презирает, то, против чего он восстал, эта боль кажется ему абсолютно чистейшей.       Он не знает, как назвать эту эмоцию, но уверен, что чувствует слишком много.