***
Содержимое красной коробочки, брошенное из противоположного конца комнаты, со свистом полетело на верхнюю полку шкафа. И вечером из комнаты Чуи слышался такой мат, что даже Коё решила не вмешиваться… Дазай — 13 лет: «Наконец-то!» Снова юката [теперь-то он понял, что автором таких вот блестящих идей с формой праздничной одежды служит Коё], снова он опаздывал. Но на этот раз Дазай не бежал вприпрыжку, а шёл спокойно, сжимая в руках чёрный футляр. Большая дверь банкетного зала на этот раз поддалась быстрее, но на неё до сих пор приходилось давить всем телом. Также приглушён свет, также сияла лестница. Но теперь Дазай успел подобраться поближе. Именно; он ни за что не упустит эту возможность. Осаму оказался в первом ряду как раз вовремя. Двое снова появились на лестнице и, не дойдя до середины, попали в поле зрения небольшой ручной камеры. Дазай даже присел, насколько это позволяла юката, ради достижения более устойчивого положения. Он старательно пытался не трясти камеру. Его операторская деятельность была замечена, только когда именинник оказался прямо перед ним и встретился взглядом с круглым глазом объектива. Но Чуя лишь отвернулся. «Пытается держать себя в руках.» Посмотрев поверх камеры, Дазай заметил, что уши Накахары покраснели. Осаму встал и начал медленно обходить уже успевшую обступить Чую толпу, всё ещё ловя того в кадр. Но людей действительно много, так что Дазай решил отложить интервью на потом. В этом году он задержался здесь дольше, чем в прошлом, когда ещё даже свет не включили. А теперь он заливал всю комнату, оставляя искры в мишуре, которой, кстати, в этом году решили ограничиться. Украшения стали спокойнее, нет того буйства красок и нагромождения лент с флажками. Им на смену пришли букеты из белых цветов на столах. Под потолком же ничего особенного не оказалось. «Видимо, не так уж и важен всем этот праздник», — фыркнул про себя Осаму. Людей стало поменьше, а это значит, время действовать. Кнопка «запись» нажата, и Дазай начал пробираться к прекрасному созданию с рыжим хвостиком. — Здравствуйте, а можно задать Вам один вопрос? — как можно более низким и величественным голосом спросил оператор. Чуя, не ожидавший его появления, слегка подпрыгнул. — Да не пугайтесь Вы так. — Скумб… — Если я скумбрия, то ты лосось, — звучит как констатация факта, что поставило Чую в тупик. Дазай возвратил свою напускную серьёзность, — Какой краской для волос Вы пользуетесь? Кулаки Чуи сжались. — Слушай, если ты пришёл сюда, только чтобы поиздеваться, уходи. — Не уйду. Ведь возможность взять интервью у принцессы бывает только раз в год! Молчание. Дазаю казалось, что он слышит скрип зубов. — А где цепочка, которую я тебе в прошлом году подарил? — он задал этот вопрос нарочно громко. Сразу несколько пар глаз обратились к ним. — Я не собираюсь отвечать, — раздражённо прошипел Чуя и отвернулся. — Ну не дуйся, — Дазай подошёл сзади и приобнял именинника одной рукой за плечи. По толпе пронёсся шёпот. Через мгновение послышался звон, и осколки стекла градом посыпались на пол. Руки Осаму пусты: ни друга, который из них просто молниеносно испарился, ни камеры. Лицо Чуи вспыхнуло ещё ярче, чем до этого, а на глаза, кажется, навернулись слёзы. — Прекрати. Портить. Мне уже второй праздник… — разделяя слова, сквозь зубы цедил Накахара. А на Дазая внезапно напал приступ откровенности. — Прости, но это надо запечатлеть на плёнке. Я целый год к этому готовился, искал камеру… Он осёкся, потому что заметил, как дрожит Чуя. Его голова была опущена, а лицо почти полностью скрыто выбившимися из хвоста волосами. — Да чтоб твоё заветное желание исполнилось! — [перевод: «Да чтоб ты сдох».] Сначала это был тихий шёпот, плавно перешедший в крик. Слёзы предательски брызнули и начали прокладывать себе дорожки по красным щекам Чуи. Он утёр их рукавом юкаты. — Из-за таких, как ты, День рождения праздновать вообще не хочется! — Ну так не празднуй, — скучающим голосом ответил Дазай. — Вот и не буду! Резко развернувшись, Чуя взбежал по лестнице и скрылся на балконе. Приглушённо хлопнула дверь, но этот звук ещё долго эхом отдавался в разом затихшем зале. Поголовно все смотрели на оставшегося у лестницы Осаму. Часть этих взглядов была смеющейся, часть — непонимающей, а часть и вовсе — осуждающей. Ему ничего не оставалось, кроме как подобрать с пола разбитую камеру и ретироваться. Люди постепенно отвлекались, забывали о только что случившемся, возобновляли разговор, а вдоль стены скользила тень, при каждом шаге побрякивающая разбитым объективом. Через три минуты Дазай покинул банкетный зал. А Чую в этот день больше видели, да и на следующий дверь в его комнату оказалась заперта. Никто и не заметил, что из подсобки при зале пропала бутылка красного вина. Примечание: Давайте вспомним, что, когда Дазаю было 14 лет, он стал свидетелем убийства Огаем бывшего босса Мафии. Дазай — 14 лет: Вроде, всё как обычно, только вот вставать с кровати желания нет совсем. Но надо. Огай сказал, что на подобных мероприятиях нужно присутствовать. Толчок плечом в большую дверь позволил ему проникнуть внутрь. Свет оказался включен и слепил глаза, отражаясь от каждой белой поверхности, которых, к слову, в зале огромное количество. Белые скатерти, цветы на столах и в напольных подставках, даже платья некоторых женщин; светлые, пускай и не чисто белые, стены. Белый цвет для Мафии был довольно редок, а здесь можно было, скорее, праздновать «Белый» день, нежели чей-то День рождения. На этот раз Дазай не рвался в толпу, а стоял почти у стены и внимательно наблюдал за происходящим. И время уже пришло, и люди, по уже сложившейся традиции, стали стягиваться к лестнице, вот только свет не гасили. Внезапно отворилась парадная дверь, и в банкетном зале появилась Коё. Она начала негромко переговариваться с рядом находящимися людьми. Вскоре до Осаму долетели обрывки фраз. «Накахаре нездоровится…» «Так давайте же выпьем за его здоровье!» Предложение было встречено одобрительным звоном бокалов. И правда, последние два дня Чуя выглядел не очень и всё время молчал. Даже на привычные шутки Дазая не реагировал. Он-то подумал, что его друг вспомнил свою прошлогоднюю обиду из-за Дня рождения. Но теперь Дазаю казалось очевидным, что дело было не только в этом. Почему-то он больше не мог здесь оставаться и, пробравшись через толпу, покинул зал. Коридоры были пусты. В голове роились непонятные мысли, а в душе скребло сильное чувство вины. Он, как самый близкий Чуе человек [помимо Коё, естественно], обязан был заметить неладное… Вот так вот он, пускай и косвенно, испортил ему третий День рождения… Непонятно каким образом Дазай оказался в тупиковом коридоре. Освещения здесь почему-то не было, только в самом дальнем углу была приоткрыта дверь, из которой лился тусклый свет. Выставив руки вперёд, Осаму пошёл в сторону света, где всё же врезался в торец двери, которую не смог нащупать руками, ибо она прошла между ними. Потирая ушибленный лоб, он заглянул внутрь. Это оказался тренировочный зал. Тренажёры, груши, татами, арсенал тренировочного оружия. Что, как ни тренировка, поможет снять напряжение и разгрузить голову? Разувшись, Дазай зашёл в прохладное помещение и оставил обувь около двери. Из окон под потолком падал желтоватый свет наружных фонарей. От морозного воздуха сразу стало как-то легче дышать. Осаму снял мешающий пиджак и, перекинув его через предплечье, тихо пошёл в сторону груш. Первый удар правой ногой был нанесён сходу, когда он ещё даже не успел положить снятый предмет гардероба. Следом за ним посыпались второй и третий, а завершилась серия ударом левым локтем. Осаму прижался к холодной резине лбом и выдохнул весь воздух из лёгких. Когда сфокусировал взгляд на ближайшей стене, Дазай, кажется, забыл вдохнуть. Нож. С широким лезвием и чёрной рукояткой с оранжевой каймой. Пристрастие к такого вида ножам было замечено только у одного человека. Осаму мгновенно развернулся и огляделся. «Ни за что на свете он бы не оставил его в стене… Всегда вытаскивает, лишь бы подольше в руках подержать. Иногда даже домой уносит.» Дазай стоял на месте, боясь дышать и уж тем более двигаться. Пускай его глаза и так привыкли к темноте, он не сразу заметил светлую полосу ткани на татами в дальнем углу. На то, чтобы преодолеть разделяющее его и нечто расстояние, у Дазая ушло пару секунд. И он упал на колени рядом с Чуей ещё до того, как брошенный у груши пиджак коснулся пола. Чёрная юката, практически неразличимая в темноте, украшенная узором из розовых цветов сакуры и перевязанная светлым поясом, идеально сидела на маленькой бледной фигурке, лежавшей на полу. Рыжие волосы выбились из хвоста, растрепались, покрывали плечи и скрывали часть лица. Чуя лежал, если можно так описать, недокрученным калачиком: ноги были поджаты, а руки почти выпрямлены. Дазай, не зная, что делать, схватил его за руки. Ледяные. У него перехватило дыхание. В сознание прокралась мысль о том, как сильно изменится его жизнь, если лежащий перед ним человек умрёт. Ведь теперь он знал, что существование так легко прервать. Осаму перевернул Чую на спину и прижался ухом к груди. Ему удалось уловить сердцебиение. Немного успокоившись, Дазай посмотрел на лицо пострадавшего. Оно было красным. «Как год назад, когда я его довёл… Да и два года назад тоже» Осторожно, дрожащими пальцами он убрал волосы с лица Чуи. И, коснувшись кожи, понял, что она горит. — Жар! Так ты с температурой сюда попёрся! Тело под руками Дазая начало сотрясаться от слабого кашля, дыхание стало прерывистым. Если бы кто-то сейчас находился в этой комнате, он ни за что не признал бы в забинтованном парне лучшего ученика Мафии. Дрожащий, как осиновый лист, от собственной беспомощности, до жути напуганный, с навернувшимися на глаза слезами. Он подполз ещё ближе к Накахаре и приподнял его, поддерживая за спину и придавая сидячее положение. Голова Чуи безвольно болталась и в итоге нашла приют на плече Дазая. Пока продолжался приступ кашля, Осаму постарался проанализировать ситуацию, понял, что медкабинет находится на этом этаже, и мысленно построил маршрут до него. Так что, когда приступ прекратился, он осторожно перехватил Чую и поднял. Он оказался очень лёгким. «Ну не удивительно. С таким-то ростом». Почему-то сейчас эта мысль не вызвала смеха, а лишь усталую улыбку. «А остаться в комнате и нормально полечиться не судьба? Вот всегда ты такой упрямый…» Голова Чуи до сих пор покоилась на плече друга. Рыжик сопел заложенным носом, отчего выглядел ещё более милым. «Так, не отвлекайся! Сконцентрируйся!» Дазай покинул тренировочный зал и направился в сторону врачебных комнат. Когда он преодолел где-то половину пути, Чуя заёрзал у него на руках, приподнял голову и, кажется, на секунду открыл глаза. «И вот сейчас я услышу коронное „Скумбрия“…» — Да… Дазай… Из-за твоей чёртовой способности я даже легче стать не могу… — Да не волнуйся так, Чу-Чу. Ты не тяжёлый. Но Накахара лишь недовольно сморщился и отвернулся, уткнувшись носом в грудь Осаму, на лице которого сияла улыбка. Дойдя до медкабинетов и с трудом открыв дверь, Дазай вошёл внутрь и уложил Чую на застеленную белой простынёй кровать. Несмотря на небольшой вес рыжеволосого, руки ныли. Свет Осаму решил не включать, чтобы не тревожить больного, который опять свернулся калачиком. «Видимо, температура поднимается, вот и мёрзнет.» Дазай, воспользовавшись лишь лампой на врачебном столе в другом конце комнаты, осмотрелся. Под кроватью нашёлся плед, который сразу же пошёл в дело. Чуя оказался укрытыми пушистой синей тканью. Осаму отошёл от него и ещё раз осмотрел, затем нашёл кнопку экстренного вызова, но не нажал. Почему-то он не хотел оставлять Чую. В конце концов он уже проявил халатность по отношению к нему, и вот что из этого вышло. Снова раздалось хриплое дыхание и сдавленный кашель. Дазай опомнился и надавил на красную кнопку. В соседнем кабинете зазвучала сирена и послышались топот и приглушённые голоса. Осаму выбежал из комнаты и скрылся за ближайшим поворотом коридора. Когда раздался звук открывающейся двери, он выглянул из своего укрытия, чтобы убедиться, что врачи заметили оставленную открытой дверь и Чую за ней. Сигналом послужили удивлённые возгласы и приказания врача медсёстрам о необходимости каких-то там лекарств. «Миссия выполнена.» Дазай медленно поплёлся обратно в тренировочный зал. Там его должны были дожидаться пиджак и ботинки, которые он просто не смог надеть с Чуей на руках. Дойдя до зала, он понял, что замёрз, ступни покалывало от ходьбы по ледяной плитке. Но его подогревало чувство выполненного долга, так что он спокойно поднял и отряхнул пиджак, вытащил из щитков ножи, протёр их и вернул на место на стойке. Наутро Осаму проснулся с температурой 37, насморком и больным горлом, но никому об этом не сказал. Он до сих пор свято верит, что именно 11 кружек горячего чая с мёдом помогли ему не разболеться окончательно. А Чуя появился спустя 5 дней после инцидента. Все знали, что именно к нему приходили врачи по тревожной кнопке. Только вот ответ на вопрос «Что тогда произошло?» оказался следующим: — Да я… заболел. На праздник идти всё равно не собирался, вот и решил сходить ножи пометать. Стало плохо, и Коё отнесла меня в медпункт. — А почему на собственный праздник идти не хотел? — Не ваше дело, просто я пообещал… Дазай — 15 лет: Система утреннего подъёма уже отлажена до автоматизма. Дазай появился в прихожей своей небольшой квартирки ровно за две минуты до выхода. Не спеша осмотрел обувь и начал зашнуровывать туфли. Взгляд его упал на небольшой комод, на котором лежал чёрный футляр. Ручная камера. «Блин, как вернусь ещё отчёт по вчерашнему убийству наших писать. Хорошо хоть материала отсняли не так много… — со вздохом думает Дазай, — А ведь раньше эта камера использовалась для других целей…» Кажется, он проклят богами, ибо в итоге вышел на минуту позже, чем требовалось. По пути через сад, устроенный во дворе одного из зданий Мафии, Дазая не покидали воспоминания о всех прошлых 29-х апреля. Он замедлил шаг. «А я вообще после всего этого имею право там появляться?..» Взвешивание всех «за» и «против» было прервано появлением тяжёлой двери. Отступать уже было поздно, и Дазай, открыв дверь одной рукой, вошёл. Его сразу же обступила темнота. «Свет потушили. Неужели, в этом году он всё же решил появиться на своём празднике?» Осаму сразу же свернул направо и прислонился спиной к стене недалеко от двери. В такой низкой освещённости он смог-таки разглядеть украшения. На этот раз цветовая гамма была зелёной. «Не самый его любимый цвет, однако…» Разговоры людей вокруг по большей части содержали в себе слова «разгром», «победа» и «вражеская организация». Всё это связано с недавней победой Мафии в борьбе с одной китайской компанией. И никто и словом не обмолвился о том, что Накахара Чуя принимал непосредственное участие в местной, Йокогамской, части операции по зачистке. Что уж говорить про такое понятие, как «День рождения». Хотя, присутствовали индивиды, уже успевшие позабыть человеческую речь от обилия выпитого. Но, возможно, именно в их сознаниях сохранилась крупица понимания происходящего. «Видимо, не так уж и важен всем этот праздник.» Дазая посетило ощущение дежавю. Два года назад он думал точно также, правда, вкладывал в это немного иной смысл. Теперь же, кроме грусти эта мысль ничего не вызывала. Пробежавшись глазами по толпе в последний раз, всё же надеясь отыскать хвостик Чуи, Дазай покинул банкетный зал. Настроение было хуже некуда. «Впрочем, я не удивлён. Последнюю неделю, мы практически не общались. И состояние его здоровья на этот раз не при чём.» Путь до дома теперь занимал куда больше времени, и Дазай успел прийти к выводу, что будет лучше, если они в этот день вообще не будут видеться.***
Коё выбила ему вполне заслуженный выходной, и Чуя решил потратить его на… уборку. Странно, не правда ли? Тем не менее, к вечеру последние коробки были засунуты обратно на шкаф. Накахара оглядел свою комнату и понял, что весь выгребленный мусор ровным слоем покрывал пол, и уборку нельзя считать законченной, пока он не будет утилизирован. В процессе был найден ластик, пара карандашей, скомканные билеты на общественный транспорт, 103 йены и цепочка. Чуя долго не мог вспомнить, откуда она у него взялась, а когда вспомнил, первым желанием было выкинуть её. Правда, уже не в шкаф, а в окно. Но вспышка гнева быстро улеглась, и цепочка отправилась просто на стол. Уже около полуночи, готовя одежду на завтра, Чуе пришла в голову одна мысль. «Вот, вроде, только навёл порядок, а где эти хреновы иголка с ниткой — без понятия!» Искомые обнаружились, как ни странно, в ванной. Не имея никакого представления о том, для чего нужен напёрсток, Накахара исколол все пальцы и следующую неделю ходил обклеенный пластырями. За что получал бесконечные шутливые обвинения в подражании от Дазая. Тем не менее, на следующее утро Чуя появился перед другом таким довольным, каким тот его, наверное, никогда не видел. Со шляпы, которую Чуя носил по совету Коё, свисала небольшая цепочка. Чуя — сегодня исполняется 17: Лента выскальзывала из рук, норовя скатиться на пол. Но тонкие пальцы снова и снова ловили её и продолжали упрямо накручивать на волосы. Почему-то никогда прежде сооружение хвостика не давалось ему с таким трудом. Такое ощущение, будто он собирается сделать что-то ужасное, а не… Чуя услышал звук удара чего-то об деревянную поверхность и, скользя по полу в носках, побежал в комнату. Фотография в стеклянной рамке, стоявшая до этого на полке, теперь покоилась на столе. Осколки были рассыпаны по всей его площади. «Как раз вовремя!» Накахара наскоро доделал хвостик и принялся собирать крупные куски стекла, при этом раза 3 порезавшись. Более мелкие он смёл тряпкой в тарелку и выбросил. После чего выбежал в коридор, обулся и, засунув за пояс небольшую гремящую коробочку, выбежал из квартирки. На столе изображением вниз осталась лежать фотография, на которой Дазай с камерой стоял позади злого Чуи в юкате.***
«Почему нельзя просто взять и не проснуться утром? Почему для того, чтобы умереть, кому-то нужно просто внезапно выскочить на шоссе, а мне — ломать голову, придумывая всё новые и новые способы, ибо старые не работают?» Так думал Дазай, решив срезать путь через двор тренировочного корпуса. «„Мафия возлагает на тебя большие надежды! Тебе стоит чаще появляться на публике!“ Один вопрос: зачем? Да и что это за праздник такой? У него уже года два или три нет имени…» Непонятно зачем Осаму достал телефон и проверил время. Сегодняшняя дата смотрела на него с экрана, заставляя сердце болезненно сжаться. 29 апреля. Кажется, скоро он объявит эту дату своим вечным выходным. Потому что в этот день он чувствовал себя хуже некуда. Уже который год его, наверное, единственный друг не праздновал День рождения. И именно по вине Дазая. Детская обида переросла в настоящую традицию: за несколько дней до праздника Накахара переставал с ним разговаривать, всячески избегал, а 29-го числа они не пересекались вовсе, после чего всё возвращалось на круги своя. Но чувство вины, кажется, готово загрызть Осаму изнутри. — О, смотрите, кто идёт, — шёпот раздался совсем рядом, — Любимчик босса. Небольшая группа мафиози стояла неподалёку. Глаза всех её членов, которые были на два или три года старше Дазая, обращены на него. «Почему именно сегодня они вдруг решили ко мне пристать?» — Вам от меня что-то нужно? — Ох, какие мы важные. Корона голову не жмёт? — парень, произнёсший это, отделился от группы, сделав шаг вперёд, и ухмыльнулся. Такие вот недовольные периодически ловили Дазая то в столовых, то в тупиковых коридорах, то, как сейчас, во дворе учебного корпуса. И самая действенная против них тактика — игнорирование. Поэтому Осаму просто развернулся и стал быстро от них удаляться. Но до него успели долететь слова: — Говорят, что года через четыре он убьёт босса, чтобы занять его место… Дазай вздрогнул, но не обернулся. «И в мыслях не было.» Кулаки Осаму сжались, костяшки побелели. Он не думал, что их слова так сильно его заденут. Продолжая идти по внутреннему парку, Дазай вспоминал улыбку Чуи. И всё же ему очень не хватало его самого, его поддержки. Чего-то вроде раздражённого «Да забей ты!». Когда это он успел так привязаться к Накахаре, к его постоянному ворчанию, избиениям, иногда просто детской наивности? Их сделали напарниками чуть меньше года назад, но они уже успели заслужить имя Самого Разрушительного Дуэта В Истории Мафии. Пускай их общение больше походило на вражду, чем на дружбу, между Чуей и Дазаем была какая-то невидимая связь: они прекрасно чувствовали друг друга в бою и вне него. Внезапно в голове Дазая что-то щёлкнуло. Это произошло, когда перед его мысленным взором вдруг появился рыжеволосый без футболки. Такое часто бывало в раздевалке перед тренировками. Но почему-то сейчас воспринималось немного иначе. В горле сразу пересохло, а по телу разлился непривычный жар. Дазай замер прямо посреди парковой дорожки. Ветер, трепавший его волосы, был неестественно холодным. Лицо Осаму залилось краской. «С чего бы вдруг?» Он опустил голову и вбежал в здание. Остановившись в одном из тёмных коридоров, он припал к стене. Мысли перебивали одна другую, сконцентрироваться было невозможно. Над всем этим хаосом в сознании возвышался один кадр: Чуя с хвостиком в юкате. Почему-то к этому на вид беззащитному [хотя, Дазай понимал, что на самом деле, нет] существу хотелось прикоснуться. Хотелось до жути. Но с другой стороны подкралось уже знакомое чувство вины. И оно начало разъедать прекрасную картинку со словами:«Да он тебя к себе не подпустит, тем более в этот день! О признании можешь забыть.»
Внутренний голос гулко отзывался в черепной коробке. «И в чём же я должен ему признаться?..» Осознание пришло слишком внезапно. Дазаю показалось, что на него опрокинули ведро с горячей водой. Как он мог не понимать такой простой вещи?.. «Я его люблю… И… и правда не могу об этом сказать…» Глаза защипало, и Осаму понял, что в таком состоянии на праздник он не пойдёт. Но и домой он вернуться тоже не мог, по пути был шанс встретить кого-нибудь, а этого никак нельзя допустить. Дазай вышел в главный коридор и пошёл в произвольном направлении. Но через некоторое время он услышал знакомый голос, заставивший его содрогнуться. Босс Портовой Мафии не спеша прогуливался по коридору в компании ещё двух мафиози. Вот уж кому Осаму хотел попасться на глаза в последнюю очередь! Он экстренно свернул в боковой коридор, а, пройдя по нему чуть вперёд, свернул снова, тем самым совсем исчезнув из поля зрения Огая. Дазаю определённо нужно было место, в котором он смог бы скрыться от посторонних глаз до тех пор, пока не справится с эмоциями. Впереди показалась приоткрытая дверь, из которой лился тусклый свет. «Туалет», — гласила табличка на этой двери. «Почему бы и нет. Место самое что ни на есть уединённое», — усмехнулся Дазай. Да и выбирать особо не было возможности. Поэтому Осаму проник внутрь и, зайдя в пустующую кабинку, перещёлкнул замок. Он сполз по стене на пол и, подобрав колени к груди, обхватил их руками. После признания самому себе в чувствах к Накахаре, Дазай чувствовал неприятную опустошённость. Его тело стало тяжёлым. Казалось, что даже руку поднять было невозможно, а уж тем более сдвинуться с места. «Интересно, он до сих пор обижается на меня?.. Хотя, зачем я спрашиваю? Конечно! И долго ещё будет.» Вот так совершённая когда-то шалость впоследствии окупается… «Да сколько можно?! Четыре года прошло, в конце концов!» Слёзы вновь начали скапливаться в уголках глаз. Внезапно хлопнула дверь. Осаму вздрогнул и опёрся рукой на пол, рефлекторно выпрямляя спину. — Дома нет, в банкетном зале нет, в парке по дороге нет, в библиотеке нет, даже в тренировочном зале нет. Рррр! Когда нужен, как сквозь землю проваливается! — злой с примесью нешуточного волнения голос заполнил помещение, отдаваясь эхом от кафельных стен. И после долгой паузы добавил тихо, — Опять, наверное… Идиот… Послышался звук закрывающейся двери соседней кабинки и щелчок замка. Кто-то прислонился к стенке, и Дазай чувствовал вибрацию, пока с другой стороны этот кто-то по ней сползал на холодный пол, как и он сам некоторое время назад. Чьи-то пальцы коснулись запястьев Осаму через щель между перегородкой и полом, провели по бинтам и сразу отдёрнулись. Дазая от кончиков пальцев до кончиков ушей прошибло, будто электрическим током. Он вскочил на ноги и услышал шорох одежды за стенкой. «Этот голос я не могу спутать ни с чем…» Рука легла на замок. «Залог удачного 29-го апреля — мы не должны пересекаться…» Но сейчас Дазай просто ничего не мог с собой поделать. Каждой клеточкой своего существа он хотел увидеть Чую. Обе защёлки звякнули одновременно, послышался синхронный скрип дверей, и когда они закрылись, двое стояли друг напротив друга на расстоянии чуть больше метра. Взгляд Чуи врезался в глаза Дазая, а тот почувствовал, что начинает тонуть в их синей глубине. Накахара сделал шаг вперёд и задрал голову, продолжая сверлить в друге дырку. — Так вот где… Договорить ему не удалось. Дазай наклонился вперёд и накрыл губы Накахары своими. «И будь, что будет…» Чуя от неожиданности выдохнул прямо в поцелуй, но не отстранился и даже приоткрыл рот. Осаму воспринял это как сигнал к действию. Правую руку он поместил на затылок рыжеволосого, а левой приобнял его за талию, притягивая ближе. Голубые глаза смотрели на него растерянно. Язык «хренового суицидника» проник в рот Накахары и переплёлся с его собственным. Пускай ощущения были в новинку, они не пугали. И вот теперь уже Чуя почувствовал, что тонет, растворяется в происходящем. Его глаза закрылись, руки вцепились в рубашку на груди Дазая, а сам он приподнялся на носочки. Дазай продолжал изучать рот рыжеволосого, проводя языком по нёбу и губам. Его пальцы поглаживали шею, плавно перемещаясь к подбородку. Потом Осаму разорвал поцелуй и приподнял голову Чуи, открывая себе доступ к его шее, на которой тут же оставил едва заметную отметину. А дальше всё закончилось. Крайне быстро. Дазай был схвачен за обе руки и отстранён. Чуя стоял с опущенной головой, поэтому нельзя было понять причину такой внезапной перемены. Раздался его раздражённый голос. — Не для того я тебя искал, чтобы… Не важно… Идём! Он отпустил одну руку Дазая, а за другую потянул его в сторону выхода. Они бежали по пустым коридорам в неизвестном Дазаю направлении. Но он полностью доверился другу [или уже не другу], поэтому вопросов не задавал. Когда они покинули здание и оказались под открытым небом, прохладный ветер сразу прогнал стадо мурашек по рукам. За короткое время стемнело и заметно похолодало. Первая появившаяся мысль: «Как бы Чуя не замёрз в этой тонкой юкате». Но стоило им прийти в место назначения, как ветер значительно усилился, и необходимость одеть Чую во что-то более тёплое стала действительно необходимостью. Они находились на набережной недалеко от порта. Вдоль берега стояли небольшие складские здания, и не было ни одного фонаря. Чуя посмотрел на их с Дазаем сцепленные руки. Его залившееся краской лицо не укрылось от внимательного взгляда Осаму даже в практически полной темноте. Внезапно Накахара отпустил забинтованную руку, достал из-за пояса гремящую коробочку и бросил к одному из зданий. «Спички?!» Как ни странно, её падения на землю не было слышно ни через секунду, ни через две и больше. Вместо этого раздался едва уловимый звук зажигающейся спички, а затем и потрескивающее горение чего-то. Первый выстрел прозвучал слишком неожиданно, Дазай вздрогнул и инстинктивно потянулся к Чуе, схватил его за руку и притянул ближе, защищая. Непроглядная до этого темнота озарилась красной вспышкой, в небе расцвёл огненный цветок. «Салют?..» Накахара с лучезарной улыбкой смотрел на удивлённого Осаму. — Я еле уговорил Мотоджиро, — и чуть обиженным голосом добавил, — Это стоило мне бутылки вина… Небо загоралось всё новыми и новыми красками. Чуя, на лице которого светился детский восторг, наблюдал за огненным шоу. «Интересно, почему я ещё жив?» — думал Дазай: «Кстати…»***
«И всё-таки хорошо вышло. Спасибо Каджи.» Чуя всмотрелся в затенённый угол здания и разглядел там фигуру в светлом плаще, затем перевёл взгляд на Дазая, который с открытым ртом наблюдал за светопредставлением. Его руки отпустили Накахару и повисли вдоль тела. «Надеюсь, ему понравится.» И рыжеволосый снова обратил глаза к небу. Прошло какое-то время, и по каменной набережной раздался стук каблуков, но Чуя решил оставить этот звук без внимания. Далее послышался плеск воды. — Что?.. Он обернулся. Дазая рядом не было. Салют отражался в воде, цветные блики на поверхности кружились в завораживающем танце. Большие круги расходились от того места, где секунду назад скрылась белая рубашка. — Нашёл время, суицидника кусок! Недолго думая, Чуя побежал к краю набережной и нырнул в тёмную воду, поймав краем уха сдерживаемый смех со стороны складов. «Холодно. Сейчас оба заболеем, и придёт нам Великий Песец.»***
Он очнулся на мягком диване, придавленный не менее мягким и очень тёплым одеялом, из-под которого сразу же выбрался. Внешний мир встретил его неприятным холодом. Дазай поморщился. Какой контраст. Мокрые бинты неприятно липли к телу, и он поспешил их снять, начав с тех, что на шее. Задев ворот футболки, Осаму впервые задумался над тем, что что-то не так. Во-первых, с утра он был в рубашке. Во-вторых, почему все бинты насквозь мокрые? В-третьих, почему он не узнаёт комнату? Было темно, только на столе горела лампа. Окна зашторены, но понятно, что ночь вступила в свои права. Диван, на котором сидел Дазай, находился как раз напротив этого стола. Слева от него стоял шифоньер с несколькими коробками наверху. А с другой стороны — книжный шкаф со стеклянными дверцами. Помимо книг, за ними нашли приют деревянная стойка с ножами, рамки с фотографиями, несколько бокалов для вина и, собственно, само вино. На первый взгляд Дазай насчитал четыре бутылки. Что-то на верхних полках поблёскивало, отражая свет лампы, и цепляло взгляд. Цепочка, свисающая с полей чёрной шляпы с рыжей лентой. Дазай вздрогнул от осознания того, где находится. Скрипнула дверь, и, позвякивая ложкой, в комнату вошёл Чуя в домашних штанах и футболке на пару размеров больше с чашкой чая. Он пересёк помещение и сел на стул на колёсиках недалеко от стола, поставив одну ногу на сиденье, а вторую оставив на полу. Медленно попивая ещё дымящийся напиток, рыжик не замечал пришедшего в себя Дазая. — И опять ты прервал мою прекрасную попытку самоубийства, — Накахара чуть чай не пролил, услышав наигранно недовольный голос, — А из-под воды салют выглядел ещё красивее… — А нечего было топиться прямо посреди примирительной церемонии. Знаешь, как неудобно было в юкате тебя вытаскивать? — Ну так вытащил же, - немного помолчав, Дазай добавил, - А разве для примирения обязательно нужна церемония? Рыжеволосый поставил кружку с недопитым чаем на стол, поднялся и подошёл к дивану. Одним резким движением он сорвал с Осаму одеяло. — Война, длившаяся четыре года, по щелчку пальцев не заканчивается, знаешь ли, — он сложил одеяло и теперь пытался упихать его в шкаф. — Чу-у-уя. А откуда у тебя такая большая одежда? Я говорю про ту, которая сейчас на мне надета. На вырост берёшь, что ли? Карандаш с чайного столика, стоявшего рядом с шифоньером, отправился в полёт, но был пойман ловкой рукой ухмыляющегося Дазая, а вот на Чую обрушилось что-то покрупнее карандаша. Неаккуратно уложенное одеяло и пара подушек вывалились из шкафа, лавиной накрыв Накахару. И пока он укладывал всё это на законное место, был вынужден выслушивать сдавленный смех с дивана, но вскоре он затих. Когда Накахара обернулся, Дазай стоял в полуметре от него, его глаза поблёскивали в неярком свете настольной лампы. В серых свободных штанах и не менее свободной тёмно-серой футболке с сильно растянутым воротом, в той самой футболке, которую Чуя часто использовал как пижаму, перед ним стоял Осаму. Его руки обмотаны плотными и, наверное, всё ещё влажными бинтами, а вот шея уже от них свободна. По этой самой причине Накахара не мог оторвать взгляд от выступающих ключиц шатена. Он нервно сглотнул и возвратился взглядом к бинтам на руках, медленно потянулся к ним и, видя, что Дазай не торопится отстраниться, взял его руку и начал бегать по ней пальцами, выискивая конец бинта. Ухватившись за тонкий край, он потянул на себя и стал постепенно распутывать серую материю. Осаму всё это время молча и внимательно следил за его действиями. «Так сосредоточен, аж кончик языка высунул.» Дазай мысленно улыбнулся, протянул свободную руку и забрал у Чуи уже успевший накопиться моток снятого бинта. После этого он мизинцем подлез под оставшийся на запястье бинт, извлёк оттуда небольшую петельку и распустил её. Натяжение мгновенно ослабло, и Дазай стянул остатки повязки, обнажая запястья. Чуя шумно выдохнул и дотронулся до глубоких кривых царапин, исследуя их. Провёл кончиками пальцев вдоль порезов по всей их длине и в итоге коснулся локтевого сгиба. Дазай чуть отвёл руку назад, а Чуя отдёрнул свою, думая, что причинил боль. — Холодные, - шепчет уже не забинтованный. — Что? Глаза рыжеволосого испуганные; обратились к Осаму. — Пальцы холодные. — Прости… — Вот, вроде, маленький, а крови всё равно не хватает, чтобы конечности согреть. Накахара скрипнул зубами, обошёл Осаму и встал позади него. Дазай тем временем быстро справился с бинтами на другой руке и, объединив две ленты, начал что-то вывязывать. По завершении работы он протянул конец верёвки другу. — Подержи-ка… Но Чуи за спиной не оказалось. Боковым зрением Дазай заметил нечто красное над диваном. Накахара стоял на потолке вниз головой со скрещенными на груди руками. Вокруг него сияла аура Смутной печали. — Что ты там делаешь, Чуечка? Слезай, а то свалишься. — Кх… — скривился Накахара, — Я тут пытаюсь не дать тебе повесится! — Но ведь я даже… — Дазай замолчал, между его рук просвистел нож, разрезав сплетённую из бинтов петлю. Осаму быстро оправился от удивления, смял уже непригодный для повешения медицинский инвентарь и положил его на стол, а нож вернул на его место за стеклом в книжном шкафу, после чего подошёл к дивану. Их лица оказались на одном уровне. [Наверное, впервые в жизни] Глаза Чуи смотрели на него с раздражением и, как показалось Дазаю, с некой мольбой. — Может, прекратишь уже? — и правда, это была просьба, произнесённая до ужаса усталым голосом. — Но мне так нравится, когда ты меня спасаешь. Рыжеволосый поднял руку, вокруг которой сразу начал образовываться гравитационный шар. — О, дарители тёмной немилости… Лукавый взгляд Дазая сразу же исчез, он закрыл лицо руками, оставив открытым лишь один глаз. Но он был уверен, что Чуя на этом остановится и не договорит. — Найди себе кого-нибудь другого для этих целей! — выдохнул Накахара и отвернулся. Осаму снова расслабился и выпрямился. Его предсказания всегда сбывались, да и он слишком хорошо знал этого человека. — А ты хочешь, чтобы я проводил время с кем-то другим? Ответа не последовало. Было видно, что Чуя смутился, опустил глаза и поджал губы. Дазай протянул руку и легко коснулся щеки Чуи. Обнуляющая способность сработала мгновенно, и Накахара, удивлённо распахнув глаза, упал прямо в руки суицидника, который заботливо усадил его на диван, нависнув сверху. Его руки опирались на предмет мебели по обеим сторонам от Чуи, который теперь смущался ещё больше, чем от вопроса Осаму до этого. Синие глаза бегали по лицу Дазая, руки сжимали край футболки. Оба в этот момент отлично знали, чего хотели, но оба этого боялись, и поэтому не двигались с места: Осаму не отстранялся, а Накахара не предпринимал попыток к бегству. Внезапно лицо Дазая озарила улыбка. — Чу-Чу, ты такая красивая! Но, кажется, я тебе это уже говорил. Он наклонился вперёд и коснулся губ Чуи своими. Легко, чтобы не отпугнуть и, если что, дать возможность уйти. Но рыжеволосый не только не ушёл от поцелуя, но и схватил Осаму за футболку, притягивая ближе и заставляя потерять равновесие. Дазай оттолкнулся одной рукой и, перевернувшись, приземлился на диван рядом с Чуей. Потом он схватил рыжеволосого за грудки и дёрнул, заставляя сесть себе на колени. — Какие мы решительные. Но правильнее вот так. И он снова вовлёк Накахару в поцелуй, на этот раз более уверенный. От него пахло чаем с лимоном и каким-то шампунем. Губы Чуи были тёплыми, в отличие от рук, которые легли на плечи Осаму и коснулись кожи около слишком уж широкого ворота. И когда эти губы чуть-чуть приоткрылись, Дазай проник своим языком в чужой рот. Чуя прикрыл глаза и, как и в первый раз, выдохнул в поцелуй. Это завело Осаму ещё больше, и он слегка прикусил губу Накахары, после чего почувствовал, что чьи-то руки сдавили его плечи. Воздух постепенно заканчивался, и им пришлось разлепиться. Слегка растрепавшиеся рыжие волосы обрамляли лицо напротив, взгляд синих глаз затуманился от удовольствия. Руки Дазая соскользнул на талию рыжика, и, когда Чуя сам потянулся за поцелуем и прошёлся языком по потрескавшимся губам суицидника, пальцы проникли под футболку и коснулись нежной кожи на животе. Накахара решил не оставаться в стороне и запустил руку за ворот, оглаживая спину и плечи. Места касания горели огнём, и им действительно становилось жарко. Когда пальцы Дазая уже по-хозяйски скользили под одеждой Чуи, Осаму подхватил край футболки, отстраняясь от уже покрасневших губ друга [это слово становится всё неуместнее] и стянул её через голову, сразу же отбросив куда-то в сторону чайного столика. И вот перед ним оказалось то, о чём он думал ещё днём: полуобнажённый Чуя, который неуверенно поёрзал на коленях Дазая и впервые почувствовал бугорок в его штанах. Он поднял глаза и посмотрел на шатена самым непонимающим и невинным взглядом, каким только мог смотреть человек. В этот момент у Осаму окончательно снесло крышу, и он, подхватив лёгкое тело на руки, повалил Чую на диван и навис сверху. Первый засос был оставлен на ключице, далее губы Дазая начали постепенно перемещаться вниз по бледной коже. Чуе всё же удалось снять с напарника футболку. Для этого пришлось отпихивать его от себя ногой. В процессе он снова задел пах суицидника, на что тот отреагировал, уткнувшись лбом в плечо Накахары и судорожно втянув в себя воздух. Рыжеволосому такая реакция понравилась, и он начал тереться о возбуждённый орган шатена, наблюдая, как напрягается его пресс, и стойка на локтях становится всё более неустойчивой. За это он был бесцеремонно укушен в шею. Горячее дыхание опалило ухо Чуи. — Давай уже дальше. И Чуя был совсем не против. Он потянулся к резинке чужих штанов и начал постепенно их стягивать, задевая рукой выступающую бедренную кость. Дазай тем временем одной рукой проделывал то же самое с Накахарой. Когда оба, наконец, освободились от одежды, стало понятно, что они действительно затянули вступительную часть. Оба были уже на пределе. Рыжеволосый обхватил Дазая ногами и, когда тот вошёл в него одним пальцем, прогнулся в спине чуть ли не до хруста позвоночника. Вторая рука Осаму переместилась под поясницу, придавая Чуе устойчивое положение. Практически сразу был введён второй палец, и Накахара застонал от боли, прикрывая рот рукой. — П-прости… Впредь Осаму пообещал быть осторожнее. Он начал постепенно поворачивать и сгибать пальцы, растягивая тугое колечко мышц, и добавил третий палец, только когда рыжик сам начал на них насаживаться. Всё это время Дазай не оставлял в покое грудь и шею Накахары, то прикусывая, то зализывая ранее оставленные отметины на тонкой бледной коже. Когда подготовка была завершена, и пальцы исчезли, Чуя напрягся, ожидая того, что должно произойти дальше. — Расслабься, солнце… Голос, охрипший, со сбившимся дыханием, пробирающий до мурашек по спине и щекам. «О, этот голос…» — думал Чуя. Но расслабиться никак не удавалось. Тогда Дазай решил действовать сразу, напрямую, и вошёл наполовину во всё ещё сжавшегося Накахару, с губ которого сорвался стон-крик, а из глаз брызнули слёзы. Язык суицидника сразу же пробежал по щекам, слизывая их. Даже после всего пройденного Чуя оказался не готов к таким размерам. Через некоторое время раздался слабый срывающийся голос. — Давай уже… И Дазай плавно вошёл до конца, а Чуя, до этого просто обвивающий шею суицидника, согнулся практически пополам, подтянулся на руках, цепляясь ногтями и оставляя кровавые царапины. — Только не убей… — прошептал ему на ухо Осаму, — Не сейчас… — Молчи и делом займись уже… — так же шёпотом оборвал его Накахара. Дальше пошло легче, и оба начали получать от происходящего огромное удовольствие. Чуя оказался очень громким и почти на каждое движение Дазая отзывался сладостным стоном. «О, этот голос…» — думал Осаму. Разрядки они достигли практически одновременно. Дазай излился в Чую, а Чуя — себе на живот. — И заметь, я к тебе даже не прикасался, — сказал Осаму, когда покинул тело Накахары и улёгся на него сверху. Реакция на эти слова последовала незамедлительно, и суицидник получил кулаком в челюсть. Несильно, правда. «Но Чуя всегда остаётся Чуей.» Полежав так минут пятнадцать: Дазай играл с волосами Накахары, пока тот усиленно пытался не уснуть — шатен встал с дивана, подхватил обессилившего напарника и понёс в душ. Вернувшись в комнату, они кое-как общими усилиями разобрали диван, расстелили простынь, накидали сверху подушек и, завернувшись вместе в одно одеяло, уснули по диагонали этого самого дивана. — Спокойной ночи, Чуя. — Вау, первый раз нормально по имени назвал, — сказал Накахара, находясь уже на грани сна, — Спокойной ночи. И требовательно зашевелился в объятиях Дазая, заставляя его прижать себя ещё ближе.***
Когда Дазай проснулся утром, то обнаружил рядом с собой спящего Чую в одних боксёрах и тёмно-серой футболке, которую вчера носил он сам. Даже ему эта футболка была велика, а на Накахаре она смотрелась как платье и грозилась соскользнуть с узких плеч. На Осаму из одежды были только домашние штаны. Он вылез из-под одеяла, подоткнув его после под Чую обратно, и подошёл к столу в поисках часов или чьего-нибудь телефона. Найденный сотовый рыжика показал 11:28. У Дазая аж челюсть отвисла. Они безапелляционно проспали. Тяжело вздохнув, Осаму уже собирался вернуться в тёплый пододеяльный мир, как вдруг заметил на столе несколько осколков стекла и перевёрнутую фотографию. На фотографии рыжеволосому исполнялось четырнадцать лет, тринадцатилетний Дазай стоял за ним с камерой. — Теперь эта история в прошлом, — сказал Осаму, переведя взгляд с фотографии в руках на мирно спящего на диване Накахару. На следующий день были куплены две новые рамки. В одну поместилась фотография трёхлетней давности, а в другую — фото Дазая на фоне потягивающегося на постели Чуи.