Счастье Понарошку

Щелк, щелк, щелк. Мышка под пальцами покорно проваливается, покатая пластиковая спинка удобно устроилась в ладони. Клавиатура, пробел – хлоп, хлоп. И не глядя на мышку – щелк. Фотографию удаляем. Неудачная. Вода в реке ледяная, но Техён все равно пошел купаться. С разбегу. Сильно оттолкнулся, изящной дугой прошел по воздуху. Взлетели белесые брызги. Сильное течение потянуло его вниз, но он боролся с ним, плывя вперед, оставаясь на одном уровне с Лисой . Она сфотографировала его в момент полета. Клево. А вот Техён выходит из воды. Улыбается. Плечи широкие. Ноги сильные. Говорит, в футбол играет, на горных лыжах катается. И еще – на лошадях. Лошади тоже есть. Белая, с обрезанными ушами – Волга. Ее сразу дали Лисе, а ему достался Черемыш. Высокий гнедой мерин, красновато-коричневый, с темными гривой и хвостом. Он умел улыбаться. Если подойти близко и ласково сказать: «Черемыш, хорошая лошадь» – мерин разворачивал в ее сторону уши, тряс мордой. И улыбался. А подходила Лиса часто, потому что на Черемыше сидел Техён. Он надел черную ковбойскую шляпу, черную кожаную куртку, черные брюки. Для окончательного превращения в техасского рейнджера ему не хватало ковбойских сапог со шпорами. На нем были черные кирзовые сапоги. И это опять же было клево. Клево, клево… Словечко-то какое! От него заразилась. Ким Техён. Техён. Сам представился. Подошел, улыбнулся и с легким поклоном произнес: – Техён. Лиса не помнит, ответила или нет. Потому что ее имя было неважным рядом с ним. Горд назывался Алтай. Узкая полоска земли между высоким боком хребта Гарлат и шумной Катунью. На берегу база «Царская охота». Здесь все с шиком, с размахом, даже медведь в клетке сидел. И мост через Катунь у них был собственный. Техён появился вечером в столовой. Посмотрел направо, посмотрел налево и сразу направился к их столику. Наверное, в этот момент зазвенели колокольчики и стало светлее. Вряд ли родители это заметили. Обсуждали планы на жизнь – сплав, конная прогулка, на машине до Чекетаманского перевала, однодневный поход в горы… И тут возник Техён. Первые несколько дней Лиса не могла сказать, какой он. Сказать «красивый» – это значит с кем-то сравнить. А он был сам по себе и никакими критериями не оценивался. Волосы темные-темные, порой становящиеся совершенно черными, глаза. Он почти всегда улыбался, поэтому описать лицо было невозможно. Какое оно? С разбежавшимися морщинками от улыбки. – Какой он? – стонала в телефон Дженни. Какой? Клевый! Когда родители сказали, что купили путевку на Алтай, Лиса удивилась. Все нормальные люди летом едут на море, где тепло, пальмы и песок. А ее родичей несет в резко континентальный климат, где по ночам снег и иней на листьях, а днем удушающая жара. Где если идет дождь – так это не веселенький ливень средней полосы, а тяжелый суровый поток, сносящий все на своем пути. Где рек много, но они холодные, а горизонт охраняют снеговые пики гор. Подруга тащила ее покупать купальник, а Лиса заходила в отдел курток, пыталась отыскать шерстяные носки. Летом их было не найти. И тут – как в награду за терпение, за согласие на все – Техён. – Ты один? – удивилась мама. – Я с отцом, – спокойно ответил Техён. – Он уехал в Сеул. Я его здесь жду. – Сколько же тебе лет? – не отставала мама. – Восемнадцать. – Лиса! – тихо позвала мама. Наверное, у нее было очень глупое выражение лица. Мама не выдержала и пнула ее ногой под столом. – Чего? – Голос оказался неожиданно хриплым. Мама покачала головой. – А мне пятнадцать, – выпалила Лиса. – Мы все время здесь будем. А ты когда уезжаешь? – Через две недели. Захотелось завыть, упасть на пол и забиться в истерике. Она с родителями уезжает раньше. – А ты вообще откуда? – вступил в разговор папа. Кажется, Лиса перестала дышать. И жить. Потому что если он сейчас скажет, что из Японии, Пусана или Дегу, то она срочно переедет туда. – Из Сеула. – Здорово! – выдохнула Лиса, заставив всех в столовой оглянуться. Неужели она это сказала слишком громко? – мы тоже. – Я так и подумал. Мама недовольно подняла брови. Папа хмыкнул. За один вечер они продемонстрировали весь свой арсенал по недовольству. Разве что ругаться в голос не принялись. Ругань началась вечером. – Ему восемнадцать! – воскликнула мама, как только они вошли в свой номер. – Ну и что? – Лисе не терпелось упасть на кровать, спрятать лицо в подушку и помечтать. – Как что? Восемнадцать! – Не драматизируй, – попытался остановить бурю папа. – Парень просто подошел познакомиться. Ему две недели одному здесь куковать. – Вот именно – одному! – бушевала мама. – Лиса, будь с ним осторожна. – Хороший интеллигентный мальчик, учится на филолога. Что тебе в нем не понравилось? – Все! – Мама ушла в ванную комнату. Хлынула в раковину вода. – Почему он не поехал с отцом? Почему остался? – Она снова стояла на пороге. В руке полотенце, треплет его. – Он же сказал, что не любит спать в палатке и петь песни около костра. – Но он согласился с нами поехать на лошадях! – Один день, чтобы вечером вернуться. – Он мне не нравится! – Хлопнула дверь. Щелкнул замок. Вода зашумела яростней. А как он нравился Лисе! Подушка об этом узнала первая. Пока не перекинула фотки на компьютер и не засмотрела их «до дыр», пыталась представить Техёна, и все видела не его, а свое настроение. Оно разливалось в воздухе нежными красками. Оно даже имело запах, но не имело конкретного лица. В самолете закрывала глаза, надеясь хоть на мгновен