all you need

Гет
R
Завершён
26
автор
Размер:
3 страницы, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
26 Нравится 0 Отзывы 2 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Паб задымлен. Прокурен до полного изнеможения легких. Проспиртован до последнего коленного сустава самого старого из посетителей. Алиса отрывается от созерцания своих рук и смотрит на Дениса. Точнее на то, как он методично, глоток за глотком, опорожняет свой стакан. Пиво исчезает в такт движениям его кадыка. Допив, он отставляет стакан на край стола и смотрит на Алису. На Ли. Для друзей она всегда была Ли. Он разглядывает ее с интересом, как какого-нибудь дикого зверька, и с жалостью. Да и что она может вызвать кроме жалости? Лицо вроде и не уродливое, но какое-то кривоватое, небрежное, как черновой набросок, особенно сейчас, когда она грустит. Неопределенно-сивого цвета волосы стрижены «под мальчика», даже не стрижены — неряшливо обкромсаны, словно она стригла их сама и без зеркала. Вроде и не худая, но такая нескладно-угловатая, что создается впечатление, будто ей когда-то переломало все кости, и они неправильно срослись. Только руки у нее красивые. Аккуратные, с короткими ногтями, словно выточенные безымянным мастером из гипса. Она смотрит на свои руки, будто пытается увидеть в них смысл жизни. Они молчат, и это самое молчание, вперемешку с сигаретным дымом, давит на их плечи и головы, как тот самый Сизифов камень из замшелых мифов. Денис жестом подзывает тощего патлатого официанта, жестом же просит повторить. Долговязый родственник швабры мигом прощается со своей сонливостью, добродушно прикрякивает и скрывается за дверью с табличкой «Служебное помещение». — Это последняя, — чуть пьяным голосом замечает Денис. Он упрямо пытается пригладить волосы, но это равноценно, что дуть вентилятором на песчаную бурю — толку никакого, а люди дураком назовут. Вот и Ли смеется, пьяно и нелепо, вспоминая каких-то ежиков, которые при полете с пихты тормозят иголками. Денис совершенно теряется. Какие пихты, какие ежики? А Ли уже вновь не смеется, не интересуется чьими-то иголками, снова вытягивает руки, свои прекрасные руки, и впивается в них взглядом пронзительных карих глаз. — Что опять случилось, Ли? Муж? — Не упоминай всуе. Перед дочерью не мелькает, и слава Будде. От такого папашки чего хочешь можно ожидать. — Ты тоже не фея Драже. — Я, по крайней мере, не оставляю годовалую дочку одну на ночь! Изумленный вдох: — Ли… — Что — Ли?! Возвращаюсь с операции, время за полночь, дочка дома одна в истерике бьется… Я чуть со страху не умерла — вдруг что случилось? А он, видите ли, к соседке пошел за водой, в доме будто бы отключили! Засосов на шее ему тогда, похоже, тоже соседка наставила… Краном для воды… Он истерически фыркает, давясь этой совершенно не смешной шуткой. — Дочка у мамы твоей опять? — Молчи и пей. — Молчу. Пью, — он делает большой глоток, совершенно не рассчитывая собственные силы. Итогом становится кашель и полные комичных слез глаза. А Ли в один призрачный момент оказывается рядом, даже меньше, чем на расстоянии вытянутой руки. Она бьет, скорее просто — поглаживает, его спину, в попытке остановить, успокоить, а он в благодарность ловит ее ладонь. Глаза в глаза — и мир схлопывается. Таким странным — «хоп!», когда ты упал, а тебя засыпало, чем-то таким изумительным, что ни звука, ни движения, ни мысли. Глаза в глаза — и Дэн шепчет: «Красивая». … Они пьяны настолько же, насколько замерзшие. Значит — в полную и окончательную стельку. Ли меряет глубину малого Средиземного от тротуара до тротуара каблучками своих осенних ботиночек. Дэн же еще пытается лавировать, но раз за разом идет ко дну, набирая полные кроссовки дождевой воды. Ли рассказывает что-то о медицине, операциях, о новых идеях, которые она никогда не реализует, об Ахматовой, о муже, который пытается отсудить себе дочь, о стихах, которые уже не совсем, точнее совсем не пишутся, и о том, что: «Дэн, я, кажется, просрала свою жизнь». Дэн перебивает ее своими непонятными словами, типа «тендеров», «мерчандайзеров» и «дедлайнов», рассказами о красотах Праги и Кракова, о том, как выглядит Киев из окна самолета, как смеется его девушка, и Дэн даже не забывает добавлять, что бывшая, о том, как цветут кактусы и почем нынче Арабика на Подоле. В конце он добавляет: «Я, кажется, тоже, Ли». А потом они вдруг находятся на пороге ее дома, молчаливые, растерянные, продрогшие. Ли лепечет об тепле, камине, об «это всего лишь до утра», диване в гостиной и Арабике, «ты ведь любишь Арабику, Дэн», и оба понимают, что все это предлоги. И птичкой колибри внутри трепещет крохотная, но такая волнующая мысль: «сейчас, или никогда больше». И они шагают, практически одновременно, с лицами такими, будто шаг этот в пропасть. И не видно их, сплелись они в один клубок. … Вот у них от запястий к сгибам локтя тянуться веточки вен, сплетаются друга с другом, и переплетают их двоих. У нее молочные, фарфоровые плечи, пёрышки-ключицы, она тонкокостная и полностью в его руках. У него смуглость, словно выпаленная до кости, и куча розовых полосок-шрамов. И в движениях нежность, безупречная и всепоглощающая вечность. И волосы ее больше не кажутся сивыми, они пепельные, блестящие, и неоновые лучи лампочного солнца путаются в них. Он вжимает ее в кровать, а она и рада вжиматься, царапаться, отдаваться, сминать простыни в кулачках, и быть такой живой, прямо до одури живой. Мерные вибрации уличных голосов и машинных скрипов сгребаются в один ком, что остается где-то в районе подоконника. … Они сидят перед камином, раздетые, взмыленные, загнанные. Они укрываются одним пледом, и даже ежику понятно, что он мал им обоим. Ли тянет его закрыть свои босые ступни, из-за этого он сползает с голых плеч Дэна. Дэн поправляет на себя, отчего Ли снова сверкает босыми пятками… Они молчат, молчат тяжело, неестественно. — Который час, Ли? — Дэн вспарывает тишину медицинским скальпелем. Она встает, подходит к полке, поворачивает к себе часы. — Почему часы отвернуты к стене? — Не люблю смотреть на время, напоминает насколько бездарно я его трачу. Уже почти двенадцать… — Я вызову себе такси. В ее взгляде искрами непонимание. — Зачем? — Мне пора, Ли. Хватит фарса, — он роется в карманах куртки. — Ты говорила, проблемы с деньгами… Держи, — в его пальцах хрустят банкноты. Зеленые мертвые президенты глядят на нее с немым укором. Руки дрожат, пальцы мертвой хваткой образовывают тиски, она похожа на проститутку с гонораром. Стоит и не шевелиться, как статуя. Как оплеванная статуя. В тишине дома хлопает дверь.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.