За демографию Англии!

      За окнами давно сгустились сумерки.       Высокие своды фамильного поместья тонули в темноте, и только размеренно горящее пламя свечей в рогатом канделябре освещало лица трех дам, примостившихся в глубоких креслах вокруг маленького столика. На нем стояла открытая бутыль Массандровского хереса и два бокала — наполненный до краев и ополовиненный, с отпечатком алых губ вдоль золотой кромки.       Третий бокал крутила за тонкую ножку Маргарит, откинувшись на спинку в ближнем к окну кресле. Ее волосы были забраны в свободную косу, отчего мягкие завитки кокетливо обрамляли лицо, а на шее поблескивал крупный сапфир в массивной оправе — семейная драгоценность семьи Рокстон, подаренная ей в день свадьбы. Пригубив вина, Маргарит негромко произнесла:       — Ну, как прошла твоя рождественская поездка?       — О да, действительно, Финн. Нам интересно!       Сидевшая в кресле, ближнем к двери, Вероника согласно закивала. Хранительница Плато от нетерпения услышать занимательную историю навалилась на поручень кресла и подперла белокурую голову рукой. Локоны струились по обнаженной коже, отблески свечей поблескивали на помолвочном кольце, причудливо преломляясь в гранях небольшого бриллианта.       Девушка из будущего пристально зыркнула глазами из-под короткой челки сначала на одну подругу, потом на другую. Облаченная в коралловую широкую юбку революционной для сейчашней Англии — едва ниже линии колен — длины, и черную блузу с широкими плечами и накладными карманами, Финн сидела на центральном кресле, перекинув ноги не только на ручку кресла, но и одна на другую, отчего из-под сползшей ткани проглядывал ремешок пояса, придерживающий чулок. И молчала.       — Вы ведь были на «Фестивале Ангелов»? — облизывая губы, поинтересовалась Вероника, — о, я читала про него! Мы даже собирались поехать, но Нэду пришлось спешно вносить правки в тексты, чтобы редактор смог вовремя опубликовать его рождественские заметки…       — О дорогая, держу пари, ее кавалер, памятуя о своих обязанностях, больше таскал нашу Финн по местам важных для Англии событий, чем по рождественскому фестивалю, — спрятала усмешку в бокале Маргарит.       —Леди Рокстон! Не вижу ничего дурного в том, что Финн сблизилась со своим репетитором. Они взрослые люди, в конце концов!       — И наверняка последуют вашему примеру и скоро поправят демографическое положение страны.       — Маргарит! — возмущенно вспыхнула Вероника, и обе женщины от души рассмеялись.       А Финн, отстраненно слушая притворное подтрунивание подруг, думала о своем.       Подумать только, всего-то какой-то год назад после временного шторма Рокстон и Маргарит умудрились оказаться за пределами плато и всего за месяц найти путь обратно — чтобы открыть дорогу домой всем своим друзьям. Челленджер с нескрываемым злорадством предстал перед членами Научного Собрания в обнимку с яйцом птерозавра, а потом на целых полгода забыл про опыты и теорию, наслаждаясь обществом Джесси. Рокстон не стал долго ждать, и первым делом затащил Маргарит сначала на чаепитие со своей матерью, потом в Китай с чемоданом отступных для Ксана, а затем и под венец, устроив тихую, семейную церемонию. В отличие от них, чудом нашедшиеся во время Пространственного Шторма Мелоун и последовавшая за ним в Англию Вероника еще долго разбирались в своих отношениях, присматривались и пытались простить друг другу амазонок, Дуккарта и собственную глупость. А Финн, отчаянно заскучавшей в чопорном и правильном Лондоне, друзья подарили такую драгоценную и упущенную возможность — учиться. И пока все решали свои личные проблемы, Арбалетчица продиралась сквозь дебри математики, истории, верховой езды и, самое неприятное, этикета.       Интереснее всего Финн было на занятиях по скучной древней истории. Репетитором оказался парень всего лишь на два года старше ее самой, молодой педагог лондонского колледжа археологии, рассказывающий о своем предмете так увлеченно, что сложно было не заинтересоваться. Первой заметила особое рвение подруги к истории Маргарит, потихоньку поделившаяся догадками с Вероникой. Они несколько месяцев с затаенным интересом наблюдали, как их младшая подруга изучает историю страны в центральном парке, в оперетте, в маленьких ресторанчиках на окраине города или на вечерней набережной. И с удовольствием подмечали, как восторженно и нежно начинают сиять ее глаза от урока к уроку. И для них, в отличие от Рокстона и Мелоуна, не стало неожиданностью решение Финн встречать второе «английское» рождество в компании репетитора Стивенсона аж в самом Йорке. Ох, какими недовольными взглядами провожали мужчины спину этого немного сутулого парня, затаскивающего в вагон поезда маленькую дорожную сумку их подруги!       А потом для Финн было много всего.       Целая ночь в обнимку на одной полке тряского холодного вагона. Тесная, аскетичная комнатка придорожного мотеля на окраине Йорка, где никому не пришло в голову спрашивать у разнополых постояльцев свидетельство о браке (правило, выводившее свободолюбивую Финн из себя!). Такие долгие прогулки по дождливым, скользким мостовым старинного городка или по грязным дорожкам окрестностей, что болели ноги. Нежный массаж ступней по вечерам при тусклом свете маломощной лампочки в ветхом абажуре. Совершенно нереальная ярмарка в канун Рождества, во время которой весь Йорк, казалось, пропитывается духом праздника. Он сочится из каждой украшенной лавочки, слышится в каждом звоне бубенцов, отражается от ледяных ангелов, разносится из чугунов с горячим сидром и глинтвейном, продаваемых на каждом шагу. Этот самый глинтвейн, налитый в маленькие кружечки, стоящий каких-то смешных денег, обжигающий язык и руки, но такой желанный, когда мороз щипает за щеки, и дающий такое интересное послевкусие, если целоваться после каждого сделанного глотка. Целенаправленные поиски елочной гирлянды: когда узнаешь, что первую гирлянду изобрел Эдвард Джонсон — помощник Эдисона— в 1882 году, а первую елку в Европе украсили ей в Финляндии в 1906, но не узнаешь, где эту самую гирлянду купить. И только совершенно случайно находишь в маленькой лавчонке, в которую и не зашел бы, не будь на улице такой промозглой погоды! Старательное обвивание гирлянды вокруг спинок двух стульев — вот такой рождественский стол (а что еще хотеть в номере за 50 фунтов?), подпись тайком почтовых открыток друг другу, выдумывание заковыристых пожеланий. Танцы в темноте комнаты, когда в незанавешенное окно светит нарастающая луна, и поцелуи до головокружения вместо любых поздравлений, едва стрелка часов переползает за полночь.       — Финн?       Арбалетчица вздрогнула, поднимая глаза на Веронику.       — Так как тебе Йорк? — мягко повторила свой вопрос та.       Финн задумалась лишь на мгновение.       — Йорк — совершенно волшебный, — искренне резюмировала она, невольно расплываясь в широченной улыбке и краснея от этого.       Вероника понимающе склонила голову, поглаживая младшую подругу по плечу. Этот румянец на щеках и блеск глаз были ей прекрасно знакомы.       — Что ж, — Маргарит отсалютовала своим бокалом и с добродушной усмешкой перефразировала, — как встретишь Рождество, так новый год и проведешь.       Все так же улыбающаяся Финн спрятала пылающее от смущения лицо в ладонях, а Вероника рассмеялась и наконец подняла со столика свой бокал:       — За демографию Англии! 14.01.2017.