Почти что «Британская Энциклопедия» современного сленга

«очаровательная первая встреча»; классическое до оскомины начало большинства романтических комедий

      Майк не был из тех, кто с лёгкостью может рассказать любому встречному-поперечному тысячу и одну историю, как завести полезное знакомство. Да что там полезное: тут при обычном, рядовом рукопожатии он частенько чувствовал себя как человек, которому основательно так зарядили кулаком под дых.       Лишь двое его... Майку всегда было сложно понять, в какой момент человек из знакомого становится приятелем, а затем — но необязательно — другом. Теперь, после стольких лет, неловких ситуаций и пропущенных (иногда мимо рта) кружек, он, наверное, всё же мог назвать этих двоих друзьями (хотя то, кем они приходились друг другу, не описывалось ни одним известным Майку термином).       Так вот, возвращаясь к нашим баранам. Лишь двое из... дружеского круга Майка Стамфорда могли сказать, что знакомство с этим самым Майком Стамфордом стоило им минимума нервных клеток и в итоге привело к образованию самого знаменитого дуэта на памяти того самого... Ну вы поняли.       Майка Стесняшки Стамфорда.       Прозвище, собственно, придумал один из этих самых... друзей. Тот, который однажды посмотрел на Майка через влажные от смеха ресницы, сморгнул, сморгнул ещё раз, понял, что частое моргание не решает проблемы наркотического тумана, явно застилающего его знаменитый по всей округе «третий глаз», и вернулся к тому агрегатному состоянию, из которого его появление Майка и вырвало. Заржал как конь то есть. Вновь — до слёз и счастливой икоты. Как смеются в компании самых закадычнейших из собутыльников (или по дороге на эшафот, которая и собутыльников не выбрасывает из уравнения, как впоследствии очень трезвым голосом заметил весельчак).       Майка предупреждали, что чувак с приветом. Ещё говорили, что харизма плещет из него, как... Плещет, в общем, через край, то и дело переливаясь и обрызгивая всех, кто не успел увернуться.       Майк и не успел. Слишком заразительным был смех, слишком смелыми — суждения, и слишком гипнотическим — взгляд глаз, то и дело меняющих оттенок.       Второго он увидел в аудитории. Ну как увидел: сперва был голос, потом — слово, потом пошло-поехало-заискрило. Вечером пришлось сесть и переписать все вводные лекции вверенных ему курсов. Цитология и биохимия токсинов на следующий год стали фаворитами студентов — к нему перебегали целыми группами, что у некоторых коллег вызывало облегчённые вздохи, у других же — совсем не облегчённую зависть. Майк же лелеял нежные воспоминания о кумире и продолжал трудиться как не в себя.       В конце первого семестра его едва выпустили из плотного кольца любопытствующих студентов (большинство — девушки самого цветущего возраста, вгоняющие Майка во всю большую краску по мере своего к нему приближения). Впрочем, вызволение из интеллектуального и физического плена больше походило на рейдерский захват, причём с посягательством на деловую репутацию. Потому что сопровождалось недвусмысленным намёком, что у преподавателя несколько другие планы на пятничный вечер, чем многим тут кажется.       Майк бы провалился сквозь землю — если бы в тот момент хотя бы чувствовал её под своими ногами.       — Это... неслыханно! — внутренне мечась от ужаса к восхищению, от негодования к потребности опуститься на колени перед божеством (чисто молитвенный экстаз, ничего приземлённого), выдал Майк пятью минутами позже, когда ему вручили его же тренч. — Вы... да как вы смеете!       — Давайте не будем начинать прямо здесь. Право слово, на виду у всех... В ответ на многозначительный взгляд в глубину вестибюля, переходящего в лестницу (там, как в фильмах про лемуров, светилась не одна и не две пары глаз), захотелось взвыть.       — Ладно. Выйдем.       И да. Естественно. Ему заботливо распахнули дверь. Майк зажмурился, стараясь не думать о том, как замерцала гирлянда огоньков позади, и шагнул в этот опасный мир, где любой человек может стать жертвой жестокого розыгрыша. Хорошо, что не с переодеванием.       — Я оценил ваше восхищение. Мало у кого оно выражается столь продуктивным способом.       — А?       — Вы переписали лекции. Полгода назад декан просил меня согласовать вашу программу, так что я в курсе, как выглядел оригинал. Огромная работа. Приятно быть причастным.       — Да как вы...       — Смеете? Повторяетесь.       — Как вы догадались...       — О, это не так сложно, как многие считают. К тому же вы словно бы не можете держать эмоции под контролем. Всё на лице написано. Знаете, общение с вами сродни релаксации. Ни малейшего напряжения.       Если это была форма комплимента, то Майк её не понял. Хорошая новость в том, что, если это была форма оскорбления, Майк не понял и его.       — У вас случайно нет никого на примете?       — Что?       — Я бы не отказался от компаньона.       — Да как вы...       — Господи, как вы прелестно прямолинейны.       — Меня сейчас стошнит.       — Я думал, я вам нравлюсь.       — Не до такой же степени, чтобы съезжаться!       — О, нет, я вам не предлагаю. Точнее, предлагаю, но не вам. Полагаю, после нашего маленького спектакля известие о том, что мы живём вместе, воспримут весьма однозначным образом.       — Сука!       — Кастрированный кобель, насколько я вижу, — меланхолично протянул его визами, приподняв одну бровь. — И, предвосхищая следующее ваше предложение, — нет, мои запросы он не удовлетворит.       На этом моменте Майк взвыл вслух. Впервые за вечер. Тогда он не нашёлся ни с ответом, ни со стратегией поведения. Попробуй тут найдись, когда с купола Сикстинской капеллы на тебя начинают сыпаться кудрявые архангелы и нести в массы добро, справедливость и нервный срыв.       Решение пришло только несколько месяцев спустя, когда тот самый весельчак с третьим глазом появился на его готовом к вторжению горизонте.       Майк задумчиво оглядел некогда фонтанирующего энергией мужчину, стараясь не выглядеть слишком назойливым (в последнее время он явственно понимал, насколько быстро подобное может вывести из себя даже святого), заглянул в глаза — потухшие, как жерло вулкана, извергшего из себя самую свою суть, сейчас стремительно остывавшую на склонах.       — Кажется, мне нужен или пистолет, или хорошая встряска.       Проглотив «...и сдаётся мне, что первое у тебя уже есть», Майк прочистил горло и предложил:       — Ты никогда не хотел завести собаку? Просто он тот ещё кобель. Некастрированный.       — Майк, я даже спрашивать не буду.       — Ха, — устало выдохнул тот, откидываясь на спинку скамейки. — Тебе это не поможет. Мне, впрочем, тоже.       Помните, там, в самом начале, упоминалось, что знакомство с Майком этим обоим далось минимумом нервных клеток?.. Так вот, чистая правда.       И пусть со стороны Майка дела обстояли несколько иначе, этих двоих сумасшедших он не променял бы ни на каких других. Даже по большой рождественской скидке.