Звезда Полынь

      Ее призвали, когда празднество отгремело — и король с супругой удалились в свои покои. Горлинка чувствовала себя усталой, и не мудрено — с рассвета она не присела, бегая с поручениями сперва от госпожи Нарбелет, потом от Старшей Сестрицы, а потом и от Литиэль, которой понадобилось передать записки некоторым почтенным женщинам, с которыми она пока не могла повстречаться, поскольку ее ждет серьезный разговор… а саму Горлинку после окончания праздника ждут в доме, где временно поселились Сестры Безмолвия.       Но она не ожидала, уже далеко за полночь придя туда, что встретит двух старших наставниц стоящими возле сидящей в кресле Литиэли!       — Милая… — начала сестра Соловей. Сестра Орлица громко фыркнула, и Соловей сбавила торжественности, деловито проговорив: — Мы понимаем, что ты устала, но нам и правда больше не к кому обратиться. Задание несложное, но… как раз тебе по способностям. Она ведь подходит, верно, девочка?       Литиэль тяжело качнула головой. С ней творилось что-то неладное — будто внутри развязались какие-то узелочки, и движения стали размашистыми и резкими. Почему-то это встревожило — девушка, хоть и прошедшая обучение в Храме, но никогда не проявлявшая враждебности ни к кому, вдруг показалась опасной, как готовый обрушиться горный склон.       — Она непрошибаемая, — пробормотала целительница. — Дубовая просто. Лучше не найти.       Горлинка вопросительно глянула на старших сестер. Орлица вздохнула, а Соловей развела руками.       — Видишь ли… наша гостья — не совсем обычная девушка. И нуждается в не совсем обычном лекарстве для… душевных ран. И ты должна будешь проследить, чтобы она это лекарство выпила.       — Мы, в силу некоторых ее особенностей, рядом быть не можем, — добавила Орлица.       — Я на них давлю, — неожиданно жестким голосом сказала Литиэль, и ухмыльнулась. Горлинка внимательно рассмотрела эту кривую ухмылку и пожала плечами.       — Ну, что я говорила, — тон у целительницы сменился. Орлица поморщилась. Видно было, что ей неуютно находиться рядом. Соловей тем временем выставила на стол кувшин и сообщила:       — Помимо того, тебе надо будет внимательно выслушать и запомнить все, что скажет госпожа Литиэль. Или…       — Пусть будет так, — девушка покачнулась, махнула рукой. — Она сама разберется, кто с ней будет говорить. Вы заперли окно?       — И снаружи заколотили, — Орлица проверила ставни, с усилием на них надавив — дерево заскрипело, но не поддалось. — Там внизу на всякий случай три сестры сидят… орехи щелкают.       — А дверь?       — Крепкая. Тут, разве что, тараном…       — Хорошо. Идите… я дальше сама.       — Удачи, — буркнула Орлица, уходя. Соловей незаметно сжала ладонь Горлинки и выскользнула в двери. Стукнул опускающийся засов.       Горлинка молча ждала развития событий. Такие приготовления предполагали, что подопечная начнет буйствовать, и не разумнее тогда было бы позвать пару крепких женщин, которые придержали бы и напоили болезную? Да что там! Почему не могли справиться Орлица и Соловей? Первая любила рыбачить в крохотном заливчике у подножия Храма, и в одиночку управлялась с полными сетями, хоть и не такими большими, как те, что были у рыбаков из деревни. Ну, а вторая… Наставница — и уж если самой Горлинке никакого труда не стоит открыть человеку рот, то уж она и подавно это умеет.       Литиэль неподвижно сидела в кресле, и только веки у нее вздрагивали.       — Ты боишься? — внезапно спросила она.       — Нет, — Горлинка удивилась.       — Все вы боитесь, — как не услышав, продолжила целительница. — Боитесь того, чего не понимаете… я не хотела сюда идти. И я не выйду отсюда.       — Так это яд, что ли? — с некоторым удивлением спросила Горлинка.       — Для меня — яд. Для нее… — целительница внезапно исступленно расхохоталась. — Для нее лекарство. Забавно, да? Больно мне, поэтому она хочет, чтоб меня не было. Я не имею права страдать. Я не имею права любить. Ай, перестань, — внезапно тон у нее изменился. — Налей лекарство в чашу. Подай мне.       — Да, госпожа, — Горлинка исполнила приказание. Рука Литиэль протянулась вперед, зависла в воздухе и безвольно упала.       — Ох… кажется, тебе придется мне помочь, — тон у женщины снова сменился, став тем особым, мягким и чуть озабоченным, которым она разговаривала с людьми, приходящими за лечением. — Ты же умеешь поить людей? Знаю, что умеешь.       — Да, госпожа, — повторила Горлинка, осторожно положила руку на затылок целительницы, и убедившись, что та не собирается вырываться, поднесла чашу к ее губам.       Литиэль попыталась вырваться, когда на дне оставалось с полглотка. Горлинка отшатнулась от стремительного удара в горло, кубком ударила девушку по руке и отбежала за стол — впрочем, никаких последствий не произошло. Целительница согнулась, обхватив ушибленную кисть, и засмеялась с искренней радостью.       — Молодец! Ну и молодец ты! Умелица!       — Прости, госпожа, ты о чем?       — А, — Литиэль, не по-хорошему веселясь, откинулась в кресле. — Когда я приду в разум, я позабочусь о награде для тебя. Ты меня боишься, но действуешь без страха, что бы эта дура ни болтала…       — Опасаюсь, — признала Горлинка. — Я не понимаю, что с тобой происходит. Я уверена, что могу справиться, но я никогда…       — Не видела чего-то такого, да? Ну, смотри внимательней — еще не раз увидишь. Хотя, еще не время, да, не время, — пробормотала она. — Позже, может, после тебя… ну, ничего, запишешь. Ты ведь грамотная?       — Да, госпожа…       — Славно… знаешь, в чем эльфийская мудрость? Не в бессмертии и не в тайнах, которые им открыли боги, а в том, что среди них безграмотных нет — я говорю о нолдор, о синдар Дориата, о тех, кому служили предки эдайн. Не считаем же мы великими и мудрыми каких-нибудь лайквенди, у которых те же шатры и хатки на деревьях, что у диких людских племен. От рун и книжек разум затачивается, как меч. Другое дело, что им, бессмертным, на все времени хватает — а людям, за такой краткий срок, поди поспей… то урожай, то посевная, то орки напали.       — Но сейчас мы стали жить дольше. И орков здесь нет.       — Да! И поэтому мы должны успеть!       — Что успеть-то? — Горлинка вздохнула. Ей, признаться, было непонятно, почему госпожа целительница решила поговорить об учености именно с ней — ну да, грамотная она, и что? Не так уж много ученых в народе. На что грамота крестьянину или рыбаку?       — Плохо, — внезапно сурово сказала Литиэль. — Ты эдайн, а не дикая вастачка. И больше того — ты служительница Храма!       — А при чем тут…       — При том, что мы — дети Единого, а не вечные Беорин кор-хайн! А значит, мы должны стать, по меньшей мере, достойными зваться братьями эльдар, а не их слугами! Впрочем, это уже не твое дело, без тебя решим. Налей-ка мне еще одну чашу.       В этот раз Литиэль пила свое лекарство сама, безо всякого сопротивления. А когда чаша кончилась, вновь спросила:       — Скажи-ка мне, дева, ты замуж не собираешься?       — Нет, зачем? — удивилась Горлинка. — Я ведь не в деревне живу, чтоб мужские руки понадобились. А просто так, чтоб был мужик в доме… тем более, не хочу.       — А почему не хочешь?       Горлинка задумалась.       — Почему… да откуда ж мне знать-то? Не хочу и не хочу.       — Ну-ну…       — Нет, я знаю, что девушке вроде как положено замуж хотеть, — рассудительно добавила она. — Но сейчас вообще в людях странность какая-то. С одной стороны послушаешь — девушка должна хотеть замуж. С другой — непременно по любви, как у эльдар бывает. Нет, конечно, супругов себе ищут среди ровни — какой же девице захочется из богатого дома да в рыбачью деревню. Очень глупой, разве что… ну, и не спешат с этим. Ты ведь целительница, должна знать…       — Что девушки нынче поздно созревают? Те, что уже второго колена — дай боги, годам к двадцати… знаю конечно. Если это нам Валар сделали — весьма умно!       — Отчего же?       — Да от того, что мы теперь не болеем почти, да и стареем медленно! Эльдар сказали: года людские умножатся, а на сколько это самое «умножатся», мы пока только догадки строим! — Литиэль стремительно вскочила, прошлась по комнате — метнулись вслед тени от колыхнувшихся огоньков свечей. — Двести лет? Пятьсот? Тысяча? Нет, вряд ли… пятьсот вернее. А ты понимаешь, что это значит? Люди живут, не старея, не умирая, а дети рождаются… если как раньше — в год-два по ребенку, да с ранней молодости, да половина не перемрет во младенчестве, как в Эндорэ…       — Ой-ей…       — Вот именно. Сто-двести лет, и придется либо друг у друга на головах сидеть, либо лишних в море топить, а куда такое годится? Не хотела бы я на своей земле таких… орочьих обычаев, — тихо сказала целительница, вновь опустившись в кресло. — Налей мне еще… сколько там осталось?       — Еще на пару чаш.       — Хорошо. Гадость оно, конечно, но знаешь, тому, что помогает, радуешься, даже если от него скулы сводит. Ты ничего не хочешь у меня спросить? — внезапно участливо и мягко осведомилась Литиэль. Горлинка неуверенно пожала плечами. Спросить чего? Про лекарство? Ну, лекарство и лекарство. Про разговоры об учености? Так это не ее дело. Вот, разве что…       — Кто со мной вначале говорил? О том, что она, мол, отсюда не выйдет…       — Ишь ты, нашла же, о чем… — Литиэль мелкими глотками пила зелье, — Это глупость моя с тобой говорила. Она — тоже я, но… а, демоны со всем этим! Да, я его люблю! Меня раздваивает выбор — один из путей ведет к гибели, другой к тому, что уже не будет мной! Но это глупо — считать, что лучше погибнуть всем вместе, чем измениться, приспособиться, выжить и достичь цели! Но какой ценой? Превратившись в чудовище? Нет, нет… ох, как это утомляет… подумать только, и это тоже я…       — А почему ты мне все это рассказываешь, госпожа? — снова спросила Горлинка, видя, что целительница уплывает в свои мысли.       — А почему бы и нет? Нужно же с кем-то поболтать о неизбежности грядущего, — Литиэль устало распласталась в кресле. — Я бы твоим Старшим рассказала, но у них от меня голова болит, или еще что… словом, когда я в таком вот виде, некоторым особо чутким от меня плохо. Понимаешь, девочка, они мне помогают, потому, что им от меня что-то надо — сказать по-честному, и знать не хочу, что. Думают, что я им сыграю на руку — демоны знают, как, но вот со свадьбой этой удачно получилось. Им нужен кто-то вроде меня — чтоб был заместо тарана. А я иду к своей цели, и, если по пути расчищу место для кого-то еще, так и быть.       — И… какая у тебя цель?       — Спасти… — Литиэль пожала плечами, и глубоко вздохнула. — То, что случилось со мной… больно, да, но я ведь люблю его, и с этим ничего не поделаешь. Я искала другие способы, но он отдал меня в ваш народ, пусть невольно, не зная об этом, желая совсем другого, и… теперь это мой народ. А прошлое… это только прошлое. Налей еще.       Горлинка вылила остатки зелья в чашу.       — Спасибо, — устало и тихо сказала целительница. — И за то, что мои бредни слушаешь. Ты, вот что, даже если мужа не найдешь, детей заведи, хоть пару. А до того — обязательно на Менельтарму поднимись. Королева там уже побывала, другие пока опасаются… а нам это очень нужно — такой обычай.       — Схожу, раз надо, — согласилась Горлинка. Подняться на Менельтарму и впрямь было бы неплохо — поглядеть на Остров с высоты.       Целительница еще что-то бормотала, качаясь в кресле, переходила порой на какой-то неведомый язык, что-то пела, плакала и ругалась. Несколько раз принималась благодарить зевающую служанку за то, что та слушает «глупую девицу, которой вечно будет пятнадцать лет». Свечи погасли, а после, должно быть, спустя час или чуть больше, в комнате начало светлеть.       — Я засну сейчас, — уже слабеющим голосом пробормотала Литиэль. — Когда совсем расцветет, сестры вернутся, и ты им расскажешь… а, можешь рассказывать все, что услышала, они и так знают. А после — молчи.       — Я не из болтливых, — улыбнулась Горлинка. — Как лекарство-то, подействовало?       — Хорошо… — целительница откинулась в кресле. — Спасибо. Вы, эдайн, хороший народ. Хорошо, что я здесь. Здесь у меня есть будущее.