You And I

Пролог Ночь в Маринфорде была тяжелой и душной – такими бывают те ночи, когда воздух звенит от напряжения и вот-вот разразится гроза. Из распахнутой настежь створки окна не доносилось ни ветерка. Голова главнокомандующего Морского Дозора гудела и казалась ему самому тяжелой настолько, что он снял кепку с чучелом парящей чайки и устало положил на стол рядом с собой – голове стало легче, но совсем ненамного. Перед глазами лежали карты, груды отчетов, рапортов, пестрели разномастными лицами листовки. Все это находилось в беспорядке в течение нескольких последних недель, гора все росла и росла; стоило справиться с одной бандой пиратов, как на ее место приходил еще десяток – Конг переводил взгляд с листовок на карту и обратно, время от времени вытирая со лба пот. Король Пиратов Золотой Роджер был казнен на одном из отдаленных островов Ист Блю два месяца и десять дней назад. После этой казни все надеялись, что мир вздохнет с облегчением, но мир, напротив, перевернулся с ног на голову и обратно вставать не собирался. Роджер не был бы собой, если бы перед смертью не сделал какую-нибудь гадость. «Я оставил все свои сокровища, ищите…» Конг с досадой ударил кулачищем по столу, но гора бумаг смягчила удар. Сенгоку сегодня днем в разговоре назвал начавшееся время «эрой пиратов». Пиратов теперь, действительно, стало неисчислимо больше, и их количество росло с каждым днем, с каждым часом. Казалось, что даже каждую секунду кто-то в одном из четырех морей загорался идеей легкой наживы. Неразобранными пылились тонны донесений: сожжена деревня, атакован остров, банда держит в страхе полгорода, семья убита из-за двух золотых, нападение на прогулочный катер Мировой знати… Конг никогда на своем веку такого не видел. Пираты наглели, видя, что Дозор не справляется. Дозор на самом деле в такой ситуации почти ничего не мог поделать. Конг долго не признавал этого, но к сегодняшней ночи он наконец смирился с неприятной мыслью. Он так и спросил сегодня у Цуру после того, как Сенгоку ушел из его кабинета: – Вице-адмирал Цуру, ответьте честно, Дозор сейчас имеет хоть какой-то контроль над ситуацией? – Почти нет, – кивнула она. Конг поморщился, будто раскусил что-то отвратительное, и принялся раскапывать в залежах бумажек ту, которую днем принес на подпись Сенгоку. «Вы же понимаете, что у Дозора мало сил, и они тают с каждым днем, – говорил тот, глядя прямо ему в глаза из-за очков в толстой роговой оправе. – Если так будет продолжаться и дальше, пираты скоро решатся напасть на нашу штаб-квартиру, и мы ничего не сможем противопоставить. Мы должны действовать первыми.» Сенгоку рассказывал ему, как клиническому идиоту, прописные истины, но Конг чувствовал, что будет и продолжение, иначе тот просто не пришел бы к нему. Конг недолюбливал Сенгоку, хотя и признавал его талант – тот был слишком умен, и ему слишком хотелось как можно скорее сесть в кресло главнокомандующего. – У тебя есть выход? – рявкнул Конг, когда ему надоело пережидать паузу. – У меня на примете есть трое, за которыми я давно наблюдаю. Фруктовики, логии, все трое молоды и крайне перспективны. Пока находятся в звании командоров, но и до вице-адмиралов совсем недалеко. – Сенгоку выдержал паузу, прежде чем передать ему листок. – Если вы дадите им немного времени, то вице-адмирал Гарп займется их тренировками, после которых они станут одной из главных сил Дозора. Тогда Конг сказал, что подумает, и выпроводил Сенгоку. Думать здесь было не о чем – нужно было делать хоть что-то. Конг чувствовал, что Сенгоку уже почти сидит в его кресле, и ему неинтересно было даже взглянуть на личные дела этих троих, которых он и без того неплохо знал. Борсалино, Кузан, Сакадзуки. Все трое – безмозглые сопляки. Борсалино чуть постарше, но это его не спасало. Из этой троицы Сакадзуки больше всего нравился главнокомандующему Конгу – тот, по крайней мере, был полностью предан делу Дозора. Часть первая * * * (Сакадзуки) Сакадзуки тяжело блокировал удар, кое-как успев закрыться. Его силы подходили к концу. Еще пара таких летящих в грудь кулаков – и он окончательно выдохнется. Мышцы звенели от перенапряжения, голова раскалывалась, по вискам и по спине тек горячий пот. Уже давно нельзя было подумать о том, чтобы не только защищаться, но и атаковать, но Сакадзуки знал, что бой не закончится раньше, чем он не соберется с последними силами и не достанет Гарпа. И лучше было это сделать как можно скорее, не обращая внимания на несжимающиеся в кулак пальцы, на черные и красные круги перед глазами, на нехватку кислорода в легких. Потом станет еще хуже. Отклонив еще два удара – Сакадзуки раньше и подумать не мог, что при должной тренировке Воля усиления намного превосходит способности фруктовиков, – он сконцентрировался и ответил. Просто пошел вперед, глядя прямо в улыбающееся в тридцать два зуба лицо Гарпа и нанося удары один за другим, быстро и прицельно. Он знал, что это его последний выплеск силы, что после, если он не справится, он будет позорно валяться на плацу до тех пор, пока не встанет под удары снова. Такое случилось однажды на виду у глазеющих Кузана и Борсалино, и повторять зрелище для них Сакадзуки не собирался. Для Кузана – особенно. Выпад – блок в ответ, еще один выпад – он почти задел бок, но все же промахнулся. Улыбка Гарпа стала еще шире, и это стало его ошибкой. Доли секунды оказалось достаточно для того, чтобы Сакадзуки успел достать раскаленным докрасна магмовым кулаком до груди. Все, готово. Гарп отлетел на три шага назад и встал, жестом обозначив конец боя. Сакадзуки едва удерживал себя от того, чтобы не осесть на землю, потому что все мышцы после такой тренировки превратились в мелко подрагивающее желе. Он не мог сказать, что ему не нравится такое свое состояние – по крайней мере, оно было единственным приемлемым в его ситуации. Сакадзуки думал об этом, медленно отходя к импровизированному помосту для зрителей. Он мог быть довольным собой хотя бы в чем-то: в начале этих отвратительных двух месяцев тренировок он даже не представлял себе, что сможет задеть Гарпа. Он стал намного сильнее, и это было необходимо, чтобы уничтожать больше пиратов. Не считая этого, все было ужасно. Отвратительно. Запредельно мерзко. – Борсалино! – крикнул Гарп за его спиной. Сакадзуки сжал зубы. Все было просто из рук вот плохо. Борсалино в ярко-желтом полосатом костюме, полный сил и энергии, спрыгнул с помоста, двинулся ему навстречу, поравнялся и скрылся за спиной. Теперь сидящим на сбитых деревяшках остался один Кузан. Садиться рядом Сакадзуки не собирался, хоть ноги его не держали, а сухое дыхание обдирало горло. Кузан скользнул по нему взглядом, задержался зачем-то на секунду и отвернулся, хмуро глядя на Гарпа и Борсалино. Сакадзуки обошел помост и встал с противоположной стороны, оперся плечом и постарался сконцентрироваться на том, что видит перед глазам. Выходило откровенно хреново – даже сейчас. Вымотанный тренировочным боем с Гарпом до предела, он видел перед собой отпечатавшееся на сетчатке за одну секунду лицо Кузана и его вопросительный взгляд. Крупный нос с горбинкой, плотно сомкнутые полные губы, сцепленные в замок пальцы на коленях. «Заткни свое воображение. Даже не думай». Сакадзуки ненавидел себя. Если бы от этого были лекарства, пусть даже забирающие половину жизни, он бы принял их без всяких раздумий. Если бы ему сказали, что для того, чтобы избавиться от этого мерзкого и примитивного желания, нужно отрубить руку или ногу, он бы сделал и это. Сакадзуки хотел Кузана, и избавиться от этого не получалось, наоборот, становилось только хуже с каждым днем. Сакадзуки мечтал только об одном – чтобы их тренировки и постоянные столкновения наконец закончились и Кузан исчез из его поля зрения. Он надеялся, что тогда все пройдет само собой, хотя уже слабо верил в это. Никогда раньше его не волновали подобные вещи. Он презирал тех, кто потакал своим скотским потребностям… Борсалино дрался с Гарпом, сияя и разбрасывая вокруг острые желтые лучи, однако цели не достигал ни один. Смотреть на это было неинтересно. Подобное Сакадзуки видел десятки раз. Кузана он видел сотни раз, но это не мешало ему постоянно хотеть оглянуться. До того, как они втроем оказались на этом отдаленном полигоне, отданном им на растерзание, Сакадзуки думал, что в его жизни есть только служение Правосудию. Сколько он себя помнил, он хотел стать дозорным, чтобы защищать мир от пиратов всеми силами, не жалея себя. Это желание было главным и единственным у него очень долгое время. До первого спарринга, переросшего в обыкновенную драку. Кузан и раньше бесил его, поэтому желание врезать ему как следует было совершенно естественным, но после этого случилось неожиданное. Сакадзуки никогда до того момента не думал, что его тело может так реагировать на присутствие чужого тела рядом. Теперь он мечтал только о том, чтобы выйти с этого острова и оказаться вдали от Кузана. Сакадзуки ненавидел себя. Тупое желание говорило за него, вместо него, говорило все громче и настойчивее, просто орало в последнее время, и сдерживать его становилось невыносимо трудно. Сакадзуки боялся, что сорвется раньше, чем они снова разъедутся. Но еще больше Сакадзуки боялся, что оно повлияет на его службу, на его мозги, на его реакцию и ясность мысли. Пока оно влияло так, что Сакадзуки почти шатало. Нервы давно были на пределе. Он сам не знал, как до сих пор держит себя в руках. Раньше хотя бы после Гарпа он уставал настолько, что мог скользнуть по Кузану взглядом бездумно как минимум первые несколько минут. Теперь Сакадзуки приходил в себя практически сразу, и тут же снова начинался ад. У Борсалино получалось лучше, чем у них двоих. По крайней мере, до Гарпа он добирался быстрее, хоть и загибался потом точно так же. Сакадзуки наблюдал из-под козырька кепки, как Борсалино, чуть пошатываясь, подходит к ним. – Сакадзуки, Кузан – вперед, – скомандовал Гарп. Сакадзуки ненавидел и это тоже – их спарринги с Кузаном. Драться тогда приходилось вдвое отчаяннее, чтобы не дать тому приблизиться. Возможно, из-за этого Кузан считал его несдержанным психом, но это было отлично и играло ему на руку. Если бы тот еще не пытался от скуки поговорить с ним иногда… * * * (Кузан) Свежеотстроенный после битвы с Золотым Львом Шики Маринфорд сиял на солнце, когда они вчетвером с вице-адмиралом Гарпом приближались к главному зданию. Настроение у Кузана было отличным, лучше просто некуда – Кузан был счастлив от того, что тренировки наконец-то закончились, что он вышел после них сильнее во много раз, и теперь его ждет свободное плавание, собственные задания и возможность развлечься и отдохнуть. Их посвящение в ранг вице-адмиралов произошло быстро и без лишнего шума, точно так же как Сенгоку незаметно, будто бы сам собой сменил Конга на посту главнокомандующего. Кузан знал, что рано или поздно это случится, но не предполагал даже, что настолько рано, и это тоже не могло не радовать. Теперь Кузан думал, что они трое – действительно сильнейшие во всем Дозоре. Кроме Сенгоку и Гарпа, разумеется. Они собрались в кабинете главнокомандующего, заняв кресла и стулья в разных углах комнаты, и трое молчаливо наблюдали за происходящим. – Да ты совсем рехнулся! – орал Гарп так, что закладывало уши, а с пальмы в углу сыпались листья. – Я что, тренировал этих недомерков, чтобы они сразу стали адмиралами?! – Вице-адмиралами, – поправил Сенгоку спокойно. – Я бы не доверил ни одному из них и корыта. А ты хочешь ставить их во главу всего флота?! Да они его разнесут! Они за себя отвечать не могут, а ты хочешь, чтобы они командовали людьми?! – Они научатся, – отрезал Сенгоку и оглядел их поверх круглых стекол очков. Кузан тут же расправил плечи и невольно заулыбался – конечно, он научится, он справится со всем и оправдает доверие, тем более что ему под силу теперь справиться с любыми, даже самыми наглыми бандами пиратов, и это он будет делать с радостью. – Ты видишь, в каком состоянии наш флот сейчас? – Сенгоку снова заговорил, взвешивая каждое слово. – Мне нужны сильные командующие, чтобы восстановить наши позиции как можно быстрее. Пока что их сила важнее всего, с остальным разберусь я. Ты не согласен? Гарп долго и неотрывно смотрел на Сенгоку, только крекеры исчезали у него во рту один за другим и хрустели на зубах. А потом он расхохотался и хлопнул сидящего ближе всех к нему Сакадзуки по плечу. Кузан усмехнулся: он отлично знал этот «дружеский» хлопок. Сакадзуки едва дрогнул в спине и распрямился обратно. Не улыбнулся даже – наоборот, только зубы сжал. – А ведь отличная идея! – Я как раз об этом и говорил, – Сенгоку кивнул. Кузан видел, что тот старается сохранить серьезность, но под ней скрывается радость. Все шло просто отлично. – Подойдите сюда. Они встали перед большим столом, уставленным цветными раковинами Ден-Ден Муши, покрытым желтыми листовками, газетами, рапортами, приказами… Кузан слегка вытянул шею, чтобы разобрать буквы: его предположение было верным, это и были приказы об их повышении. Только теперь дыхание начало перехватывать, а сердце застучало быстрее. Он выпрямился, бросил быстрый взгляд вбок – рядом с ним стоял точно такой же вытянувшийся Сакадзуки, с таким же задранным подбородком и руками по швам, вот только челюсти у него были сжаты так, что белая, без единой кровинки кожа на скулах грозила порваться от натяжения, а глаза смотрели в пустоту. Кузан не ожидал увидеть ничего подобного и отвернулся с трудом. В конце концов, Сакадзуки всегда был первым, кто стремился служить Дозору и Правосудию и сдохнуть за него при случае, но сейчас радости на его лице видно не было. – Сакадзуки, вы себя хорошо чувствуете? – сухо поинтересовался Сенгоку, тоже обратив внимание на его странное поведение. – Да, – ответил тот. Выглядел Сакадзуки при этом так, будто из последних сил держал себя в руках. Может, на самом деле заболел, успокоил себя Кузан. Не то чтобы ему было дело, Сакадзуки всегда был полным придурком и отморозком. – Тогда приступим. Они снова произносили слова присяги. Слова казались тяжеловесными и падали, как камни. Подчиняться приказам. Исполнять долг. Защищать закон. Кузан думал, что Сакадзуки в последнее время ведет себя еще более странно, чем обычно. Тот, конечно, всегда был ненормальным и не видел ничего, кроме Дозора и ненавистных пиратов, но сейчас, казалось, он не видел и этого. Кузан знал его почти десять лет, сначала он даже хотел подружиться, но Сакадзуки даже в те времена был раздражительным, закрытым и ненавидящим всех вокруг. Сейчас он переходил даже эти границы: Сакадзуки был похож на сжатую до предела пружину – пара случайных неосторожных слов, и его сорвет окончательно. Кузан поначалу даже пытался поболтать с ним со скуки о чем-то нейтральном вроде хорошей погоды и убойных ударов Гарпа, но тот начинал дергаться и огрызаться без повода, а потом уходил куда-нибудь и снова начинал бесконечные тренировки в одиночестве. – …поздравляю вас. Новую форму возьмете на складе, завтра в восемь утра я жду вас здесь, – закончил Сенгоку. – Пока можете быть свободны. Отдыхайте. Выходя из кабинета в новом звании, Кузан думал уже не о Сакадзуки, а главным образом о том, что жизнь складывается отлично. Ему двадцать три, и он уже вице-адмирал, надежда и опора Морского Дозора. То, к чему он и стремился всегда. – Я думаю, это надо отметить, – проговорил Борсалино, улыбаясь и растягивая слова, сияя своей вечно расслабленной улыбкой. Борсалино был старше их на пару лет, и эта разница чувствовалась до сих пор, хоть тот ее никак не подчеркивал. Сегодняшний вечер как раз был отличным поводом пообщаться чуть ближе. К тому же… Кузан очень надеялся, что девочки тоже входят в программу – два месяца, проведенные на закрытом полигоне в компании трех человек, наталкивали на подобные мысли все чаще… Сакадзуки молча развернулся на каблуках и пошел от них вдаль по залитому вечерним розоватым светом коридору. Борсалино переглянулся с Кузаном, трагично заломил брови и поспешил догнать ушедшего, приобнял за плечи. Наверное, Борсалино умел каким-то неведомым образом расположить к себе, потому что Кузану от подобного жеста прилетело бы сразу и со всей дури. – Тебе тоже надо расслабиться, – расслышал он, приблизившись. – Даже Сенгоку заметил. С такими нервами ты даже работать завтра нормально не сможешь… Это был железный аргумент, и он не мог не подействовать. Сакадзуки кивнул и передернул плечами, сбрасывая с себя руки. Дальше он шел позади, наклонив голову так низко, что из-под козырька виден был только подбородок и стиснутые зубы. Кузан думал об этом ровно секунду, а затем переключился на куда более приятные вещи: он уже представлял себе, как отлично они напьются, как он поймает себе пару девочек и проведет с ними прекрасную ночь перед тем, как его отправят на задание, где дел будет – не продохнуть. Хоть они и находятся с Маринфорде, в штаб-квартире Дозора, но и здесь должны быть места для подобных развлечений, и Кузан был уверен, что Борсалино их знает. Настроение становилось все лучше, и даже компания Сакадзуки не вызывала неприятных ощущений. Кузану было даже интересно, как тот собирается расслабляться, раз уж решился пойти с ними. Он попытался, но так и не смог вспомнить, видел ли хоть когда-нибудь Сакадзуки отдыхающего или занятого чем-то другим, кроме службы. Нужное заведение располагалось совсем недалеко. Стоило пару раз повернуть, сойдя с главной улицы, и перед ними были три крутых лесенки, ведущие в подвал, над дверью которого красовалась неприметная, но радующая глаз вывеска: зеленая бутылка и зеленая фея, обнимающая ее, нарисованные свежей и сочной краской. Борсалино оглянулся, осмотрел их обоих из-за очков хитро и сбежал по ступенькам. Кузан не стал дожидаться Сакадзуки и прошел следом, улыбаясь и рассчитывая на отличный вечер. Внутри оказалось на удивление прилично и пусто. «Правильно, – усмехнулся Кузан, оглядываясь, – Маринфорд только что отстроили после битвы с Шики, все дозорные раскиданы по всем четырем морям и Гранд Лайну. А здесь – никого». Борсалино уже занял столик в углу, раскинулся на удобном даже на вид темно-зеленом диванчике и что-то тихо говорил мгновенно подлетевшей и склонившейся к нему официантке. Нагибаться так низко не было никакой необходимости, Борсалино был достаточно высоким, зато таким образом можно было отлично рассмотреть полную белую грудь в глубоком вырезе изумрудного цвета формы. Кузан понял, что они попали как раз туда, куда он хотел – видно было, что и здешние девочки тоже заскучали без посетителей, – разглядел лесенки, ведущие наверх, где должны были располагаться комнаты на ночь, и поспешил занять свое место за столиком. Про то, что Сакадзуки тоже рядом, Кузан вспомнил, только когда тот сел на стул напротив него, положил на стол локти и, глядя куда-то вниз, севшим голосом попросил ром. Покрепче. Кажется, Сакадзуки решил просто нажраться – его право, – но Борсалино остановил официантку, ласково обхватив тонкое запястье, и что-то сказал ей на ухо. Девушка подумала, закивала радостно и через минуту вернулась назад, неся на подносе бутылку с чем-то рубиново-красным, три бокала, какую-то мелочь на тарелочках… Кузан никогда раньше не видел такого напитка – определенно, стоило пойти с Борсалино только ради новых открытий. Красная жидкость оказалась непривычно густой, почти ничем не напоминала собой обычное спиртное и была горько-пряной на вкус, с легким оттенком сладости в самом конце. Становилось жарко, и он сбросил с плеч небрежно накинутый плащ, разваливаясь на подушках за спиной. Кузану было хорошо. Борсалино неторопливо рассказывал о пойманных пиратах, о том, за кого сейчас самые большие награды и где эти «любопытные личности» могут находиться… Сакадзуки, наверно, тоже мог бы сказать пару слов на эту тему, но тот предпочитал тупо напиваться, осушая один бокал за другим. Напиток чудесным образом съедал время, оно куда-то улетучивалось, и сознание начинало уплывать. Кузан не успел даже заметить, как усадил одну из девушек к себе на колени, прошелся рукой по талии, спустился чуть ниже и попросил, коснувшись губами уха, налить ему еще. Успела пронестись мысль, что непременно нужно узнать у Борсалино, что они сейчас пьют, но тот уже вовсю общался с другой девушкой, сидящей напротив него на краешке стола и поставившей голые ноги ему на колени. Сакадзуки молча продолжал пить, но, почувствовав на себе взгляд Кузана, поднял голову. Глаза у того сейчас были почти черными из-за огромного расширившегося зрачка, и прожигали насквозь. – Пошли со мной, – сказал он, поднимаясь. Кузан попытался задуматься, чего от него теперь нужно Сакадзуки, но выходило откровенно плохо, голова кружилась. Идти никуда не хотелось, девушка, сидящая на коленях, намекала, что все дела можно отложить на потом, но с другой стороны – это же Сакадзуки, который никогда в жизни не звал его никуда. Любопытство пересилило, и Кузан, пошатнувшись и с удивлением поняв, что пробрало его уже хорошо, сдвинул девушку со своих коленей на диван, направился следом и вышел из зала… И оказался зажатым у стены чужим тяжелым телом. Кузан попытался отодвинуть Сакадзуки от себя, но тот впился в его губы. Было горячо, голову кружило, во рту жадно скользил по зубам и деснам язык, чувствовался все тот же горько-сладкий привкус, и Кузан отвечал. Губы были влажными и непривычно твердыми, зато их можно было прикусывать с силой, пальцы, впивающиеся в плечи, тоже не особо церемонились, и Кузану это нравилось: гладить шею сзади, забираться в короткие жесткие волосы и придерживать затылок, чтобы Сакадзуки не отнимал губы, и целовать глубоко. Осознание пришло только некоторое время спустя и пронзило током вдоль всего позвоночника – Сакадзуки зажимает его в тесном узком коридоре бордельчика и целует. И глаза у него сейчас все такие же полностью черные и совершенно невменяемые, будто тот уже не видит перед собой ничего, зато прижимается теснее некуда. До Кузана окончательно дошло, что и с кем он сейчас делает, и самым смешным было то, что останавливаться ему совершенно не хотелось. Сакадзуки уже был весь как один оголенный нерв, реагируя на любое прикосновение. Его дергало каждый раз, когда Кузан прикусывал губу, целовал в шею, прихватывал зубами мочку уха, так, что не отреагировать самому было невозможно. Твою мать, думал он, кое-как отпихнув Сакадзуки к стене напротив и навалившись на него, целуя сам, кусая тонкие, сухие, вечно сжатые в нитку губы. Твою мать, это же Сакадзуки, и, судя по его каменно-твердому члену, по которому Кузан только что проехался ногой, тот хочет трахаться. И Кузан был более чем не против – внизу живота было тяжело и горячо пульсировало, хотелось прижаться сильнее. Он никогда не подумал бы раньше, что такое возможно, но сейчас размышлять выходило откровенно плохо. Даже если Сакадзуки просто напился и его понесло, даже если потом он будет жалеть всю жизнь, таким шансом надо пользоваться, такое бывает только раз… Все смазливые официантки отошли на задний план, остался только Сакадзуки, вцепляющийся в шею, в голые плечи, в лопатки, целующий быстро все, до чего дотягивается, путающийся негнущимися и дрожащими от возбуждения пальцами в волосах, переплетающийся с ним ногами, втирающийся бедрами рвано… «Не здесь» – пронеслась в голове неизвестно откуда взявшаяся здравая мысль, и Кузан, кое-как оторвавшись от жестких, горячих, влажных губ, потянул Сакадзуки за руку к выходу. * * * (Сакадзуки) Кабинет главнокомандующего, конечно, не мог измениться меньше, чем за день, но Сакадзуки казалось, что все предметы интерьера передвинулись со своих старых мест и теперь выглядели как-то неуловимо не так. Вряд ли Сенгоку в такое напряженное время, как сейчас, когда дела сыплются со всех сторон, стал бы делать перестановку, а значит, дело только в нем самом. Они снова втроем, как и вчера, сидели на своих облюбованных местах в кабинете. Борсалино то и дело сдерживал зевки и протирал глаза, притворяясь, будто ночь без сна вымотала его вконец. Нет, Сакадзуки не будет вспоминать об этой ночи. Хотя бы сейчас. Кузан то и дело бросал на него взгляды: взволнованные, вопросительные, подбадривающие, – но не угадывал ни с одним. Сакадзуки предпочитал смотреть только на стол главнокомандующего и не думать ни о чем постороннем. Выходило, правда, еще хуже, чем раньше. «Хорошо, что тела логий способны к регенерации, – некстати подумал он, – иначе вся шея сейчас была бы покрыта теми пятнами, происхождение которых нельзя спутать ни с каким другим.» Перед глазами тотчас встала картинка из прошедшей ночи: тонкая ледяная корочка, которой подергивались, заживая, искусанные губы Кузана. Не думать. Не вспоминать. Сосредоточиться только на том, что сейчас говорит Сенгоку. – … и, по словам вице-адмирала Гарпа, каждый из вас сейчас силен настолько, что в одиночку может справляться с сотнями пиратов. Большинство из них – обыкновенный зарвавшийся сброд, который, тем не менее, приносит нам массу неприятностей, но среди них встречаются и действительно сильные противники. Их вы должны обезвредить в первую очередь… То, что говорил Сенгоку, было и без того известно. Сакадзуки выжидал, скрестив на груди руки со сжатыми кулаками и опустив голову. Он хотел, чтобы его просто не стало. Чуть скосив глаза, он тут же натолкнулся на взгляд Кузана, и мгновенно в памяти всплыла еще одна картинка: Кузан, так же вопросительно поглядывающий наверх и перекатывающий зажатый в зубах сосок, который в тот момент – Сакадзуки помнил с кристальной ясностью – был чувствительным до дрожи. Он поежился, дыхание снова перехватило. Раньше Сакадзуки думал, что ниже падать уже некуда – как оказалось, возможности для дальнейшего падения были бесконечными. – Борсалино, – голос Сенгоку наконец вытащил его из собственных мыслей, – ты отправляешься с двумя боевыми кораблями на архипелаг Сабаоди. В первую очередь порядок нужен там, у меня уже гора жалоб от Мировой знати. Самое главное, что ты должен сделать, это успокоить их, и чтобы эти жалобы у меня больше не появлялись. – Будет исполнено, – протянул Борсалино, улыбаясь уголком рта. – Кузан, Сакадзуки, – он вздрогнул, когда услышал их имена рядом друг с другом. – У вас будут одинаковые задания, предельно простые. Со своими кораблями вы должны будете продвигаться от одного острова к другому, задерживая всех пиратов, какие только попадутся на вашем пути. Когда в клетках на кораблях не останется свободных мест, вы должны, не заходя на судебный остров, отвезти всех в Импел Даун. Так в несколько заходов, пока пираты не поймут, что Дозор может дать им отпор, и не притихнут. Задание вам понятно? – Сенгоку перевел острый, пронизывающий взгляд с одного на другого. Сакадзуки кивнул. Ему казалось, что Сенгоку видит его насквозь, все его мысли и желания. По глазам читает все, что он делал этой ночью. Он услышал, как Кузан, сидящий справа от него, ответил «да». Сакадзуки был рад такому заданию – месяцы, в течение которых он не будет видеть Кузана, будут наполнены только мыслями о службе. Он очень надеялся на это. Пока, правда, Сакадзуки думал не о том, как будет ловить пиратов, а о том, что сейчас он хотя бы понимает, что такого привлекательного находят в сексе. Не то чтобы он мог найти этому оправдание, но теперь хотя бы понимал. Теперь ему стало еще хуже. – Исполняйте, – Сенгоку напоследок кивнул каждому. Прежде чем они вышли из кабинета, Кузан попытался о чем-то спросить, но Сакадзуки просто прошел мимо, заставив себя не смотреть на него – тот сегодня выглядел отлично и казался полностью довольным жизнью. Сакадзуки не понимал, почему того нисколько не заботит случившееся, сам он понятия не имел теперь, как он будет жить и как он может теперь говорить о Правосудии и о верности закону, когда сам постоянно думает о сексе с мужчиной, своим товарищем и сослуживцем, и когда хочет повторения этой ночи. Когда он, как последняя портовая шлюха, старался и не мог сдержать стоны из горла, насаживаясь сначала на пальцы, а потом на член. Кузан намертво держал его тогда, обнимая поперек груди, сдавливая ребра, и двигался внутри невозможно медленно. И ему это нравилось. Сакадзуки механически принимал корабли, отдавал приказы, смотрел, как сквозь туман, на выстроившихся перед ним в шеренгу солдат и думал, что не имеет права находиться на этом месте. Он ненавидел себя за то, что из-за отклонения в мозгах, которое он не мог изжить, он оказывался насквозь гнилым. И здесь не поможет уже ничего – такое не лечат, он точно знал. Такое уже не исправить. Вчера он решился, потому что не мог больше терпеть и просто смотреть со стороны, как флиртует с официантками Кузан и лапает их совершенно откровенно, не скрываясь. Алкоголь помог ему сделать то, о чем он думал месяцами. Сакадзуки в глубине души был уверен, что Кузан этого не потерпит. Тот всегда был нормальным. Сакадзуки понял бы это и точно никогда больше бы не попытался повторить. Вместо этого Кузан ответил, и теперь не имело значения, почему он это сделал. Им было хорошо вместе – даже больше, чем просто хорошо. Он помнил низкий и долгий стон над ухом, бешеные и рваные толчки, скрутившую тело судорогу и сперму, выплеснувшуюся на живот. Сакадзуки помнил даже умиротворяющую расслабленность во всем теле на несколько минут после. Он ушел сразу, как только Кузан уснул. Пиратов было действительно много. Все моря и острова кишели ими, и на поимку Сакадзуки тратил все свое время без остатка. Сначала только дни, а потом и ночи, когда он понял, что не может нормально спать. Он слышал, как в кают-компании дозорные перешептывались о том, что у новоиспеченного вице-адмирала не все в порядке с головой, что он ненормальный, помешанный на правосудии фанатик, что он ненавидит пиратов до того, что его срывает. Сакадзуки на самом деле срывало, но сейчас это было даже на руку – он отыгрывался на пиратах, которых через месяц в трюмах трех кораблей было так много, что необходимо было освобождать места для новых, отправив до того всех этих в тюрьму. Их было бы еще больше, но многие не выжили в стычках – листовки с надписями «живыми или мертвыми» развязывали руки. Он доложил Сенгоку о своей первой партии, и тот был более чем доволен результатом. По прибытии в Импел Даун Сакадзуки должен был, ко всему прочему, провести там инспекцию. Последнее задание даже слегка примирило Сакадзуки с жизнью. Он давно мечтал увидеть все уровни легендарной подводной тюрьмы, из которой никто и никогда не сбегал. Он хотел видеть, что внутри все преступники получают то наказание, которое заслужили. Сакадзуки усиленно гнал от себя мысль, что он заслуживает наказания не меньшего, а то и большего, чем они все, пока ворота, ведущие к внутренним водам тюрьмы не раскрылись и он не увидел пришвартованные корабли вице-адмирала Кузана. Тотчас вспомнилось, почему Кузан был всеобщим любимцем и душой компании: тот даже на территории Импел Дауна не мог не выделываться, разъезжая на облезлом старом велосипеде по замороженным на поверхности моря ледяным дорожкам. Вся водная гладь сейчас была исчерчена плавно изгибающимися кривыми, и корабль, подходя к причалу, ломал их на своем пути острым носом. Сакадзуки обреченно думал, что если уж не везет, так не везет во всем, и пора уже с этим смириться. Заметив его стоящим на борту, Кузан остановился неподалеку, спустившись для равновесия одной ногой на лед, приветственно махнул рукой и сверкнул улыбкой, увидев которую Сакадзуки понял, что ничего не изменилось. К Кузану его тянуло по-прежнему, если даже не сильнее. Он смотрел на черные, собранные под банданой густые волосы, солнечные очки на лбу, на белую майку, открывающую широкие и загорелые плечи и руки… Пора было кончать с этим, раз и навсегда. * * * (Кузан) – Какого черта ты здесь делаешь? – Сакадзуки говорил сдавленно, голос вибрировал от напряжения, будто кто-то невидимый все время держал его за горло, и даже не собирался вспоминать о той ночи, о которой Кузан тоже был бы рад забыть, если бы ему не было так феерично хорошо тогда. Кузан мог бы сострить и ответить, что ждал его здесь, и тогда стопроцентно удостоверился бы в том, что Сакадзуки не хочет иметь с ним ничего общего. – Инспекция Импел Дауна, – ответил он буднично. Сакадзуки просто кивнул, приняв к сведению, и оставил все свои мысли при себе. Он стояли друг рядом с другом, когда пиратская мелочевка, подобранная Сакадзуки на островах, один за другим скрывалась за массивными двустворчатыми дверями тюрьмы. Кузан тоже молчал и смотрел – Сакадзуки сколько угодно мог делать вид, что спокоен и отстранен, но исходящее от него напряжение чувствовалось даже кожей. – Сенгоку сказал, что проверяющих должно быть двое, – сказал Кузан, когда молчать надоело. Ему необходимо было разговорить Сакадзуки – задача почти неисполнимая, особенно если учесть, что они никогда раньше не говорили. Но Кузан очень хотел повторить прошлый опыт на трезвую голову. – Ясно, – ответил Сакадзуки. Взгляд снова был направлен в пустоту, а Кузан даже не мог сказать, хорошо это или плохо. Он вообще ничего не мог сказать о Сакадзуки кроме того, что тот мечтает только о том, чтобы все пираты сдохли в один прекрасный день, что тот никогда не проявляет эмоций и что тот полностью соответствует своему Дьявольскому фрукту. Кузан никогда не подумал бы, что под вечно холодной, застывшей оболочкой скрывается невозможно горячий и чувственный партнер. Кузан не мог сдержать улыбку при одном лишь воспоминании. Он никогда не поверил бы, что тот дурацкий экспромт принесет такие результаты… В конце концов, было бы просто отлично так проводить время раз в два-три месяца – чаще они с Сакадзуки все равно встречаться не смогут… – Ты знаешь, что в Импел Даун не пропускают никого рангом ниже вице-адмиралов? – Кузан сделал еще одну попытку заговорить. – Чтобы те не испугались страшных мучений и не начали жалеть преступников. – Знаю, – Сакадзуки наконец-то повернулся к нему. Кепка мешала, из-за нее не было видно глаз, но это уже было отличным знаком. Тот замялся на секунду, прежде чем заговорил: – Когда мы будем производить инспекцию? – Да хоть сейчас, если хочешь. Имеем право, – хмыкнул Кузан. – Тогда – как можно скорее. – Как скажешь, – говорить с Сакадзуки было чертовски сложно. Нужно было тщательно подбирать и фильтровать слова, чтобы не вывести того из себя – тот и просто так был дерганным, даже без его вмешательства. Но Кузан должен был узнать. Всего-то лишь попробовать и спросить – не убьет же его Сакадзуки за один откровенный вопрос: – Мы… мы можем после поговорить… остаться наедине? На Сакадзуки стало страшно смотреть – казалось, тот прямо сейчас взорвется от едва сдерживаемого напряжения. Может, все-таки не стоило спрашивать… Но Сакадзуки не был бы собой, если бы не взял себя в руки спустя мгновение. – Да, можем. – Отлично. – Я ухожу из Дозора. Кузану показалось, что он ослышался. Светило солнышко, корабли, полные дозорных, стояли неподалеку, вереница пиратов, заходящих в ворота, подходила к концу. Он точно услышал что-то не то. – Сакадзуки… повтори, что ты сейчас сказал? – Кузан не ожидал, что голос в один момент сядет. Из горла вырвался какой-то непонятный сдавленный полухрип. Он прокашлялся. – Я ухожу из Дозора, – повторил Сакадзуки ровно и спокойно, насколько мог это сделать. – Завтра, после проверки, я отправлюсь в Маринфорд и сниму с себя все полномочия. Кузан помолчал. Ему давно не было так тошно, но сказать тут было нечего – Сакадзуки никогда не разбрасывался словами, и если он сейчас сказал об этом, то переубеждать бесполезно. Даже если Кузан всегда думал, что тот всю свою жизнь видит исключительно в службе правосудию. – У тебя крыша поехала, – пока Кузан мог сказать только это. Сакадзуки неожиданно усмехнулся и кивнул. – Пошли, – бросил он через плечо и первым сошел с корабля как раз в тот момент, когда за воротами исчез последний узник. Теперь Кузану не было дела ни до каких красот и достопримечательностей Импел Дауна. Он сразу понял, что проверять здесь нечего, сбежать отсюда невозможно, а инспекцию расценивал как ознакомительную прогулку, а сейчас все мысли крутились исключительно вокруг Сакадзуки. Тот все-таки был полным психом, если решился на такое. Кузан только сейчас подумал, что, возможно, и не стоило тогда ему продолжать то, что началось в тесном коридорчике клуба. Сакадзуки же, видимо, стремясь выполнить свое последнее задание на отлично, проверял все с дотошностью, выспрашивал обо всех деталях: как содержатся заключенные, в чем состоит их наказание, кто следит за его исполнением, у кого хранятся ключи от камер… Если начало тюрьмы – дезинфекция новоприбывших кипятком – впечатлило хоть немного, то осмотр глубинных уровней хотелось закончить поскорее. Замначальника тюрьмы Магеллан что-то обстоятельно рассказывал Сакадзуки, тот шел вперед, цепко оглядывая из-под козырька камеры и находящихся в них заключенных. Кузан помнил, что, несмотря ни на что, Сакадзуки обещал ему сегодняшний вечер наедине, и сейчас Кузан хотел выбить из него причину такого внезапного решения даже больше, чем трахаться. Хотя трахаться он все равно хотел… Подводная часть Импел Дауна была воистину огромной, и когда они наконец спустились до последнего, шестого уровня, Кузану хотелось только выйти наружу. Серые каменные стены, покрытые мелкими капельками воды, давили со всех сторон, он чувствовал себя отвратительно от присутствия на нижних ярусах огромного количества кайросеки, и даже легендарный Золотой Лев Шики не произвел на него никакого впечатления, даже головы не поднял, когда они проходили мимо. Кузан мечтал как можно скорее выбраться из этих подземелий и вытрясти из Сакадзуки ответ на вопрос, что случилось с его мозгами. Кузан думал, что должен по крайней мере попытаться переубедить Сакадзуки, иначе Сенгоку будет им очень недоволен. И угораздило же связаться… Кузан думал, что раньше в его жизни проблем не было вообще. * * * (Сакадзуки) Когда решение было принято, все встало на свои места. Он не может служить в Дозоре, как и все прочие, страдающие какими-либо психическими отклонениями. Он оставит службу, а после этого пойдет и спрыгнет с утеса в море, потому что жизни без Дозора Сакадзуки не представляет. Это решение пришло к нему в один момент и показалось единственно верным. Экскурсия по Импел Дауну оказалась увлекательной ровно настолько, насколько его вообще могло что-то отвлечь от мыслей о том, что завтра все закончится. И что вечер он пообещал Кузану. Тот плелся позади, до странного хмурый, и иногда вяло спрашивал о чем-то. Он раздражал Сакадзуки, как и всегда, сейчас – тем, что делал вид, будто его действительно что-то волнует. Спустя несколько мучительно-тягучих часов проверка была окончена – он под конец не мог даже вспомнить, что именно он успел увидеть здесь, в голове все серые стальные решетки Импел Дауна слились в одну. Они втроем – он, Кузан и заместитель начальника тюрьмы Магеллан – поднимались наверх на очень медленно едущем лифте. Кузан молчал, изредка поглядывая на него и тут же отворачиваясь. Сакадзуки помнил о своем обещании и кивнул, скрепившись. Когда дверцы лифта наконец со скрежетом разъехались и они вышли в коридор верхнего, надводного яруса, в конце которого, как помнил Сакадзуки, был выход, Кузан неожиданно повернулся к заместителю начальника тюрьмы: – Мы хотели бы осмотреть жилые комнаты персонала тюрьмы, – сказал он в своей обыкновенной манере. Магеллан посмотрел на него сверху вниз с удивлением, но все-таки согласился. Сакадзуки чувствовал неладное: Кузану для чего-то взбрело в голову осматривать еще и жилые помещения. Под ребрами начинало противно ныть и тянуть от волнения. Сакадзуки догадывался, что только там они и смогут остаться наедине – не на корабле же, полном любопытствующих солдат. Комнаты оказались на удивление уютными – должно быть, их обитатели делали все, чтобы хотя бы здесь не чувствовать себя в тюрьме, – только вместо окон были узенькие бойницы. Они заглянули в несколько дверей, и Кузан снова развернулся к Магеллану с задранной головой. – Нам с вице-адмиралом Сакадзуки нужно переговорить с глазу на глаз. Где мы можем это сделать? Здесь, среди каменных стен, в роли инспектора Кузан выглядел неубедительно и тупо, и Магеллан, судя по скептическому выражению лица, думал точно так же, но, тем не менее, провел их к дальней двери, за которой находилась самая обыкновенная казенная комната, не имеющая хозяина. Он вошел, осматриваясь по сторонам: кровать с голым матрасом, стол, стул, тумбочка… Взгляд обежал все помещение и вернулся к кровати. За спиной послышался щелчок – закрылась на задвижку дверь. Сакадзуки обернулся. Кузан стоял в нескольких метрах от него и смотрел, прямо-таки прожигал взглядом. И молчал. Сакадзуки тоже не знал, что сказать. Почему-то сейчас все уже было безразлично. – Здесь не должно быть Ден-Ден Муши слежения, – проговорил Кузан. Сакадзуки осмотрелся еще раз, кивнул и отошел к дальней стене. Не на кровать же ему было садиться… Он чувствовал сейчас только страшную, наваливающуюся на него усталость и безнадежность. Несмотря ни на что, Сакадзуки хотел его. Кузан медленно, будто опасаясь, подошел, выставил вперед руки, показывая раскрытые ладони. «Я безоружен, я не хочу ничего плохого» – этому знаку их учили. На самом деле – хотел, но Сакадзуки в последний день решил себе это позволить. Теперь уже все равно. – Сначала я думал переубедить тебя, – Кузан криво усмехнулся. Губы у него были полными, темными, четко очерченными, и свои собственные губы у Сакадзуки закололо мелкими иголочками. Он вдохнул поглубже, – но ты, конечно, не изменишь решения. – Да, – Сакадзуки кивнул. Кузан сделал еще одни шаг – последний, – и расстояния между ними не осталось. Сакадзуки чувствовал, как бьется в ушах сердце, втянул носом воздух, почувствовал едва уловимый запах, знакомый с прошлой ночи, и закрыл глаза. Руки осторожно стянули с его головы кепку, коснувшись пальцами висков. Кузан наклонился – его дыхание теперь тепло касалось щеки – и поцеловал. Не так, как в прошлый раз, а намного медленнее, нежнее, прихватывая губы зубами. Он чувствовал: Кузан хочет, чтобы ему было хорошо в последний раз. Сакадзуки забыл, как дышать, а когда вспомнил, то в его рот проскользнул язык. Руки сами собой взлетели, обвивая шею. Кузан положил одну ладонь ему на бедро, едва касаясь, другой рукой – придерживал голову сзади, зарываясь пальцами в волосы. Сакадзуки терялся, путался в ощущениях и прикосновениях, которые были отнюдь не неприятными, прижался еще теснее, откинул голову, которую кружило, и губы Кузана оказались на подбородке, на шее… Осознание накрыло ледяной волной в тот самый момент, когда горячая широкая ладонь пробралась под одежду и легла на поясницу, поглаживая успокаивающе. Сакадзуки мотнул тяжелой головой и отшатнулся. Теперь ему было только стыдно, чуть ли не до дрожи. То, что сегодня последний день, вовсе не было поводом, чтобы так опускаться. В конце концов, не стоило пачкать форму, пока он еще ее носит. Хорошо, что он успел остановиться. Сакадзуки отошел еще на несколько шагов, поднял с кровати кепку и нацепил ее обратно на голову, поправил на себе одежду. Кузан переводил дыхание. – Сакадзуки, какого дьявола у тебя все не как у людей? – в его голосе даже не было злости, только сарказм. Сакадзуки подумал, что тот впервые своим вопросом попал в точку, и пожал плечами. – Возвращаемся на корабли. Они шли друг за другом по тускло освещенному факелами коридору. Сакадзуки смотрел на спину перед собой и не понимал, что на него нашло. В любом случае, все было кончено. Когда они покидали Импел Даун, давно стемнело. Из-за высоких стен, окружающих тюрьму, казалось, будто они находятся на дне колодца, а высоко в небе – яркие созвездия. Сакадзуки вдохнул всей грудью прохладный соленый воздух, после затхлых и влажных коридоров показавшийся райским. Завтра все закончится – и этот воздух, и пришвартованные боевые корабли с парящей чайкой на парусах. И Кузан, который идет впереди него. Не дойдя до трапа несколько метров, Кузан остановился и посмотрел на него. – Это из-за меня, да? – Нет. Он хотел пройти вперед, но Кузан встал на его пути, поставив плечо, и Сакадзуки вынужден был остановиться. – Слушай, это, конечно, не мое дело, но, может, ты хочешь хотя бы поговорить? – Нет, – Сакадзуки мотнул головой. Кузан опять раздражал. В голову снова пришел старый вопрос: – Как ты думаешь, то, чем мы занимаемся, – это нормально? – Благодаря тебе мы ничем не занимаемся. Боже, Сакадзуки, половина флота занимается этим! – В таком случае я бы основательно проредил ряды. – У тебя с головой не все в порядке. Сакадзуки прошел мимо него и поднялся на борт. Можно было и не спрашивать – и так все ясно. Если с кораблей Кузана доносились веселый шум и разговоры, то на этой палубе было тихо, только стояли на постах часовые, в секунду вытянувшиеся перед ним и отдавшие честь. На территории тюрьмы такой распорядок бы излишним, но лучше было не давать поблажек. Он медленно обошел палубу по периметру. Он не хотел оставлять Дозор. Вся его жизнь – вернее, лучшая ее часть, – прошла здесь. Все его мечты, цели и устремления. И он не мог находиться здесь больше. Сакадзуки стоял у фальшборта, глядя в черную воду внизу и сжимая в кулаках тонкую металлическую перекладину. Он больше всего хотел жить, чтобы служить закону. Он хотел, чтобы не было последних месяцев. И все это было неосуществимо. Если бы он мог, он спрыгнул бы в воду прямо сейчас, но он должен был перед уходом взглянуть в глаза Сенгоку. Пока же он все еще вице-адмирал Морского Дозора. Сакадзуки тяжело мотнул головой, так что кепка чуть было не слетела вниз, и отошел от края. Пора было спускаться в свою каюту, хотя вряд ли он сможет уснуть хотя бы ненадолго. Голоса он услышал почти сразу и остановился, чтобы послушать. Говоривших было двое, и они прятались в тени. – ..и знаешь, я его боюсь, – быстро говорил один, – он же псих, а в последнее время, после Гарпа, так вообще сорванный, шаг вправо, шаг влево – побег. А если он узнает? Сакадзуки не составило труда и особо неприятных ощущений догадаться, что псих – это он сам, ничего нового или интересного. Все бездельники во флоте думают так. Но если он постоит здесь еще немного, то может узнать и что-то новое. Он никогда не слушал чужие разговоры, но в последнюю ночь было можно. – Не паникуй. Он не узнает, откуда ему? Никто не узнает, сейчас здесь нет никого, часовые с постов не сойдут… Голос смолк, но какие-то звуки все же доносились из тени, и до Сакадзуки дошло, что скрытые темноте двое целуются, долго и влажно, мерзко. Он сжал руки в кулаки, чтобы не сорваться раньше времени – он мог услышать еще что-то, ужесточающее наказание. Голова вмиг стала холодной и ясной, какой она не была уже давно. – Не волнуйся, – повторил второй, – нам осталось переждать всего одну ночь, а она уже наполовину прошла. Потом мы прибудем в штаб-квартиру, и уже оттуда можно будет сбежать… Все, дальше можно было не слушать. Ненависть, чистая и ясная, разливалась по его венам, пульсировала в груди и концентрировалась в кулаках, раскалившихся магмой в один момент. Двое будущих дезертиров даже понять ничего не успели, прежде чем их прожгло насквозь, одним ударом – оба тела ровно посередине груди. Сакадзуки черно пошутил мысленно про последнее объяснение. Хорошо, что эту проблему с собой он решит сам. * * * (Кузан) Кузан сидел в кресле в кабинете главнокомандующего. Кресло было маленьким для него, и колени смотрели в потолок, но ему так даже нравилось. Если ему хоть что-то могло нравится в этот момент. Кузану никогда еще не было так мерзко. – Главнокомандующий Сенгоку. Разрешите мне покинуть пост вице-адмирала Морского Дозора и оставить службу, – отчеканил Сакадзуки. Прошедшей ночью он убил двух подчиненных. Кузана до сих пор это приводило в смешанное состояние непонимания и шока. Вчера ночью он видел их трупы с горелой дырой вместо груди, он даже помнил этих парней, он видел их мельком. Сакадзуки был уверен, что сделал все верно. Кузан сам едва сдержался, чтобы не убить его, и плевать ему было на то, что сегодня тот собирается уходить из Дозора, как и на то, что у них что-то было. – Не разрешаю, – отрезал Сенгоку. Кузан сидел молча и гладил белую козочку, совсем молоденькую, с игриво повязанными сине-белыми бантиками на рожках. Козочка была новым питомцем главнокомандующего, а сейчас она тыкалась мордой в его колени и пыталась жевать брючину. Сенгоку в повисшей тишине обернулся к Кузану. – Вице-адмирал Кузан, возьмите со стола любую бумагу и дайте ей! Вице-адмирал Сакадзуки, – Сенгоку развернулся резко, – меня не волнуют ни ваши личные проблемы и обстоятельства, ни два убитых вами дезертира. Вы здесь, чтобы служить Дозору несмотря ни на что. Если бы это было вам не под силу, вас не назначили бы на этот пост. Кузан дернулся в кресле и замер, уставившись на Сенгоку. Он не ожидал такого услышать, он даже не предполагал, что тот так запросто отодвинет в сторону тех двоих несчастных, которые просто попали под раздачу. Он сделал над собой усилие, перетерпев отвращение, и посмотрел на Сакадзуки – тот был точно в таком же недоумении. – Свой пост, вице-адмирал Сакадзуки, вы покинете только после смерти… – Я и так… – Лет через пятьдесят! – Сенгоку повысил голос. – До этого вы будете исполнять мои приказы. Вам это ясно? – Так точно, – хмуро ответил Сакадзуки, и Кузан не мог не видеть его облегчения. Сакадзуки выглядел так, будто с его плеч только что сняли огромный груз. Но Кузану было плевать. Козочка дожевала очередной листок и принялась мягко вылизывать его пальцы. – Кузан, дай ей бумагу! Еще вопросы есть? – Значит, это нормально – убивать своих? – все таки спросил он. – Своих – нет, но дезертировавшие – это уже не дозорные, и здесь я готов поверить Сакадзуки на слово. Возможно, после этого инцидента их станет хоть немного меньше. Страх иногда тоже бывает полезен. Слова ложились ровно и были правильными, но в его голове все равно не укладывались. – И раз об этом зашел разговор, то я напомню вам на всякий случай, что ваши высокие посты предполагают и большую ответственность, которую вы должны на себя брать. Специально для вас, вице-адмирал Кузан, я добавлю, что решения не всегда бывают однозначно верными или честными. Иногда чем-то приходится жертвовать во благо правосудия. Это понятно? – Так точно, – Кузан мрачно кивнул. Сенгоку, конечно, был прав. Пора было ему привыкать и к этому тоже. – Если это все, то можете идти. Рапорт о проведенной инспекции я жду на днях. Ваши задания остаются неизменными – очищаете острова от пиратов. Отбирайте листовки с самыми крупными вознаграждениями за голову. Покидая кабинет в очередной раз, Кузан чувствовал себя препаршиво. Сакадзуки вышел следом за ним, приблизился, встал нос к носу, холодно глядя прямо в глаза без единой эмоции или колебания, и, усмехнувшись мерзко уголком рта и приоткрыв зубы, отошел. Кузан в очередной раз пожалел, что связался с ним, и пожелал забыть, как самый отвратительный сон. Исфирь семь метров и еще чуть-чуть (с) * * * (Сакадзуки) Во второй раз все началось с идиотского пари. Кузан, должно быть, долго думал, прежде чем нашел стопроцентно действенный способ снова затащить Сакадзуки в постель. Они пересеклись тогда почти год спустя каким-то странным образом – Сакадзуки старался следить за тем, чтобы они прибывали в Маринфорд или Импел Даун в разное время. Кузан, должно быть, долго продумывал, как подступиться к нему, потому что заговорил именно тогда, когда вокруг была толпа дозорных. Все тут же навострили уши, делая вид, что каждый занят чем-то исключительно важным – Сакадзуки давно знал эту отвратительную привычку людей, сам когда-то делал также, и снова готов был повторить ради блага Дозора. Про Кузана он знал только, что тот стал еще целеустремленнее и жестче и что пираты теперь боятся даже упоминания его имени. Кузан явно напрашивался на следующее повышение, и, надо сказать, Сакадзуки от него не отставал, и Борсалино тоже шел где-то рядом, но тот его не волновал, а вот Кузан… Кузан сверкал улыбкой на загорелом смуглом лице, как победитель – руки чесались вмазать ему, походя, за одно только это, – и оглядывал всех собравшихся вокруг него солдат. Сакадзуки просто сидел неподалеку и ждал, когда его примет главнокомандующий, в любом другом случае его бы здесь не было. – Я теперь могу все, – с неумеренным самодовольством говорил Кузан какому-то солдату, смотревшему тому в рот с восторгом и обожанием. – Любые пираты, даже самые крутые, все равно проиграют мне в бою. Вчера, к примеру, я один собственными руками обезвредил и отправил в тюрьму банду пиратов Кракена. Сакадзуки еще не слышал этой новости, которая и правда была больше похожа на фантастику. Конечно, он и сам сделал бы это, но, скорее всего, потом провалялся бы как минимум несколько дней на больничной койке. И все равно это не давало Кузану права говорить такие вещи. Сакадзуки очень не любил, когда кто-то преувеличивает свои силы, даже он сам. – Говорят, объявился новый Король Пиратов, – усмехнулся он из своего угла, и стоявший до этого смех и шум стих за пару мгновений. – Это не Король, – Кузан пренебрежительно хмыкнул. – Роджер был Королем, а этому до Короля, как до неба. – Сначала справься хотя бы с этим, потом говори. – Отлично, без проблем, – Кузан направился в его сторону, раздвигая народ в стороны, и встал прямо перед ним. Сакадзуки неприятно было его соседство. – Или ты думаешь, что этот Азазель непобедимый? Тема демона-Азазеля была острой: только пару дней назад он играючи отправил на дно десять боевых линкоров Дозора, а Кузан теперь так раздражающе-легко говорил об этом. – Поймай его, а потом говори, – Сакадзуки поднял на него глаза. Вставать он не собирался. Сейчас близость Кузана только бесила, а не выводила из равновесия, как прежде – все кардинально изменилось после того случая с дезертирами, когда Кузан показал себя слабаком, неспособным на серьезные решения. – Я это сделаю. Это будет сложно, но я это сделаю, слово офицера Дозора. – Сакадзуки хмыкнул – тот теперь точно сделает, только смерть может отменить такую клятву. – Но взамен и ты будешь должен мне. – Что? Других таких сильных пока нет. – Тебе будет сложно, не волнуйся. Так же, как и мне. Кузан улыбался, и Сакадзуки едва сдерживал себя, чтобы не выбить тому зубы. Он перекатился с пятки на носок и, согнувшись в пояснице пополам, наклонился к его уху: – С тебя – ночь со мной. Он быстро отшатнулся, продолжая улыбаться с чувством собственного превосходства, и теперь Сакадзуки готов был убить его прямо здесь. Наверное, он побелел или сжал кулаки слишком сильно, но гудящий народ снова замолчал. Сакадзуки бы легко проигнорировал предложение, если бы не люди вокруг – они жадно смотрели на него и ждали ответа. Они все были бы просто счастливы сейчас, если бы он пошел на попятную, выказал бы перед ними свою слабость… Сакадзуки заскрипел зубами от злости – он просто не мог отказаться. – Сначала сделай, – он встал и пошел вперед, оттолкнув стоящего на его пути Кузана плечом. Сенгоку все еще был занят, но ждать, сидя здесь, он больше не будет. Сейчас он желал Кузану только одного – сдохнуть в этой битве самой мучительной смертью. Кузан, конечно, выжил – назло ему, не иначе. Сакадзуки никогда не ждал новостей с таким интересом и не слушал их с такой чуткостью. Кузан чуть было не погиб, получил ранения всего, что только существует в теле, и теперь лежал, как герой всея флота, в госпитале Штаб-квартиры. И ждал его там. Сакадзуки было бы немного грустно, если бы тот все-таки умер, но это чувство прошло бы быстро, зато не пострадали бы честь и достоинство. Хотя – он сам виноват, а о достоинстве надо было вспоминать намного раньше, тогда, когда он начинал все это. Он никогда в жизни не пошел бы на это так просто, но в такой ультимативной форме это уже не было неприемлемым. «Это». Заниматься с Кузаном любовью. Придется, раз уж он попался так по-идиотски, но только один раз. По крайней мере, Кузан очень постарался, чтобы добиться своего – это странным образом льстило, сколько бы Сакадзуки не гнал от себя это чувство как недостойное. Они встретились на нейтральной территории – в центре Маринфорда – в полдень. Кузана выписали утром – Сакадзуки специально пришлось подстраиваться, чтобы быть в Штаб-квартире именно в этот день, потому что уже завтра Кузан снова уплывал на свои здания, а тянуть Сакадзуки не мог. Нужно было как можно скорее разделаться с долгом. Он и сейчас чувствовал волнение, мешающее говорить и вести себя нормально, сколько бы он ни заставлял себя собраться. Посреди города на них могут посмотреть странно, если он будет вести себя не так, как обычно – Я рад, что ты пришел сразу, – Кузан улыбался и смотрел вдаль. Это было хорошо. Сакадзуки было бы сложнее, если бы Кузан глядел прямо на него. – Я же не мог отказаться. – А хотел бы? – Конечно, – Сакадзуки даже перекосило: неужели тот и правда думал, что он здесь по доброй воле? – Ну извини. Кузан не спеша двинулся по улице. Сакадзуки пошел рядом, спрятав руки в карманы кителя и краем глаза поглядывая на него. Кузан изменился неуловимо за этот год – он не мог понять точно, что именно стало иным, но тот стал выглядеть серьезнее и жестче, мягкость крупных черт лица была обманчивой, а может, это он сам раньше смотрел не так… Волнение от этого только усилилось. – Куда мы идем? – наконец решился спросить Сакадзуки. – Ко мне. – Ты говорил про ночь, – напомнил Сакадзуки. Он не ожидал прямо сейчас, он не успел приготовиться… – Раньше ляжешь – раньше встанешь, – Кузан мрачно усмехнулся. Сакадзуки снова поплохело. Он еще раз приказал себе соображать и взять себя в руки. – И что про нас подумают, если мы уединимся в твоей комнате? – мелькнула в мозгу пугающая мысль. – Что мы любовники. Но ты можешь оказаться. Сакадзуки готов был провалиться сквозь землю прямо сейчас. Он непроизвольно оглянулся через плечо, чтобы проверить, не наблюдает ли за ними кто-нибудь, но улица была пуста. – Успокойся, – Кузан дернул уголок рта в сторону. – У двух вице-адмиралов могут быть и другие дела, которые нужно решать за закрытой дверью. Сакадзуки эта мысль успокоила хоть немного. Хорошо, что в Штаб-квартире обычно мало дозорных, все по большей части в море, и к Кузану они прошли незамеченными. Тот открыл дверь, сгорбившись над замочной скважиной на пару секунд. В его комнате было полутемно – плотные темные шторы Кузан задернул заранее, Сакадзуки сжал кулаки, поворачиваясь к нему. – Это только один раз, – предупредил он. Кузан снял со лба очки, положил на тумбочку, с волос стянул бандану. Усмехнулся. Наблюдая за ним, Сакадзуки понял, что ему будет совсем не так противно, как он надеялся. – Конечно, я и не думал иначе… Хочешь? – он вытащил из внутреннего кармана кителя красную бутылочку и протянул ему. Сакадзуки принял ее в ладонь, отвинтил крышку… – Что это вообще такое? – поинтересовался он, сделав глоток, потому что надо было что-то сказать. Молчание давило, а Кузан не торопился делать ничего. – Настойка красного слизня, – тот снова усмехнулся. Сакадзуки скривился и отдал ее обратно. – А пока ты не знал, что это, тебе нравилось. Отлично расслабляет, кстати. Кузан сам сделал три больших глотка – Сакадзуки, не отрываясь, смотрел, как дергается кадык, – и отставил бутылку на ту же тумбочку. Ждать надоело, и он подошел сам, вплотную прижимаясь грудью к груди. Темные, почти черные в полумраке глаза напротив закрылись, и Кузан глубоко вздохнул, прежде чем поцеловать. Сакадзуки понял, держась руками за его плечи, что шутки про подгибающиеся колени при поцелуях таковыми вовсе не являются. Кузан матерился сквозь зубы, опустив голову ему на плечо, когда расстегивал дрожащими от возбуждения пальцами пуговицы, а в груди у Сакадзуки ныло. Хотелось сделать что-нибудь, чтобы тоже касаться кожи, снимая одежду, а не стоять вот так столбом, слушая их одинаково сбивающееся и шумное дыхание. – Туда, – Кузан дернул головой в сторону кровати и в два движения стянул с себя остатки одежды. Сакадзуки, глядя на него, полностью обнаженного, красивого, как черти что, со стоящим на него членом, за одно мгновение успел передумать многое и в частности то, что эта хлипкая кровать точно не выдержит их двоих. Но когда Кузан утянул его за собой, это волновало меньше всего. Он даже не дал раздеться, уложил под себя, снова нашел губы, руками пытаясь расстегнуть на нем брюки, и от каждой неудавшейся попытки, когда Кузан касался его сквозь плотную ткань, становилось хуже и хуже. Невыносимо хорошо. Он закусывал губу, чтобы не начать стонать во весь голос, когда Кузан все-таки справился с ремнем, сдернул брюки вниз и сам сполз по его телу, носом проехавшись по груди, по втянутому, дрожащему животу, по жестким черным волосам, и губами коснулся напряженного ствола. Последней связной мыслью было, что раньше ночи он точно отсюда не встанет, а потом головку обхватили влажные и жутко горячие губы. После этого, правда, ничего не изменилось – было точно так же тошно и мерзко. Сакадзуки удивился бы, если бы что-то было иначе. Он лежал на спине, глядя в беленый потолок в темноте над собой, Кузан лежал сбоку, положив подбородок ему на плечо, и молчал. Влажные виски и корни волос холодил легкий ветерок из окна. Надо было уходить. И – это точно был последний раз. – Я надеюсь, никто об этом не узнает? – проговорил он сухо. – Нет, никто, – Кузан кивнул, проехавшись подбородком по руке. Сейчас его прикосновения раздражали, но вставать было лень, и можно было позволить себе передохнуть еще пару минут. – Ты теперь герой Дозора, – сказал Сакадзуки, чувствуя, как непроизвольно перекашивает лицо. Он почти что ненавидел Кузана в этот момент. – Да, наверное, – тот поднял уголок рта кверху. – Это было полезно для моей карьеры. Совместил приятное с полезным. Сакадзуки подумал, что «приятным» быть еще унизительнее, чем он чувствовал себя до этого. Пора было вставать и уходить, и, по возможности, забыть все прямо за порогом. – Хотя это всего лишь побочный эффект, – снова заговорил Кузан после небольшой паузы. – Главным был все-таки ты. Оказывается, такое слышать было еще неприятнее, но он пока остался лежать рядом. – Почему? – Потому что за год я чуть было не тронулся, вспоминая. Надо было осуществить. Сакадзуки усмехнулся – это точь-в-точь повторяло его причину, когда он решился попробовать в первый раз. Если так, то он мог посочувствовать Кузану – он прекрасно помнил свои ощущения тогда. – И ты думаешь, что это нормально? – Нет, не думаю. Но от остальных меня теперь воротит. – Ты пробовал? – Сакадзуки все-таки спросил это. Почему-то ему важно было знать, а дальше он предпочитал не копаться. – Да. С женщинами мне пресно, а с мужчинами или смешно, или отвратительно. Остаешься ты. Это было уже слишком – Сакадзуки двинул плечом, сбрасывая его голову, и сел. Чувствовал он себя не очень – голова кружилась слегка, и его мотало от усталости из стороны в сторону. Надо же, это все было, если верить Кузану, исключительно ради него, а Кузан до этого никогда не давал повода усомниться в своих словах. Сакадзуки снова начинал чувствовать неприятное волнение. Кажется, он все-таки ошибся, с такой настойчивостью Кузана этот раз не станет последним. Тот поднялся, опершись на локоть, и смотрел на него хмуро. – И как ты столько времени с этим справлялся? Я так не могу. – Я не справлялся, – Сакадзуки усмехнулся одной стороной лица. – Я ухожу. – Как хочешь. Но если что, до утра еще долго, ты можешь остаться. – Зачем? – подозрительно спросил он. Он не уставал поражаться себе, не понимая, зачем он вообще сидит сейчас здесь и ведет разговор, когда надо уходить как можно скорее. – Я бы рассказал тебе, как я справился с демоном, а заодно и о том, куда делась его команда – ты, кажется, направлен теперь ликвидировать их. – Нет, спасибо, – Сакадзуки встал и принялся натягивать одежду. Он точно не останется, он разузнает все сам. Он не знал, как правильно реагировать теперь на Кузана, когда они рядом и наедине. Больше они не обменялись ни словом. Была полночь, когда Сакадзуки оказался на улице, часы на башне как раз пробили двенадцать, когда он проходил под ними. Он встал, задумался и развернулся обратно. В конце концов, личные причины – это не повод, чтобы отказываться от информации. Хотя кого он обманывает?.. Хорошо, что больше у него не возникало мыслей о том, что собственная неполноценность может помешать его службе. И он все-таки определился – ему было приятно видеть на лице Кузана, когда тот открыл дверь, мгновенную вспышку радости. Исфирь семь метров и еще чуть-чуть (с) * * * (Кузан) Кузан дождался, пока Сакадзуки уйдет, только тогда поднялся и, как был, пошел закрывать дверь на замок – на случай, если кто-то решит вломиться. Было прохладно и пусто, он до сих пор дышал будто бы не полной грудью, а руки и ноги слегка подрагивали. Он посмотрел на очки, лежащие на тумбочке, зачем-то подошел и сложил дужки, как полагалось. Надо было одеться, убрать постель, пойти попросить у коменданта новый комплект белья и лечь спать до утра. У Кузана никогда не было проблем со сном, но именно сейчас он думал, что вряд ли сомкнет глаза. Он просто стоял столбом посреди комнаты, смотрел на странным образом оставшуюся целой кровать и ни о чем не думал. Это все он успеет сделать потом, а пока он просто хотел, чтобы Сакадзуки вернулся. Но даже мечтать о таком было верхом наивности и идиотизма, и потому Кузан старался просто не думать ни о чем. Это чувство походило на влюбленность, но было гораздо, гораздо сильнее и навязчивее. Прочие его привязанности уходили стабильно – после первой или второй ночи. До того неприступные красавицы почему-то сразу растекались приторно-сладкими лужицами вокруг него, некоторые даже начинали мечтать о почетном звании жены офицера Дозора. Кузан этого не терпел. А Сакадзуки просто ушел. Возможно, они еще встретятся пару раз, у них будет потрясающий (нереальный, феерический, крышесносный и т.д.) секс, а потом тот снова уйдет. Это же Сакадзуки, уже одно то, что он не убил Кузана, было чем-то из разряда фантастики. Да и Кузан вряд ли хотел от него еще что-то. Сакадзуки был тем еще ублюдком, помешанным на Абсолютном Правосудии, готовым, не раздумывая, ради него умереть сам и положить полфлота, тупым солдафоном без грамма собственных желаний и без тени фантазии. «Ладно, – поправился он, – может, и не тупым, но все остальное было правдиво на сто процентов, и простая физиология не собьет того с истинного пути.» «А ты чего хотел? Розовых закатов рука об руку на стальном носу боевого корабля?» Кузан усмехнулся сам себе, наливая чай. Он все-таки заставил себя одеться и пойти к коменданту. Кровать была уже убрана свежим бельем, и ничего не напоминало. Да он сам же первый взвоет, если Сакадзуки вдруг решит, что хочет с ним, допустим, поговорить, но… В дверь громко стукнулись три раза. Кузан вздрогнул и поднял газа от чашки. Сердце, уже утихшее было, заколотилось под ребрами с новой силой. «Это кто-то другой, – Кузан старался говорить с убедительностью хотя бы мысленно. – Это не может быть он». За дверью на самом деле стоял Сакадзуки, вымучивая из себя кривую усмешку. Кузан подумал в первую секунду, что готов осесть на пол прямо здесь, где стоит, и что Сакадзуки наверняка слышит, сволочь, как заходится у него сердце, а во вторую посторонился и пропустил его внутрь. Они снова стояли друг напротив друга, Кузан снова смотрел на каменное, застывшее лицо, наполовину закрытое кепкой, и думал, что все повторяется. Он абсолютно не хотел говорить сейчас о том, как прозаично и буднично расшибался в кровавую лепешку ради того, чтобы добраться до чужого тела. Кузан даже знал, что именно надо сделать – подойти, сделав вперед два шага, снять чертову кепку и для начала поцеловать, но руки сейчас дрожали даже сильнее, чем в первый раз. Сакадзуки хмыкнул, поднял голову и посмотрел на него прямо – Кузана прошибло током, когда он увидел, что и тот все понимает и что пришёл сюда вовсе не за тем, чтобы слушать про то, как он ловил пиратов. Сакадзуки пришел сюда к нему. Он все-таки сделал эти два шага, приблизившись вплотную, стянул кепку, положил рядом с очками, не глядя. Он хотел видеть сейчас глаза Сакадзуки, серые и вечно холодные, как северное море (раньше Кузан удивился бы, если бы кто-нибудь спросил у него что-то про глаза Сакадзуки и ответил бы разве только то, что они у него есть), но тот опустил веки и громко вздохнул, раздувая ноздри. Кузан никогда еще не рассматривал его так близко. Он бы продолжил, но губы пересохли и зудели, волнение наконец немного улеглось, ровно настолько, чтобы он легко, полувопросительно коснулся губ. Дыхание перехватило, и, похоже, не только у него. Сакадзуки слабо выдохнул, подался вперед так, что они столкнулись носами, и ему казалось, что он сходит с ума. Он подумал ненароком, что от Сакадзуки это очень похоже на признание в любви – бред, но этого он все равно не дождется, да и не все ли равно. Поцелуй закончился. Сакадзуки отпустил его губы и отвернулся. Срочно надо было делать что-то, иначе все закончится прямо здесь и сейчас, Кузан это чувствовал. И он чуть подтолкнул Сакадзуки назад, спиной к двери, медленно и влажно целуя лицо, спускаясь на напряженную шею, снова находя губы, чтобы тот не смог опомниться, одной рукой придерживая голову сзади, другой, свободной, забираясь вниз под одежду, поглаживая втянутый живот, поднимаясь к груди, впихивая колено меж разведенных ног – Сакадзуки первый раз выдохнул сквозь зубы и качнул бедрами. Кузан только сейчас понял, причем с потрясающей ясностью, для чего он оказался во флоте. Он думал, что они не сойдут с места, что он сейчас просто развернет Сакадзуки лицом в дверь и вставит ему, а тот не станет сопротивляться, он уже практически готов, и куда только девался весь хваленый самоконтроль? За окном громыхнуло, прокатился раскат, сверкнуло, порыв ветра захлопнул окно – кажется, собиралась гроза. Что ж, тем лучше: за раскатами, следующими друг за другом почти непрерывно, никто точно не услышит ничего лишнего. Кузан, быстро нашептывая Сакадзуки на ухо, какой тот потрясающий, расстегнул в два движения на нем брюки, стянул вниз, развернул его к себе спиной, обхватывая рукой каменно-твердый член, обвел пальцем головку, – Сакадзуки тихо выдохнул и простонал, – и медленно, сдерживая себя, вошел внутрь, замер на секунду, чтобы зафиксировать навсегда в сознании и это тоже. Сакадзуки прогибался в пояснице, шипел сквозь зубы и сверкал неровными красными пятнами на щеках, а пальцы, разложенные и упирающиеся в дверь, начинали плавиться красным – одно только это доводило до предела, выкручивало все внутри, и Кузан двинулся назад и вперед. Когда Сакадзуки так стонал и прогибался, было без разницы, что тот может пропалить дверь насквозь, а очень скоро и это стало совершенно не важным – осталось только желание вбиться как можно сильнее и глубже. Гроза кончилась уже под утро, а до этого на улицу нельзя было выйти из-за ливня сплошной стеной и сбивающего с ног ветра. Именно в этом он и убеждал Сакадзуки, путаясь в словах, и тот все же остался переждать. Кузан кусал губы от волнения, потому что понимал, что гроза – это всего лишь предлог, и на самом деле Сакадзуки никогда не пугали ни ветер, ни дождь. Они сидели по разные стороны стола. Говорить было не о чем, и каждый думал о своем. Если точнее, то Кузан не думал, он просто переводил взгляд с предмета на предмет и ждал утра, да и смотреть было особо не на что – скупая казенная обстановка не способствовала. Старый плакат с символикой Дозора на белой стене, деревянный угол стола, белый невысокий холодильник, спящий Ден-Ден Муши на нем…Кузан выглянул в окно, отодвинув тяжелую штору в сторону: дождь почти утих, черные клубящиеся тучи с молниями постепенно рассеивались. Улитка пробурчала что-то во сне, попыталась поднять глаза, но снова опустила – кто-то пытался дозвониться, но связи пока не было. Кузан чуть улыбнулся и посмотрел вперед, на Сакадзуки. Тот сидел, надвинув на голову капюшон, положив локти на стол и сцепив пальцы в замок. О чем тот напряженно думал, Кузан не хотел сейчас расспрашивать – хватало и того, что Сакадзуки просто сидит здесь. Хоть и смотреть на него, ничего не делая, было тяжело, но если Кузан сейчас предпримет еще что-то, то просто не встанет на пост через пару часов. В коридоре за дверью раздались шаги, быстро приближающиеся к комнате. Кузан думал, что кто бы там ни был, пройдет мимо, но в дверь заколотили. – Вице-адмирал Кузан! – голос был приглушен дверью, но в нем слышалась тревога. – Вице-адмирал Кузан, для вас срочное донесение! Внутри нехорошо заныло – опять случилось какое-то ЧП, – но сейчас оно было очень вовремя. Сакадзуки поднял на него тяжелый взгляд и резко мотнул головой в сторону кричащего за дверью в коридоре, указывая, что Кузан лучше поторопиться. – Да иду я! – проорал тот в ответ на неумолкающий стук и вопли. Он определённо был в хорошей форме – натренированное тело правильно реагировало на внезапную ситуацию, в нем чувствовалась свежая энергия, хотя пять минут назад он готов был сказать, что не встанет на ноги. – Что стряслось?! Какого черта мне не дают спать?!– рыкнул он привычно на стоящего на пороге растерянного и взволнованного солдата. – Конфиденциальная информация, только для Вас от главнокомандующего Сенгоку,– тот понизил запыхавшийся голос. – Можно мне войти? – Нет, говори так, – отрезал Кузан и для верности вышел сам, прикрыв дверь за спиной. Он сходу прикинул, что может увидеть случайно зашедший дозорный: раскиданные по всему полу вещи, кепку и китель Сакадзуки, развороченную снова кровать. Кузан строго зыркнул на солдата, и тот вытянулся по струнке. – Главнокомандующий Сенгоку приказывал доложить лично Вам, что этой ночью из Импел Дауна сбежал Золотой Лев Шики, и главнокомандующий срочно хочет видеть вас у себя в кабинете. То, что Шики сбежал, было плохо. Очень плохо. Кузан уже сейчас, на расстоянии чувствовал, как зол Сенгоку. Особенно на них – это ведь они были ответственными и отчитывались за инспекцию Импел Дауна. – Вице-адмиралу Сакадзуки уже сообщили? – Нет, но я как раз бегу к нему! – Не надо, я сам, – Кузан махнул ему рукой. – Можешь сказать скорее главнокомандующему, что мы скоро будем. – Есть! – солдат козырнул и умчался обратно. Кузан постоял в коридоре немного, дожидаясь, пока тот скроется из виду. Он надеялся, что, узнав новость, Сакадзуки не испепелит его от ярости на месте. Когда Кузан вошел, Сакадзуки, полностью одетый, уже ждал его. – Что там? – спросил он сдавленно, чтобы скрыть напряжение. – Золотой Лев Шики сбежал сегодня ночью. Сакадзуки сжал зубы так, что побелело все лицо. – Пошли, – бросил он и первым вылетел за дверь, и сейчас ему совершенно не было дела до того, что кто-то может заметить, как они вдвоем ранним утром покидают комнату Кузана. Сенгоку посмотрел на вошедших мрачно, не говоря ни слова. Сакадзуки встал перед столом по стойке, расправив плечи и виновато опустив голову. Кузан до сих пор топтался в дверях, не зная, куда ему деться. Всегда, когда он разговаривал с Сенгоку, он абсолютно точно понимал, что он из себя представляет, чего он стоит и сколько ему лет. И что такой высокий ранг они занимают не только за заслуги, но и благодаря его протекции, а расположение и доверие терять было очень больно. – Сядьте, – сухо сказал Сенгоку, поправив очки на переносице, и опустил подбородок на сцепленные пальцы. Кузан прошел в кабинет и опустился в кресло, которое уже привык считать своим, Сакадзуки сел на стул у стены вдали от него. Он не представлял даже, что сейчас сделает с ними Сенгоку: тот одним взглядом если не убивал на месте, то сходу давал понять, насколько он разочарован и зол. – Вам сообщили, что произошло этой ночью? – оба кивнули. – Шики отрезал собственные ноги, закованные в кайросеки, благодаря способностям Дьявольского фрукта улетел наверх, миновав все уровни, захватил корабль Дозора и скрылся. Все это произошло три часа назад, но из-за грозы со штабом смогли связаться только недавно. Вопросы есть? Вопросов не было. Отрезал себе ноги по щиколотку и улетел – все просто и понятно, это же Шики, он сражался наравне с Роджером… Пронеслась запоздалая мысль, что такого сильного и опасного пирата надо было сковывать и по рукам, особенно со способностью того летать, но она была слишком запоздалой. – Разрешите найти и отправить обратно? – спросил Сакадзуки низко, кое-как сдерживаясь, отчего голос даже вибрировал. – Разрешаю, – скептически ответил Сенгоку, оглядев обоих. – Это, в конце концов, ваш недосмотр. Вы оба должны прямо сейчас бросить все силы на поиски. Сакадзуки готов был в ту же секунду сорваться с места и отплывать, только бы как можно скорее загладить вину. Кузан даже не хотел представлять, что творится у того в голове и почему тот не рвет на себе волосы от собственной ошибки из-за невнимательности, если даже он сам чувствовал себя отвратительно и готов был сделать все и даже больше, чтобы исправить ошибку. – Подождите, – Сенгоку поморщился и потер переносицу устало. – Чтобы вы знали, пять минут назад вы оба были близки к тому, чтобы всю жизнь просидеть на самом дальнем и никому не нужном островке в каком-нибудь Норт Блю… Вы прямо сейчас соберете все свои силы и отправитесь на поиски. Прошло три часа. Вы не найдете Шики, но вы должны будете делать вид, что усиленно его ищете. Рапорты ко мне отправлять будете каждый вечер, и чтобы в них вы описывали как можно больше сложностей, с которыми вы сталкиваетесь… – Сенгоку тяжело вздохнул. – Если же случится чудо и вы вдруг наткнетесь на сбежавшего, то вы просто сделаете вид, что ничего не заметили, и поплывете тихо дальше. Это приказ. Кузан не верил собственным ушам, и Сакадзуки, судя по всему, тоже. – Но… я не понимаю, – начал было тот, потому что Сенгоку смотрел испытующе и ждал ответа. За окнами начинало светать, уже чистое от туч небо серело. – Не переоценивайте себя, – бросил Сенгоку резко. – В прошлый раз Шики стоял против нас с Гарпом и, если вы забыли, мы разрушили Маринфорд в битве с ним. Я думаю, что вы знаете Гарпа хорошо, что бы понимать, что вы не справитесь пока. Вопросы еще есть? Сейчас Кузан на себе узнал, для чего Сакадзуки так стискивает зубы постоянно. Все, о чем говорил Сенгоку, было правдой, и это добивало сильнее, чем все остальное. Сакадзуки тоже сидел на своем месте, помертвев. Отступать их обоих еще не учили. – Нет, – Сакадзуки мотнул головой. Судя по голосу, от внутреннего напряжения тот готов был взорваться. – Все ясно. Разрешите идти? – Исполняйте, – Сенгоку вяло махнул рукой. Кузан, выходя, успел заметить, как главнокомандующий снова тяжело вздохнул, тоже сжал зубы и потянулся к одному из Ден-Ден Муши, которые стояли перед ним на столе ярким разноцветным рядом. Исфирь семь метров и еще чуть-чуть (с) * * * (Сакадзуки) Корабль стоял в спокойных прибрежных водах. Сакадзуки прохаживался по палубе, надеясь, что со стороны он выглядит спокойным и уверенным, и ждал. Ждали все – и на его корабле, и на четырех других, которые виднелись сейчас на отдалении друг от друга у линии горизонта. Вызов Пяти был крайне серьёзной и ответственной операцией, и нужно было очень постараться, чтобы снова не опозориться. Сакадзуки и без этого только-только начал чувствовать себя по-прежнему уверенно после той их фикции, которой стали поиски Шики. Месяц они как бешеные обшаривали весь Гранд Лайн и все моря, и, слава богу, не нашли ничего – Сакадзуки не пришлось на этот раз испытать на себе, что сильнее: приказ вкупе со здравым смыслом или невозможность отпустить пирата, которого видишь. Неприемлемость. Конечно, сигнал может и не поступить, и тогда они все просто вернутся обратно в Штаб-квартиру Дозора, но рассчитывать надо было на действие. И Сакадзуки рассчитывал, надеясь, что здесь он сможет реабилитироваться в глазах Сенгоку и в своих собственных. И он подозревал, что Кузан думает точно так же. На корабле тоже царило тщательно сдерживаемое напряжение. Все почти так же, как обычно, но солдаты перешучивались чуть тише, чаще оглядывались на него, когда он проходил за их спинами. Они тоже ждали – Сакадзуки уже успел немного привыкнуть к своим и чувствовал их настрой. Впрочем, в Маринфорд они попадут рано или поздно, Сакадзуки ждал и этого тоже, причем с не меньшим нетерпением, чем Вызова. Они с Кузаном встречались после неудачного поиска Шики только два раза, потому что на корабле он этого делать не собирался, хоть Кузан и намекал не однажды. Однажды Сакадзуки даже чуть было не согласился, но одумался вовремя, это все-таки было бы слишком опрометчиво: уединиться на корабле, кишащем солдатами, с картонными стенками-перегородками между каютами. Сакадзуки отдавал себе отчет в том, что слухи рано или поздно пойдут, и тогда ему придется прекратить, но лучше бы это случилось поздно, чем рано, и в этом случае репутация отморозка, зацикленного на одном только Правосудии, играла на него. Раньше он ненавидел себя за эти мысли, теперь привык. Ненависть к себе была абсолютно бесполезной и даже вредила работе, как и подавление собственных мыслей и желаний – это Сакадзуки успел понять и прочувствовать. Теперь он просто ждал, когда его отпустит, дополнительным бонусом к тому же получая бездну удовольствия. Сакадзуки одернул себя – он опять думал не о том. Он в последний раз бросил короткий взгляд на корабль Кузана и ушел на другой борт. Интересно, тот опять дрыхнет про запас или все-таки так же, как он, меряет палубу шагами и ждет?.. Вообще говоря, Вызов Пяти подразумевал прибытие пятерых вице-адмиралов – так оно и было, но трое других даже близко не дотягивались до них с Кузаном, и это слегка раздражало и льстило одновременно. Был еще Борсалино, но тот вечно пропадал где-то. У него были свои задания, и этому Сакадзуки тоже был рад – Борсалино понял бы про них с Кузаном все в один момент, а потом издевался бы весь остаток жизни. Он, пожалуй, был единственным, от кого Сакадзуки мог бы это перенести, но это было бы крайне болезненно. Тревожная сирена взвыла на весь корабль, и Сакадзуки в момент вынырнул из своих мыслей. Вызов состоялся, теперь настала их очередь действовать. Десять кораблей одновременно нацелили орудия на остров и выстрелили, от грохота на несколько мгновений заложило уши, а клубы черно-серого грязного дыма мешали оценить нанесенный ущерб. Охара была островом ученых, которые в своих незаконных исследованиях истории зашли слишком далеко. Вызов означал, что группа проверки нашла понеглифы – каменные плиты с письменами, доставшиеся в наследство от прошлой цивилизации, которая владела оружием такой силы, что могла уничтожить мир. Ученые пытались добыть те знания, которые никогда не должны быть открыты ради блага человечества, и теперь и остров, и преступников необходимо было уничтожить полностью. Когда дым рассеялся, стало видно огонь: зеленый остров был весь объят рыжим пламенем, полыхали деревья и, как огромный факел, горел огромный дуб, раскинувшийся над всей сушей, внутри которого и располагалась раньше база ученых. Они все должны были остаться здесь навечно. Сакадзуки радовала эта мысль. Пушки грохотали, не переставая. Сакадзуки не слышал ничего вокруг. От берега отчалил эвакуационный корабль с мирными жителями. Сакадзуки нахмурился – он не мог быть уверенным, что на него не просочился случайно ни один из ученых, а если на корабль проскользнул хоть один из преступников, операция окажется проваленной. На берегу появился вице-адмирал Саул – бывший вице-адмирал, если быть точным, – великан, который дезертировал, освободив одну из заключенных под стражу ученых. Руки у Сакадзуки начинали непроизвольно гореть, когда он видел предателя, но с Саулом пусть разбирается Кузан, в конце концов, тот раньше был его приятелем. Корабль с жителями острова отплывал, и это не нравилось Сакадзуки все больше и больше. Кузан на берегу настиг Саула. Тело великана уже наполовину было покрыто льдом, и даже здесь был слышен его дурацкий предсмертный смех. Орудия перезарядили и дали по острову еще одни залп, уже для порядка – и без того ясно было, что все кончено. Сакадзуки собрал все силы и ударил сверху по отплывающему кораблю раскалённым кулаком из магмы. Вот теперь точно был конец. Сакадзуки медленно выдохнул, сбрасывая напряжение. Операция была успешно завершена, а Сенгоку не сможет не понять, что его действия были необходимы. Можно было возвращаться. – Уходим! – проорал он по инерции – грохот стих, но уши до сих пор были заложены. Сакадзуки махнул рукой рулевому, и тот крутанул штурвал. Его корабль первым отходил от того места, где полчаса назад был остров ученых. Когда Сакадзуки узнал, что через пару дней их повысят до адмиралов, он внутренне порадовался – значит, они хорошо сработали на правительственном задании. Когда он узнал, что Кузан отпустил с острова преступницу и сам помог ей уйти, он сначала не поверил, подумал, что над ним издеваются. Когда до него дошло, что это правда, что с Охары удалось скрыться одному историку, у него на несколько мгновений отнялись язык, руки и мозг, и он подумал, что найдет и убьет Кузана прямо сейчас, чтобы тот не пятнал честь Дозора. Адмирал, который отпустил преступницу… Только перед этим он обязательно должен спросить, просто так, на всякий случай, для очистки совести – вдруг у того внезапно что-то помутилось в голове и сейчас ему нужна срочная медицинская помощь… В Маринфорде ярко светило солнце, хлопали на ветру над головой бело-синие флаги, кричали и носились чайки, тени от которых почти неуловимо мелькали на светлых стенах и каменной мостовой. Сакадзуки размеренно шагал и думал о том, что он не должен был отплывать первым и что ему нужно было проследить за всем до конца. Но он понадеялся, что Кузан и без него справится отлично. Тот ведь всегда справлялся Где Кузан квартируется, Сакадзуки успел выучить, даже заходил пару раз. Сейчас он не хотел об этом вспоминать. Уже постучав, он запоздало подумал, что Кузан может вовсе не быть дома, но тот открыл, пусть и не сразу, и по застывшему, каменному лицу Сакадзуки понял с холодком, что Кузан знает, зачем он пришёл, знает, что совершил, и абсолютно не раскаивается. Кузан чуть посторонился, пропуская его, и дернул уголок рта в подобии приветствия. Сакадзуки промедлил секунду, прежде чем войти, потому что сердце больно сжало. Теперь они стояли снова друг напротив друга и мерились тяжелыми злыми взглядами. – Чай, кофе, слизня? – к концу голос издевательски повысился Сакадзуки поморщился, чувствуя, как от отвращения дернулась верхняя губа. Теперь брать что-то из рук Кузана казалось недопустимым. Но спросить все равно было нужно. – Зачем ты это сделал? – Кузан успел с вопросом первым. – Что? – Уничтожил корабль. Он должен был уплыть, на нем были обычные люди, которых мы защищаем. Кузан говорил и дышал ровно, и видно было, что он готов сорваться в любой момент, но Сакадзуки не собирался сейчас отвечать на тупые вопросы, ответы на которые Кузан и так должен знать. – Поэтому ты оставил в живых последнего преступника и сам отправил ее на свободу? Ты нарушил приказ, и тебя волнует, почему я его исполнил? – Ты ненормальный. Ты просто ненормальный больной ублюдок, помешавшийся на законе. Кузан продолжал сдерживаться. Сейчас получалось даже лучше. У Сакадзуки в голове тоже стало проясняться, все мысли, до этого времени бурлившие, словно покрылись льдом и стали ясными. – Она всего лишь ребенок. – Она историк и уже умеет читать понеглифы. Тебе мало этого? Может, ты так же, как и Саул, хочешь сказать, что Правительство и Дозор не правы? Может, ты так же спас преступницу и хочешь дезертировать? – Заткнись! Сакадзуки криво усмехнулся, видя, как Кузан, закрыв глаза, сжимает кулаки до того, что костяшки вот-вот прорвут кожу. – Может, тогда ты как вершитель истинного правосудия, так же убьешь меня кулаком магмы сверху? – Нет. Сенгоку не сделал этого, значит, у него были причины. Если бы не это, я поступил бы так, как ты сказал. – Сенгкоку сказал, что отныне эта девочка будет на мне. Я согласился. Он, в отличие от тебя, обладает нормальными человеческими чувствами! Твою мать! Чего Сакадзуки не ожидал, так это того, что Кузан резко развернётся и уйдет от него взбешенно на пять шагов вперед. Дальше бежать было некуда – перед ним была стена и та самая кровать. Сакадзуки еще раз подумал, что неприятно разочаровался. По сути, это было предательством, и он мог ожидать этого от кого угодно, но не от Кузана. – Может, все-таки чай? – голос Кузана теперь был каким-то ненормальным, надломленным. Сакадзуки мотнул головой и развернулся, крутанувшись вокруг себя, чтобы уйти. Он не хотел иметь с Кузаном ничего общего. Он пока не представлял себе даже, как они будут сосуществовать вместе. Наверное, хорошо, что они не пытались поговорить никогда раньше – в этом случае все закончилось бы быстрее. Часть вторая * * * (Акаину) Чайка летела рядом с кораблем, не отставая, вот уже полчаса и изредка косила внимательным черным глазом на Сакадзуки, а все из-за того, что полчаса назад он случайно бросил ей хлебный комочек. Птица была забавной, и он бросил бы еще хлеба, если бы он был. Сакадзуки стоял на носу корабля и наблюдал за ней – чайка кружилась в воздухе, резко разрезая его крыльями, иногда отлетала и садилась на воду, но потом все равно возвращалась. Сакадзуки не то чтобы очень нравилось смотреть вперед на бескрайнюю сияющую на солнце водную гладь и лучше бы он занялся чем-нибудь более полезным, но тогда ему постоянно бросались бы в глаза игрища двух других адмиралов. Так он мог делать вид, что не замечает этого. Позади его корабля по поверхности воды с переменным успехом гоняли друг друга ледяной фазан и желтая светящаяся обезьяна. И если Борсалино делал это только для того, чтобы хоть как-то развлечься, то Кузан еще и выводил из себя его лично. Сакадзуки наблюдал за чайкой еще и для того, чтобы не двинуть кулаком из магмы по этой жирной курице изо льда. Все равно это ни к чему не привело бы, а его солдаты и так косились на него чаще, чем нужно. Он был уверен, что на двух других адмиральских линкорах народ увлеченно следит за шоу и делает ставки на своих. Сакадзуки тоже готов был поставить свою собственную парадную форму на то, что если бы вдруг в игре участвовала и его «собачка», то никто из его подчиненных по своей воле не болел бы за своего командира. Кто же виноват, что под его началом служили сплошь неисполнительные лентяи, вечно мечтающие только о том, чтобы схалтурить и не сделать лишнего движения. Впрочем, если таков даже один из адмиралов, что уж говорить о рядовых служащих… Три адмирала, одна их трех великих мировых сил, собирались вместе крайне редко. По большей части, это было не нужно – как палить из пушки по воробьям. Этот случай был исключительным: в небольшом городке Логтаун, что находится в Ист Блю на отшибе от основным путей и событий, пять лет назад был казнен Король Пиратов. За эти пять лет в мире изменилось очень многое, но главным было то, что Дозор наконец-то более или менее встал на ноги и стал контролировать ситуацию с пиратами. По этому поводу в Логтауне и проводился большой военный парад с участием в нем главной силы Морского Дозора. Их троих. Парад, как все и ждали, прошел спокойно, торжественно и шумно. Никаких пиратов, которые захотели бы наделать переполох, никаких революционеров не было и в помине. Они втроем появились под самый конец, выйдя перед шеренгами солдат и показав себя. Все прошло так, как и было рассчитано и прорепетировано много раз. Никаких форс-мажоров. Сакадзуки чувствовал себя полным идиотом и пустой куклой, поставленной в нужное место только для того, чтобы на него посмотрели тысячи человек. Он прекрасно понимал, для чего нужны подобные парады и для чего он должен на них присутствовать, но сам он предпочитал действовать во благо Правосудия. Зато остальные, наоборот, рады были отдохнуть, и специально из-за таких и было введено ночное патрулирование города под началом адмирала Акаину. Более того, Сакадзуки сам лично всю ночь проходил по улицам, выглядывая тех, кто нарушал дисциплину и пятнал своим безобразным поведением Дозор. Может, он сам и не пошел бы, но спать душной летней ночью не хотелось, и лучше было прогуляться хотя бы для того, чтобы посмотреть на спящий город. Все было отлично, практически идеально. Ровно до того момента, пока он, выворачивая из-за поворота, нос к носу не натолкнулся Кузаном, который летел вперед, не глядя. За мгновение, когда они столкнулись, Сакадзуки успел почувствовать приторно-сладкий запах дешевых духов и заметить размазавшуюся по шее красную помаду, а потом Кузан отшатнулся на несколько шагов, скривился, издевательски отдал ему честь и полетел дальше. Сакадзуки смотрел вслед одетой в белое фигуре, пока она не скрылась за очередным поворотом. Хорошо, что Кузан – адмирал Аокиджи, – хотя бы китель снял, хотя в городе не было человека, который и без формы не признал бы в нем адмирала Дозора. Сакадзуки в последнее время все чаще думал, что Кузану не место во флоте, но, похоже, его мыслей не разделял никто. Пока он вспоминал о не самой удачно проведенной ночи, чайка обиделась на его невнимание и куда-то улетела, зато линию горизонта отчетливо затянуло дымом. – Адмирал Акаину! Сакадзуки обернулся – позади него стоял, вытянувшись по струнке, солдат и смотрел прямо и взволнованно, ждал, пока ему разрешат говорить. Неплохой вроде, хоть еще и совсем молодой – надо будет присмотреть за ним получше, может далеко пойти. Сакадзуки кивнул. – Прямо по курсу пять пиратских кораблей! Четыре корабля горят, два уже почти потоплены. Все пять под одним флагом, противник пока неизвестен. Сакадзуки огляделся: все застыли и смотрели на него, ожидая приказа. Вот оно, то, чего он ждал – наконец-то их ждет хорошая битва. Он встретился взглядом с рулевым и махнул рукой в направлении дыма. Теперь стали видны уже горящие паруса и мачты. – Полный вперед! Сакадзуки сдерживал усмешку в предвкушении боя. Пять кораблей под одним флагом – это неплохое начало, мало кто из пиратов имел больше одного корабля с проверенной, крепко сколоченной командой. Он надеялся, что тот, кто потопил эти корабли, не успел уйти слишком далеко. Кто бы ни был их противником, он был силен, а Сакадзуки так давно не имел дела с по-настоящему сильными пиратами. В конце концов, кем бы тот ни был, их здесь тоже трое. Он обернулся – Кузан и Борсалино тоже заметили врага, наконец-то перестали гонять по воде зверье и тоже двинулись за ним. Они приближались с каждой минутой. Сакадзуки ждал, иногда в нетерпении поглядывая на впередсмотрящего, но тот пока молчал, не отрываясь от бинокля. За густыми черными клубами дума ничего не было видно. В крови закипали адреналин и ненависть. Он кое-как выжидал последние минуты перед схваткой. – Это «Моби Дик»! – заорали сверху, и сразу наступила тишина, мертвая. Слышно было только треск горящих и ломающихся досок. Даже Сакадзуки почувствовал, как по спине холодной волной побежали мурашки. Он надеялся на сильного противника, но не на Белоуса. Какого черта тот делал сейчас в никому не нужном Ист Блю? – Вперед! – скомандовал он снова. Отступать теперь все равно было нельзя – их уже заметили. Подплывали в молчании. Он уже собственными глазами мог различить на борту исполинского корабля такую же огромную фигуру – все остальные бегали точками где-то на уровне коленей Белоуса и в расчет пока не брались, хоть Сакадзуки и знал, что головы приближенных Эдварда Ньюгейта стоят фантастически дорого не просто так. Сакадзуки всегда знал, что смерть в бою за то, что для него дороже всего – за Правосудие и Дозор, – это лучшая смерть для него. Он не собирался умирать так рано, но если такова судьба… Он оглянулся – Борсалино даже не собирался ввязываться в сражение и разворачивал свой корабль. Кузан, кажется, собирался повторить тот же маневр. На корабле Сакадзуки сейчас все чувствовали себя смертниками и ненавидели за это лично его. Значит, нужно действовать самому. Надо атаковать Белоуса, пока солдаты отвлекают на себя его команду. План был смешным, но другого не находилось. Еще, правда, можно было потопить свой корабль, не подплывая к «Моби Дику». Корабли сблизились настолько, что их линкор уже можно было взять на абордаж. Сакадзуки увидел перед собой лица пиратов Белоуса, уже порядком утомленных прошедшим боем, перед тем как задрал голову кверху, чтобы посмотреть в лицо самому Ньюгейту. Тот в предвкушении сверкал улыбкой. Сакадзуки собрал все силы, чтобы вложить их в удар – огромный кулак из магмы полетел в середину открытой груди пирата. И легко был отброшен выставленным вперед острием бисенто. А после «приветствия капитанов» началась обычная мясорубка. Его солдаты ничего не могли противопоставить, они были бессильны, их тупо и методично убивали. Сакадзуки прыгнул вперед, выкладываясь в последний раз. Он даже смог задеть Белоуса пару раз, попав в плечо раскаленным кулаком, но его тут же оглушило ударом, сбило с ног, прижало к шершавым доскам палубы щекой и протащило, а потом еще раз, и еще, не давая собраться, придти в себя и встать. Пролетела мысль, что удары Гарпа по сравнению с этими – просто поглаживания. Последним в его жизни была снисходительная усмешка и летящее сверху острие, от которого он не мог увернуться. Ледяной меч возник перед его лицом в самый последний момент. Сакадзуки выдохнул, прикрыл глаза и запоздало услышал оглушающий скрежет металла об лед, гулкий раскатистый хохот Ньюгейта и пятиэтажный грязный мат Кузана. Сакадзуки и не думал никогда, что тот умеет так, хотя что тут странного – это же флот. Он промедлил ровно секунду перед тем, как вскочить на ноги, а Кузана уже прибило к противоположному борту корабля, согнув пополам. Сакадзуки уловил мгновенно, что тот не успеет подняться перед следующим ударом, встал вперед и кое-как смог отклонить острие в сторону. Его шатало, ноги уже едва держали, лицо заливало кровью. Он только сейчас смог разумом оценить всю силу Ньюгейта. Тот, казалось, не напряг ни один мускул, но при этом бил так, что еще пара ударов – и он не выдержит. Тела он уже почти не чувствовал. Кузан поднялся и встал рядом с ним, прямо напротив Ньюгейта, который все никак не мог успокоиться и продолжал хохотать. «Когда он заткнется, нам конец», – Сакадзуки осознал это с кристальной ясностью, безуспешно пытаясь хоть немного отдышаться и придти в себя. – Отец! Здесь все! – услышал он веселый голос из-за спины. Оборачиваться, чтобы посмотреть на остатки своего корабля, он не собирался – и так все было понятно. – Отлично, мы уходим! – тот крикнул в ответ раскатисто и повернулся к ним с Кузаном спиной, на которой красовался огромный выбитый крест и полумесяц. – Этих двоих киньте за борт, если повезет, будут живы. Оценить этот жест сразу Сакадзуки не успел – дальше последовало то, что он вспоминал всю жизнь как свой самый большой позор. Шесть шагов по перекинутой за борт доске под глумливый смех и свист пиратов Белоуса. Вниз сначала полетел Кузан, а потом он. Пара мгновений в воздухе, столкновение с водой и погружение камнем в толщу, сколько ни барахтайся – бесполезно, фруктовики не умеют плавать, это общеизвестный факт, и исключений из него нет. Сакадзуки погружался с открытыми глазами. Кузан был ниже него на пару метров и смотрел сквозь голубовато-зеленую толщу воды, не отрываясь. Воздух в легких начинал заканчиваться. Сакадзуки кое-как улыбнулся, глядя вниз – в глазах темнело, в висках тяжело билась кровь. Они продолжали погружаться. Сакадзуки попрощался с жизнью и подумал, что не жалеет ни о чем. Да, стая дельфинов пришлась сейчас как нельзя кстати. Сакадзуки сцепил руки на подставленном плавнике и поплыл наверх, к солнцу. Дышать снова было чудесно, волшебно, восхитительно и непередаваемо хорошо, и Сакадзуки жадно глотал воздух. Кузан, болтающийся на другом дельфине рядом, похоже, наслаждался тем же самым и тоже смотрел на него во все глаза. В первый момент Сакадзуки хотел даже обнять его на радостях – он уже и не надеялся остаться в живых, – но потом резко вспомнил, что делать этого не нужно. Нельзя ни в коем случае. Он оглянулся – «Моби Дик» отплывал, но отошел еще совсем недалеко, и было отлично видно, как сгрудившиеся у одного борта пираты радостно машут им руками и лыбятся. Сакадзуки убил бы всех, если бы мог. Зато вокруг них догорали остатки кораблей, воняло гарью, на воде плавали доски, а дельфин под ним уже недовольно косил глазом, намекая на то, что пора слезать. Их даже подвезли до самой большой и удобной доски, которая вполне могла бы нести их двоих. Хотя нет… Не могла. Деревяшка ощутимо ушла вниз уже под ним, и еще Кузана точно не выдержала бы. Тот огляделся, но ничего подходящего вблизи больше не находилось, вздохнул и плавно переполз с плавника на доску руками так, чтобы только держаться на поверхности. В таком положении Сакадзуки чувствовал себя донельзя глупо, но делать было нечего, не спускаться же рядом в воду и ему самому только для того, чтобы страдать вместе с Кузаном. Волосы были мокрыми, и голову непривычно холодило – кепку он, конечно, где-то потерял. Обо всей остальной одежде, с которой текло струями, он предпочитал не думать. Хотя лучше, наверное, все-таки об одежде, чем о том, что ему какое-то время придется провести рядом с Кузаном, который сейчас тоже старательно отводит глаза и смотрит в сторону – получалось как раз на всплывшее внезапно на поверхность тело в бело-синей форме. Все, что угодно, только бы не думать, что они не разговаривали уже пару лет и даже находиться рядом не могли, а сейчас улизнуть было некуда. Не думать о том, что Кузан чуть было не погиб, спасая его. – Ты можешь наморозить себе льдину и сидеть на ней, – сказал Сакадзуки, разрывая молчание. Кузан медленно повернул голову к нему. – Даже если бы я и не находился в воде и мог это сделать, как ты говоришь, то мне было бы холодно на ней сидеть. Поэтому тебе придется потерпеть меня рядом, – Кузан усмехнулся, опустил подбородок на скрещенные на доске руки и прикрыл глаза. – К тому же вода теплая, а мне редко удается поплавать. Сакадзуки скрипнул зубами и смолчал. Кузан как всегда паясничал, и самым лучшим выходом было просто его игнорировать. Тот улыбался с закрытыми глазами и делал вид, что приехал сюда позагорать. Сакадзуки смотрел на него, пока тот не видит, особое его внимание привлекали руки – он совершенно некстати вспомнил, какие у Кузана чуткие и нежные пальцы. На этом месте он оборвал свои мысли и заставил себя отвернуться. – Не дергайся ты так, – пробормотал Кузан, чуть приподняв веки. – Ну, проиграл раз, с кем не бывает... Это же Белоус, мы точно ничего не могли сделать. Отыграемся когда-нибудь… Сакадзуки усмехнулся – Кузан, кажется, сейчас пытался его ободрить в своеобразной манере. Конечно, тот в последнее время предпочитал вообще ничего лишнего не делать. – Как думаешь, когда за нами вернутся? – спросил Сакадзуки. – Должно быть, выждут пару часов, чтобы Белоус ушел подальше… – Зачем ты полез? – Надо было оставить тебя сдыхать? – Ты же знал, что мы не выйдем оттуда живыми. – Но мы живы, ты же видишь. – Это случайность. Тебя могли убить. Борсалино ведь не остался, чтобы спасти мне жизнь. – Это было бы бессмысленно. Борсалино увел корабли и прикрывал бы их в случае чего. – А ты? – Сакадзуки, заткнись и сиди молча, – Кузан наконец полностью открыл глаза и посмотрел на него жестко. – Я не мог оставить тебя там. Сакадзуки действительно замолчал. Он столько времени заделывал бреши в своей броне, чтобы снова потерять ее в один момент, услышав собственное имя, произнесенное Кузаном. – Наш Дозор – вообще странная организация, не находишь? – Сакадзуки напрягся, рефлекторно почувствовав отторжение и неправильность высказанной Кузаном мысли. – Мало кто решится просто так пойти на риск и прикрыть товарищу спину. А те же пираты без раздумий убьют любого, кто посмеет тронуть их накама. – Я не понимаю тебя. Что ты хочешь сказать? Кузан опять портил все. Сакадзуки до боли, до зубовного скрежета противно было слушать его рассуждения о том, что у пиратов есть что-то такое, что тому может понравиться. – Я ничего не хочу, я просто размышляю вслух, – Кузан слабо усмехнулся. – В морской воде, кстати, я все-таки чувствую себя не очень. Иногда были мгновения, когда он ненавидел Кузана почти так же сильно. – Как будто ты мало видел пиратов, чтобы думать о них хорошо. Ты сам знаешь, что они творят. Они плюют на все законы, они грабят, они убивают, они… – Заткнись, – Кузан отмахнулся так лениво, что из Сакадзуки и впрямь выбило все желание говорить что-то. – Я все прекрасно знаю, не хуже, чем ты. Дай мне просто насладиться тишиной и спокойствием. Сакадзуки с удовольствием ушел бы сейчас далеко и там успокаивался бы, если бы такая возможность у него была. Дальше они сидели в молчании. Так и получалось всегда – Кузан все портил. Вот поэтому они не разговаривали и не встречались эти два года. Сакадзуки даже готов был пойти на примирение, если бы Кузан понял, что был не прав. Если бы тот всего лишь извинился. До того момента, когда за ними вернулся корабль, Кузан больше не сказал ни слова. Сакадзуки тоже молчал, только в последний момент, когда к ним уже приближалась шлюпка для того, чтобы забрать, он выдавил из себя «спасибо». Кузан посмотрел на него тяжело и кивнул. Исфирь семь метров и еще чуть-чуть (с) * * * (Аокиджи) Адмирал Аокиджи сидел, запершись, в своем личном кабинете в Штаб-квартире, и отдыхал. Он уже успел подмять под себя новое кожаное кресло таким образом, чтобы, чуть отъехав от стола, на него можно было положить ноги, а затылком откинуться на удобный подголовник. У Кузана просто был перерыв на обед, в который он предпочитал спать. Он вообще все больше и больше спал в последнее время, когда работы стало меньше и ее частично возможно было переложить на подчиненных. Правильно, пусть вице-адмиралы выслуживаются, а он, похоже, если все так и будет продолжаться дальше, просто впадет в спячку. Будильник прозвенел за пять минут до конца перерыва, и Кузан с тяжелым вздохом стянул с глаз плотную маску для сна, сдвинув ее на лоб. Борсалино, помнится, пошутил как-то, что Кузан может спать стоя в этой самой маске и будет при этом выглядеть идеальным воплощением правосудия. Сакадзуки за такую шутку чуть было не испепелил взглядом обоих. Вспоминать о Сакадзуки сейчас было совершенно некстати. Кузан сладко потянулся, посмотрел бегло в огромное, во всю стену окно с видом на плац, стряхнул с белых отутюженных брюк случайно севшую пылинку и сел за стол уже нормально, опустив ноги и облокотившись. С противоположной стороны его стола стоял стул – для официальных разговоров, за ним, чуть дальше – диван для разговоров полуофициальных и обычных чаепитий, а за диваном, на стене, был приколочен когда-то им самим внушительных размеров стенд, на котором он развешивал листовки с лицами самых опасных пиратов и преступников. Листовка с шестнадцатилетней Нико Робин висела в центре, и черноволосая красивая девушка каждый день смотрела прямо на него серьезно, без улыбки. Когда Кузан оказывался способен на юмор применимо к этой ситуации, он думал, что глаза у нее голубые и до странного похожие на лед. Прошло десять лет с тех пор, как они уничтожили Охару, а он спас с полыхающего острова девочку-историка, которая теперь единственная во всем мире умела читать понеглифы. Тогда он не обдумывал свои действия и, говоря честно, надеялся, что девочка затеряется где-нибудь и он больше никогда о ней не вспомнит. Конечно, думать так было верхом глупости, но даже сейчас, зная обо всех последствиях, Кузан все равно поступил бы так же. Нет, он не собирался снова начинать думать о Сакадзуки, незачем. Все равно разошлись бы, лучше рано, чем поздно. На столе громко затарахтел Ден-Ден Муши, и Кузан сейчас был рад отвлечься на свои прямые обязанности. Бред все это, не мальчик уже… – Адмирал Аокиджи, – мягко начала секретарь, – к вам пришел капитан Смокер, сказал, что ему назначено. Также поступили из типографии свежие листовки, и вице-адмирал Гарп просил напомнить вам, что через час он вас ждет у себя. – Зови Смокера, – разрешил он вальяжно, внутренне веселясь. Он представлял, в каких именно выражениях Гарп напоминал ему о себе. – И листовки тоже занеси. В кабинете появился сначала Смокер в сером облаке табачного дыма и с двумя сигарами в зубах, а за ним, стараясь в это облако не попасть, блондинка-секретарь. Подошла к столу, положила кипу желтых листовок и пошла обратно. Кузан не любил блондинок и был принципиально против служебных интрижек, зато Смокеру понравилось, и он проводил одобрительным взглядом обтянутую белой форменной юбкой задницу. – Садись, – Кузан кивнул ему на диван, на котором Смокер тут же развалился и выпустил еще облако дыма. – Зачем пришел? Вообще-то курить здесь запрещалось, но этого нельзя было объяснить человеку, съевшему дымный фрукт, а Кузану тот нравился. Смокер был хорошим капитаном и обожал ловить пиратов. Не так, ненавидя, как Сакадзуки, а будто играя с ними в кошки-мышки. – У вас свежие листовки? – тот заинтересованно вытянул шею. – Скучно мне, переведите меня туда, где пиратов сейчас побольше. – Куда захочешь, – Кузан кивнул и протянул пачку. – Смотри, если понравится кто – скажешь. Смокер хмыкнул довольно и поднялся, чтобы взять листовки и начать с интересом просматривать. Тот был отличным дозорным и простым и свойским парнем, и уж точно никогда не сомневался в том, что он делает. Уже десять лет прошло, а Кузан до сих пор не был уверен, что находится на своем месте. Он был адмиралом, он хотел сохранять порядок в мире, всегда хотел, и теперь он имел для этого все: силы, возможности, полномочия… – Ух ты какая! – Смокер аж присвистнул и чуть было не выронил сигары на ковер. – Адмирал, я решил, я буду ловить ее! – Покажи, – Кузан усмехнулся. Этого вполне можно было ожидать от Смокера – со скуки повестить на какую-то симпатичную пиратку. Смокер протянул листок. На Кузана с фотографии смотрела все та же Нико Робин, повзрослевшая и похорошевшая за эти два года. – Оставь ее, – Кузан отложил листовку на стол лицом вниз и тяжело посмотрел на Смокера из-под бровей. – Это опасная преступница, и я сам присматриваю за ней. – Как скажете, – Смокера это ничуть не смутило, и он вытащил из стопки еще один лист с фотографией. – Тогда я хочу вот этого. Тоже, вроде, ничего такой… – Бери, – Кузан, чуть расслабившись, махнул рукой. – Ты что-то говорил насчет перевода? Теперь хотелось выпроводить Смокера поскорее, и тот, верно уловив настрой, быстро попросил, чтобы его направили на очередные горячие южные острова, и исчез. Кузан смотрел на Робин и думал. Она развалила уже три команды, в которых когда-то находилась. Интересно, к кому она подалась теперь? Саул говорил тогда, перед смертью, что одиноких людей не бывает, но Робин, похоже, не торопилась зацепляться за кого-то и обосновываться крепче. Вряд ли она выросла хорошим человеком, и уж наверняка она снова меняет команду, чтобы найти раскиданные по всему миру понеглифы и довести дело своего острова до конца. А он как-то должен ей помешать. Как именно – оставалось для него загадкой. Кузан до сих пор чувствовал себя виновным в том, что уничтожил остров, полный мирных людей. Он вышел из-за стола, чтобы прицепить новую листовку взамен старой, постоял немного, глядя на фото девушки, которая вопреки закону занималась историей, и решительно вышел из кабинета. Гарп ждал его – отлично. Кажется, сегодня у них по программе очередной кандидат в Шичибукаи, но до этого они еще могут успеть выпить чаю с печеньем, которое Гарп всегда привозил откуда-то с Ист Блю. С Шичибукаями вечно были одни проблемы, даже если не брать во внимание, что те были бывшими пиратами, и их нелюбовь к дозорным была полностью взаимной. Они постоянно пропадали, превышали полномочия или делали еще что-то, что не устраивало Мировое правительство, и приходилось постоянно искать новых. Просмотры кандидатов устраивались постоянно, а оценивать приходилось тем из высшего состава, кому не повезло находиться в это время в Штаб-квартире. Сегодня, похоже, это были он и Гарп. Кузан стукнулся в дверь и, приоткрыв ее, заглянул внутрь. На диванчике около стола сидели Гарп и Сакадзуки и уже жевали печенье. Вернее, это Гарп жевал, хрустя так, что за ушами трещало, а Сакадзуки держал одно в руке только из уважения к хозяину кабинета. Кузан не ожидал его здесь увидеть сегодня, он вообще старался подстроить все так, чтобы они пересекались как можно реже, но в этот раз не уследил. Ладно, это мелочь… Гарп уже наливал ему чай, на ходу рассказывая о том, что пираты уже пошли не те, что в его время, вот тогда был Роджер, а теперь ему даже заняться нечем. Кузан слушал вполуха, закусывая хрустящим и тающим во рту печеньем и думая, что Сакадзуки, должно быть, переродился, если так спокойной сидит здесь и ждет, когда к ним присоединится бывший пират, который теперь будет с ними на одной стороне. – Видел? Твое, – Сакадзуки протянул ему листовку. Можно было даже не смотреть, Кузан и так знал, кто на ней и почему тот ее показывает. – Видел, – он впервые посмотрел Сакадзуки прямо в глаза, потом опустил взгляд и подавился печеньем. Из нагрудного кармана его костюма кокетливо торчала крупная розовая роза. Сакадзуки перекосило, когда он проследил за взглядом Кузана. – Неужто подарили? – прокашлявшись, спросил он и хрюкнул в чашку. Сакадзуки профессионально мог убивать и взглядом тоже. – Да ладно, ему же идет! – хохотнул Гарп. – Я пытаюсь казаться дружелюбнее, – проскрипел тот. – Сначала лицо попроще сделай, – посоветовал Кузан. Скорее всего, Сакадзуки серьезно считал, что это поможет – с чувством юмора у него всегда были проблемы. Как и прочими чувствами. – Как у тебя? Спасибо, обойдусь. – Как у себя, ты умел когда-то. – Ты тоже раньше умел что-то кроме того, чтобы отпускать преступников и спать целый день. – Может, ты тогда и костюм сменишь? Ходят слухи, что красный тебе для того, чтобы кровь было меньше видно… Ай! Взвыли они тоже одновременно, привычно морщась и потирая ушибленные затылки. Сейчас получать от Гарпа затрещины было обидно вдвойне: и потому что с последней прошло уже много лет, и потому что прилетело за дело. – А ну молчать! Не хватало Дозору еще ваших разборок перед пиратами! Гарп, конечно, был прав, но удержаться было сложно. Язык так и чесался сказать Сакадзуки все, что он о нем думает, да и у того, похоже, накипело, но сейчас было не лучшее время. Да и потом тоже не стоило, ничего важного или нужного они друг другу уже все равно не скажут. Хотя и очень хочется. Кузан молча пил чай, который сегодня не радовал так, как обычно, снова слушал Гарпа и раздумывал о какой-то чепухе. Например, он думал о том, где Сакадзуки раздобыл такую красивую крупную розу и что было бы, если бы роза была подарком от него. Еще Кузан думал о том, как Гарп бьет по башке так, что шишки во весь затылок остаются даже у логий, не заживают и болят неделями. Сакадзуки тоже цедил чай и иногда вставлял что-то в пику Гарпу, которого он уважал, но не любил за то, что сын легенды и героя Дозора возглавил Мировую революцию. Кузан второй раз за день вспомнил Саула и то, что одиноких людей не бывает. Сакадзуки, кажется, был исключением из этого правила. Вот пусть идет и трахается со своим Правосудием. – Я же не вслух это сказал? – кисло спросил он, когда увидел, что двое вопросительно смотрят на него. – Нет, – выплюнул Сакадзуки. – Тебя спросили, хочешь ли ты занять место Сенгоку. – А он уходит? – Кузан был удивлен вопросом. Об этом он уж точно пока не собирался думать, было бы очень некстати сейчас еще и это. – Нет, но он просто говорил вчера, – отмахнулся Гарп. – Но Сакадзуки уже не против, вот мы и спросили у тебя. – Я тоже… не против, – Кузан встретился с Сакадзуки глазами. Не хватало еще, чтобы тот встал во главе со своими принципами и методами, от которых уже воет треть флота. Никто не знал, сколько бы продлилась эта молчаливая дуэль взглядами, но ее очень удачно прервал как раз подошедший кандидат в Шичибукаи: золотой крюк вместо руки, грубый шрам во все лицо, классический черный костюм и шуба. Кузан надеялся только на то, чтобы не выдать себя и хотя бы внешне не опуститься до Сакадзуки, скривившись при виде этого точно так же, как и он. Кажется, бывшего пирата звали Крокодайлом, а за его голову раньше давали неплохую награду. Правительству точно должно понравиться… Исфирь семь метров и еще чуть-чуть (с) * * * (Акаину) Убить Аокиджи с каждым днем хотелось все больше, а иногда и вовсе нестерпимо. В такие моменты Сакадзуки был рад, что того не наблюдается в пределах досягаемости, и ярость постепенно утихала и сходила на нет до следующего раза. Кузан не делал абсолютно ничего, целыми днями катаясь по морям на своем велосипеде, а в свободное время просто спал на рабочем месте, смотрел на нарушения сквозь пальцы и иногда от нечего делать помогал людям. Сакадзуки казалось временами, что Кузан делает все это специально, чтобы еще сильнее задеть его, потом он приходил в себя и понимал, что тому уже давно плевать и на него, и на все остальное тоже. Самым отвратительным при этом было то, что адмирала Аокиджи все обожали и считали надеждой и опорой всего флота. Иногда Сакадзуки думал, что ненавидит и хочет убить всех вокруг, что он во всем Дозоре единственный, кто на самом деле верит в правосудие и в то, что законы должны исполняться. Но пока он не сбирался лезть в чужие дела. Если один из ненормальных внуков ненормального Гарпа собирается разнести по кирпичикам Эниес Лобби, чтобы спасти Нико Робин от тюрьмы, и если адмирал Аокиджи не собирается сделать что-нибудь, чтобы этому воспрепятствовать, то и он тоже не будет вмешиваться, хоть и очень хочется. Хотя бы для того, чтобы все увидели, насколько безразличны Кузану свои обязанности. А у Гарпа семейка была и того лучше: сын – глава революционеров, один из внуков надеется стать новым Королем Пиратов, второй как-то примазался к Белоусу и теперь творит все, на что хватит мозгов, под его флагом. Когда Сакадзуки встанет во главе флота, это все прекратится, раз и навсегда. Даже если всех несогласных придется судить лично, а остальных заставлять работать из-под палки. Но ему давно не привыкать исполнять грязную работу ради того, чтобы закон был жив, и мир оставался в равновесии. Двадцать лет прошло, а Кузан до сих пор делал вид, что не может поймать преступницу, даже когда знает, где она находится. Уж Сакадзуки-то отлично знал, что когда Кузану надо что-то, он разобьется, но сделает все, чтобы выполнить задачу. Еще Сакадзуки знал, что листовка с Нико Робин висит у того в кабинете на самом видном месте, а еще – что Кузан в последнее время словно бы невзначай собирает сведения о понеглифах, что делать вообще очень непросто, потому что вся информация и люди сразу уничтожаются. Сакадзуки пока не собирался говорить об этом, но если вдруг появится необходимость… Сакадзуки в последнее время же успокаивался только тем, что с небывалыми для него аккуратностью и терпением подстригал бонсай, который несколько лет назад Борсалино конфисковал у кого-то и подарил ему. Работа была филигранной, изначально идеальную форму дереву нужно было придавать каждый день и заодно следить, чтобы сверхчувствительное растеньице не перегрелось на солнце, не перемерзло на сквозняке, не сгнило от чрезмерно поливки, но и не засохло, и вдобавок ко всему с ним еще и необходимо было разговаривать ласково каждый день. Последнее правило по уходу Борсалино преподнес ему с хитрой усмешкой в вечно прищуренных глазах, и сначала Сакадзуки не поверил, но деревце через пару дней молчания действительно начало погибать, а через некоторое время Сакадзуки и сам привык – лучше было разговаривать хотя бы с деревом, чем ни с кем вообще. К тому же, немного поговорив с ним, Сакадзуки на некоторое время становился спокойнее, и желание убить всех идиотов вокруг отодвигалось на задний план. Он как раз спускался в свою комнату, чтобы заняться ежедневным ритуалом, как в широком кармане плаща тихо затарахтел его Ден-Ден Муши, по которому с ним связывался только Сенгоку. Интересно, просто интересно, Кузан на самом деле решится на то, чтобы отпустить эту девку? Тот и так готов был носиться за каждой юбкой, а тут и вовсе оторваться не мог: Сакадзуки не просто так годами наблюдал… Прежде чем ответить на вызов, он все же спустился в каюту и закрыл плотнее дверь. Стены на кораблях Дозора по-прежнему были картонными, но так он чувствовал себя спокойнее. – Слушаю, – он сел на низкую кровать и поднес ко рту микрофон. Светло-серый Ден-Ден Муши с синей эмблемой Дозора на груди поднял острые внимательные глазки. – Сакадзуки, у меня для тебя есть две новости, плохая и хорошая, – начал Сенгоку, и, судя по его голосу, хорошая новость перевешивала. – Сначала плохую, – усмехнулся он и покосился на деревце, весело зеленевшее на тумбочке рядом. – Эниес Лобби разрушен. Соломенной Шляпе удалось уйти и забрать Нико Робин с собой. – Никто и не сомневался. А хорошая? Сакадзуки врал – он сомневался, до последнего. – В штаб-квартире сейчас находится под стражей Портгас Д.Эйс, и ты нужен здесь как можно скорее. У Сакадзуки давно не было такого отличного настроения. – Вы все понимаете, для чего вы здесь собрались, – начал Сенгоку, цепко оглядывая каждого из-под очков. В кабинете главнокомандующего никогда не было так многолюдно. Здесь находились девять человек: шестеро высших чинов Дозора, два солдата-конвоира и Портгас Д. Эйс. Эйс Огненный кулак, бывший командир второго дивизиона Белоуса, который сейчас, закованный в кайросеки, ничем не был похож на свои изображения на тысячах листовок. Шляпы больше не было на голове, лица тоже не было видно, и сглатывал он постоянно так, что, казалось, вот-вот разревется прямо здесь. Сакадзуки наблюдал за ним искоса и не скрывал усмешки. Он даже не ожидал такой удачи, что им удастся поймать одного из приближенных Белоуса, который на деле оказался обычным зарвавшимся сопляком. Кизару посматривал на пирата с интересом, Аокиджи делал вид, что его это не касается, Гарп тоже изображал статую и смотрел в окно – интересно, ему сейчас хоть немного стыдно за внука? – Цуру читала что-то в своих бумажках на столе и терпеливо ждала. – И откуда он взялся? – протянул Кизару, с любопытством скосив глаза на пирата еще сильнее. – Его поймал и сдал Дозору другой пират, Маршалл Д. Тич, который раньше тоже был членом команды Белоуса, потом убил командира четвертого дивизиона и сбежал. Сакадзуки пренебрежительно хмыкнул: пираты – они пираты и есть, даже самые сильные. Убить одного, сдать Дозору другого, и они еще называли друг друга семьей… – И чего этот Тич хочет от нас взамен? – поинтересовался Кизару в полной тишине. – Титула Шичибукая, – отмахнулся Сенгоку. – Я полагаю, с этим проблем не будет, важно другое… Сенгоку замолчал ненадолго, и в тишине казалось, что не дышал никто, а может, это просто от висящего в воздухе всеобщего напряжения закладывало уши. Кузан ненадолго поднял взгляд, снова отвернулся. Сенгоку посадил очки повыше на нос и прокашлялся. – Главное, чего не знаете вы и не знает никто. Портгас Д. Эйс носит фамилию матери, на самом же деле он Гол Д. Эйс, сын Роджера, бывшего Короля Пиратов. Сын Белоуса, командир второго дивизиона в свои двадцать. Борсалино тихо присвистнул и стал смотреть на заключенного еще пристальнее, даже Кузан наконец-то ожил и заинтересовался происходящим. Сакадзуки тоже смотрел и с каждым мигом чувствовал все большее разочарование: вот тот льющий слезы и сопли малолетний выскочка с красными детскими бусами вокруг шеи – сын Роджера? Наверное, даже пираты могут вырождаться… – Думаю, все понимают, что у нас нет иного выхода, кроме как казнить пирата. Сакадзуки кивнул и снова улыбнулся. Гарп продолжал смотреть в окно и делать вид, что он здесь ни при чем. – Портгас Д.Эйс слишком опасен и поэтому очень ценен сейчас для нас, – продолжал говорить Сенгоку, – и его казнь как никогда поднимет престиж Дозора в глазах всего мира, и если она будет публичной – еще лучше. Это успокоит на долгое время всех пиратов, даже самых наглых. Это отличная возможность для нас, какой никогда не было: мы публично казним будущее пиратства. – Все это очень хорошо, – подала голос Цуру, оторвавшись от бумаг и теперь меряясь с Сенгоку взглядами, – но вряд ли Белоус оставит это мероприятие без внимания. Мы должны будем ждать и его тоже. Сакадзуки заметил краем глаза, как при упоминании Белоуса пират дернулся, опустил голову еще ниже – ждал, что за ним придут и спасут. Не дождется. Хорошо, что никто: ни Цуру, ни Гарп – не выступает против… – Значит, мы будем ждать Ньюгейта, – Сенгоку обвел всех тяжелым взглядом и выпрямил спину. – Он уже стар. Думаю, мы справимся с ним сейчас. Говорить здесь больше было не о чем. Сначала увели заключенного, потом и остальные потянулись к выходу. Кузан выглядел так, как будто ему безразлично все то, что они сейчас обсуждали, и тот витал мыслями где-то не здесь. – Сакадзуки, останься, – негромко позвал его Сенгоку. Он обернулся с готовностью, посмотрел на главнокомандующего прямо. Тот все-таки казался усталым и очень озабоченным, и вряд ли того волновала сама казнь, скорее – визит Белоуса. – Что бы ни произошло, ты должен убить мальчишку. Я могу доверить это только тебе. Сакадзуки только раз кивнул, четко и отрывисто, прежде чем Сенгоку отпустил его. Хорошо, что тот понимал – он здесь единственный человек, которому можно доверить что-то действительно важное. * * * (Аокиджи) Кузан знал, что адмирал Акаину осуществит то, что было приказано, даже если умрет – тот просто не упадет до того момента, пока дело не будет сделано. Но он все равно был поражен, когда тот пробил Эйсу грудь магмовым кулаком насквозь. Сражение остановилось на миг. Замерли даже те, кто был в стороне и не мог видеть того, что произошло – будто вихрь пронесся по всем пиратам и дозорным разом. А в следующую секунду около Сакадзуки вырос умирающий, разъяренный и все еще смертельно опасный Белоус, мстящий за смерть любимого младшего сына. На этот раз Аокиджи не сдвинулся с места хотя бы потому, что лишать флот обоих адмиралов разом тоже было бы преступлением. К тому же, он должен оценивать ситуацию трезво и холодно, даже не беря во внимание то, что Сакадзуки живучий, как целая стая собак, – Белоус уже был слаб, а рана в груди дополнительно отнимала его силы. А Сакадзуки заслужил все то, что огребал сейчас, и он вряд ли принял бы теперь от Кузана помощь, и, если быть совсем честным, жизни того все-таки пока ничего не угрожало – он кое-как, но справлялся. Кузан стоял и смотрел, перебарывая в себе дурацкое желание прыгнуть вперед, пока его не отвлекли на себя очнувшиеся орды пиратов Белоуса, и он потерял Сакадзуки из виду. Сейчас Кузан даже не мог сказать наверняка, огорчила бы его смерть Сакадзуки… Хотя, конечно, огорчила бы, думал он, раскидывая ледяным мечом всех вокруг себя и пробиваясь ближе к основному центру битвы, но Сакадзуки всегда жил так и был бы рад умереть в сражении после того, как выполнил свой долг. И все-таки… Кузан не хотел его гибели. Поэтому, когда спустя какое-то время он снова увидел Сакадзуки, хоть существенно вымотанного, но почти невредимого, он смог выдохнуть с облегчением и продолжить свое дело. Бой затихал. Кузан не мог сказать, что Дозор одержал победу, хоть и Эйс, и Белоус были мертвы. Соломенную Шляпу утащили с поля боя без сознания, тела этих двоих забрал с собой Рыжий Шанкс, и ни у кого уже не было сил сражаться со вторым за день Йонко. Сакадзуки делал вид, что не видит никого вокруг, а уж Кузана в особенности, и его даже можно было понять – он единственный здесь выполнял приказы и стоял на этом до конца. Кузан видел, что Сакадзуки надеялся до сих пор, что слепое исполнение приказов – это лучшее, что может быть, и, похоже, уже ничто не разубедит его в этом. И именно в этом был его самый большой и самый фатальный просчет. Сакадзуки был отличным исполнителем, лучшим из возможных, но он не принимал решений сам, и это знали все. Иногда Кузану было почти физически больно от того, что Сакадзуки просто используют, как пешку, исполняющую любую грязную работу. Потом он понимал, что тот счастлив. Все было бы нормально, если бы тот не надеялся получить в итоге пост главнокомандующего Дозором. Кузан уже был практически уверен в том, что пост принадлежит в будущем ему. Он был единственной разумной кандидатурой: Борсалино никогда не рвался руководить всем флотом, а Сакадзуки просто был ненормальным и помешанным на идее фанатиком, и все понимали, что с таким главой флот не продержится дольше нескольких лет, а потом развалится изнутри на радость тем же пиратам. Даже Сенгоку ручался за него. И Сакадзуки вынужден будет принять это, и тогда он поймет, что был не прав. Пару дней назад Кузан сидел в кабинете у Сенгоку, собственноручно скармливая Мэри свой же рапорт о проваленной операции в Эниес Лобби, и тогда же они обсуждали все один на один. – Наше время заканчивается, – говорил Сенгоку, расхаживая по кабинету из конца в конец со сведенными за спиной руками. – Ньюгейт это чувствует, поэтому и идет сюда, и я тоже это знаю. Он давно ослабел и не сможет уйти, если окажется у нас. Мы должны только сделать потери минимальными. Аокиджи тяжело кивнул и почесал козу между белыми пушистыми ушками. Он знал, к чему клонит Сенгоку, и знал, что тот вызвал его к себе не для того, чтобы обсудить стратегию будущей битвы. Что ж, Аокиджи много мысленно готовил себя к тому, что он рано или поздно возглавит Дозор – не самая приятная обязанность, но он давно смирился с тем, что понятия «приятное» и «долг» не совпадают, а кроме него сменить Сенгоку на этом посту было некому. – У меня все готово, – ответил он, – мои подразделения уже прибыли или будут завтра. Сенгоку остановился у окна, и теперь смотрел вниз. Кузан примерно представлял себе, что там творится, он сам по пути сюда продирался сквозь толпу в форменных белых плащах. Он не помнил, чтоб в Маринфорде одновременно собиралось так много дозорных. Атмосфера накалялась с каждым часом, и все, кто бы ни проходил мимо эшафота, задирали головы и смотрели на огромную возвышающуюся конструкцию с площадкой для казни наверху. – Не сомневаюсь, – мрачно усмехнулся Сенгоку. – Но я надеюсь и на то, что ты сам проявишь себя. Твоя кандидатура уже согласована с Правительством, но было бы лучше тебе еще раз доказать свое рвение. – Будет сделано, – Кузан снова кивнул. – Я буду работать настолько усердно, насколько смогу. Сенгоку посмотрел с неодобрением, и не сказал ничего, но Кузан и сам понимал, что Правительство любит исключительно тех, кто работает только на их интересы. Сенгоку поначалу приходилось очень сильно прогибаться, чтобы доказать свою преданность и сохранить флот. Аокиджи думал, что и он сможет сделать так же, сразу после вступления в должность затянув немного гайки, благо, у него в подчинении всегда будет Сакадзуки, которого жесткие меры никогда не пугали, как и полностью бредовые приказы. Сенгоку знал и об этом тоже. – Адмирал Акаину тоже надеется на повышение, – бросил Кузан в сторону. – Сакадзуки, в отличие от тебя, уважает приказы, – хмыкнул Сенгоку, – и если Правительство решит сделать главнокомандующим тебя, он не станет сопротивляться и устраивать переворот. С этим Кузан тоже не мог не согласиться, хоть в груди и начинало снова назойливо ныть. Он не мог понять до сих пор, почему Сакадзуки, прожив столько лет, все так же свято верит в правосудие в целом и в неоспоримость приказов в частности. Раньше Кузан пытался что-то доказать ему, показать, что не все в мире так прямолинейно, но все его доказательства словно разбивались о стену. Со временем Кузан убедился, что стена огромная, выплавленная из того самого сверхпрочного непробиваемого материала, над созданием которого трудятся целые лаборатории ученых, и что ему не стоит и пытаться пробить ее. Это не было плохо, и, говоря объективно, такой исполнитель был незаменим во многих делах. Все было бы просто отлично, если бы Кузан до сих пор не помнил, что когда-то давно Сакадзуки был почти человеком, когда что-то совсем тихо и неразборчиво рычал ему в ухо, удерживая зубами за мочку. Исфирь семь метров и еще чуть-чуть (с) * * * (Сакадзуки) Небольшой и заброшенный островок, к которому они направлялись, еще несколько лет назад был секретным научным центром. Один из экспериментов пошел не так, и остров стал непригоден для существования, однако защиту с него так и не сняли, и Лог Посом он не определялся. Они шли сквозь сплошной туман. Наверное, Сакадзуки мог бы слегка посочувствовать рулевому, который вел корабль практически в неизвестность, если бы его мысли не были заняты сейчас другим. Он любой ценой должен победить Аокиджи. На корабле было непривычно тихо и малолюдно: команда состояла всего из нескольких человек, достаточно сильных для того, чтобы находиться вблизи в то время, когда он и Аокиджи будут драться друг с другом, и адмирала Кизару. Кизару как третье лицо должен будет зафиксировать исход битвы или помочь добить Аокиджи. Борсалино, конечно, не был рад такому поручению, и сейчас все оставшееся время пытался убедить Кузана прекратить все это, смириться и без лишнего шума передать кресло главнокомандующего Сакадзуки. Кузан был наивным дураком и все еще верил, что если он победит, то пост достанется ему. Сакадзуки даже один раз сам предложил ему мир, если тот уймется и останется одним из адмиралов, но в ответ Кузан послал его так далеко, подробно и с таким удовольствием, что Сакадзуки не стал повторять предложение еще раз. Официально это называлось дуэлью, где сильнейший из них победит и станет главой флота. Придраться было не к чему. Кузан до сих пор думал так. Фактически адмирал Акаину получил приказ победить и встать во главе при любом исходе. Если же Аокиджи не согласится принять такие условия, его необходимо уничтожить как предателя и оставить на этом самом заброшенном островке, который найти можно только по счастливой случайности. Впрочем, даже вряд ли счастливой. И Сакадзуки был согласен с приказом, он и сам много лет открыто полагал, что такому, как Аокиджи, не место в Дозоре, но и отпустить его так просто нельзя, тот знал слишком много. Значит, остановить Аокиджи мог только он как равный по силе. Борсалино в их разборки никогда не лез и был полностью доволен своим местом адмирала, значит, оставался только он. Что ж, сделать это будет сложно, но он справится и одержит победу самостоятельно, без помощи со стороны. Многие поговаривали, что Аокиджи в последнее время уже не тот, потому что спит слишком много, но Сакадзуки на это не надеялся – уж он-то отлично знал и силу Аокиджи, и то, как тот неохотно ее применяет. «Не хочет сделать никому плохо лишний раз», – Сакадзуки криво усмехнулся, передернув всей правой частью лица. Он и в последнем бою с Белоусом не делал почти ничего. Но внутри все равно было тяжело. Он не ожидал, что все закончится так, он не хотел убивать Аокиджи, а тот всегда был слишком упрямым, чтобы поддаться и сдать позиции. Акаину давно усвоил, что иногда обязанности бывают и неприятными, он до сих пор помнил свой уничтоженный корабль, полный мирных граждан, однако его совесть была чиста. Туман все не рассеивался. Сакадзуки думал иногда, что они не увидят остров вовремя и на полном ходу разобьются о скалы, но его это не очень волновало. Он не угадал – отравленным газом с острова на них повеяло задолго до того, как корабль приблизился. Путь оказался не таки долгим, как он думал. Сакадзуки чувствовал, как нарастает напряжение во всем теле. Они видели берег, который выглядел унылым донельзя: серое небо, мертвые пальмы и горы в мутном зеленоватом воздухе. Хорошо, что на них с Аокиджи этот яд не действует… Корабль остановился. Им должны были спустить шлюпки, но Аокиджи заморозил море и, легко спрыгнув, пошел по волнам изо льда к берегу, не оглядываясь, только белый плащ с крупными черными буквами чуть колыхался в такт шагов. Конечно, Кузан не мог не выделываться даже сейчас… Сакадзуки спрыгнул вниз и пошел за ним следом, напоследок обменявшись взглядами с Борсалино. Он понял только потом, почему этот взгляд ему так не понравился – он впервые в жизни увидел, как Борсалино не улыбается. Казалось, что местные ученые проводили здесь эксперименты и с пространством, Сакадзуки совсем не спешил, но берег с серым тусклым песком почему-то приближался быстро, а Кузан все шел вперед, не останавливаясь и уходя вглубь острова. Они шли мимо заброшенных зданий и полуразвалившихся полигонов, нос резал ядовитый газ – идеальное место для того, чтобы они вдвоем наконец-то встретились наедине. Дойдя до какой-то одной ему ведомой точки, Кузан остановился, небрежно сбросил с плеч белый плащ и остался, как ни странно, в джинсах и майке – Сакадзуки за все время плавания даже не взглянул на него ни разу. Кузан посмотрел на него издали и усмехнулся: – Ты тоже можешь что-нибудь снять, если хочешь. Сакадзуки почувствовал острое, перехлестывающее через край удовольствие, когда наконец-то, после стольких лет ожидания, смог вмазать по Кузану что было сил, но тот ждал и отклонил атаку магмы ледяным щитом; огненные капли полетели в стороны, и по земле потянулись первые язычки огня, а в следующую секунду уже ему пришлось отражать удар. Кажется, Кузану точно так же, как и ему, хотелось выместить всю злость. А поговорить они смогут позже, когда немного устанут. Сакадзуки сначала опасался и берег силы, но Кузан ничуть не сдерживался, и он тоже отпустил себя – если они и вымотаются, то одновременно. Все оказалось очень неплохо: их первого запала хватило на пару дней. Вокруг уже догорало все, что было, кроме тех построек, которые оказались покрыты льдом. Кузан опустил руки первым, останавливая битву. Они с Сакадзуки обменялись взглядами, и тот тоже остановился. Никого даже не задело пока, и Сакадзуки приятно было думать, что они только разминались – ему крайне редко выпадала возможность сойтись с сильным противником, которого он мог хотя бы уважать. Жаль, что все получилось так… Кузан, так и оставаясь вдалеке, сел на торчащую из оплавленной земли льдину и замер. Его плащ сгорел уже давно, почти в самом начале их битвы, но Кузана это нисколько не заботило. – Ты должен остановиться, – начал Сакадзуки, тоже опускаясь на землю. Кузан вздернул подбородок. – Тебе – я не должен ничего. Сакадзуки чувствовал, что снова начинает закипать, но пока он постарался успокоиться. – Я здесь не при чем. Ты просто должен отступить на этот раз, ты все равно не станешь главнокомандующим. – Тогда им станешь ты. Я не могу этого допустить. Сакадзуки проглотил готовые вот-вот сорваться с языка слова, что Кузан вот уже много лет не делает ничего, чтобы хотя бы оправдать свой пост. – И что ты сделаешь? Ты убьешь меня? В любом случае, было сказано, что тебя на этом посту видеть не хотят, что бы ты сейчас ни сделал. Тебе надо было действовать чуть раньше, например, в войне с Белоусом. Ты зря надеялся, что я сдохну там. Нет, Сакадзуки все же не мог этого не припомнить. Он никогда не ждал помощи ни от кого, но все-таки…. – Я даже не мечтал, – бросил Кузан, глядя на догорающий остов неподалеку. Все это походило на бред или на сон: они сидели друг напротив друга посреди горящего острова и пытались говорить. Сакадзуки все еще надеялся, что Кузана можно убедить остаться. – Ты должен подчиниться, для тебя нет другого пути, ты же знаешь сам. Ты не уйдешь с этого острова так просто, и даже если ты убьешь меня, тебя все равно найдут, рано или поздно. – Подчиниться так же, как ты? Знаешь, почему они хотят тебя, а не меня? Потому что ты сделаешь все, что они скажут, и будешь счастлив, а этим пятерым свихнувшимся старикам плевать на все, лишь бы оставаться на своем месте. Убийства, рабы, наркотики, эксперименты на людях – и ты, зная обо всем этом, согласен служить им? Сакадзуки, подумай своей головой в кепке хоть раз – это и есть твое Правосудие? Сакадзуки сцепил зубы. – Да. Лучше терпеть все это, чем отсутствие порядка, и ты, понимая, хочешь все разрушить просто потому, что тебе что-то неприятно? – Да ты просто ненормальный помешавшийся идиот, который не видит ничего вокруг, – на этот раз тон Кузана был спокойным, но, несмотря на это, было так же болезненно. – Тобой будут вертеть так, как им удобно. Уже вертят, а ты и рад. Сакадзуки, ты уже готов прикончить меня прямо здесь и сейчас? – Ты все еще можешь смириться и оставить все, как есть, – он и правда почти готов был его убить, за последнюю фразу – особенно. Кузан как-то странно усмехнулся. – Я не могу. Я не стану подчиняться твоим приказам, так что можешь сделать мне в последний раз приятное и убить своими руками. Это было очень плохо. Кузан говорил спокойно, смотрел прямо на него и отказываться ни от чего не собирался. Можно было даже не переспрашивать, да его сил уже и не хватило бы – голос внезапно пропал. Что ж, Сакадзуки и не думал, что будет просто. – Но знаешь… – Кузан снова усмехнулся, со странным весельем глядя на него из-под бровей. – Если я смогу это сделать, то и ты отсюда не уйдешь. Кто угодно на месте главнокомандующего будет лучше, чем ты. Ни у кого во всем флоте еще так не отшибало мозг. То, что разговор окончен, Сакадзуки понял сразу, как только Кузан без предупреждения ударил по нему огромным ледяным клинком, проткнул им плечо и с силой провернул несколько раз, не давая возможности освободиться или залатать в себе дыру. На этом игры кончились, начиналась настоящая битва – Сакадзуки собрался и двинул ему в бок так, что руку с мечом Кузан убрал. Больше не было весело – оказалось тяжело, изнуряюще и муторно. По Кузану сложно было попасть, еще сложнее подниматься после его ударов, левая рука и половина груди уже были обморожены и никак не успевали отогреться, в голове тяжело гудело, и билась с шумом в ушах кровь, но и Кузану становилось все труднее вставать снова на ноги. Еще два дня – и силы почти оставили обоих, но Сакадзуки помнил, что он должен победить. Он не уйдет отсюда, пока не победит. Сил на драку на расстоянии уже не было, поэтому они и сблизились, встав почти вплотную друг к другу, потому же вскоре и вцепились друг в друга уже просто руками, падая на горящую землю и перекатываясь, не выпуская противника и одновременно нанося удары туда, куда попадется. Сакадзуки тогда повезло. Кузан открылся на мгновение, и расплавленный кулак из магмы врезался ему в живот, под самые ребра. Он понял, что достал, когда Кузан раскрыл широко глаза, распластанный под ним, изогнулся всем телом, и его лицо искривилось от боли. Отпустило сразу – Сакадзуки просто в долю секунды почувствовал, что так плохо, больно и страшно ему никогда не было. Он медленно вытащил кулак, наполовину погрузившийся в тело, всего лишь наполовину, не так глубоко, Кузан сильный, он же логия, в конце концов, он ведь должен восстановиться… Сакадзуки навис сверху и внимательно вглядывался в лицо, разбитое и местами покрытое коркой запекшейся крови, в прямом смысле – запекшейся. Кузан сначала не понял, потом посмотрел удивленно, открыл глаза еще шире, потом чуть усмехнулся уголком рта – И что ты делаешь? – прохрипел он, закашлялся, из уголка потекла тонкая струйка крови вниз по щеке. – Жить будешь? – спросил Сакадзуки, голоса у него тоже не было, слова обдирали горло изнутри. Кузан подумал, закатив глаза так, что снова стало жутко, и кивнул. – Тогда уходи из Дозора. Он плохо понимал, что делает сейчас. Потом он точно пожалеет, когда подумает последствиях, о долге, о службе и своих обязательствах… Пока он знал только одно – он просто не может убить Кузана. – Почему? – спросил тот. – Не могу, – Сакадзуки кое-как улыбнулся. – И не хочу. Совсем некстати он подумал о том, что он сейчас полуживой, но, тем не менее, лежит на Кузане сверху и смотрит в лицо, глаза в глаза, пока тот не закусил губу и не сморщился от боли. Сакадзуки тут же вспомнил, что у Кузана рана на полживота и что он чуть было не убил того только что, и откатился в сторону. Теперь можно было лежать и смотреть в затянутое дымом небо. Кузан дышал, редко и тяжело, с каким-то жутким присвистом – Сакадзуки поймал себя на том, что прислушивается к дыханию и ждет каждого нового вдоха. – Ты как? – спросил он осторожно спустя несколько минут. – Жив, – Кузан ответил коротко. – Спасибо. Чего Сакадзуки совершенно не ожидал, так это того, что его пальцы, лежащие на земле, найдет и поймает рука Кузана. Он и сам забыл, как дышать, и вспомнил не сразу. – Ты сможешь уйти с острова? – Только уползти. Хотя не смогу, даже воду сейчас не заморожу. – Ты сам виноват, что не взял лодку. – Я считал себя трупом. Кузан говорил и гладил его ладонь. Мгновения уходили. – Мне надо добраться до противоположного берега. – И что там будет? – Дельфины. Ты их помнишь? – Да. Ты и с ними общаешься тесно? – Когда-то я спас стаю от морского короля, – Кузан ответил и стал медленно подниматься на ноги. На его тело Сакадзуки смотреть не хотел. Руки тоже пришлось расцепить. Он вернулся на свой корабль спустя два часа, пройдя сквозь весь остров и не узнав его – они с Кузаном хорошо постарались, и теперь все здесь состояло изо льда и вулканов, а в центре, там, где они бились в самом начале, образовалось озеро из морской воды. Теперь сюда точно никто не спустится. – Все прошло успешно? – поинтересовался Борсалино, как только он поднялся на борт. – Аокиджи сбежал, – коротко ответил он, на что Борсалино заулыбался довольно, щуря глаза в мелких морщинах. – Сбежал… – протянул он. – Тогда мы должны побывать на месте и все запротоколировать… Если ты можешь ходить, конечно. Сакадзуки пожал плечами – теперь он согласен был на все, что угодно. Исфирь семь метров и еще чуть-чуть (с) Эпилог (Сакадзуки) В большое чуть приоткрытое окно светило солнце, а задувающий соленый ветерок трепал легкую занавеску. На столе рядом со стопками бумаг и документов лежала тяжелая кепка главнокомандующего Дозора с чучелом чайки наверху. Ее Акаину проносил ровно день, после чего вернулся к родной, самой обыкновенной кепке. Был полдень. За прошедшие сутки он спал пару часов. Только сейчас он по-настоящему оценил ту небольшую комнатушку, дверь в которую располагалась в кабинете главнокомандующего за дальним шкафом и была никому не видна – иногда там можно было закрыться и исчезнуть на некоторое время. Иногда Сакадзуки посещала малодушная мысль, что быть адмиралом гораздо проще, лучше и спокойнее. Теперь он днями и ночами сидел в кабинете безвылазно, постоянно что-то читал, подписывал, утверждал, постепенно готовя весь флот к переезду в Новый мир, ближе к неизвестному, опасностям и пиратам. Не то чтобы его стали больше любить за это решение, но сидеть на том же месте он не мог. К тому же, благодаря этому шагу на него наконец перестали смотреть свысока члены Мирового правительства. – Господин главнокомандующий, – из бело-синего Ден-Ден Муши послышался голос секретаря, – свежая почта. Принести сейчас или чуть позже? – Сейчас, – отрезал он. Секретарь появился в дверях ровно через пять секунд, держа в руках увесистую стопку разномастных бумаг, положил на стол, вытянулся, щелкнул каблуками и вышел после его разрешения. Этот держался уже две недели, и пока Акаину был им доволен. Он перебирал листы в поисках сначала самого важного, потом самого интересного, остальную гору мелочей откладывая на потом. Хорошо, что все важное закончилось вчера, оставалось интересное – многие существа почему-то считали своим прямым долгом написать главнокомандующему Дозора письмо лично. В таких никогда не было ничего полезного, зато можно было немного развлечься. Иногда, правда, попадались бомбы и отравленные бумаги, но это тоже мелочи… Раньше он никогда не понимал, почему Сенгоку первым делом прочитывает письма от абсолютно неизвестных и никому не интересных людей. Писем было два. Первое содержало в себе проклятия и пожелания сгореть в аду за все те ужасы, я творят дозорные под его именем – знакомо. Почему-то мало кому из пишущих приходило в голову называть конкретных дозорных и острова, тогда он бы разобрался. На конверте второго была обычная подпись: «Главнокомандующему Морского дозора лично в руки», но набранная на пишущей машинке. Это было необычно, но очень легко объяснилось сразу же, как только Акаину вытащил на свет само письмо. Крупный округлый почерк не узнать было нельзя. Он только взглянул мельком, даже не приглядываясь к словам, а сердце уже почти выскакивало из горла и бешено стучало. Конечно, Кузан не мог написать адрес своей рукой – его почерк мог бы узнать практически каждый в Дозоре. Ему понадобилась минута, прежде чем сначала собраться с мужеством, а потом обругать себя за такое позорное поведение и открыть письмо снова. «Я слишком часто и мучительно думаю о нашей последней встрече, чтобы так просто это оставить. Парк Сабаоди пока что находится не так далеко от твоей Штаб-квартиры, чтобы ты не мог оставить ее на день. Дозор не рухнет без тебя за такое небольшое время, а ты мог бы встретиться со мной хотя бы для того, чтобы лично услышать, как сильно и в чем я был не прав. Думаю, это тебе будет приятно. Возможно, приятно тебе будет не только это. Я буду ждать тебя месяц, двадцать восьмая зона, приглашение прилагается, найдешь в том же конверте». Акаину, не думая, заглянул в конверт – в углу действительно лежала небольшая желтая карточка, которую он тут же вытащил. Нарисованный банан смотрел на него с желтого прямоугольника, похабно улыбаясь. Сакадзуки впервые понял, что Мэри или подобное ей устройство для уничтожения бумаг необходимо и ему тоже. Он не знал, что ему делать с этой запиской, куда ее деть, и пока что, нервно сложив вчетверо, сунул в карман пиджака рядом с розой. Кузан был безнадежным идиотом – это письмо мог бы прочитать кто угодно, кроме него, и тут же устроить облаву в этом банановом борделе на Сабаоди. О том, насколько оно подставляет самого Акаину, и говорить было нечего. Он встал из-за стола, в сердцах сделав несколько кругов по кабинету, и с размаху упал в кресло, слишком маленькое и низкое для него, так что колени торчали вверх, но сейчас сидеть в нем было комфортно. Юмор всей этой ситуации состоял в том, что согласно официальной версии, он действительно отпустил Аокиджи после того, как одержал победу – в противном случае авторитет Дозора, и без того хлипкий, упал бы еще сильнее, поэтому Кузан официально был свободным от службы бывшим адмиралом. Фактически же его разыскивали наравне со всеми особо опасными преступниками, разве что листовок с его фотографиями не выпускали. И теперь Сакадзуки должен как-то вырваться отсюда на день, чтобы в одиночку, как частное лицо, встретиться с государственным преступником, поговорить и разойтись снова. Поговорить. И разойтись. Сакадзуки потряс тяжелой головой. Он полагал, что Кузан затаится и не станет показываться хотя бы пару лет – ну да, конечно, смешно было на такое надеяться. Как и на его признание в собственной неправоте. Это вообще представлялось Сакадзуки чем-то на грани фантастики. И… что он там говорил насчет «не только это»? Сакадзуки поймал себя на том, что нервно покачивает ногой, закинутой на другую ногу, и всерьез раздумывает, как и когда в ближайший месяц он сможет освободить один день. О том, что день – это слишком много для того, чтобы просто поговорить, Сакадзуки даже думать не хотел. Ден-Ден Муши на столе затарахтел как раз вовремя. Пора было начинать работать, а не воображать себе неизвестно что. Ему абсолютно незачем было видеться с Кузаном, что бы того ни мучило, и тот должен быть просто по гроб обязан и благодарен Сакадзуки за то, что он тогда его отпустил и сейчас не ищет активно, сконцентрировав силы на другом. Он явственно ощущал, что голова кружится от переизбытка мыслей и эмоций, когда снял микрофон с улитки и поднес его ко рту. Вице-адмирал Момонга докладывал, что рейд в Новый Мир прошел успешно и что остров для будущей Штаб-квартиры готов. Новости его чуть остудили. Сакадзуки посмотрел на гору бумаг с гораздо большим энтузиазмом, чем раньше. Ему надо было отвлечься, взяться за дело и вообще забыть о письме. Он вытащил из кармана сложенный листок, прочитал написанное еще раз и, усмехнувшись, сжал в кулаке, на пару мгновений ставшим красным. Пепел он высыпал в землю к бонсаю на столике у окна – говорят, растениям полезна зола. Сакадзуки никогда не любил Сабаоди. Здесь все было слишком праздничным, ярким и веселым снаружи и скрывало под собой обширную сеть самых разнообразных нелегальных заведений. Он подозревал и был практически уверен в том, что его цель – одно из них. Сакадзуки надеялся хотя бы на то, что ему не придется рыскать здесь в его поисках часами и мозолить всем глаза. Хорошо, что на архипелаге народ всегда отличался широтой взглядов и делал вид, что не замечает никого вокруг. Собственные мысли и опасения поражали его едва ли не больше, чем то, что он все-таки решился на встречу. Сакадзуки снова совершал то, что противоречило закону, его убеждениям и даже здравому смыслу, но сейчас это было ему практически безразлично. А ведь он всегда знал, с самого начала, что эта связь с Кузаном не кончится ничем хорошим, и вот, пожалуйста – угрызения совести были настолько слабыми, что их легко можно было игнорировать. Вывеска с тем же самым бананом, призывно мигающая желтыми огоньками, нашлась, к счастью, быстро. Сакадзуки в последний раз глубоко вздохнул и вошел внутрь, в небольшой полутемный холл, у дальней стенки которого стояла скромная деревянная стойка. Девушка, сидящая за ней, подняла светловолосую голову, на которой Сакадзуки с удивлением заметил пчелиные усики, и посмотрела на него выдрессированным приветливо-нейтральным взглядом. За ее спиной Сакадзуки, подойдя, заметил маленькие белые крылышки. Он выложил перед девушкой желтую карточку, и ее улыбка сразу стала теплее и дружелюбнее. – Добро пожаловать, – потек раздражающе-сладкий голос. – Вас кто-то ждет здесь. Или вы просто желаете пройти и отдохнуть немного? – Мне нужен Кузан. Бывший адмирал Аокиджи. Он здесь? – спросил Сакадзуки, склонив голову ниже и надеясь, что козырек скрывает его лицо достаточно. – Да, – кивнула девушка. – Он предупреждал, что вы придете. Вы можете пройти по коридору в кабинет номер девять, а я сейчас же сообщу ему о вашем визите. Сакадзуки кивнул и скрылся в указанном направлении. Он ненавидел подобные заведения, он никогда не хотел иметь с ними ничего общего и, к тому же, он понятия не имел, как вести себя в них. Зато Кузан, конечно, чувствовал себя здесь как дома. Сакадзуки все еще поражался, как вообще пошел на такое. Время от времени он пытался убедить себя в том, что эта встреча хотя бы может быть полезна – он узнает что-нибудь о планах революционеров, больше Кузану все равно некуда было податься. Кабинет номер девять представлял собой небольшую комнату с теплым приглушенным светом, идущим от матовых светильников на стенах, обитых неяркой рыжей тканью, такого же мягкого рыжего цвета угловым диваном и круглым темным столом перед ним. Сакадзуки ощутил некоторое облегчение от такой обстановки, приличной хотя бы на вид. Кузан появился раньше, чем он успел освоиться в незнакомом помещении, плавно прикрыл за собой дверь, придержав ладонью, и только потом повернулся к нему с косой усмешкой. Сакадзуки думал, что, наверное, надо сказать сейчас что-нибудь нейтральное, а еще он думал о том, что стареет и уже не может держать себя в руках. Раньше у него неплохо получалось не реагировать на Кузана так бурно. Сейчас сердце готово было выскочить. Кузан отлично смотрелся в штатском: темно-синяя рубашка и белые брюки делали его каким-то странно незнакомым. – Пришел все-таки, – тот усмехнулся шире, осмотрелся и сел на противоположный край дивана, сложив руки на столе. – От твоего обещанного месяца осталось два дня. Я же не мог пропустить такое. – Честно говоря, я думал, что вполне можешь. Сакадзуки сглотнул. Он чувствовал себя плохо. Он не знал, как деликатно намекнуть, что разговоры сейчас могут подождать. Он смотрел на скрещенные пальцы Кузана, потому что не мог от них оторваться и потому что опасался посмотреть в лицо. Поймав себя на этой мысли, он вздернул голову и тут же столкнулся со взглядом Кузана. Тот снова улыбался ему, но теперь мягко и сдержанно. – Если ты снимешь кепку, тебе будет удобнее. Сакадзуки хмыкнул и положил кепку на стол между ними. Кузан скептически скосил на нее глаза и выразительно посмотрел на него. Сакадзуки пожал плечами, но кепку, тем не менее, переложил рядом с собой на диван. – Что ты тут делаешь? – спросил он. Сакадзуки сейчас не очень интересовал ответ, просто надо было говорить о чем-то. Кузан смотрел так, будто раздевал его взглядом прямо здесь, но как приблизиться, Сакадзуки не знал. Он чувствовал тяжелый идиотизм ситуации так же остро, как и то, что он отсюда не уйдет. В животе с самого первого момента их встречи все сворачивалось в тяжелый горячий комок. – Живу, – ответил Кузан, так же пожав плечами. Сакадзуки смотрел, как двигаются мышцы под легкой тканью рубашки. – Ищу нужных людей, пишу мемуары. В основном я ждал здесь тебя. Выпить хочешь? Сакадзуки кивнул, и Кузан отвернулся от него ровно настолько, чтобы вытащить откуда-то из-за желтой спинки улитку и что-то попросить принести. Сакадзуки не был рад тому, что сейчас сюда прибежит с подносом какая-то очередная девочка-официантка, но приходилось терпеть. – Что это вообще за место? Как ты его нашел? На этом вопросе Кузан посмотрел на него уже живее, как на полного и клинического дурака, уголки губ поползли вверх и он тихо рассмеялся. Сакадзуки сдержался и не пнул его под столом. – О нем знают, должно быть, все, кроме тебя. Немногие, правда, были, но знают точно все. Небольшой закрытый клуб адмирала Кизару. – И чем Кизару тут занимается? – Сакадзуки недовольно нахмурился. За такое он точно снял бы Борсалино с должности, если бы было, кем его заменить. – Не знаю, я с ним не встречался. Девушка в скромном сером платье принесла поднос с двумя бокалами, наполненными чем-то непрозрачным и красным, и какой-то морской мелочь на блюде, которую полагалось есть. – Вообще-то здесь просто встречаются дозорные, пираты, контрабандисты и некоторые другие личности в спокойной обстановке, – Кузан притянул к себе бокал и посмотрел поверх него. – Это тот самый?.. – Сакадзуки не договорил, поморщившись. – Да, красный слизняк, – Кузан сделал небольшой глоток и улыбнулся весело. – У меня тогда был разбавленный, а это концентрат. Тебе никогда не было интересно, что это? – Нет, – процедил Сакадзуки, чувствуя подвох, уже после того, как отхлебнул немного. Теперь все равно можно было продолжать пить дальше. Он вспомнил тот самый горьковато-сладкий привкус, но сейчас он был действительно сильнее и оседал на языке. Сакадзуки даже в голову не приходило, что Кузан или Борсалино могут предложить ему что-то плохое. – Некрепкий алкоголь, отлично помогает расслабиться и снять напряжение, как я и говорил. Легкий афродизиак, кроме всего прочего. Сакадзуки с сомнением покосился на свой бокал, в котором не было уже половины. – Легкий? – переспросил он. – Ну да, – Кузан кивнул, снова не сводя взгляда. – Обычно действует очень слабо или вообще не действует. – Сакадзуки молчал. – Так что ты, наверное, единственный, у кого повышенная чувствительность к нему. – И ты этим пользуешься? – съехидничал он, отставляя остатки слизня в сторону. – Как видишь, – Кузан тоже поставил бокал на стол и одним движением оказался рядом с ним, обхватывая рукой поперек груди, опуская подбородок на плечо и не давая двинуться. Не то чтобы Сакадзуки хотелось куда-то двигаться… Пока хотелось только расслабиться и растечься прямо здесь, а еще повернуть голову и уткнуться носом в висок, а губами – в щеку, и закрыть глаза. Все мысли вышибло разом. В голове была кристальная пустота, а потом перестал хватать воздуха, а Сакадзуки понял, что не дышал. Это было то, на что он всегда успешно запрещал себе надеяться. – Я никогда не думал, что буду признаваться тебе в любви, – услышал он словно издалека и усмехнулся, снова коснулся щеки пересохшими губами, оценив жест. У него самого язык никогда не повернулся бы на такое. Кажется, говорить он не мог вообще, горло сводило. Кузан вдруг дернулся и сорвался с места, выпуская его из объятий, но только для того, чтобы сесть на колени сверху, зажимая его бедра между своими, и прижаться к губам, раздвигая их языком. Сакадзуки плыл. Он не думал никогда, что такое бывает, он вообще не надеялся никогда, что еще хотя бы раз они будут вместе. Он не знал, что ему сделать и куда деть руки, чтобы показать, как ему нравится. Он гладил беспорядочно шею сзади, постоянно натыкаясь пальцами на ворот рубашки, в то время как Кузан целовал и вылизывал его горло, не оставляя живого места. Руки Кузана уже расстегивали на рубашке пуговицы одну за другой, горячие твердые ладони скользили по груди и по напряженному животу, постоянно задевая ставшие чувствительными до боли соски и заставляя прогибаться в спине. Сакадзуки кусал губы, чтобы не издавать лишних звуков, и сам слышал только рваное дыхание и неровные смешки, особенно когда руки наконец-то справились с ремнем и молнией на брюках. Кузан сполз с него вниз, на пол, и устроился между коленей, плотно смыкая горячие влажные губы вокруг и издевательски медленно вбирая член в рот до самого основания. Сакадзуки давился воздухом и стонами с запрокинутой головой и чувствовал, что надолго его не хватит. Исфирь семь метров и еще чуть-чуть (с) * * * (Кузан) Они полулежали друг на друге после того, как Сакадзуки кончил, брызнув семенем ему в горло, целовались, как ненормальные, переплетались ногами и гладили друг друга везде, куда ни дотянутся руки. Он даже не подозревал раньше, что можно настолько скучать по всего лишь телу рядом. Той частью сознания, которая иногда просыпалась и говорила голосом рассудка, Кузан понимал все: и что Сакадзуки пришел сюда сам, и что тот хотел его точно так же, если не сильнее, и что Сакадзуки ради него, наверное, впервые в жизни поступился своими принципами, и что тот основательно взвесил все плюсы и минусы, и если все-таки пришел… Эти мысли заставляли заходиться сердце еще быстрее и тут же отправляли в дальнее плавание остатки разума, особенно когда Сакадзуки, сорвавшись, начал бешено целовать его губы, лицо, шею, плечи, твердыми негнущимися пальцами расстегивать рубашку, вырывая половину пуговиц с корнем, и гладить настойчиво поверх брюк его бедра, поднимаясь все выше и выше, ладонью впечатываясь в пах и продолжая размеренно и сильно проходиться вверх и вниз. Голову унесло. Кузан кое-как пытался думать, подаваясь к оглаживающей член руке, о том, что Сакадзуки не будет против, если он все же разложит его прямо на этом неудобном оранжевом диванчике и все-таки трахнет. Сакадзуки, как выяснилось, против не был, выворачиваясь и раздвигая ноги. Акаину, раздвигающий ноги перед ним и подставляющийся под скользкие смазанные пальцы – это и лишило Кузана остатков мозга ровно до тех пор, пока он не кончил внутри него, напоследок ловя во всем теле погасающие отголоски конвульсий. Сакадзуки лежал снизу, тяжело дыша и тоже не проявляя какое-то время других признаков жизни. Вот тогда Кузан и вспомнил, что в его планах на встречу с Сакадзуки было два пункта: потрахаться и поговорить. И теперь пора было приступать ко второму. – У меня комната наверху, – сказал он, прижимаясь носом к ямке за ухом, и, приподняв бедра, скатился в сторону, на пол. – Мог бы сразу позвать туда. – Зачем, когда здесь так хорошо? – он усмехнулся и тяжело поднялся, разгоняя туман перед глазами и отыскивая взглядом одежду. Только после секса с Сакадзуки он чувствовал себя так, будто по нему промаршировал отряд дозорных. – Давай, поднимайся, там тоже неплохо. Сакадзуки тут же вспомнил, что несгибаемому Акаину не к лицу лежать полуголым и с довольной расплывшейся улыбкой, и тоже принял свой обычный вид, привел себя в порядок и даже кепку нацепил. Правда, плащ, как отметил злорадно Кузан, все равно выглядел мятым и потасканным. Как Кузан и ожидал, когда они снова оделись, вернулась и старая, надоевшая до ужаса непрошибаемая дистанция Зато в комнате Сакадзуки сразу уцепился взглядом за розовый букет, стоящий в хрустальной вазе на тумбочке около кровати. Да, он очень ждал, а пока того не было, свежие цветы приносили каждый день. Хорошо, что неловко здесь было не только ему. Сакадзуки оглядывался по сторонам и явно не знал, куда ему деваться. Кузан вздохнул и первым сел за стол. Ден-Ден Муши мирно спал, и Кузан надеялся, что пока Сакадзуки здесь, он никому не понадобится. Сакадзуки снова сел напротив него – хорошо хоть кепку и плащ снял и положил на кровать. – Кажется, я буду единственным, кто трахнул грозного главнокомандующего Дозора, – хмыкнул он. Сакадзуки посмотрел прямо. – Нравится быть исключительным? – А тебе? – Кузан улыбнулся. Он действительно даже не думал признаваться Сакадзуки в любви, никогда вообще о подобном не помышлял, но в тот момент вырвалось само, и сейчас он не жалел, потому что неправдой это не было. – И мне тоже нравится, – тот кивнул и дернул уголок рта кверху. Сакадзуки плохо умел улыбаться, Кузан знал и это тоже. – Где ты сейчас? – С революционной армией, – ответил Кузан, хоть внутри и все напряглось. Сакадзуки, конечно, его отпустил, а теперь и сам пришел к преступнику. Но лишний раз говорить с ним о своей подпольной деятельности было боязно – Кузан понятия не имел, насколько далеко у того сдвинулись границы дозволенного и не вышел ли он за них сейчас. Сакадзуки, услышав ответ, резко отвернулся в сторону и стиснул зубы. «Ну вот, опять», – тоскливо подумал Кузан. – И что ты делаешь там? Сдаешь все тайны Дозора? – Сакадзуки старался говорить ровно. Кузан подумал, что даже если тот начнет пепелить все вокруг в приступе ярости, выпроваживать его за дверь сейчас – не самый лучший вариант. Он действительно хотел поговорить. – Не все, – ответил он, чуть помолчав. Сакадзуки продолжал смотреть вбок с каменным лицом. Надо было сказать и об этом тоже, но для начала… – Ты ведь тоже понял, что стоит исполнять не все приказы. – Все, кроме тех, которые не могут быть исполнены, – отрезал тот и посмотрел на Кузана в упор. – Я хочу, чтобы ты жил. Это… это правильно. – Правильно? – Кузан переспросил невольно. – Объясни мне. Сакадзуки нервно усмехнулся. – Я тоже много думал о нашей последней встрече и о тебе. Я понял, что у тебя просто свои понятия «справедливость» и «правосудие», которые я никогда не пойму, и которые ты тоже никогда не променяешь ни на что другое. И я не собираюсь убивать тебя за то, что ты думаешь иначе, потому что в этом ты честнее и справедливее многих. – Сакадзуки, ты закончил? – Кузан не дождался и прервал его, чувствуя в горле внезапно вставший комок, который не проглотить, а в глазах начинало отвратительно щипать. Кузан закинул голову. – В целом, да, – услышал он. – Поэтому я и говорю сейчас с тобой. – Тогда подожди немного, – сдавленно пробормотал Кузан. Он не мог поверить, просто не мог, ему казалось, что он что-то понял не так, но, прокручивая в голове услышанное, он убеждался, что все верно. Он никогда и не мечтал о том, чтобы Сакадзуки, у которого всегда была единственно верная и несгибаемая позиция, поймет и примет его. Это было невероятно, невозможно, и все-таки существовало. – Что-то не так? – спросил тот отрывисто. Надо было приходить в себя. – Все так, – ответил он и вернул голову на место, посмотрел на Сакадзуки – тот сидел с серьезным лицом, как и всегда, но глаза казались растерянными. Кузан глубоко вздохнул, – Спасибо, что сказал это. – Не за что, – Сакадзуки пожал плечами. Конечно, он на самом деле и не понял, за что, а Кузан ему объяснять не собирался. Комок продолжал давить на горло, и Кузан пока не представлял, что с этим делать. – На самом деле, я хотел извиниться. Я был не прав, когда говорил, что ты помешанный фанатик, слепо исполняющий приказы. Прости, это не так. – Я должен извиниться за то, что меня занесло и я чуть было не убил тебя. Кузан поймал себя на том, что смотрит в стол. – Все нормально, – ответил он. Сакадзуки виновато усмехнулся. Кузан поднял глаза. – Ты не уйдешь отсюда раньше, – предупредил он. – Я и не собирался. Они наконец встретились взглядами, сцепились ими и одновременно поднялись со своих стульев. Кузан чувствовал, как тянет его к Сакадзуки. Переговоры прошли успешно, они не рассорились до смертельных обид, как он ожидал и как бывало обычно, а дальше можно было обходиться практически совсем без слов, и Сакадзуки по странной прихоти судьбы был единственным, кто понимал его с полувзгляда.