We're only humans

*** Ничего не случилось. Ровным счётом ничего. Шерринфорд остался в прошлом, как и вымученное, изломанное, издевательское признание в любви, у которого не было и не могло быть продолжения. Шерлок действительно пытался связаться с Молли: он так хотел объясниться и объяснить, попросить прощения в очередной раз. Но сейчас все было иначе. Ни на одно его сообщение она не ответила, а телефонные звонки сбрасывались до тех пор, пока в один прекрасный день абонент не стал окончательно недоступен. Молли не уволилась, не продала квартиру. Она просто взяла отпуск без содержания на неограниченный срок и уехала из города. Узнать место её нахождения не составило бы для братьев Холмс труда, но у Шерлока внезапно проснулась совесть: Молли не хотела его видеть - и он уважал это решение, хотя и был им раздавлен. Тем не менее жизнь шла своим чередом, у него было много срочных дел, в том числе новые обязанности миротворца. Их семью настиг кризис и, как ни странно, именно Шерлок стал проводником к воссоединению, примирению и принятию. Два месяца ушло на попытки выйти на контакт с Эвр и ещё столько же - на формирование семейной традиции "субботников" в самой охраняемой тюремной камере Британии. Они никогда не были нормальными - ни один из них. Но настало время вспомнить, что семья - это ценность, ответственность, единство. И Холмсам удалось одновременно сделать шаги навстречу друг другу. Вторым пунктом была работа: Шерлок ни на секунду не забывал о своём призвании и, восстанавливая квартиру на Бейкер Стрит после взрыва, умудрялся параллельно заниматься несколькими делами сразу. Джон ненадолго покинул его вместе с Рози, отправившись примиряться со своей сестрой в порыве сентиментальных чувств, открывшихся после произошедшего с ними в Шерринфорде. Шерлок прекрасно понимал, что доктору нужно прийти в себя и нашёл в себе силы не особенно раздражающе ворчать, отпуская своего верного соратника в заслуженный отпуск. Как оказалось, отдых был нужен не только Джону Ватсону: Майкрофт впервые за долгие годы работы официально взял "отгулы" и направился на несколько дней в родительский дом, а потом исчез в неизвестном направлении ещё на две недели. Шерлок подозревал, что его брат, наконец, принял приглашение выпить от леди Смолвуд и, как истинный адепт пафосных перфомансов, скорее всего сделал это где-нибудь в Доминикане, отправив за дамой сердца частный самолёт. Именно так он объяснял ровный загар и совсем молодой блеск в глазах брата, когда тот, наконец, изволил явиться на семейный сбор в обиталище Эвр, но, как ни странно, ни слова не сказал Майкрофту о своих соображениях на его счёт. Они все учились быть просто людьми. И все же каждый раз, заходя в Бартс, Шерлок не мог избавиться от ощущения фантомного присутствия Молли в его стенах. Перед глазами упрямо возникал её образ: сосредоточенное выражение лица, чуть нахмуренные брови, волосы, убранные в хвост или косу, руки в голубых латексных перчатках, с ювелирной точностью выполняющие свою работу, а потом - её смущённая улыбка, нервный смех, неловкие попытки флирта и плохо скрываемое разочарование после очередного фиаско. Как порой он был с ней жесток и несправедлив, пытаясь доказать самому себе, что присутствие девушки его совсем не волнует и интерес к ней - не более, чем сбой в системе, баг, который он без труда сможет устранить и восстановить свою операционную систему до "заводских аутентичных настроек". Не так давно Шерлок узнал, что его "заводские настройки" были совсем иными и больше не собирался игнорировать свою эмоциональную сторону. Увы, проверить это на практике в полном объеме он так и не смог, ведь объект его романтического интереса не пожелал предоставить такую возможность. На фоне принятия в себе чувств к Молли Хупер Шерлок также осознал, что переписка, которую он в вялотекущем режиме поддерживал с небезызвестной Ирен Адлер, была лишь очередной попыткой уйти от очевидного, между глубокой привязанностью и сексуальным влечением выбирая второе. Впрочем, в этом не было ничего удивительного и уж тем более неординарного: судя по Джону и другим знакомым ему мужчинам, эта схема была весьма популярна в мире обычных людей. Бегство от любви как стратегия выживания - вполне себе бич эпохи. В очередной раз Шерлок Холмс, не подозревая об этом, оказался во власти клише. С момента отъезда Молли прошло уже пять месяцев и, терзаемый беспокойством и желанием вновь попытаться хотя бы поговорить с ней об "эмоциональном контексте", детектив готов был наплевать на уважение выбора и личного пространства, отправившись на поиски. Именно так он бы и поступил, если бы на пороге дома 221В по Бейкер Стрит не появился мужчина, открывший Шерлоку дверь в его будущее. - Добрый день, мистер Холмс. Меня зовут Гарретт Келли, я душеприказчик миссис Кэтрин Дэрвилы Бэрк. Она скончалась накануне утром. По её указанию я прибыл в Лондон, чтобы сопроводить вас на похороны. Они состоятся завтра в полдень. *** Молли отправилась к Кэт не сразу. Просто не могла появиться там в таком состоянии. После звонка Шерлока она поняла, что больше не выдержит, и, собравшись за полчаса, уже с чемоданами заехала в Бартс, чтобы сообщить о своём решении взять отпуск без сохранения заработной платы на неопределённый срок. Как ни странно, задавать лишних бестактных вопросов никто не стал - очевидно, выражение её лица было красноречивее любых объяснений. Ещё через два часа Молли была в Хитроу и наугад выбрала рейс в Париж. Пожалуй, это была насмешка судьбы: девушка с разбитым сердцем летит в город романтических надежд. Дожидаясь посадки, она забронировала апартаменты на Монмартре, неожиданно решив потратить свои тщательно оберегаемые от необдуманных трат сбережения на красивую жизнь. В конце-то концов, что она видела за эти годы, кроме Шерлока, обращающегося с ней как с домашним питомцем? Он не отвечал на её чувства, но в то же время и не давал строить отношения с другими мужчинами. Единственная ночь, проведённая ими в Ирландии, все ещё не потеряла своих красок в голове Молли, но могла ли она стоить таких страданий? Когда Шерлок вернулся в Лондон и обнаружил, что она помолвлена, ему даже не пришлось ничего делать - достаточно было изумлённого взгляда на "ряженого жениха", чтобы спустя два месяца во время свадьбы Джона Ватсона несостоявшаяся миссис Беррингтон бросила Тома прямо на танцполе. Окрылённая беспочвенными надеждами, Молли совершила самый романтичный поступок в жизни - сбежала в Голуэй и намекнула Шерлоку, что не прочь повторить их маленькое приключение. Однако он так ничего и не ответил. А когда она вернулась спустя две недели, детектив был погружён в новое дело настолько, что решил рискнуть здоровьем и в очередной раз подсесть на наркотики, ошиваясь в вонючем притоне с опустившимися джанки. Её злые пощечины он принял как данность, не преминув заметить, что помолвка расторгнута и отсутствие кольца спасло его от шрамов на лице. А дальше становилось все хуже и хуже - день за днём: убийство Магнуссона, смерть Мэри, на этот раз настоящая наркотическая зависимость, едва не загнавшая Шерлока в могилу. Когда он попросил Молли приехать на неотложке и провести обследование, она впервые увидела его под кайфом. За закрытыми дверями кареты скорой помощи он попытался поцеловать её, но в ответ получил очередную пощёчину. Однако же спустя час все это не имело значения: анализы говорили о том, что если Шерлок не остановится, через две-три недели откажут его сердце и почки. Он мог умереть. Он сознательно убивал себя. Этого Молли не могла вынести, но не могла и помешать. У неё не было ни времени, ни возможности попытаться поговорить с Шерлоком, вразумить его, помочь. Отправляясь на очередное дело в компании Джона и странного неприятного мужчины, чьё лицо украшало добрую половину рекламных щитов Лондона и вещало что-то с экранов телевизора каждую пятницу в праймтайм, все ещё горячо любимый мужчина подарил ей взгляд, который - отчего-то - обещал вернуться с войны. И он вернулся. Но для Молли Хупер в жизни Шерлока Холмса по-прежнему не было места. Осознавая, что впадает в тяжелую форму депрессии, она не могла этому сопротивляться, мучаясь от ночных кошмаров или бессонницы, избегая любых контактов с объектом своей болезненной привязанности и медленно погружаясь во тьму безысходности. И вот - его телефонный звонок. Последняя капля. Чемоданы уже отправлены в багаж, посадочный талон получен, все надежды окончательно и бесповоротно утрачены, вместе с саднящей тупой болью разбитого сердца принёсшие облегчение. В Париже Молли провела неожиданно прекрасные пять недель. Впервые она побывала тут ребёнком, а после несколько раз приезжала на научные конференции и курсы повышения квалификации. Но на этот раз город открылся ей совершенно иным - именно таким, каким описывали его в романах, песнях и фильмах. Возможно, это было эффектом Монмартра, а возможно - эффектом Шерлока, ушедшего в прошлое, но мисс Молли Хупер наслаждалась каждым мгновением, проводя время в бесконечных прогулках по обоим берегам Сены, завтраках и ужинах в очаровательных ресторанчиках, посещая музеи, театры, оперу, выставки и даже бутики и салоны красоты. Её волосы теперь имели более ярко выраженный рыжий оттенок и здоровый блеск, цвет лица был нормальным благодаря ежевечерним возлияниям прекрасного вина и - следовательно - полноценному сну, а также усилиям косметолога и визажиста, подобравшего для Молли наиболее подходящий вид макияжа и набор декоративной косметики. Чувствуя себя значительно более привлекательной, она решила не останавливаться на достигнутом и штурмом взяла "Лафайетт", потратив приличную сумму на доселе презираемую брендовую одежду и обувь. Выгуливать новый образ в Париже было приятно, тут хотелось соответствовать окружающему тебя великолепию. Окончательно расправившись с сопротивлением, оказываемым прежней Молли, она даже познакомилась с симпатичным парнем и пошла с ним на свидание, но тут потерпела поражение, весь вечер отгоняя от себя ассоциации с шарфом и пальто, а когда спутник попытался её поцеловать, вырвалась и сбежала, как девчонка, разрыдавшись прямо в подъезде дома, в лучших традициях драматических истерик сползая по стене на пол. В конце пятой недели Молли всерьёз думала о том, чтобы устроиться на работу в Париже и перебраться сюда насовсем. С уровнем её квалификации и более чем приличным французским такой манёвр был более чем реален. Но во время очередной послеобеденной прогулки зазвонил её телефон: это была миссис Торнбак из Голуэя, соседка Кэт, которая сообщила, что бабушку увезли на скорой в больницу с переломом шейки бедра. В панике собирая чемоданы, она предупредила хозяйку квартиры, что съедет раньше срока и уже готова была мчаться в аэропорт, как вдруг раздался настойчивый стук в дверь. Первой шальной мыслью пронеслось "Шерлок", но человек на пороге удивил её ещё больше: это был его брат Майкрофт. - Мисс Хупер, вы позволите? - Чему обязана? Простите, я... Тороплюсь. Мне нужно в аэропорт. - Я отвезу вас. Мы можем поговорить по дороге? Спустя десять минут, они мчались в аэропорт имени Шарля де Голля в неизменном ягуаре. Дождавшись, пока Молли немного успокоится, Майкрофт осторожно начал разговор, ради которого оказался в Париже: - Молли, я знаю, что вы думаете о Шерлоке. - Я больше не думаю о нем. - Не лгите - хотя бы себе самой. Все случившееся было несколько сложнее, чем вы можете себе представить. Тот звонок... - Откуда вы об этом знаете? - Я был там. Стоял рядом с Шерлоком. Вы были у нас на мониторах с камер видеонаблюдения. - Что? Что ещё за шутки? Я действительно была подопытным кроликом? - Прошу, дайте мне возможность все вам объяснить. Оставшиеся сорок минут дороги Майкрофт детально описал сложившуюся ситуацию, с осторожностью наблюдая за реакцией Молли. Она была в шоке. Переживания за бабушку усиливались той правдой, что он поведал о телефонном звонке, разбившем сердце Молли Хупер. - Вы должны знать, что Шерлок... Он не был нечестен с вами. - О чем вы говорите? - О его признании. - С чего бы мне вам верить? Факты говорят обратное. - Я стоял с ним рядом. После того, как все закончилось и мы должны были направиться в следующий этап квеста, Шерлок руками разбил гроб. В щепки. Я никогда не видел его таким. И это была реакция на вас, на опасность, которая вам угрожала. Прошу вас, дайте ему шанс все объяснить. - Но зачем это нужно вам? - Он мой брат. И он спас мне жизнь. А я хочу спасти его. *** В доме Кэт ничего не изменилось с тех пор, как Молли была тут в последний раз. Ей чудилось, будто бабушка сейчас войдёт в гостиную и пошутит по поводу её нелепой прически или очередного наряда, далёкого от канона элегантного изящества, поправит свою безупречную причёску перед зеркалом, нальёт стаканчик бренди и примется травить байки про братьев. Ей было девяносто два года. И она упала, танцуя в доме своего друга требл рил. Перелом шейки бедра в таком возрасте - это приговор, Молли хорошо это понимала и не питала иллюзий. Однако и тут Кэт удивила всех: через два месяца после травмы она встала с постели и начала передвигаться по дому с ходунками, требуя каждое утро наряжать её и делать причёску. Любимая внучка исправно выполняла это требование, а также и другое: каждые выходные она возила бабушку на прогулку к морю, оставляла коляску у берега и давала ей возможность побыть одной. О чем она вспоминала, о чем думала в эти часы, Молли не знала. Кэт писала что-то в своём блокноте, а иногда доставала из сумочки CHANEL стопку писем и перечитывала их, строчку за строчкой. Дважды в неделю к ним домой приезжал доктор, который не переставал удивляться силе духа и жажде жизни этой удивительной женщины, даже в преклонном возрасте сохраняющей благородную красоту и неповторимый стиль. И именно он констатировал факт её смерти. Кэт умерла спустя четыре месяца после перелома - как заключил местный патологоанатом, от разрыва аорты. Молли нашла её мертвой после похода в лавку за продуктами: в спальне звучала Мирей Матье, а рядом с покинувшей этот мир Кэтрин на прикроватном столике стояли стакан с остатками бренди и пепельница с недавно потушенной единственной сигаретой. Доктор как раз разрешил ей эти баловства раз в неделю. Сердце Кэт было здоровым. Как заключил местный патологоанатом, она умерла от разрыва сердца - вероятно, от радости, ведь на безжизненных губах застыла улыбка. В тот же вечер в доме появился тот самый душеприказчик, который передал Молли четкие инструкции её бабушки о том, как должны проходить похороны. У этого события определённо был дресс-код: Кэт перечислила допустимые бренды для гостей, приглашенных проводить её на "Остров блаженных", выбрала марку катафалка и даже сорта цветов для украшения церкви и дома. Для Молли она приготовила шикарный чёрный брючный костюм от Yves Saint Laurent, удобные туфли на каблуке от Loriblu и шляпку с вуалью от неизменного в своей шикарной классике дома CHANEL. Для поминального обеда же у Кэт была другая инструкция - классические ирландские поминки с песнями, танцами, байками, максимумом ярких нарядов в Голуэйском стиле, морем виски, бренди и другого алкоголя. "Прощальная вечеринка" уже была организована и оплачена, как и все остальные приготовления к похоронам. Молли оставалось только покориться воле бабушки и проследить за тем, чтобы все её пожелания были исполнены в точности. В день похорон прибыли кузены Молли, тетя Агна, которой так и не удалось получить прощение матери до её смерти, друзья из Франции, Италии и разных уголков Ирландии. Дом наполнился шумом. У гроба Кэт то и дело были люди, наполняющие гостиную то всхлипами, то неуместным смехом, то слишком громкими разговорами. Перед самым отъездом в церковь для проведения ритуала отпевания, Молли, наконец, заметила Шерлока. Он одним из последних вошёл в комнату прощания и одиноко стоял подле Кэт с выражением искренней печали на лице. Выглядел он при этом, как и всегда, великолепно: идеально сидящий черный брючный костюм с узкими брюками и приталенным пиджаком, белоснежная рубашка с тонким черным галстуком, дорогие часы, сияющая чистотой обувь, королевская осанка, делающая визуально ещё выше и стройнее. Она все ещё не была готова к разговору, но сбежать с похорон Кэт не представлялось возможным. Нерешительно кивнув в знак приветствия, Молли поспешила покинуть дом, чтобы дать последние указания водителю. Во время отпевания Шерлок сел прямо за ней: ей казалось, она слышит его дыхание и затылком чувствует прожигающий взгляд. Как он тут оказался? Наверняка Кэт пригласила. Пару лет назад Молли была вынуждена рассказать правду о Шерлоке, после чего бабуля хохотала и говорила, что сразу раскусила его "ирландскую маскировку". Кэт не любила англичан, но Холмс стал для неё исключением. Особенно очевидным это стало после окончания отпевания, когда Шерлок неожиданно вышел вперед и, встав рядом со священником, произнёс речь: - Добрый день. Меня зовут Шерлок Холмс. С Кэт мы знакомы не так давно, как большинство из вас, и оттого ещё более неожиданна и лестна для меня её просьба прочитать эти стихи прежде, чем мы все вместе отправимся на кладбище, где она найдёт своё последнее пристанище. Кэт любила Уильяма Батлера Йейтса, в его стихотворениях она находила отклик своей души. Выбрав именно это стихотворение, Кэт просила предварить его коротким напутствием. "Жизнь коротка. Даже если тебе сто лет. Какое значение имеют годы, если ты провёл их в тюрьме своей головы? Доверьтесь миру, открывайте свои сердца, любите до самого конца и наслаждайтесь этим. Это то, ради чего все затевалось". Когда-нибудь старушкою седой Откроешь книгу, сядешь у огня, – Мои стихи! – и вспомнишь про меня, И вспыхнет взгляд твой, нежный и живой. Ты прелестью своей в сердцах мужских Рождала бури, свет и темноту. Но кто заметил странницы мечту И скорбный лик, открывшийся на миг? В камине жар, как догоревший мост. Ты вспомнишь, как Любовь ушла в слезах И горевала высоко в горах, Лицом зарывшись в мириады звёзд. Последние строки он произнёс, глядя Молли в глаза. Во взгляде его было что-то удивительно новое, тёплое, живое. Похожее на человечность. Чуть позднее выяснилось, что, по завещанию Кэт, именно Шерлок должен был идти перед катафалком, останавливая движение на улице - до самого кладбища. Согласно ирландской традиции, это была очень важная роль - роль проводника, хранителя. Последний путь на "Остров блаженных" - это главный ритуал прощания с усопшим. И Шерлок без колебаний принял уготовленную ему роль. Перед самым погребением Молли последней подошла к гробу, чтобы в последний раз поцеловать любимую Кэт и шепнуть ей маленький секрет - именно так она делала в детстве, приезжая к бабушке на все лето и доверяя самые сокровенные свои тайны. Эта удивительная женщина вложила в Молли истинно ирландскую силу и научила стойко переносить все жизненные невзгоды. Она прожила яркую жизнь и ушла из неё, улыбаясь. Все закономерно, но смириться с этим было сложно: единственная в жизни Молли опора исчезла, растворилась в вечности, оставив воспоминания и прерогативу жить самостоятельно, бережно храня переданные ей опыт и силу рода. Едва сдерживая слезы, она стояла и смотрела, как мягкая коричневая земля принимает Кэт в свои объятия, навсегда забирая её у маленькой любимой внучки. Неожиданно кто-то взял Молли за руку. Шерлок. Он просто встал рядом - и этим жестом разделил боль утраты на двоих. Не в силах сопротивляться, она благодарно сжала его ладонь в ответ. Так они и стояли вдвоём под ирландским синим небом - пока Кэт предавали земле. - Молли, я хочу поговорить с тобой, - перед дорогой обратно в город Шерлок "поймал" её у машины для родственников. - А о чем тут говорить? - Мне есть, что сказать. Мы можем сделать это после поминального обеда? - Не уверена, что у меня есть силы и желание тебя слушать. Сегодня я разбита. - Знаю. Позволь мне разделить это с тобой. - Шерлок, не нужно. Не сейчас. А может никогда. Я должна ехать. Укрывшись в машине, Молли пыталась успокоить пустившееся вскачь сердце. Как же он влиял на неё. Непостижимо. Тело предавало её, а значит стоило держаться от Шерлока Холмса как можно дальше. Осталось пережить этот день - и сразу же обратно в Париж. Она все решила. Поминальный обед был самой отвязной вечеринкой, которую когда-либо доводилось видеть Молли. Не хватало только самой Кэт, распивающей любимый бренди и отплясывающей джигу или рил, хохочущей, олицетворяющей собой энергию жизни. Её близкий друг Дэни, с которым Кэт проводила много времени в последние годы, подошёл к Молли, держа в руках какой-то свёрток. - Молли, девочка моя, как ты? - Спасибо, стараюсь держаться. - Посмотри-ка, твои кузены, кажется, решили станцевать на стойке бара. - Кэт бы одобрила. - Это верно. Послушай, Кэт неделю назад отдала мне вот это и просила передать тебе сразу после её смерти. - Что внутри? - Не имею понятия. Строго конфиденциально! - Спасибо. Кэт умеет делать сюрпризы - даже после смерти. - Молли, мне показалось или с тем мужчиной, что произносил речь в церкви и шёл перед процессией на кладбище, тебя связывают нежные чувства? - Вам более, чем показалось. - Кэт не выбрала бы на эту роль случайного человека. А ты перестань скрывать очевидное: вы смотрите друг на друга уже несколько часов. Этому господину явно нечего тут делать - кроме как ждать, пока ты, наконец, дашь ему возможность извиниться. Молли, послушай меня, девочка. Мы все - только лишь люди. Мы совершаем ошибки. Прости его, освободи своё сердце. Судя по его взгляду, он любит тебя. Кэт это точно знала. Моя маленькая хитрая девчонка! Я буду очень сильно по ней скучать. Пойду-ка я обновлю свой стакан. Кстати, сестры МакОнэлл ворчат, что кончилось вино. Не посмотришь в кладовке пару бутылок? - Да, конечно, Дэни. Сейчас схожу. Прижимая к груди свёрток и заставляя себя не смотреть на Шерлока, переодетого в джинсы и красную клетчатую рубашку, Молли поспешила выполнить просьбу Дэни и отправилась в кладовку - скорее, чтобы уединиться, чем искать вино для ворчливых подруг своей бабушки. Включив свет, она присела на старый покосившийся стул и развернула свёрток, переданный ей Дэни. В нем были письма. Много писем. Судя по цвету и запаху бумаги, а также потускневшим чернилам, письмам этим было очень много лет. Первое было датировано 1942 и пришло с фронта. "Моя милая Кэт! Пишу тебе из Египта: меня распределили сюда в числе восьмисот солдат с особыми боевыми навыками. Нам предстоит продолжить сражение с итало-немецкими войсками, продвигаясь в Эфиопию. Здесь мучительно жарко, продуктов питания и воды не хватает - попить удаётся раз в несколько часов, два-три небольших глотка, чтобы не умереть от обезвоживания. Мучаясь от жары по ночам в душной палатке в компании ещё трёх человек, я спасаюсь лишь мыслями о тебе, любимая. Я вспоминаю нашу первую встречу на скачках. Как сурова ты тогда была со мной и как зол я был на тебя, не осознавая ещё, как сильно и безвозвратно влюбился в твои синие глаза. Помнишь, как называла меня подлым захватчиком и поработителем свободного ирландского народа? Как отказывалась продать мне лошадь? А потом я ходил за тобой по всей ярмарке и намеренно не давал продать твоего Красавчика кому-то ещё, распуская слухи о его мнимой генетической болезни. Спустя неделю я встретил тебя у рыбной лавки и решился пригласить на свидание, а ты плеснула мне в лицо водой из ведра, в котором плавали скумбрии. Я пах рыбой ещё пару дней наверняка. И только с третьего раза, когда я спас тебя от тех пьяных идиотов, ты согласилась на прогулку по Аббатству Кайлмор. Кэт, милая моя Кэт, как жаль, что у нас с тобой было лишь две недели. И как хочется мне верить, что война не заберёт меня и жизнь даст нам шанс соединить свои судьбы. И ты тоже верь, любимая. Верь в меня - и я вернусь к тебе целым и невредимым. 17 января, 1942 года, С любовью, Кристофер Мур" В этом свертке было ещё порядка двадцати писем возлюбленного Кэт, в котором он рассказывал об ужасах войны, критиковал политику Черчилля и военную стратегию генерала Уэйвелла, рассуждал о жестокой бессмысленности сражений, в которых ему доводилось участвовать. В конце 1944 его и его взвод перебросили во Францию для осуществления освободительной миссии под эгидой англо-американского союза. Конец войны был по-настоящему близок и в последнем своём письме Кристофер писал, что чувствует приближение финала. Он подробно описывал свои мечты об их скорой свадьбе и обещал выкрасть её, если отец Кэт будет против союза с английским офицером. Однако через три месяца, в январе 1945 года, Кэтрин получила письмо от полковника Уильяма Эванса, в котором тот с прискорбием сообщал, что капитан Кристофер Оливер Мур был убит в сражении под Дрезденом и получил звание героя войны посмертно. К письму он приложил фото, которое Кристофер носил с собой ежедневно: на нем Кэтрин и он были случайно запечатлены фотографом Голуэйских скачек. Оба они имели вид воинственный, но заинтересованный. Сам же Кристофер оказался удивительным образом похож на Шерлока, разве что волосы по английской моде того времени гладко зачесывал назад. В этом же свертке было и письмо от Кэт, адресованное Молли. "Моя маленькая мисс Молли! Я знаю, что сердце твоё разбито. Любовь - это страшная пытка, но без неё мы умираем ещё при жизни, мучаясь от бессмысленности и скепсиса. Таков и твой возлюбленный. Не дай ему сбежать, Молли. Он предназначен тебе, а ты - ему. Помоги ему сохранить свою жизнь и дай себе возможность быть счастливой. Я любила одного и того же мужчину до конца дней, увы, судьба подарила нам так мало времени. Но память о нем я пронесла так далеко, как только могла. У нас не так уж много дней и минут, как может показаться. Не дай времени убежать от тебя, не страшись снова оказаться разбитой и покинутой. Оно того стоит. Люби всем сердцем, милая моя девочка. И ничего не бойся. Я люблю тебя. Твоя Кэт" Слезы, наконец, прорвались наружу и Молли разрыдалась, прижимая к груди последние слова, адресованные ей бабушкой. Кэт завещала любить. Даже с разбитым сердцем. Дверь скрипнула - и в приглушённом мутном свете кладовки появился Шерлок. - Молли, с тобой все в порядке? Ты зашла сюда больше сорока минут назад, я начал беспокоиться... Ты плачешь? Она не могла сказать ни слова - только смотреть на него, пытаясь успокоиться и осушить слезы, но выходило скверно. Шерлок опустился перед ней, сложив руки прямо на её коленях и обхватив ими маленькие ледяные ладошки, и, пользуясь моментом, наконец произнёс то, что давно должен был: - Молли, я люблю тебя. Это правда. Я не буду больше бежать от неё. Не буду бежать от тебя. Обещаю. Прости меня и дай нам ещё один шанс. Ты - женщина моей жизни. Ты очень нужна мне, Молли. Прошу, не отвергай меня. Прошу. Уткнувшись головой в живот Молли, Шерлок замер в ожидании её вердикта. Вместо ответа она запустила в его кудри пальцы и, с наслаждением перебирая их, прошептала: - Будем жить, Шерлок. Мы всего лишь люди.