***
Экипаж явно недоволен тем, что на борту Федерального Звездолёта «Энтерпрайз» находится пират, и разговоры со сплетнями пусть и звучат тихо, но не прекращаются. Интерес к этому событию подогревается еще и трепетным отношением главы медотсека к гостю, спокойствием капитана и странным молчанием Спока, который всегда вставлял свои пять копеек. Но МакКой непринужденно игнорировал любые намёки, Кирк вполне ясно высказался по общему каналу связи, что пират оказал им помощь в заварушке на одной из планет год назад, когда они едва унесли ноги, и это просто ответная любезность, а Спок заметил, что реагировать иначе будет нелогично. И ажиотаж вокруг этого пирата поутих, потому что о логику Спока можно сломать голову, но он все равно окажется прав, и ничего ты с этим не сделаешь, да и мало ли было дел на корабле, чтобы продолжать чесать языками. К тому же, пират не приходит в себя два дня, что они находятся на орбите в рамках исследовательской миссии. К концу смены, на второй день, Джим заходит в медотсек, и слышит знакомый уже голос: — Старый чёрт, ты вконец сдурел! А ну верни меня обратно! — хрипит он. Очевидно, мужчина только что пришел в себя. — Может тебя обратно ещё и распороть?! — рявкнул МакКой. Когда он так делает, даже Джим перестаёт спорить. Потому что, вообще-то, Боунс орёт только на него и Спока, с остальными членами экипажа доктор МакКой может решить любой вопрос не повышая голоса, и иногда — не поднимая взгляда, а то и вовсе не присутствуя лично. Как выяснилось, в ряде исключений появилось новое имя. — Да распори! — огрызается в ответ пациент, вместо ожидаемого Джимом смирения. — Ты забыл, какие у Федерации со мной отношения? — Какие отношения? — спросил Джим, заходя в отдельную палату. Брюнет, короткая стрижка, смуглая кожа, привычные к тяжелой физической работе руки. Он впивается в капитана взглядом, полным раздражением, прерывая смотрины. Вряд ли такой человек мог стесняться своих шрамов. — Натянутые, как орионская шлюха, по самое сокровенное, — махнул рукой пират, хмурясь. — По яйца? — невинно предположил Джим, усмехаясь. — По спинной мозг, — мужчину слегка повело влево и он прикрыл глаза. — Присядь, капитан, я расскажу тебе одну историю. О докторе, его славной дочурке и не менее славных друзьях, которым при прощании стоило выпустить кишки наружу. Джим взял у стены стул, поворачивая его спинкой к кровати, и сел, сложив руки перед собой, заинтересованный. Он знал только часть этой истории, со слов Боунса, когда тот был пьян. Считай, не знал совсем. Брюнет откинулся на подушку. — Мне дали в командование небольшой исследовательский шаттл, пересобаченный в звездолет. Жуткого вида посудина, меня чуть не передёрнуло тогда. Ну полетел я, значит, на задание — забрать посла с планеты и доставить на базу Флота. Кто знал, что во время дозаправки, пока я ходил в магазин аккурат рядом с его скворечником… — У нас был хороший дом. На свою консервную банку посмотри, — огрызнулся МакКой, сверяя данные и вводя новое лекарство через катетер. — Скворечник, хоть ты его раком поверни. Хотя тебе, я смотрю, не помешает, — ехидно оскалился мужчина. — Ты не даёшь мне творить историю. — Натворил уже, угомонись, показать тебе твой анамнез? — А-то я не знаю, куда меня били! Заткнись уже, брюзжать своему трибблу будешь. — Нет у меня триббла! — Значит ночью ко мне закатилась на койку твоя отрубленная голова! Ну да, вот же она, а я-то все думаю, когда найдешь её уже? — Виктор действительно посадил на макушку Леонарда палевого триббла. Джим приложил все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы сохранить добродушное, но в целом нейтральное выражение лица, помня, насколько мстительным бывает муж. — Успокоился теперь, Всадник? Так о чём это я… Ага, ну и окочурился наш дорогой посол — нажрался какой-то дряни из репликатора, пока меня не было. Меня под суд. Я возмутился. Значит, он, осёл, полез куда не просили, а я виноватый? Счаз, уже шнурки погладил! Нанял адвоката, меня оправдали, а из Флота вежливо попросили уйти. Набралось там, замечаний. Ну и остался я в Джорджии. Там как раз напротив его шарашкиной конторки, — ткнул он пальцем в МакКоя, когда тот наклонился забрать триббла, в очередной раз подкатившегося к Виктору со звучной трелью. Леонард скривился. — Дом продавался, где я и посадил свою задницу. А с адвокатом мы подружились, классный мужик. С Леном мы виделись часто, но вскользь — то Джо сбежит ко мне во двор, сначала случайно, потом познакомились, и стала осознанно; то кота они своего ловили у меня по газону — а я ненавижу газоны, но вроде моё, а они тут бегают. То скандалы их вечерние, пока малая у родителей, лучше бы потрахались, я бы хоть посмотрел. Он же горячий, как чёрт был, — подмигнул Виктор Джиму. По скромному мнению Кирка, Боунс и сейчас весьма-весьма, а мужчина всё глумился: — О, по кораблю без отдышки уже не бегается, жирок нагулял, от стресса, ага. Эх, чертяка, где твои двадцать шесть? — Да я тебя щас грохну, — опасно играя голосом, ощерился МакКой. — Лежачего не бьют, но мы поговорим об этом, когда я перестану видеть мир через крутящийся калейдоскоп. Так о знакомстве. Пошёл я, значит, в бар. Хорошо выпил, душевно посидел, как вдруг меня узнал один мой старый приятель, — брюнет поскрёб левый бок, а МакКой на автомате слегка хлопнул ему по руке, чтоб не трогал. Последствия «встречи» заживали долго, как понял Кирк. — Ну пришёл-то я на своих двоих, а вот если его малая не побежала ко мне в гости — время-то детское, часов восемь, — я б там сдох, как последняя скотина. Ну видел недавно, ага, — махнул он на себя, имея ввиду своё состояние на планете. — Как сейчас помню — из бока кровища, рядом ревёт Джо, потому что боится оставить, и этот крендель домой чешет. Сколько ты меня выхаживал, Лен? Две недели? — Три с половиной, — бросил МакКой через плечо. — Вот. И знаешь, хорошо так сдружились. Разное вместе прошли. А потом развод его. Джо прибежала ко мне — в колени утыкается и ревёт без остановки — ни слова не скажет. Потом успокаивается, просит, значит: скажи маме, чтобы она разрешила мне видеться с папой. Хорошее начало субботнего утра. Я тогда чуть чашку с кофе на неё не уронил. Чё, обратился к своему знакомому адвокату, объяснил. Вот и получилось то, что получилось. Потом Лен пошёл в Звёздный Флот, а я в какой-то момент просто заебался и нанялся инженером на пиратский корабль. Да, у них тоже что-то ломается, и часто. Через два года капитан погиб в перестрелке, команда без него перебила друг друга, а мне и осталось что добить тех, кто ещё дышал. Жить хотелось, понимаешь, какая штука? Потом как-то своя команда набралась, летали, делали свои делишки, но рано или поздно таких, как мы, ловят за хвост, compañero, и ловят крепко. История мутная, Рарх, старпом мой, сказал сам всё решит, чтоб мне не перепало, и чёрт бы его побрал, я лучше бы сдох тогда с ними! — неожиданно сорвался мужчина, ударив кулаком по постели. — Пронюхали, суки, что я капитан. Часть моих перебили, стоило нам прибыть на место и сделать, что велели. А меня хотели вышвырнуть на планете, да только я их больно разозлил: убил охрану и их мелкого сучонка, та ещё паскуда, вот уж когда не жалел, вспарывая брюхо этому уроду. — Он был ребёнком, — тихо сказал Боунс, не поворачиваясь. Виктор, живой и текучий, как ртуть, моментально обернулся к нему, зло щуря жёлтые глаза. — Да, ребенок. Он паскуда и тварь, и не тебе судить меня, — отрезал мужчина, и МакКой повернулся, чтобы возразить, но замолчал. — Верно, mi querido doctor, лучше молчи и не раскрывай рта. Ты знаешь, мы приютили одну девочку-орионку, нам было по пути до планеты, где я знаю одного неплохого врача, который мог бы принять роды — наш сказал, там какие-то осложнения могли быть. Так вот, чтобы мы были порасторопней, они распороли ей живот. Она умирала четыре часа, amigo, четыре. И знаешь, в чьей руке был нож, и чей смех звучал вместе с её криками? Не смей осуждать меня, Лен. Но вернёмся к рассказу. Ты ещё слушаешь, капитан? Хорошо. Потому что я деранул что было сил, правда далеко не смог сбежать — они как обезумели, — сomo irónico, doctor, verdad? — и спустились все за мной. А почуяв свободу, я готов был сделать всё, чтобы они сдохли. Так и свиделись с вами, — он с кряхтением сел, замахал руками на Боунса, собравшегося подойти. — Слушай, иди нахер, я хочу в туалет, и штаны мне держать не надо! — Было бы что держать, — фыркнул МакКой. — Ты что, совсем из своего ума выжил, а ну опусти рубаху! — рявкнул Леонард, когда Виктор с гаденькой ухмылкой и: «Как это нечего держать, а вот это тогда что», начал задирать робу. Кирк не выдержал, засмеявшись. Классный, всё-таки, парень, этот Виктор Наварро.***
— Эй, капитан! — раздался на мостике знакомый голос. Кирк обернулся в кресле. С их разговора прошло всего три дня, а Виктор уже на ногах, хоть и выглядит не очень. Всё ещё с лопнувшими капиллярами жёлтых глаз, с виднеющимися гематомами на руках, скуле и шее. И тем не менее, его ни за что не спутаешь с офицером Звёздного Флота, даже несмотря на то, что тот был одет в форменную безрукавку, вместо чёрной майки, в которой его нашли. Ехидный снисходительный прищур выдавал, не иначе. — Я возвращаюсь на свой корабль, дай мне шаттл, я верну. Честное пиратское верну, у меня свой есть, и он круче. ¡Dios mío, qué piernas! — увидел он Ухуру. Та довольно улыбнулась. — Леди обворожительна, моё восхищение, — усмехнулся Виктор так, что в голове моментально возникло два рефлекса на выбор: опуститься на колени и расстегнуть военного кроя брюки, или прогнуться и раздвинуть ноги в старом как мир приглашении. — Так что, капитан? Кирк моргнул, отгоняя ассоциацию, и снова ткнул нос в отчёт, стараясь не думать о том, как вчера вечером Боунс смотрел на него похожим взглядом, прежде чем опуститься ниже и… Джим поспешно перевел мысли в другое русло, стараясь поумерить ширину ухмылки. — Снаряжу группу и полетишь, — отмахнулся Кирк. Виктор хмыкнул. — Я не пущу вас на свой корабль, — уже спокойно сказал он. — Почему? Мы можем помочь, — нахмурился Кирк. Мужчина молча покачал головой. — Как твоё самочувствие? — Готов ебаться, — раздраженно ответил Наварро. — Лена мне мало с его брюзжанием. — Возможно я могу помочь, — кошачьим бархатом завибрировало от дверей лифта. Виктор обернулся, удивленный. — Вы?.. — нахмурился он, окидывая Сингха взглядом. Тот приподнял брови. — Прошу прощения, столько слухов, а знаться лично не пришлось. — Возможно, к счастью для вас, — неприятно усмехнулся сверх. — Едва ли, — махнул рукой Виктор. — Чем вы собираетесь мне помочь? Думаете, я не могу управлять шаттлом? — Думаю. Капитан, вы не против? — даже не отвёл взгляда сверх, явно не собираясь выпускать из плена азартно блестящие янтарные глаза. Чутьё подсказывало ему, что вовсе не этим чувством заняты голова и сердце этого шумного и острого на язык пирата. И Сингх собирался вытащить его на поверхность, смакуя вкус чужого горя. — Не против, пойдёшь с ним, только не нуди, — поморщился Джим. — С одним Споком я справляюсь, а вот когда вас двое, приходится приложить усилия, чтобы удержать свои яйца на месте, как любит говорить Боунс, пусть наш остроухий и оставил пост первого помощника. — Экипаж мостика сдержанно хмыкнул. — Нам нужно отправляться мистер Спок? Или мы можем что-нибудь поизучать? Что вы вообще здесь делаете? Вы ещё неделю назад вые…выпотрошили мне мозги важностью своих исследований, утверждая, что вам совершенно не хватает времени ещё и на выполнение обязанностей старпома. — В немедленном отправлении нет необходимости, капитан, — отозвался вулканец, по самую идеальную макушку погрузившись в расчёты, с профессиональной непринуждённостью проигнорировав всё остальное. Вот уж кто умело пропускал мимо ушей весь капитанский трёп. Хотя, возможно, Спок брал несколько уроков у более опытного в этом плане МакКоя. — Отлично. Если что, мы возьмём тебя на буксир, — сказал Кирк. — Спасибо. Они пожали руки, и Виктор с Сингхом спустились в грузовой отсек.***
Чем ближе шаттл подлетал к «Ласке», небольшой и юркой, тем мрачнее становился Виктор. Возле стыковочного отсека система корабля опознала своего капитана и они мягко сели. Мужчина молча поднялся с кресла второго пилота. — Виктор, — тихо позвал Хан, но тот шёл, словно не слышал. И Хан тенью скользнул за ним. Мужчина брезгливо поморщился от трупов возле входа, приказывая кораблю убрать всех, кроме «своих», и минуя несколько коридоров быстрым шагом. Хан молча следовал за ним. На мостик. Уютный, полутемный. И полный смертью. Двенадцать человек вповалку лежали, кого где настигла смерть. Виктор остановился у самого края и неслышно опустился на колени. Руки его плетями висели вдоль тела. Он шептал. Что-то, чего Хан не мог понять, хотя слышал каждое слово. Когда интонации слегка изменились, мужчина махнул ему, чтобы он опустился рядом, и тогда шёпот стал понятным: молитва об усопших на латыни. И Хан стал читать вместе с ним. Потом Виктор, бледный и опустошённый, хоронил свою команду. И когда пепел развевался в космическом пространстве, Энтерпрайз почтительно приглушила огни. А потом они спустились вниз, в карцер, какой был на старых кораблях — решетки и тонкие матрасы, — где в углу, у дальней стены лежало тело девушки, различимое по фигуре. И кто-то хныкал. Виктор сначала замер, побледнел ещё сильнее, а потом метнулся в угол так быстро, что даже Хан немного потерял его из виду. Вышел Наварро с ребенком на руках. Светлая, явно человеческая кожа, огненные волосы, как у матери, и чудесные глазки чёрного цвета. А ещё ненормальная худоба, запекшаяся кровь на лице и ладошках, и почти полное отсутствие реакции на раздражители. — Ласка — Энтерпрайз. Доктор МакКой. — Что, ты снова вляпался? — отозвался полный иронии голос. — Ребёнок жив, — твердо сказал мужчина, неожиданно беспомощно смотря на Хана. Леонард грязно выматерился. — Oh dios, toma en sus brazos, voy a encontrar la ropa… Esto es una locura! Como se ha podido sobrevivir tanto tiempo?! — бормотал он, закутывая девочку в тёплый плед. Та заплакала. — Лен, чёрт возьми, она не должна была выжить! Она неделю тут пролежала! Это даже не смешно! Что с ней? — спросил он, когда они оказались на Энтерпрайз, в медотсеке. — Не мешай, иначе действительно умрёт. Я всё скажу после обследования, — начал свою магию доктор. — Я оформлю документы, — твёрдо сказал Виктор, скорее для себя. — С ума сошёл? Тебе только детей сейчас не хватает! — рявкнул МакКой, который его услышал. — Делай свою работу, доктор, — жёстко отрезал мужчина, а потом тихо добавил: — Без неё я сойду с ума. — Она не игрушка, — всё равно настаивал на своём док, параллельно раздавая указания сёстрам. — Она — всё, что у меня осталось. Как у тебя Джо. — Они совершенно не похожи! — А чем различны, amigo, чем? Внешним видом, но не смыслом. Ты знаешь меня, el viejo diablo, не заставляй об этом жалеть.***
«Ласку» взяли на буксир, и ушли в варп до следующей планеты. Девочка была стабильно в изоляторе — её здоровье приходилось восстанавливать с нуля. Выжила она, питаясь плотью матери — инстинкт, оставшийся у орионцев от предков, — а корабль, наделённый ИскИном, позаботился, чтобы она была в тепле. Потому выжила. Виктор был большей частью свего времени в медотсеке, молчаливый и заторможенный, настораживая Маккоя. Особенно доктору не нравились взгляды, которые кидал на мужчину Сингх, тоже зачастивший в лазарет. Хотя бы потому, что он знал эти Взгляды. Леонард наблюдал за ними уже почти месяц, замечая, что друг хоть немного вылезает из своего кокона на время визитов сверха, и пораскинув мозгами, МакКой отозвал Хана в сторонку и прямо сказал всё, что думает об этом. — То есть вы предлагаете его расшевелить, занявшись сексом? — уточнил Хан, по виду которого невозможно было ничего понять, но со стороны они наверняка выглядели так, словно сверяли время захвата мира. — Ты же вроде не тупой, — устало огрызнулся МакКой. — Не самое плохое начало отношений. Если ты думаешь о них. Для обычного траха у тебя многовато амбиций. — Я вас понял, доктор. — А вот я не понял, старый сводник, — недружелюбно сказал Виктор. Леонард обернулся, оказываясь под тяжёлым взглядом жёлтых глаз. — Арья проснулась, мы поиграли, покушали, сменили пелёнки и снова заснули. Хан, вы ещё не передумали меня расшевелить? — заметно мягче спросил Виктор, хлопнув Леонарда по плечу, когда тот проходил мимо. Они редко ссорились. Сингх усмехнулся. — Считаешь, меня хватит только на то, чтобы расшевелить? — проурчал Сингх. — Надеюсь на это, — снова усмехнулся Виктор, как тогда на мостике. А МакКой заворчал что-то про то, что он не станет лечить их задницы, если они не включат мозги, даже если он чёртов доктор.***
Виктор мельком слышал о той заварушке с Джоном Харрисоном по ящику, но особенно не интересовался, на тот момент занятый своими делами. Он знал, что по результатам какого-то хитрого договора, после всех этих мозговыносящих слушаний, сверхов отправили на Энтерпрайз, пока не будет найдена планета, на которую они смогут заселиться. Помимо прочего, разговоры про сверхов все равно ходили и в его кругах. Говорили разное, иногда абсурдное, но в целом — на фоне бесконечного разнообразия инопланетных форм жизни — сверхи не особо впечатляли, просто были новинкой, несмотря на очевидный парадокс. Команда самого Наварро занимала ту же позицию, что и их капитан. То есть — клала огромный болт на все домыслы, сплетни и слишком мутные делишки. У них было своё полулегальное дело, и не то чтобы они занимались космическим пиратством как таковым. Скорее выполняли заказы по своим каналам «мимо кассы». И вся эта история про сверхлюдей не вызывала ничего, кроме пожатия плечами. Ну бывает. А чего только не бывает, в их-то веке. Но сейчас, лаская это охуенное тело ладонями, губами и языком, он думал о том, что Хан — гребаное совершенство, и возможно зря Виктор не сунул нос дальше новостных сводок. Не особо важно, что Хан получился таким из-за чокнутых учёных своего времени и нелегкой жизни после. Какое это имеет значение, если характер Сингх выковал себе сам, как и своё окружение, и Виктора просто вело от всего этого: от властных прикосновений, абсолютного доминирования, взгляда глаза в глаза, пробирающего до нутра, от того, что Хану хотелось подчиниться в обход любых доводов об опасности, не беря ничего в свои руки и не упрямясь. Виктор не за этим сюда пришёл. Он прекрасно знал свою блядскую, блудливую натуру. Да, он мог и умел вести за собой людей, брал на себя ответственность за их жизнь. Но себя-то не наебёшь, он знал, что больше предпочтёт ковыряться в технике, чем сверкать погонами. И потому всегда легко отдавал контроль над собой кому-то другому, не важно, в постели или в жизни. Это был обоюдоострый нож, на самом деле. Виктор осознанно снимал с себя любую ответственность, но в то же время открывался так, что это могло стать фатальным для него. Особенно рядом с Сингхом. Но в этом и было своё извращённое удовольствие, вышибающее мозги и связные мысли. Знать, что силам Хана предела нет, и если Сингху попадет под задницу какая-то хитрая шлея — Виктор ничего не сможет сделать и как-то его остановить. Но всё равно отдавать ему себя, позволяя творить такое, что мозг выносит начисто. Рарх смеялся и шутил над своим капитаном, что тот «одинаково хорошо владеет обеими руками», на что Виктор скалился, и спрашивал, с какой руки тот предпочтёт сейчас отхватить по печени. Но шутки шутками, а капитана старпом всё равно уважал, и вполне здраво считал, что предпочтения Виктора в постели никак не мешают ему вытаскивать команду из крепких передряг, всегда стоять за своих и поступаться всем, что может понадобиться, если это выиграет время или спасет им жизнь. И Виктор плавится под тяжёлым телом сверха, и готов подписаться под каждым своим словом и несколько раз подтвердить — это невъебенно. — А говорил, что готов ебаться, — проурчал Сингх, нависая над тихо стонущим любовником, распластавшимся на кровати. Виктор сейчас был способен только лежать, приподняв бедра, и принимать в себя охуенно растягивающий его член Хана. Он не помнил уже, где они успели потрахаться и сколько раз, но точно знал, что попросит ещё. Возможно не сегодня, но точно попросит. — Готов, — охнул Наварро, находя в себе силы встать на колени, вслед за потянувшей его к себе рукой сверха, и подаваться на жёсткие толчки. — Чёрт, кажется я слегка подпортил тебе бельё, — заметил он красные капли на белых простынях. Наверное, зацепил почти зажившую рану над ключицей. — Позволь мне… — это невозможно, но голос Хана, кажется, упал на октаву, а движения вновь замедлились до ленивой плавности, заставляя скулить от нетерпения и осторого голода. Виктор гибко потянулся к нему, целуя жадные губы. Он зарылся пальцами в чёрные волосы, поощряя, когда сверхчеловек впился зубами возле самого края, не тревожа основную часть пореза. Несколько рваных, глубоких толчков, и их снова выбросило за грань. Виктор послушно опустился на кровать под давлением тела Сингха, снова оказываясь в коленно-локтевой, а потом и вовсе почти упёрся лбом в матрац, отводя правую руку в сторону, открывая лучший доступ Хану, который всё ещё не вышел из него, плотно прижимаясь бёдрами. — Ты не должен позволять мне, если тебе не нравится, — хрипло сказал он, размыкая зубы и мягко зализывая укус. Между ними всё были определенные границы, которые хотелось перешагнуть, но Сингх чувствовал, что пока не готов это сделать. Слишком мало времени прошло и слишком мало они знают друг о друге, чтобы Хан позволил себе оставлять свои метки на этом переменчивом, в чём-то опасном человеке, забираясь настолько в личное. — Мне нравится, и иногда это вызывает проблемы. К чёрту Флот, с его сложными психологическими заморочками. Просто далеко не каждый готов сделать то, что я прошу. И чтобы это одновременно было приятно обоим. — Это комплимент? — тихо смеётся Сингх, явно не собираясь менять позу. — А ты не наслушался, amado? — лениво усмехается мужчина. — Ммм, — задумчиво завибрировал голосом Хан, носом ероша волосы на затылке Виктора. — В некоторые моменты ты говорил невнятно, я не уверен насчёт точности перевода, — тело под Сингхом затряслось от тихого смеха. — Я повторю тебе, хочешь, amado? Только не сегодня. И немного в других позициях. Ты позволишь мне? — мужчина склонил голову, открывая уязвимую шею. Хан думает недолго. — С этим могут возникнуть трудности, — предупредил он честно. Виктор повёл затекшими плечами. Хан, как оказалось после выжавшего его насухо оргазма, вовсе не пушинка. В голову полезли какие-то странные ассоциации про медведей и облака, но Виктор привычно отмахнулся от них, зная, что когда он так выключает мозг во время секса, в голову начинает лезть полнейшая ересь. — Это не проблема. Удовольствие — вот, что имеет значение, Хан. Я воспользуюсь твоим душем? — Да, иди, я пока перестелю постель. Вернувшийся из душа Виктор был не в состоянии спорить, поэтому спать лег на довольно широкой кровати Хана. И удобно устроился у него под боком, когда тот вернулся в комнату.***
Звёздный Флот вынужден был пережить после этого три грандиозных скандала. Первый — восстановление Виктора в должности капитана, но распределение на Энтерпрайз в качестве инженера, что было неизбежно после того, как Сингх и Наварро дали друг другу зелёный свет, рухнув с головой в эти отношения, и абсолютно не жалея о том, что над макушкой сомкнулись плотные воды мрачного прошлого Сингха, на которое Виктор положил огромный болт. Ему было плевать, сколько крови на руках сверха, хотя это шокировало абсолютно всех, включая самого Хана, но Виктор не собирался менять своё отношение. В тех же водах была и ярость, густо замешанная на вине, принадлежащая уже самому Наварро. И Сингх вытягивал эти чувства из него нить за нитью, зная по себе, что Виктор чувствует, потеряв свой экипаж. Свою семью. И Хан ни за что не хотел бы приобрести подобный опыт ещё раз — терять своих. Чтобы не просыпаться от холодящего кровь воя, когда Виктор не мог проснуться от кошмара, переживая смерть своих раз за разом; чтобы не видеть пустых глаз после, в остаток бессонной ночи, когда бывший пират молча сидел перед чашкой с чаем, потерянный и тихий, чтобы не чувствовать самому острой беспомощности перед тем, что происходило с Виктором. Второй скандал, едва не стоивший Флоту мирного договора с орионцами — удочерение Арьи, всё же родительский инстинкт у орионцев сильно развит, но Виктор стоял намертво и не особенно выбирал выражения в приватной беседе, которая и решила всё. Третий скандал с честью выдержал инкубационный период, и грянул через несколько месяцев после последних разборок — Хан Нуньен Сингх и Виктор Наварро сочетались браком, при этом Хан так же получил родительские права. После такого адмиралы только хватались за сердце, ожидая, что ещё выкинет эта горячая парочка после того, как Сингх и его люди окончательно обустроятся на выбранной ими независимой от Федерации планете. А ведь совсем скоро закончится пятилетка. Но всё было сравнительно безобидно. Легче, чем с клингонами. Просто стоило завершиться миссии, как молодожены тепло попрощались с экипажем и особенно — старшим офицерским составом, после чего на «Ласке», которая неожиданно исчезла из ангаров Флота после «якобы» уничтожения пиратствующего на ней экипажа, и улетели на планету, прихватив дочь. Адмиралтейство ничего не добилось разбирательством, по документам всё было чище родниковой воды — экипаж пиратского судна был уничтожен в ходе вооруженного столкновения, штурмовик был передан Флоту, а уж что там за ним недосмотрели, это точно не вина капитана Джеймса Т. Кирка. Следующие пять лет было глухо с той стороны. Это Энтерпрайз через три года уже снова сорвалась в космос. Просто адмиралы понятия не имели о том, что люди Хана всё равно присматривают за Серебряной Леди. Но это для чужих всё было гладко. Сами мужчины прошли долгий путь к своему счастью. И дело не в ребенке — девочка до трёх лет была под постоянным присмотром доктора МакКоя, а значит редко покидала медотсек, но даже там могла развиваться и учиться всему. Виктор всё равно был рядом с ней, как и Хан. Независимо от того, ссорились они, или нет. Отношение родителей к ней не зависит от их отношений между собой, это она должна твёрдо понять. Говоря проще, они всё равно её любят. Всегда. Но проблемы были. Часто из-за Сингха, который заново учился доверять. Который учился не думать за двоих, а учитывать мнение партнёра. Были и косяки Виктора. Его вспыльчивость и острый язык, который он совсем не сразу научился прикусывать, да ещё и вовремя. Его привычка к одиночеству. Были сторонние проблемы: люди Хана, которым ещё предстояло узнать и принять Арью и Виктора, дружба с Маккоем, которого тоже нельзя игнорировать, а значит и Кирка, а за ним и всю Энтерпрайз тоже. Джо, которая обожала Виктора, и вообще-то думала, что он останется с её папой. Многое. Но они учились. Справлялись. Находили новые точки соприкосновения и шероховатости. — Хан, — едва справляясь с дыханием, стонет Виктор, подаваясь навстречу глубоким толчкам. — Нуньен, меня зовут Нуньен, — шептал Сингх на ухо, прикусывая мочку. — Скажи его… Моё имя… — Нуньен, — влажно, на выдохе, проваливаясь в оргазм с головой. Сингх ещё не раз услышит своё имя этими губами тысячей разных интонаций: — Нуньен, — нежно, когда они сидят возле иллюминатора, и космос перед ними простирается на тысячи световых лет вперёд. Двигатель корабля гудит спокойно и умиротворённо, навевая и им это настроение. — Нуньен, — со смехом, когда Хан закидывает Виктора на плечо, звонко шлепнув по ягодицам, прежде чем занести в ванную, а ведь скоро начнется смена. И Кирк снова будет орать и грозиться развести их по отдельным каютам, а МакКой — ехидно усмехаться, напоминая своему капитану, что сами они не могли (и сейчас не могут) насытиться друг другом, зажимаясь по углам и постоянно опаздывая везде, что говорить об этой парочке. — Нуньен! — с отчаянием и страхом, когда Сингха крепко задевает выстрелом во время стычки с клингонами. И Виктор впервые после долгого времени убивает так безжалостно и быстро. — Нуньен, — во всю мощь лёгких, с невыразимой яростью, потому что… Ну сколько можно говорить ему, что Виктор взрослый мальчик и не надо решать за него. Что он не сахарный и не из дерьма слеплен, чтобы рассыпаться от какого-то там слишком борзого посла, который поставил Виктору ультиматум: либо всплывут его грязные делишки, либо Наварро идёт с ним. Ага, уже бежит и тапочки теряет. — Нуньен, — озадаченно зовёт Виктор, вертя инструкцию в руках. Икея, чтоб её. А Сингх ведь предупреждал, что Виктор не настолько крутой инженер, чтобы справиться без чахлой бумажки с этим шкафом, который в каталоге выглядел потрясающе, но по количеству деталей тянул на звездолет. Виктор огрызался, что нечего было ломать предыдущий шкаф, даже если они с хитрожопым Кирком играли в монополию после некоторого числа бутылок виски и тяжёлой миссии. Хан помнит все, и рад этому. Хан ни за что не признается, но когда Арья впервые говорит: — Нунен — папа, — и смеётся вместе с Наварро, у него перехватывает дыхание от иррационального страха за своё счастье. А вечером он отдается Виктору с такой отзывчивостью и нежностью, что тот сначала долго недоумевает, а потом улыбается, и отвечает тем же. — Я тебя люблю, — тихо звучит между ними то, что давно следовало сказать.***
— Нуньен, — зовёт Виктор, и Сингх настораживается. Муж встревожен и готов убивать. Быстро, безжалостно, без разговоров. Значит, они нашли тех, кто осмелился украсть Арью и Кирка во время дипломатической встречи на космическом лайнере-отеле, или что это был за уродец. МакКой рядом вздрагивает во сне — он почти четверо суток был на ногах после нападения, и только недавно Виктор смог вернуться на корабль после разведки, успокаивая доктора. — Я пойду один, — у Сингха внутри что-то обрывается, и он хочет возразить, сделать по-своему, но сдерживает себя. На видео в прямом эфире наёмники удерживают у горла дочери нож. Его дочери. Она плачет молча, хотя ей всего десять. — Лен, — тормошит он МакКоя и тот просыпается, выглядя, кажется, ещё хуже, чем раньше. — Что случилось? — хрипит он. — Слушай внимательно. Тебе нужно сейчас привести себя в порядок и быть готовым вытащить нас с того света. Я верну их домой, — добавляет он, видя больной взгляд друга. — Это ясно, Леонард? — тот кивает, прикрывая глаза. Начинает натягивать на себя жёсткий панцирь доктора, а не мужа, что видел, как его Джима заставляли слушаться. Виктор уходит, говорит о чём-то со сверхами на мостике, после чего беседует со Споком на Энтерпрайз и проверяет экипировку. Хан наблюдает за ним неотрывно, и мужчина оборачивается к нему. Подходит в три шага, наклоняясь к капитанскому креслу, в котором сидит Сингх, и горячо целует. — No mires, mi corazón. Y no dejes que otros vean. Debes prometerme que. — Обещаю. Иди. И Виктор идёт. Хан никогда не забудет, как скупыми короткими движениями Виктор забирал чужие жизни. Он никого не щадил. Знали — не знали, виноваты — не виноваты. Они хотели забрать его дочь и друга. Они ждали выкупа, и шантажировали Флот. Они зубоскалили, избивая и насилуя Кирка. Они сломали Арье руку. И Виктор запомнил тех, кто делал это — лёгкой смерти им нечего было ждать. Разобравшись с общей массой — сто три человека — он ступил на мостик чужого корабля почти чистый и немного уставший. О, у него были силы раздавить и уничтожить. Арья вздрагивает, когда звучит выстрел, и мужчина, держащий у её горла нож, падает на пол. Девочка делает, как учили — прячется за его тело. Она хочет жить и к папам. Реветь она будет потом. Ещё двенадцать человек падают без сознания после выстрела фазером. — Арья, — зовёт Наварро, и девочка выглядывает. Папа улыбается ей, и с ним всё хорошо. — Милая, я сниму защиту, и тебя заберёт отец. Скажи доктору МакКою, чтобы прислал аптечку, он знает какую, и лечил тебя. Арья всхлипывает. Она не смотрела. Но она слышала, как старался не кричать Джим, и получалось у него совсем плохо. — Иди, милая, успокой папу, прошу тебя, — Виктор целует алые кудри, вытирает слёзы девочки. — Te amo. Иди. Девочку забирают лучом транспортера, и Хан говорит ему, что она дома. После появляется аптечка, и Виктор снова действует. Транспортирует капитана и всех, кого он запомнил, в карцер, в отдельные клетки, и спускается к Джиму. Тот плох, но жить будет. Он вдрагивает, когда Виктор его касается. — Это я, Джим, — успокаивает он, и Кирк перестает вырываться, открывая глаза. — Ты можешь встать? Я не пустил сюда Леонарда, и у нас есть три часа, чтобы ему не пришлось видеть последствий. Он и так видел достаточно. — Спасибо, — хрипит Джим, и они идут в местный медотсек. Где сжался в углу врач, тоже выглядящий не ахти. Он пытался возразить своему капитану и поплатился. — Док, у вас три часа, — мужчина вздрогнул, но поднялся, кивая. — Мы трое — единственные живые здесь. Уберите основные повреждения, о которых он скажет, и не дай вам боги, — сощурился Наварро. Врач закивал. — Если что-то будет сделано не так, и без объяснений, ты всегда можешь нажать спусковой крючок, cariño, — сказал он Кирку, отдавая фазер. Все три часа, что доктор лечил Джима, Виктор провёл в карцере. Об этом осторожно молчат, но когда специалисты Флота пришли убрать тела — несколько потеряли сознание от их вида. Потому что некоторые наёмники ещё были живы. Но не спас бы их и сам Бог.***
— Виктор? — тихо зовёт Хан, заходя в небольшую пустую комнату, где муж стоял на коленях, прямо по центру. Наварро продолжает читать, жестом попросив его сесть рядом. И Хан садится. Как тогда, на корабле, когда они ещё совсем не знали друг друга. Когда интерес и симпатия только-только завладевали ими, и они чувствовали, что это будет что-то серьезное, но ещё не имели за плечами столько совместно пройденного пути и прожитых лет. — Прости, — говорит он после нескольких секунд тишины. — Это не должно было вас коснуться. Никого из вас. Я был уверен, что Гарто мертв, а он не только выжил, но и решил отомстить. — Я ничего не нашел на него, — сказал Сингх, вставая перед мужем и вновь опускаясь на колени. Тот смотрит в потолок, и Хану кажется, что его глаза отливают красным, перекрывая печальный янтарный цвет. — И не найдешь. Космос огромен, mi córazon, как огромен был когда-то океан. Он полон всякими чудесами, аномалиями и сказками. Страшными сказками. Одна из таких породила мой народ. А Космос заставил подчиниться. Но есть то, что ему неподвластно, — Виктор перестал рассматривать потолок, прикрывая глаза. — Эмоция. Её он лишён, а мы ей жили. И связали себя с людьми. Но есть я, и стоящие за мной — кто просто живёт и любит. А есть Гарто и стоящие за ним. Такие как он, проще говоря. Кого Космос сломил и вывернул наизнанку острыми гранями безумия и жажды смерти. Таких мы убиваем без раздумий, ещё младенцами. Они не способны к Эмоции. Они пленники. И они неизбежная мутация. Его должен был убить мой брат. Как видно, не убил. Или умер сам. Прости меня… Хан смотрит в его вновь открытые глаза, обхватив голову обеими руками и поглаживая скулы, и мягкое пламя свечей действительно высвечивает всполохи красного. Нуньен целует знакомые лучше своих губы, скользит руками по шее и плечам на талию, вжимая в себя бедрами. Ему плевать. Как Виктору когда-то. И это не ответная любезность, не неловкое «я тоже не буду». Это мысль, прочная и несущая покой — ему всё равно. Потому что всё это, бывшее в прошлом, привело к тому, что его муж — потрясающий по силе духа человек, который может поддержать его тогда, когда это необходимо. Может дать совет, хотя казалось бы, для сверхчеловека не бывает неразрешимых дел. Может осадить и успокоить, когда Хана заносит. — Я люблю тебя, — урчит Нуньен, смотря в глаза мужа. — Будь ты хоть сам дьявол во плоти. Это неизменно. Виктор усмехается, и наконец целует в ответ. Благодарно, мягко. — Идём, Кирк хочет тебя видеть. Они с Арьей отказываются засыпать. — Кажется у нас два ребёнка, а не один, — вздыхает Виктор, и они идут в комнату к Джиму. Тот играет с девочкой, рука которой недавно срослась и теперь работала хорошо, а сам Кирк больше не выглядел, как палетка теней Прайма — фиолетово-голубым, с вкраплениями золотисто-жёлтого, на случай праздников. — В чём дело, Джим? Мы собирались ложиться спать, — говорит Виктор, подхватывая на руки счастливо смеющуюся дочь. Кирк улыбнулся. — Нужно поговорить, без лишних маленьких ушек. И больших тоже. — Большие ушки в курсе, и у них на меня всё ещё стоит, — хмыкнул Виктор, когда Арью забрала девушка-сверх. — Гарто говорил об A’hon, — тихо начал Джим. Наварро нахмурился. — Я понял тебя, не продолжай. Это циклический процесс, который проходит каждый из нас, но я уже прошёл его. — Неделя на необитаемой планете пару дней назад? — уточнил Сингх, вспомнив, почему его не оказалось рядом, когда случилось похищение. — Да, ты как раз был занят, — муж даже не делает вид, что чувствует вину или сожалеет. — Тебя бы не оставили одного. — Я не учитывал их мнение, как и твоё. Их бы раздавило, Нуньен. — Ты должен был сказать мне, — обманчиво-спокойно говорит сверх, притянув к себе мужа за шею. Длинные белые пальцы смыкаются неотвратимо на смуглой коже, заставляя её светлеть от явно сдерживаемой силы захвата, и Кирк опускает глаза. Иногда эти двое забывались, и вели себя друг с другом достаточно жёстко и вольно, не заботясь о нежных чувствах окружающих. Так и сейчас. Хан давит, а Наварро прогибается под него. Не потому что боится, а потому что ему хочется прогнуться. И не важно, в какой позиции он будет: на коленях, у ног Хана, унизительно-раскрытый или беспомощный, ударит его Сингх или заставит целовать его руки. Виктор всё равно будет стоять на своём в том, в чём уверен. В остальном они могли договориться в пару фраз. — Если бы я сказал, ты бы пошёл со мной, потому что волнуешься. И тебя бы раздавило, как и любого другого. Эмоция. Помни об этом, Нуньен. Она за гранью. Не-человеческая до сих пор, сквозь столько поколений, и боюсь, навсегда, — спокойно отвечает Виктор. — Ты был едва жив, — рычит Сингх. — Потому Леонард ждал меня в космосе, в шаттле. — Значит, мог ждать, — впился в него взглядом Сингх. — Не мог, а прилетел только когда я добрался до коммуникатора и смог дать внятный правильный ответ. Он проходил это со мной однажды, тогда был второй. Раньше я вообще справлялся один. А сломанными руками запихивать развороченные внутренности сложновато. Это не смешно. Впрочем, никто и не говорил, что супруг шутит. И Хан не знает, что бесит его больше. Он делает глубокий вдох, широко раздувая ноздри и медленно выдыхает, стараясь отпустить свой гнев. — Мы поговорим об этом, — придавливает Сингх, снова становясь холодным и безжалостным. Он стремительным шагом выходит из комнаты, оставляя их вдвоём. В проёме он едва разминулся с Леонардом. — С жиру бесится? — мотнул подбородком МакКой. Доктор всё ещё выглядит паршиво, у него добавилось скорбных складок у губ, седых прядей на висках и, наверняка, кошмаров по ночам. Виктор усмехнулся, помог другу стянуть одежду и слегка придал ускорения в сторону кровати, где того ждал Кирк, широко раскрыв руки для объятий, в которые и упал доктор, с ворчанием устраиваясь удобнее. — Узнал, зачем я уходил. — А, та жесть, — доктор завернулся в одеяло, уже почти засыпая. — Ага. Отдыхайте, ваши на планете, доклад я отправлю в Адмиралтейство сам.***
Виктор устало разгибается, медленно растирая лицо руками. Накатывали апатия и раздражение. Из-за ситуации в целом, из-за того, что пострадали дорогие ему люди, из-за поведения Нуньена, из-за того как наложились одно на другое события: дела Нуньена, цикл, беспокойство Леонарда, который вынужден был отправиться с ним на планетоид и ждать в шаттле, нападение, похищение, умчавшийся сразу же помогать МакКой, возвращение Сингха, да и в целом рухнувшее на голову прошлое… Чёрт бы побрал это всё, кто бы знал, как Виктору это надоело. Мужчина хлопнул руками по столу, свернул все окна на огромной прозрачной панели, и решительно направился в спальню. Та пустовала, заставляя недовольно поджимать губы. Виктор открыл дверцы бара, взял бокал, бутылку, подумал, вернул бокал обратно и вышел на балкон. Он неспешно перелез на крышу, усевшись прямо там, и достал пачку сигарет. От себя было противно, но лучше он сейчас перекипит, чем потом сорвётся. После A’hon всегда ещё какое-то время шикарило. А тут ещё похищение. И выяснение отношений. И Кирк с МакКоем. Джо должна приехать на днях. На планете много дел. С кораблями. Скотти что ли поднять, поковыряться в настройках? Да ну, лень идти. — Объясни мне, — раздаётся за спиной спустя половину бутылки и восемь сигарет. Виктор щурится в темноту неба, оглаживая взглядом Энтерпрайз, и выдыхает дым. — Что конкретно? — Почему ты ничего не сказал мне, Виктор? Сверх всё ещё нависает сзади, наверняка прямой как палка. Мужчина откидывается назад, смотря на своё хмурое счастье снизу-вверх. С такого ракурса Хан выглядел забавно. И менее чем грозно. — Потому что был уверен, что ты вмешаешься каким-то образом. И пострадаешь. Я не просто теряю контроль над эмоциями, сердце моё, я теряю всякий человеческий облик. Эмоциональные порывы буквально рвут меня на части, и не всегда мне удается погрузиться в транс, чтобы переждать это состояние вне сознания. Когда я осознаю всё, что со мной происходит, это неописуемо. И после эмоциональный раздрай долго держится, что значит, никто спокойно жить не будет. Ты хочешь добавить мне проблем своим присутствием? — Ты расцениваешь меня подобным образом? Проблемой? — холодно осведомился Сингх. Виктор сощурился, резко выпрямил заложенные за голову руки, рубанув ребром ладони под коленями мужа и успевая поймать его ладони, сцепляя их в замок со своими. Со стороны выглядело, будто это Хан навис над ним, прижав руки к крыше, сверля дикими глазами и отчаянно сдерживаясь. — Ты идиот, Нуньен. Ты не видел, что делает со мной A’hon, и не можешь утверждать, что справишься. Или тебе нужно подтверждение? Дай мне человека, и я покажу тебе, если не веришь. — Сейчас? — чуть приподнял брови Сингх, наклоняясь ближе. — Да. Только имей в виду, муж мой, — проурчал Виктор, отстраняясь от таких желанных губ. — Тебе должно быть его совершенно не жаль. — К счастью, Морис захватил в плен нескольких клингонов, что напали на наш корабль. Тебе нужно особое место? — Нет, лишь уединённое и пустое достаточно, чтобы не было лишних свидетелей и не было слышно происходящего. — Идём, — Хан утянул его за собой вверх, не отрываясь от губ. Но им пришлось отпустить друг друга, чтобы дойти до густого леса, где имелась небольшая площадка из местного камня. Сверхи привели клингонов, почти полным составом подтянувшись к этому месту. Виктор окинул взглядом серьезные и любопытные лица, и безбоязненно повернулся спиной к пленному. — У многих из вас, как я за семь лет выяснил, некоторые проблемы с пониманием слова «нет», — громко сказал он. Сверхи отреагировали по-разному: кто нахмурился, кто усмехнулся, кто вовсе не изменился в лице, но обозлился. — Так вот, говоря о моей отлучке в полном одиночестве на необитаемый планетоид две недели назад, когда я настоятельно просил вас не лезть. Наглядная демонстрация, сейчас частично контролируемая, — махнул он рукой на клингона. — Люблю метафоры, — оскалился де Наварро. В нём что-то неуловимо поменялось, делая хищным и опасным на каком-то внутреннем уровне, где начинала дрожать сама душа. — Знаете выражение «чувства давили, выбивая дыхание»? — фраза казалась если не дурацкой шуткой, то высосанной из пальца драмой точно. Сверхи молчали, явно не желая тратить своё время здесь, но Хан безмолвно и непоколебимо ждал, а значит им тоже придётся. — Наверняка вы это испытывали. — Продолжил мужчина, не обратив никакого внимания на пренебрежение и скепсис. Клингон даже дернуться не успел, как на него рухнула сплошная неосязаемая стена. Сверхи вздрогнули, делая неосознанный шаг назад. Клингон хрипел, не в состоянии сделать даже вдох, чтобы выпустить часть боли криком — его сначала опустило на колени, потом прижало лопатками к скальной породе, а после — расплющило по камню вместе с костями тонким слоем. Брызнула кровь. Ничто не нарушало больше тишину. Виктор перевёл ленивый ласковый взгляд, и что-то словно пнуло второго клингона в спину, хотя рядом с ним никого не было, и тот по инерции занял место своего собрата, едва не поскользнувшись. Он успел что-то хрипло крикнуть, прежде чем Виктор оказался рядом, схватив того за горло так крепко, что ни одного звука больше прорваться не могло. — А возможно вам встречалось и такое: «раздирают противоречивые эмоции». Они разодрали. Выворачивая суставы, разрывая внутренние органы и мышцы, и кроша кости. Некоторых, несмотря на мрачное прошлое, передернуло. Виктор отпустил груду мяса, азартно обернувшись к оставшимся двум пленникам. — Хватит, — сталью упал спокойный голос Хана. Виктор чуть сощурился, глядя ему в глаза. Сверхи знали — вот так выяснять отношения они могли долго, но сегодня, очевидно, у упрямого супруга их Хана не было никакого желания для этого, потому что Наварро мимолётно поморщился с брезгливой жалостью, и окинул взглядом остальных. — Я надеюсь, — вкрадчиво сказал он, — что больше ни у кого не возникнет в голове мысль, будто я преуменьшаю масштаб проблемы. Смею напомнить, mi querido esposo, что сейчас у меня были чёткие представления о том, сколькие должны пострадать, и каким образом. Так же не стоит забывать, что моё тело иногда не выдерживает. Концерт окончен, а я желаю допить свою бутылку. Наварро уцепил алкоголь с земли, слегка покачнувшись, и поплелся нетвердой походкой к местному водоёму, что занимал почти всю планету. Из космоса казалось, будто вода оплетает её, словно сеть, собираясь в одном месте в огромное озеро. Виктор негромко напевал пиратскую песню, его расстегнутая рубаха развевалась на ветру, фосфорицируя под местным солнцем, из-за чего тот больше походил на неспокойное привидение из старого мультфильма. Сверхи старательно отводили себя от мысли о том, что их Хан совершенно не умеет готовить, а красота его действительно несколько…специфична.***
Виктор не разговаривал с Ханом два дня, пока тот не выловил его в коридоре, жёстко прижав своим телом к стене и впиваясь в губы. Когда они смогли отдышаться, Виктор попытался выдрать из хватки руку, чтобы двинуть своему ненаглядному в челюсть, но ничего не вышло — запястья так и остались сцепленными над головой. Мужчина зарычал от бессилия и бешенства, клокочущего внутри. — Нельзя было просто поверить, да, bestia, надо было довести меня, чтобы… Хан не собирался слушать то, что он итак знал. Он с усмешкой поцеловал мужа, не давая больше сказать и слова, лишь после этого спускаясь к шее, кусая до кровавых отметин и жадно оглаживая ладонью под одеждой. — Ненавижу тебя иногда, злобная мнительная тварь, за какие грехи ты мне, интересно… Только попробуй остановиться, и я сведу тебя с ума, — ругался Виктор, тяжело дыша, когда его развернули лицом к стене и властно прогнули. — Уже, Виктор, — проурчал Сингх, так правильно положив свободную руку на вибрирующее от стонов горло после того, как одежда была приспущена, а его острый на язык и скорый на расправу супруг — подготовлен. — Ты сделал это давно, и вполне успешно, даже особенно не напрягаясь, словно проделываешь такое с младенчества. Скажи мне, Виктор, ты жалеешь об этом? Мужчина ответил потоком брани, в который врезались сдержанные стоны и тихий скулеж, когда Хан уж слишком медлил. — Нет… Я не… Черти, Нуньен! Не жалею я, и никогда не буду… По крайней мере, — Виктору дыхание выбили жёсткие толчки, отчего он мог лишь прохрипеть: — Пока ты так трахаешь меня, я готов забыть о любых сожалениях. — О, неужели, — сощурился Хан, и в его тоне слышалось что-то большее, чем сомнение. Виктор прогнулся достаточно, чтобы дотянуться губами до губ и закинуть руку назад, цепляясь за сильную шею. — Я люблю тебя, Нуньен, — обезоруживающе честно и спокойно сказал Виктор, смотря прямо в чёрную бездну глаз. — Просто иногда ты такой упёртый говнюк…***
— Слушай, а ты получается, типа Супермена? — хлопал глазами Кирк, усевшись на разделочный столик кухонной стенки, рядом с плитой. Арья в тихую старалась дотянуться с его колен до печенья. Виктор недружелюбно скривился, посадил дочь на плечи и сонно окинул взглядом открытый шкафчик, ища турку. — Типа бабы — несколько дней кроет, потом отходняк, и так до следующего раза. Только женщин раз в месяц шикарит, а меня примерно раз в восемь с половиной лет, — буркнул он, забирая переданную Леонардом кофемолку. МакКой медитировал над блинчиками, которые испекла прилетевшая в ночь Джо, периодически отвлекаясь на мрачные взгляды в сторону сверха, что ухаживал за его дочерью. Кажется, Матвея. Парень когда-то был из русских эмигрантов, перед тем как попасть под ту же программу что и остальные сверхи. Хотя сам МакКой успел убедиться, что бывших русских не бывает. — Погоди, но ты говоришь, что много раз справлялся сам, — снова поднял тему Кирк, когда кофе был сварен, Арья покушала и умчалась будить Джо, а к ним присоединился Нуньен, вернувшийся на планету после каких-то своих разборок на границе принадлежащей ему системы. Сингх поцеловал мужа в макушку, получив свою кружку кофе, и стащил блинчик с тарелки Леонарда. Тот мрачно уставился на пустую тарелку, положил обратно в пиалу ложку с вареньем, и принялся как-то хитро сворачивать другой блин из стопки. Все какое-то время наблюдали за скупой методичностью движений, но потом прибежавшая обратно на кухню Арья чихнула, и коллективная медитация прервалась. — Ага, потому что живу долго. По-нашему мне около сорока, а так — все сто тридцать. — Кирк подавился своим бутербродом. Виктор закатил глаза. — Боже, говно малолетнее, как можно так обляпаться, скажи пожалуйста, и кто вообще начинает есть, спрашивая нечто столь шокирующие? — возмущался он, отбирая бутерброд, всовывая кашляющему Джиму стакан с водой и слегка постукивая тому по спине. Леонард, что характерно, даже не дернулся, только с усталым раздражением сверкал глазами. — А ещё у нас нет понятия рождения и смерти, потому что после того как изнашивается и умирает тело, сущность находит другое, завязанная на определенную конфигурацию генов в коде человека. — Это взрослый человек? Что вообще насчёт возраста? — просипел Кирк, вытирая слезящиеся глаза. — Нет, это зародыш. Пока не сформируется нервная система, это просто набор клеток, там не может быть души, а вот уже после — срабатывает что-то вроде вируса в системе. И появляется в итоге один из нас. — И какой промежуток? Ну между смертью и рождением. Ты же где-то болтаешься в это время? — Ага. В Космосе. Слушай, это так не угадаешь. Я жду «своего» человека, ориентируясь на внутренние таймеры и направления. — А зачем вообще вы находите человеческое тело? — Джим махнул рукой вошедшей на кухню Джоанне. Та тепло улыбнулась ему в ответ, поцеловала отца в щеку и обняла явно обрадовавшегося её появлению Виктора. — Несмотря на все недостатки, ваш вид оказался наиболее восприимчив и… Как бы сказать… Универсален. Ваш организм одновременно сложен и прост, как вся ваша жизнь и цивилизация. И вы достаточно быстро размножаетесь, чтобы наше вмешательство не приняло дурной оборот как для вас, так и для нас. — Ага. А этот… — Кирк передёрнул плечами, а МакКой посерел, встревожив дочь. — Гарто… Он… — Он — мутация, — Виктор пересказал то, что объяснял Хану. — И пока его суть не поглотит саму себя, его воплощения придётся уничтожать. Мало ли, чем может заболеть новорожденный, да и матери он сильно вредит во время беременности. Короче, тебе зачем? Это только наш косяк. Наварро морщится, потирая спину. Мышцы всё ещё помнили перенесенный цикл, да и настроение скакало, хоть и несильно, но ощутимо. — Да просто интересно. Слушай, а… — А давай ты составишь список вопросов, я постараюсь ответить. Только имей в виду, амиго. Всё, что ты узнал и узнаешь от меня, не должен знать больше никто. Только ты и Лен. Для всех остальных, я говорю про экипаж, Адмиралтейство и так далее, всё остаётся как прежде. Джим серьезно кивнул. — А Спок? — Спок в курсе, он же телепат, пусть и контактный. С вулканцами у нас свои договоренности. Не беспокойся на этот счёт. — Пап! — позвала его Арья из дверного проема. Она моталась туда-сюда, а потому многие уже просто перестали отслеживать её перемещения, во избежание мигрени. — К тебе пришли. Он просто появился на пороге и сказал, что пришло какое-то там время. — А, спасибо милая, — Виктор чмокнул дочь в макушку, когда она подошла к нему. Через десяток секунд на кухню вошёл статный мужчина в возрасте, кивнув Наварро. Его взгляд перешёл с Виктора на Арью, глаза слегка сощурились, и дальше всё произошло быстрее скорости варпа. В одно смазанное движение они сцепились и тут же оказались на улице, ощерившись друг на друга, как бойцовские псы. Их очертания слегка расплывались. — Что ты себе позволяешь, — шипел Виктор. — Ты сохранил тело S’olan, — рявкнул противник, махнув рукой на Арью. — Чушь. И дальше они перешли на вибрирующе-шипяший язык, и никто не мог понять, о чём идёт речь, но позы обоих были далеки от дружелюбных. Потом оба стали махать руками, воздух рябил перед ними, в беседе прибавилось рычания, пока Виктор не махнул раздражённо рукой, и Арья, встревоженно наблюдавшая за ними из-за спины Нуньена, слегка засветилась нежным солнечным цветом. Виктор с полной и абсолютной правотой сложил руки на груди. Его опонент посмотрел на девочку, игнорируя сверха, будто она внезапно начала петь на китайском: недоуменно и сомневаясь в её психическом здоровье. Тихо выдохнул что-то, вываливая на Виктора нечто шокирующее, судя по его вытянувшемуся лицу. Наварро тоже посмотрел на Арью. — Cariño, ven a mí. Por favor. Девочка подошла, несмотря на руку МакКоя на её плече. Виктор присел перед ней на корточки. И заговорил на смеси своего языка, старого испанского и стандарта. Та отвечала на той же смеси, периодически прикрывая рот ладошкой, когда с губ срывалось шипение или вибрирующие звуки. Виктор спокойно поправлял её, поглаживая по плечам. — He hecho algo así, papá? Digo, como tú, — прощебетала она. — Hablas como yo, porque tu alma como la mía. Yo te amo, cariño. Иди, я расскажу тебе всё, как только провожу гостя. — Виктор поцеловал её в висок, улыбнулся, подтолкнув к мужу, и кивнул ему, что всё в порядке. Наварро обернулся к мужчине, что стоял так же неподвижно, уйдя глубоко в себя. — Кар’раго унэ, — тихо сказал он. Мужчина покивал головой. — Извини за это. Прощай, брат, — он хлопнул Виктора по плечу, притянул к себе за шею, соприкасаясь с его лбом своим, и прикрыл глаза. — Жду тебя вновь. В следующий раз ты будешь провожать меня, — они одинаково усмехнулись, и мужчина просто истаял в воздухе, а Виктор всё ещё стоял, закрыв глаза, и шептал что-то. Он махнул своим рукой, чтобы его оставили одного, и как бы Хану ни хотелось немедленно узнать, что вообще произошло, он ушёл, распорядившись не трогать его супруга, что бы тот ни делал. Впрочем, Виктор просто стоял и шептал, пока долгий день не начал подходить к концу, и лишь когда закат окрасил его фигуру кровавым цветом, Наварро поднял голову. Хан вовремя оказался рядом, чтобы поддержать его за плечи и талию — ноги мужчину явно не держали. Виктор что-то проурчал, чертыхнулся, и жестом попросил воды и сесть. — В чём дело? — спросил Нуньен, напоив его и устроив в кресле. Виктор блаженно вытянул ноги. К ним постучалась Арья, тут же забираясь на колени к отцу. — Арья, сейчас… — Извини, просто папочка всё равно пока не может перейти на стандарт. Он провожал того дядю, и сильно ушёл собой в Космос. Нуньен не то чтобы удивлялся, скорее был недоволен. Виктор снова что-то прошипел-проворчал и девочка кивнула. — Он просит передать, что расскажет через пару дней, когда сможет говорить хотя бы на родном для тела языке. Нуньен тихо вздыхает. — Чего и следовало ожидать. Зачем тогда только были все эти медитации, если ты всё равно остался там же, где и был. Нуньен недовольно бубнил, стоило спровадить девочку спать. Его муж фыркнул. Он показал семь пальцев, помотал головой и разогнул три. Нуньен тоже фыркнул, только в разы ироничнее. — Это не оправдание. Виктор притянул его к себе за шлевки брюк, целуя белую кожу живота, ласково и жадно оглаживая ладонями бёдра. Он хитро сверкнул отливающими алым глазами, в которых ясно читалось: «А что насчёт извинений? Такие принимаются?» Нуньен бы ответил, но горячие губы уже накрыли возбуждённую плоть и стало как-то не до разговоров. Впрочем, Нуньен давно решил для себя, что всё равно не станет ничего требовать от мужа. В конце концов, нет ничего, с чем было бы невозможно справиться, имея такую семью, какая есть у них.