***
Со временем Лея убеждается, что её дом — это её семья, её работа, люди, которые любят её, и то, чем она занимается, чтобы сделать мир лучше. Её жизнь нельзя назвать спокойной, но она знает, что есть близкие люди, которые поддержат её, и часто она ловит себя на мысли, что может назвать себя счастливой. Пока однажды не просыпается перед рассветом от внезапной боли, чтобы понять, что эта боль — не её. Она всматривается в темноту, теряясь от нахлынувших эмоций — от злобного безумного торжества до отчаяния, — которые испытывали разные люди, глубоко дышит, пытаясь привести мысли в порядок, и через несколько часов узнаёт, что Бен перешёл на Тёмную сторону и уничтожил Храм Джедаев, а Люк исчез почти сразу после этого. Скоро Хан, устало глядя Лее в плечо, прощается с ней, и Сокол взмывает в небо, надолго пропадая в бесконечности космоса. Её семья была её домом, и, как остатки Альдераана, её родные люди затерялись в далёких уголках Галактики. Кажется, Звезда Смерти выстрелила снова, попала прямо в Лею и оставила угли на месте сгоревшего Храма и засасывающую пустоту в душе. Лея не даёт себе ни секунды на то, чтобы чувствовать себя беспомощной и разрушенной, она руководит Сопротивлением, пытается спасти Республику, работает на износ, чтобы ночью не оставалось сил на сны, и не обращает внимания на волнения в Силе, — пока не оказывается в мягких руках Эмилин Холдо. Они пьют чай, и Лея теперь не плачет, она говорит, много, быстро, эмоционально, но почти не путаясь в своих словах, потому что она знает, что хотела бы сказать мирозданию, а говорить с Эмилин — почти как говорить со вселенной. Холдо, теперь уже вице-адмирал, у которой за невозмутимыми голубыми глазами скрывается бездна разрушенных в битвах кораблей, молчит и внимательно смотрит на Лею, чуть наклонив голову. Они сидят потом в тишине, Лея прижимается к обнимающей её Эмилин и ищет в себе силы принять случившееся. Эмилин гладит её по волосами и целует в макушку, и Лея чувствует себя так, будто ей снова двадцать лет, и она понимает, что всё это время её семья была больше, чем она думала. И от осознания этого она не сдерживает смешка — от странного облегчения и такой же странной неловкости, что, будучи внимательной к действия своих врагов, она пропустила такую простую вещь совсем рядом. Она целует Эмилин, легко касается губами скулы, дотрагивается до щеки, на мгновение замирает на уголках губ, чтобы потом целовать их нежно и долго, целую вечность, ей кажется, потому что именно столько ей нужно, чтобы восполнить каждую секунду, когда она этого не делала. Эмилин может плавными движения своих рук остановить время, а своей улыбкой, спокойной, счастливой, заставляющей Лею поверить, что она сейчас в безопасности, смешивает его в один нераспутываемый клубок, так что уже и не поймёшь, где прошлое, будущее, день или вечер. Лее некуда больше спешить, и она эту ночь в центре безвременья она проводит с Эмилин, которая в своих волосах спрятала рассвет. Она любит её, и эта любовь кажется ей старше её самой, старше и больше времени, как сама Эмилин.***
Вице-адмирал Холдо остаётся на «Раддусе», и Лея знает, что никогда больше её не увидит, и у неё нет ни секунды, ни единой ничтожной секундочки, чтобы остановиться и решить, как продолжать жить после этого. Как только она покинет корабль, космос заберёт её семью и дом — снова, и она останется одна среди обломков. Эмилин обнимает её, но так быстро, что Лея не успевает даже всхлипнуть — хотя ей вдруг так хочется, — даже сделать вдох, и она чувствует прикосновения к своим плечами, когда Эмилин уже отпускает её. Она целует её, так же быстро, и печально, сочувствующе улыбается. Лея хочет сказать, что не может потерять её, что не может руководить Сопротивлением без неё, потерянная и бездомная, что не знает, как привести людей к тому будущему, о котором сама мечтает, — она уже пыталась, и что же? Но на это нет времени, оно стремительно нагоняет их, беря реванш за все те ночи, когда они могли о нём забыть. — Да пребудет… — она начинают одновременно, сдавленно неловко усмехаются. — Да пребудет с тобой Сила, — первой заканчивает Лея, думая, как часто это говорили вместо «Я люблю тебя». — Да пребудет с тобой Сила, — повторяет Эмилин. В её глазах тихая решимость и готовность сделать то, что сделать нужно, а дальше, в глубине, за памятью об отблесках пройденных битв, — нежность, и любовь, и сожаление, и столько всего, что она пытается передать это одной фразой. И, несмотря на сжимающее грудь навалившееся одиночество, Лея понимает: Эмилин дала им — ей — время — чтобы сбежать, грустить ночью в одиночестве, глядя бесслезными глазами перед собой, и сражаться потом. У Леи тысячи сомнений, страхов и болезненных воспоминаний, но в каждой секунде — память о ней, и их нельзя потратить на мысли, что они уже проиграли. Время стало прощальным подарком Эмилин Холдо.