-1-
У Джина внутри аккумулятор. Дремлющий аккумулятор. Опутанный проводами и только и ждущий, когда наконец будет заведён мотор-сердце, зажгутся глаза-фары, и прошивающий электрический заряд приведёт механизм в действие, заставит чувствовать себя нужным. Чувствовать себя живым.-2-
Джин опутан дурными мыслями. И ему бы разорвать эти плети, мешающие свободно существовать, и наконец жить (это слово Джин намеренно не употребляет, потому что жизнь в его случае – лишь противопоставление смерти, слово, обозначающее только его пребывание на Земле, пока другого не придумали). Джин жив, но не живёт. Эти мысли-провода берут в плен, забирают все силы, забивают всё разумное (пока ещё) существо. Мысли-пауки плетут сети, из которых Джину самому уже не выбраться, да он и не пытается. Он постоянно вспоминает запомнившиеся, въевшиеся в память строки чьего-то авторства: «Я, как загнанный в угол хищник в человеческом царстве зверей» и горько додумывает, что загнал он себя сам; не заметив даже, забрался поглубже, устроился поудобнее – как знал, что проведёт здесь лучшие (нет) годы своей молодости, а теперь только землёй себя сверху засыпает. Ему почти совершенно безразлично, выберется ли он отсюда – из логова, своими руками сотворённого. Всё, что у него осталось – одна лишь маленькая кроха надежды, что кто-нибудь неравнодушный заметит, не пройдёт мимо и не побоится заглянуть в эту землянку, которую Джин уже могилой называет. И он ещё не отчаялся, но уже не ждёт, как раньше. И землю подбрасывать не забывает.-3-
В иные дни Джин просыпается со светлым чувством с привкусом веры: вот-вот хорошее произойдёт, случится то самое, и он обязательно станет счастлив. Будет улыбаться, как раньше, жить сегодня, с воодушевлением смотря в завтра, и обязательно будет тот, кто подарит ему это. Потому что он сам уже всё. Но дни идут за днями, вера гаснет и исчезает, а Джин и сам уже готов исчезнуть. Тело живёт, потому что сердце ещё кровь перекачивает, а всё существо уходит в темноту, как гаснущий экран ноутбука после минуты бездействия. Джин сам, как портативный компьютер: электричества давно нет, держится на заряде батареи, но она вот-вот сядет, а зарядить некому. Так и останется ждать (без особой, впрочем, надежды), что кто-нибудь протянет спасительный шнур питания к источнику электричества, ну или на худой конец спичкой чиркнет, чтобы осветить темноту, окутавшую и заползшую внутрь. Джин землёй себя посыпает, но просвет оставляет: его землянка хоть и скрыта от всех, но не невидимая, ведь так?-4-
А мимо Джина и правда ходят люди. Только он на них не смотрит или провожает равнодушным взглядом, даже не пытается зацепиться: не за кого. И у них это взаимно.-5-
Намджун вообще-то не любит одиночек. Сам ей не является, а мимо других таких старается пройти поскорее. Он парень компанейский, общительный, и друзья у него верные, и приятелей-товарищей много. Но сегодня Намджун один и впервые по собственной воле. Он ни разу не интроверт, но сегодня ему нужна перезагрузка. И Джун нажимает: в себе – кнопку RESET, в плеере – PLAY, и движется молча – сначала в потоке людей, машин, животных, потом – в пустом парке, где из жизни только ветер, гоняющий сухие жёлтые листья по идеально ровным, чищеным тропинкам, да голуби, по инерции и жадности, а не из голода подбирающие крошки с этих самых дорожек. Намджун глубоко вдыхает тёплый осенний воздух, подставляет лицо ещё по-летнему палящему солнцу и качает головой в такт громыхающему в наушниках свежему ремиксу любимой группы. Пританцовывает на последних битах и, абсолютно довольный собой, днём и жизнью, продолжает движение. Шагает твёрдо, смотря прямо вперёд, думает обо всём и ни о чём конкретном и на миг улавливает фигуру одиноко сидящего, потрёпанного, как рекламка на столбе, безразличного ко всему, но оттого ещё более красивого и печального парня. И есть в этом взоре что-то, что говорит: иди мимо, тебе это не надо, но в то же время притягивает, поднимает со дна угасший давно интерес, разогревает, запускает кровообращение, будто до этого Нам и не жил вовсе; так, спал в криокамере в качестве эксперимента, а теперь вот его насильно вытащили и заставили снова быть; и вроде там было неплохо, но здесь… Как можно было довольствоваться прежним бессмысленным существованием, когда здесь всё – кислород, свет, жизнь! И ОН – этот потерянный, но отчаянно желающий найтись.-6-
Джин смотрит в одну точку, не думая ни о чём и обо всём сразу. Он поднимает взгляд, только когда, отвлекшись от мыслей, боковым зрением выхватывает неподвижную фигуру, которой раньше здесь точно не было. Парень выныривает из небытия, смотрит в глаза напротив и с первой космической вылетает. Куда – ему уже неважно. Важно только то, что он видит. А видит (нет, вы понимаете? По-настоящему видит!) Джин этот пронзительный взгляд, изучающий его самого, ямочки на щеках и аккуратные губы, сложенные не то в улыбку, не то в ухмылку. Смотрит и глаз оторвать не может. Ему нравится то, что он видит. Не внешне, нет, хотя и это тоже. Ему нравится тот, кого он в этом будущем знакомце видит. Поэтому сейчас Джин самолично захлопывает крышку своего гроба (он уверен, что снаружи), понимая: он попал. Пропал. Умер и от этого воскрес. Нашёлся и нашёл. То, чего ждал, то, во что почти потерял веру, но не оставил надежду. И не зря. Потому что напротив него стоит его личный спасатель. Спаситель.-7-
Джин не думает. Его мозг теперь живёт отдельно от тела, которое встаёт, неспешно подносит себя к незнакомцу, останавливается. Изучает под всё тем же пристальным взглядом и так же прямо смотрит в ответ. Выныривает резко, как очнувшийся под водой и нашедший путь наверх, и нарушает уютную тишину: – Наконец-то ты пришёл, – взволнованно-счастливо. Выдыхает. – Я ждал. А Намджун всё так же смотрит с долей сумасшедшинки и улыбается, тепло-тепло так, будто всё знает, всё понимает, и поэтому молчит. А слов и не нужно. Нужна только жизнь. А в том, что он живёт, никто из двоих теперь не сомневается.