"Никого не будет в доме..."

Никого не будет в доме, Кроме сумерек. Один Зимний день в сквозном проеме Не задернутых гардин. Сидеть в полутемной комнате, подсвеченной одной лишь настольной лампой, и ждать Тодда стало новым любимым и в то же время нелюбимым занятием Дирка. Несмотря на то, что Бротцман приходил всегда, какие бы несвязанные между собой форс-мажорные обстоятельства не подкидывала ему эта глупая Вселенная, все равнокакая-то часть мозга, какой-то самый потаенный уголок сознания детектива постоянно параноидально выбрасывал в сознание тягучую надоедливую мысль о том, что, возможно, в этот раз Тодд не придет. Дирк нервно улыбается и откладывает в сторону книгу, которую он пытался читать, чтобы отвлечь себя от раздумий. Раньше он и подумать не мог, что когда-нибудь он будет так трепетно ждать кого-то. Он и подумать не мог, что когда-нибудь в его жизни появится человек, которого он сможет возвысить и силой собственной мысли поставить на воображаемый пьедестал, и что затем, как по волшебству, преобразятся в его сознании самые обычные вещи. Он окидывает взглядом комнату - на стул небрежно накинута куртка, та самая знаменитая многострадальная куртка Тодда с надписью «Мексиканские похороны». Дирк в точности помнит, как тот забыл ее сегодня с утра, когда торопился на свою новую, уже пятую по счету, работу за этот месяц. Тодд никогда не может пустить все на самотек, ему всегда нужно твердо стоять на ногах, он не может просто сидеть и ждать того момента, когда появится новое дело. Именно поэтому детектив так боится, что когда-нибудь, Тодд просто найдет что-то, что будет увлекать его больше, чем их сумасшедшие приключения и больше не придет. Дирк никогда не обращает внимания на детали, но приглядываясь получше, он отчетливо видит все то, что напоминает ему о Тодде. Вот на комоде, с перекосившимися ящиками, которые так раздражают Бротцмана, когда он судорожно пытается собраться по утрам, лежит книга - какой-то совершенно дурацкий бульварный роман, купленный в книжном магазине через дорогу. Детектив вспоминает, как Тодд читал его вчера вечером, и как он загнул страницу на пятидесятой третьей странице, потому что в тот момент хотел доказать Дирку, что метод дедукции действительно работает. Глупый роман вдруг становится вовсе не тем, чем был до этого. Словно какой-то волшебный луч от падающей звезды наполняет его особым, ценным и понятным только одному Дирку смыслом. Или, например, билеты в кино, коричневые от кофе, которое пролил на них неуклюжий Джентли, вдруг становятся чем-то большим, чем просто двумя смятыми бумажками. Ведь эти билеты Бротцман купил сам, в качестве сюрприза, чтобы поднять Дирку настроение. В кино, они правда так и не сходили, но настроение было поднято. Можно бы было бесконечно долго продолжать перечислять то количество маленьких, совершенно незначительных деталей — от сломанного плеера до отвалившейся ручки шкафа, которые напоминали Дирку о Тодде. Все в комнате напоминало о нем. Хотелось спрятаться, накрыться одеялом, чтобы не видеть этого всего. Ведь вдруг сегодня Тодд не придет? Вдруг...вдруг....вдруг....Джентли закрывает лицо руками и вздыхает. Стрелка на часах переваливает за девять вечера. Он встает и идет на кухню, чтобы заварить себе чаю. Выключатель щелкает непростительно громко в этой переполненной тишиной квартире. На холодильнике висит их совместная фотография с новогодней вечеринки, которую устраивала Аманда. На ней Тодд широко и немного безумно улыбается, а Дирк в невообразимой позе закидывает на него ногу, пытаясь станцевать с ним какой-то канкан. Он вспоминает, как в ту ночь был так сильно пьян, что каждую минуту признавался Тодду в любви, а тот прерывал эти потоки нежных излияний поцелуями. Наутро они проснулись в ванной и на Бротцмане была одежда Дирка, а тот был в футболке Тодда и почему-то с одним носком на ноге, синяком на коленке и розовым пластырем на лбу. Детектив улыбается, вспоминая это. Вскипает чайник. Он заваривает чай, бездумно глядя в окно на все тот же унылый, серый и знакомый до тошноты пейзаж - крыши домов, покрытые тонким слоем снега. Только белых мокрых комьев Быстрый промельк моховой, Только крыши, снег, и, кроме Крыш и снега, никого. Дирк оставляет чайный пакетик на столе и идет обратно в комнату, на кресло, где кутается в большой желтый плед, ведь вчера под этим пледом всю ночь спал Тодд и он все еще пахнет им. Это создает иллюзию, что Бротцман рядом. Дирк вдруг начинает вспоминать, как началась вся эта жизнь. Вспоминает, как прошлой осенью Тодд взял и переехал к нему. Вот так просто, не спрашивая, пришел вечером и больше не ушел. Дирк, который не привык жить с кем-то в квартире, был ошарашен. Он был безумно влюблен в Тодда и постоянно чувствовал себя смущенно, что делало его еще более неуклюжим, пока однажды вечером он не разбил бокал с вином, которое они пили с Тоддом в честь удачно завершенного дела. Пытаясь собрать осколки, Дирк поранился и Тодду пришлось заклеивать раны розовыми пластырями. Вот тогда-то он его и поцеловал. У их первого поцелуя был вкус вина. И опять зачертит иней, И опять завертит мной Прошлогоднее унынье И дела зимы иной. Потом Дирк вспоминает, как неделю ходил невероятно смущенный после поцелуя, а потом произошла большая ссора из-за маленького пустяка. В итоге Тодд ушел, но потом вернулся, разбудив детектива и всех соседей громкими серенадами под электрогитару в три часа ночи. Дирк вспоминает, что перед тем как смущенно зайти под недовольную ругань соседей домой, Тодд выкурил ровно две сигареты. Поэтому у их первого раза был вкус ментоловых сигарет. Стрелка часов переваливает за одиннадцать. И опять кольнут доныне Не отпущенной виной, И окно по крестовине Сдавит голод дровяной. Тишину в квартире прерывает лишь размеренное дыхание Дирка. Незаметно для себя он засыпает. Желтый луч уличного фонаря просачивается через мутное окно и проем гардин, и, рассекая комнату, ласково ложится на лицо детективу, уснувшему с чашкой чая в руках. Но нежданно по портьере Пробежит сомненья дрожь,- Тишину шагами меря. Ты, как будущность, войдешь. Тихо лязгает замок входной двери и в темную квартиру входит Тодд. На нем белая рубашка Дирка, которую он одолжил сегодня утром, так как все его рубашки были случайно перекрашены в розовый, когда Дирк постирал их со своими красными носками. Он заходит на кухню, не включая света, ведь тогда выключатель непростительно громко щелкнет. Бротцман устало вздыхает, убирая брошенный чайный пакетик, оставленный Дирком. Он открывает дверь холодильника и бессознательно улыбается, глядя на их совместную фотографию. В холодильнике как всегда пусто. Закатив глаза, он мысленно делает пометку у себя в голове заскочить завтра в магазин. И вот, наконец-то Тодд заглядывает в комнату, где спит Дирк. Тихо скрипит дверь. Ты появишься из двери В чем-то белом, без причуд, В чем-то, впрямь из тех материй, Из которых хлопья шьют. Тодд аккуратно забирает кружку из рук Дирка, берет его на руки и перекладывает на кровать. Тот бурчит что-то себе под нос, но не просыпается. Бротцман ложится рядом, так и не снимая одежды, и нежно прижимает его к себе. Нахмурившийся во сне Дирк, наконец-то расслабляется и утыкается носом в шею Тодда. И вдруг все кусочки этой разрозненной, ужасной, глупой и чертовски несправедливой Вселенной вдруг складываются воедино. Складываются так, как надо. А стрелка часов переваливает за полночь.