Почему не стоит отчитывать полковника Себастьяна Морана

      Обстановка в кабинете Альберта слишком давила на посетителей своей строгостью, формализмом и в какой-то степени занудством. Говорят, что взглянув на жилище или рабочее место человека, можно спокойно рассказать о его хозяине. Так что если бы полковника Себастьяна Морана попросили описать характер Альберта Джеймса Мориарти, то он бы, не задумываясь, назвал последнего занудой, снобом и педантом.       Собственно, в настоящий момент Себастьян как раз находился в кабинете Альберта и выслушивал от «зануды» разбор полетов по последнему делу. Усиленно пытаясь не смотреть Мориарти в глаза, Себастьян разглядывал интерьер и пытался думать о чем-нибудь постороннем. Например, какая в марте выдалась хорошая погода, как надоели поющие по ночам коты, и как бы ему хотелось сжать покрепче эти тонкие запястья Альберта и...       — Моран, ты вообще слушаешь или в облаках витаешь? — Себастьян вздрагивает и пытается прогнать прочь ненужные мысли. Альберт картинно закатывает глаза и вздыхает.       — Так вот, Моран. Тебе совершенно не следовало убивать тех двух пособников, либо это нужно было сделать... не так грязно.       «Мда, накладочка вышла», — проносится в голове у Себастьяна. Ведь он абсолютно без задней мысли и с чистой совестью стащил у Гердера новый образец револьвера и добровольно помог с испытаниями! Кто бы мог подумать, что пули там окажутся разрывными...       — Как будто у МИ-6 нет другой работы, кроме зачистки. Не хватало еще, чтобы в Скотланд-Ярд утекли сведения о секретных образцах пуль… — тем временем Альберт даже не думал останавливаться.        — Понял. — Моран глубоко вздыхает и отворачивается к окну. «Надоел совсем. Ты меня не переисправишь».       — Кью тебе и так бесшумную винтовку не простил, а ты... — Альберт, прислонившись к столу, стоит прям напротив Себастьяна.        Моран впервые за день смотрит в лицо своему собеседнику. Проводит взглядом по аристократическому бледному лбу Мориарти, тонким каштановым бровям и пушистым ресницам, что обрамляли большие изумрудные глаза, острым скулам и идеально выбритому подбородку. Альберт по-прежнему что-то говорит, с его губ продолжают слетать колкие замечания, и Себастьян уже задумывается о том, как бы ему безумно хотелось заткнуть их в поце...       — Что такое? — взгляд Альберта ничем не теплее арктических льдин.        — Да так, задумался. — Себастьян тушуется, представив себя со стороны, и начинает искать сигареты.        Но Моран знает, что этот взгляд не всегда бывает таким холодным. Что после трех бутылок вина он не только теплеет, но и заставляет таять других. И что искры и чертики в глазах Мориарти в ту ночь до сих пор мерещатся Себастьяну и не дают спать спокойно.        — Манипенни жаловалась, что ты дымишь как паровоз. — Альберт кашляет и недовольно морщится. — Кстати, ты, надеюсь, не домогаешься до нее?       Уж что-что, но своими любовными похождениями полковник Себастьян Моран славился еще с университетских времен. Привлекательный, атлетически сложенный, из аристократической семьи... До отправления в Афганистан он топил в алкоголе, азартных играх и женской любви свою скуку, а после возвращения – свое отчаяние. Но еще ни одной красавице не удалось прогнать их прочь; даже после самых страстных объятий и бурных ночей они возвращались, будто верные псы, и продолжали терзать его сердце. Лишь только один раз... Той ночью в индийской саванне...       — Не-а, даже не думал. Фигуристая, но не в моем вкусе. А что, ревнуешь?       Альберт отводит взгляд буквально на долю секунды, а затем снова надевает маску невозмутимости, но это не ускользает от острого взгляда Морана. Пусть даже вопрос должен был звучать как «ревнуешь ли ты Манипенни ко мне», а не наоборот, но если сама непроницательность Альберт Джеймс Мориарти позволил себе смутиться, то неужели это могло значить, что он изредка вспоминал о той ночи, хотя клялся и божился все забыть?        — Да ну тебя. — Отмахивается Альберт. — Свободен, можешь идти.       «Выпроваживает меня, зараза», — думает Моран. Себастьян уже сам не помнит, как он только не пытался заглушить те воспоминания, но вот уже на протяжении почти 1000 ночей он постоянно просыпается от возбуждения и чувства холодного одиночества. Алкоголь и женщины кратковременно спасали, но согревали его тело, а не душу. Но лишь той звездной ночью, несмотря на прохладу, ему было так тепло, будто наконец наступила весна после затяжной зимы; что даже в самых далеких уголках его души расцвели цветы, хотя раньше там была вечная мерзлота, которую удалось растопить лишь ему.       Себастьян докуривает сигарету и двигается к пепельнице, которую Альберт заботливо держит у себя в кабинете для таких случаев.        — Совсем забыл, ты же сейчас в Дарем поедешь? Передай Уиллу письмо от меня. — Альберт находит на столе конверт и протягивает Морану.        Себастьян неохотно плетется к столу, пытаясь лишний раз не поднимать глаза. Ведь Мориарти приказал ему забыть. Навсегда выкинуть из головы, никогда не вспоминать и не подавать вида, что что-то произошло. Оставалось только стиснуть зубы покрепче, закрыть все чувства на замок и работать. Подчиняться приказам, служить верной псиной, не ожидая никаких подачек, и еле сдерживаться по ночам, чтобы не взвыть от безысходности.       Себастьян не знает, почему до сих пор не ушел. Не знает, и почему остается. Почему ненавидит находиться рядом и в то же время счастлив оставаться наедине. Не понимает, что на него нашло той прохладной звездной ночью и за что он так любит Альберта Джеймса Мориарти...       Прикосновение.        Принимая конверт из рук Альберта, Себастьян мимолетно чувствует его мягкие теплые пальцы. Пальцы, что тогда ворошили его шевелюру и царапали широкую спину. Моран на секунду закрывает глаза и выдыхает.       С него достаточно.       Одним резким движением он притягивает к себе Мориарти и жадно впивается в его губы.        Конечно, потом долгими бессонными ночами Себастьян снова будет то проклинать, то оправдывать себя. Но как бы то ни было, даже Альберт почувствовал в этом поцелуе отчаяние, в бездну которого он самолично столкнул Морана. И Себастьян, что прямо сейчас тонул в океане сожалений и блаженства, будто искал глоток воздуха в этом соитии губ и беззвучно молил о спасении. Эти запретные чувства к Мориарти, которые он так тщательно и безуспешно пытался забыть, были личным адом и раем Себастьяна Морана.       Себастьян также резко отстраняется и, не говоря ни слова, быстро направляется к двери. Щеки и уши горели как от первого поцелуя, голова кружилась, а ноги стали совсем ватными. Хотелось заскочить в ближайший бордель да заказать пойла покрепче, лишь бы не развернуться и не ненавидеть себя еще больше за проявленную слабость, да не позволить чего лишнего. Лишь бы не сойти с ума и не дать тем воспоминаниям нахлынуть девятым валом, да не утонуть в пучине его изумрудных глаз, что так часто обжигают своим холодом, но так редко бывают ласковыми...        Не только прошлое не любит сослагательное наклонение, но и настоящее. Но если бы только на стене рядом с дверью висело зеркало, то даже стремительно направляющийся к выходу полковник Себастьян Моран заметил бы отражение шокированного, но в то же время довольного Альберта Джеймса Мориарти, смотрящего ему вслед тем самым ласковым взглядом с загадочной полуулыбкой, которой бы позавидовала сама Мона Лиза, но это уже совсем другая история.