Кисти и краски

Фотостудия находилась на четвертом этаже жилого дома в центре Питера. Вход в парадную был со двора, в который без ключа было не зайти. Порывшись в телефоне, Ваня нашел у себя в сообщениях точный адрес студии и набрал номер квартиры на домофоне. Секунд пять противных гудков, и – ура! – ему ответили. – Кто? – Это Светло по объявлению Вконтакте. – Уже? Проходи. Нахмурившись, Ваня глянул на время. Смартфон показывали ровно три часа дня, и именно во столько они с фотографом договаривались встретиться. Пожав плечами, Ваня зашел во двор, дошел до «самой первой парадной справа» и повторил свои действия с домофоном. На этот раз ему открыли без вопросов. На четвертый этаж Ваня поднялся легко – он тоже жил в старом фонде, где не было лифтов, так что привык. Дверь в нужную квартиру уже была приоткрыта, поэтому Ваня зашел внутрь без проблем и огляделся. Фотостудия оказалась не фотостудией, а обычной питерской квартирой с неплохим ремонтом. Коридора как такового тут не было, только небольшой закуток со встроенным шкафом при входе, справа сразу же начиналась кухня, небольшая, но очень грамотно обставленная, прямо расположились две двери, видимо, в ванную и туалет. Слева было продолжение недокоридора и еще две двери и арка, сквозь которую была видна просторная комната, заставленная фотографическим оборудованием. Потоптавшись при входе, Ваня решил не ждать где-то потерявшегося хозяина, снял кроссовки и босиком прошел в квартиру. В одиночестве ему пришлось провести минуты три, которые он потратил на разглядывание комнаты-студии. Она уже была полностью подготовлена к съемкам: аппаратура выставлена, одна из стен обтянута однотонной тканью, такая же лежала на полу, справа у стены стоял стол с тюбиками краски, кистями и какими-то вещами, сложенными аккуратной стопочкой. – Привет. Ваня вздрогнул и обернулся ко входу в комнату. Там стоял высокий темноволосый парень неформального вида: с массивными серьгами в ушах, забитыми татуировками руками, в просторной одежде и хипстерских очках. Вид он имел очень сонный и взъерошенный. – Прости, я уснул, – сказал он, подтвердив ванину догадку. – Рудбой, – и протянул руку для приветствия. – Ваня Светло, – ответил Ваня, пожав чужую ладонь. – Когда начнем? – Ща я себе кофе сделаю и начнем. Ты пока можешь покурить, если куришь, сходить в туалет, переодеться. Я там вещи приготовил для съемки. Только… – Рудбой оглядел Ваню с ног до головы, – надеюсь, они не будут на тебе висеть. На фото ты казался крупнее, а размер я не спросил. – Напомни мне, куда эти фотки пойдут? Не то чтобы Ваня забыл. Объявление Рудбоя он прочитал раза три или четыре, пытаясь понять, почему такой классный фотограф (а приложенные к объяве примеры работ были офигенные) ищет себе бесплатную модель мужского пола. Очень не хотелось попасть на извращенца. И все же уточнить стоило. – Участвую в заграничном конкурсе. Нужны фотки на отбор. Старые работы не принимают, только те, что еще не были выложены в сеть. – Как все серьезно. – Ага. Кофе будешь? – Буду. Где можно покурить, говоришь? Хмыкнув, Рудбой поманил его за собой в коридор и толкнул дверь в соседнюю комнату. Это оказалась небольшая спальня с балконом. – Подожди только тапки тебе дам, там пол мокрый. Метнувшись к встроенному шкафу, Рудбой достал из него пару резиновых мужских тапок и кинул перед Ваней. Тому ничего не оставалось, как надеть их. Балкончик у Рудбоя был небольшой, с коваными перилами, совершенно пустой. Ване такие нравились. Непрактично, но зато красиво. И вид из окна неплохой – на широкий проспект. Выкурив одну сигарету, Ваня тут же достал другую, не желая так быстро уходить, и вздрогнул от тихого оклика за спиной. Обернувшись, он увидел Рудбоя с камерой в руках. – Продолжай курить, – попросил тот. – Фотосессия уже началась? – усмехнулся Ваня, немного смущенный такой внезапностью. – Нет, просто ты здесь хорошо смотришься. Ваня растерялся и смутился еще больше от такого комплимента, в душе порадовавшись, что не снял солнцезащитные очки, спрятавшие часть его эмоций. Однако возражать не стал, и теперь курил под тихие щелчки фотоаппарата, поначалу слегка зажимаясь, но совсем скоро полностью расслабившись. Особенно когда Рудбой в поисках хорошего ракурса без страха и инстинкта самосохранения залез на тонкие перила балкончика. Это было смешно и немного волнительно. Когда Ваня докурил, Рудбой вдруг вспомнил про кофе и убежал на кухню, откуда тут же начали доноситься совсем не тихие чертыхания и маты. Рассмеявшись, Ваня выкинул окурок и пошел смотреть на бедствие. Оказавшись на кухне, Ваня увидел изгвазданную плиту и Рудбоя с дымящейся туркой в руке. – Придется переваривать, – грустно сказал тот. Ваня на это лишь пожал плечами, показывая, что не против подождать, и уселся на стул. Очки он снял и положил рядом на стол. – Кстати, забыл спросить, как ты нашел мой пост с объявлением? Ты не подписан на ту группу, куда я его выкладывал, – поинтересовался Рудбой, с остервенением оттирая плиту от сбежавшего кофе. – Подруга мне ее показала, когда я пожаловался, что у меня нет нормальных фоток. Тебе написал, особо ни на что не надеясь. Думал, с такими примерами работ ты уже нашел кого-то. – Не, мне много кто написал, но нужен был определенный типаж. Вот как ты. – А что во мне такого? – Ваня удивленно вскинул брови. Он, конечно, пиздец как себя любил, но ничего особенно в своей внешности не видел. – Не знаю, – растерялся Рудбой, оглядываясь на него. С грязной тряпкой в руке смотрелся он довольно потешно. – Сложно объяснить. Просто я увидел твои фотки и понял, что мне нужен ты. Ваня кивнул, принимая ответ – фотографы, что с них взять, – и стал наблюдать, как Рудбой варит кофе. В этот раз тот не стал никуда отходить, карауля у плиты, и глядя на турку с таким видом, будто это она была виновата в первой неудачной попытке. – Ты смотрел все мои фотографии? – спросил Рудбой, когда молча пялиться на турку ему все же надоело, а Ваня успел заскучать. – Только те, что ты приложил к посту в группе, и еще пару на твоей странице ВК. – Понравились? – На комплименты напрашиваешься? – фыркнул Ваня. – Не понравились – не пришел бы. – Хорошо. Кстати, я не рассказывал тебе о том, как это будет происходить, – оживился Рудбой. – Единой темы у отбора нет, поэтому я просто хочу, чтобы было красиво. Я тебе сделаю рисунок на груди и лице флуоресцентной краской, поставлю свет и сделаю пару сотен фотографий. Много времени это не займет, на самом деле. Мне нужна одна удачная фотка. Только я тебе ее пересылать не буду, чтобы у тебя не было искушения ее куда-нибудь выложить, а вот фотки с балкона подарю, окей? – Окей, – пожал плечами Ваня. На большее он и не рассчитывал, это ж не платная фотосессия. – Я не против. Ты сказал про рисунок на груди, я что, без рубашки буду? – В расстегнутой. – Вау, – вот это было интересно. Ваня смущенно потер шею и поскреб затылок. Раздеваться он вообще-то не планировал, хотя стоило догадаться, учитывая, что одним из условий для модели было отсутствие татуировок. – Стесняешься? Не бойся, я сделаю красиво. – Я не сомневаюсь, – вздохнул Ваня, смиряясь с судьбой. – Ладно, что у тебя там с кофе? Хочу уже начать.

***

Вещи, которые Рудбой подобрал для съемок, Ване подошли. Разве что белая рубашка была чуть больше нужного, но Рудбой сказал, что не критично. Джинсы же наоборот сели теснее, чем Ваня привык, и это его смутило сильнее, чем голая грудь. Говорить ничего по этому поводу он, впрочем, не стал: Рудбою, настраивающему оборудование, было явно не до его страданий. – Так, сними на время рубашку, буду тебя раскрашивать. – А это не больно? – неловко пошутил Ваня, оголяя торс окончательно, и мгновенно покрылся мурашками. В комнате было не то чтобы очень жарко – коммунальщики отопление уже отрубили (лето же, хули), а вот погода в Питере теплом не баловала. Оглянувшись на него, Рудбой неожиданно внимательно осмотрел Ваню с ног до головы и, улыбнувшись во весь рот, пообещал: – Я буду нежным. Фыркнув, Ваня кинул рубашку на пол. – Дядь, говоришь, как старый пикапер. – Каков вопрос, таков ответ. – Справедливо. – Шах и мат, увы. – Сядь на пол и откинься на локти, – попросил Рудбой. В руках он держал несколько кистей и баночки с краской. – А ножки не раздвинуть? – спросил Ваня и тут же чуть не треснул себя по лбу. Господи, он как будто флиртует! – Прости, я нервничаю что-то. – Я понимаю, это не страшно. Ты не профессионал, поэтому я не ожидаю от тебя хладнокровия, – Рудбой снова улыбнулся. Улыбка у него была очень светлая и располагающая. Ване даже стыдно стало за свой нервяк. Хули он согласился на такое, если свои эмоции сдерживать не может? – Я попросил лечь на пол, потому что так мне будет проще рисовать на твоей груди. Я не хотел тебя смутить. – Я понял. Ладно, – Ваня сел так, как ему сказали и закрыл глаза. Но, поняв, что так не легче, вернул как было. – Сейчас будет еще хуже, – посмеиваясь, пообещал Рудбой. – Мне придется сесть тебе на бедра. – Блядь, дядь, серьезно? – На самом деле, если тебе совсем неприятно, ты можешь уйти, я не обижусь. Наверное, надо было предупредить о таком. – Да нет, – Ваня мотнул головой. – Все нормально. – Окей. Так я сажусь? – Садись. Расставив на полу баночки с красками – голубой, ядрено-розовой и фиолетовой, – Рудбой аккуратно сел на ванины бедра и посмотрел на свой «холст». – Если тебе станет легче, то снимать девушку для этого проекта мне было намного более неловко, – внезапно признался Рудбой, свинчивая крышку с первой баночки с краской. Ваня удивился. – Почему? – Она пришла с бойфрендом. И парень этот – двухметровый качок. На лице минимум интеллекта, максимум агрессии. А девушка снималась в лифчике. Пока я ее красил, этот чувак с меня глаз не сводил. Честно говоря, я зассал. Я вообще-то парень не робкий, могу и в табло дать, если что, но тут мне прям вообще неуютно стало. Потом я, правда, увлекся съемкой и про него забыл, но те первые неловкие минуты до сих пор вспоминаю. Рассмеявшись, Ваня задрал голову к потолку и признался: – Да, стало легче, спасибо. И тебе повезло, что я сегодня без бойфренда. Он тоже высокий, хоть и не качок. Рудбой, который уже готов был начать рисовать, замер. – Ты так шутишь? – А чего ты напрягся? – Да ничего. Мне вообще-то все равно, – пожал плечами Рудбой и добавил: – Сейчас может быть немного щекотно. Он сделал первый мазок, и Ваня вздрогнул. Это действительно было немного щекотно, кроме того краска была прохладная. И все же ощущения были скорее приятные, чем нет. Почти как ласка – нежная и неторопливая. Чтобы немного отвлечься, Ваня смотрел на Рудбоя, наблюдал за его лицом, отмечая чуть нахмуренные брови, закушенную губу и скользящий взгляд. Не зная, зачем, Ваня решил уточнить: – Я пошутил. У меня нет бойфренда. Фыркнув, Рудбой посмотрел ему в лицо. – Ты выбрал очень интересный момент, чтобы в этом признаться. – Получилось по-гейски? – Немного. Ваня хотел было что-нибудь на это ответить, но решил, что не стоит. Шутки все равно не спасали от интимности момента. Рудбой на его бедрах, скольжение кисточки по коже – всего этого было немножко слишком. Когда кисть задела его сосок, Ваня вздрогнул и не удержался от вздоха, который тут же сменился неловким смешком. – Прости, – тихо, на грани шепота, произнес Рудбой. Он поменял кисть и банку с краской и стал рисовать другим цветом. Теперь он задел другой сосок, и Ваня с ужасом понял, что краснеет. – Кажется, у меня сейчас встанет, – полушутливо-полусерьезно произнес он, глядя куда угодно, но не на Рудбоя. – Я тебя за это точно не осужу, – не повышая голоса, ответил тот. Уронив голову на плечо, Ваня закрыл глаза и постарался подумать о чем-нибудь неприятном, потому что ситуация уже начинала выходить из-под контроля. Он понятия не имел, что вся эта хуйня с рисованием на коже может так возбуждать. Особенно если это делает почти незнакомый мужик. С Ваней, конечно, разные вещи случались, и по накурке чего только не было, но сейчас-то он был абсолютно трезв! И у него, блядь, даже соски нечувствительные. Были. Когда-то. – Я почти закончил. Но мне нужно будет еще сделать пару штрихов на лице. – Бля-а-а-а, – простонал Ваня, откидывая голову назад. Ему было и смешно, и ужасно неловко, и в то же время ситуация его заводила. Дикий коктейль. – У тебя всегда так это происходит? – Нет, не всегда, – с небольшой задержкой произнес Рудбой и, переместившись с ваниных бедер на пол сбоку от него, положил ему руку на затылок, придерживая голову. Ваня покраснел еще сильнее, аж затылок заломило и дыхание сбилось. Он еле подавил желание облизать губы. Это было бы совсем лишним. Совсем. – Сейчас может быть… – … щекотно? – открыв глаза, Ваня увидел лицо Рудбоя прямо над своим. Сосредоточенное, серьезное, хипстерские очки куда-то пропали, и теперь можно было рассмотреть яркие красивые глаза. – Что ты собираешься делать? – Не знаю, – голос у Рудбоя был какой-то растерянный, почти несчастный. Это немного отрезвило Ваню. Чем, черт побери, они тут занимаются? – Тогда просто закончи рисунок. – А потом? – А потом настрой все эти штуки, что нас окружают, свет, и сделай свои двести фоток. – А потом? – А потом, дядь, я приму душ и поеду домой, потому что… – Почему? – Не знаю, – Ваня вдруг понял, что действительно не знает, как продолжить фразу. Потому что он стопроцентный натурал? Ну, это не совсем правда. Потому что он не ебется с незнакомыми мужиками по трезвяку? Ближе к истине, хотя логика пиздец. – Закрой глаза, – попросил Рудбой и, когда Ваня выполнил просьбу, стал осторожно красить его лицо – лоб, щеки, побородок. Когда кисть коснулась нижней губы, Ваня невольно облизнулся и тут же ощутил на языке вкус краски. – Не надо. – Теперь я отравлюсь? – Нет, – с улыбкой в голосе произнес Рудбой. – Но лучше не ешь ее. – Пиздишь, наверное, чтобы я не паниковал? – С чего бы. Хочешь, я тоже ее попробую? Ваня замолк, не зная, что на это ответить. Они снова вступали в какую-то опасную зону, хотя он еще не успел прийти в себя после предыдущего раза. Он промолчал, но когда его губы снова что-то коснулось, распахнул глаза. Это была всего лишь кисточка. Целую секунду это была всего лишь кисточка, но почти сразу она полетела на пол. Так долго и так яростно Ваня, наверное, никогда в жизни не целовался. Привкус краски щипал язык, губы болели, дыхание сбилось, но найти в себе силы прекратить это Ваня не мог. Он не мог понять, куда его несет, куда их обоих несет, совершенно незнакомых, чужих друг другу, но, черт возьми, какая разница, если голова кружится от одного лишь поцелуя сильнее, чем от самого забористого алкоголя. Ваня даже не понял, в какой момент он оказался полностью лежащим на полу, под тяжелым горячим телом Рудбоя, который одной рукой поддерживал его под голову, а другой гладил по голому боку, размазывая собственный рисунок. – Придется… принимать душ и делать… заново, – сквозь поцелуй произнес Ваня, гладя Рудбоя по плечам и спине. – Примешь, – ответил тот, касаясь губами губ, затем щек и покрасневшего уха. – Столько раз, сколько потребуется. Фраза эта, вроде обычная, горячим возбуждением прокатилась от затылка до поясницы. Рудбой, ощутив ванину дрожь, поцеловал его в шею, переместил ладонь на ширинку и надавил. – Блядь, – вырвалось у Вани. – Блядь. Он повторил это слово еще раз и еще, повторял шепотом, без остановки, пока Рудбой расстегивал ему джинсы и лез рукой внутрь, целовал шею и плечи, засасывал кожу под ухом. Растворяясь в жарком мареве, Ваня что есть сил прижимал к себе Рудбоя, всем существом впитывая его запах и его тепло. И даря свое тепло в ответ. Позже, лежа на полу в объятьях друг друга, не имея особого желания вставать, Ваня и Рудбой лениво наблюдали за перемещением облаков на чуть просветлевшем после дождя небе Питера, ловили, играясь, друг друга за пальцы, сцепляли и расцепляли руки. И молчали. На серой однотонной ткани валялись перевернутые бутылечки с краской, рядом лежала измазанная футболка Рудбоя, чуть поодаль были раскиданы кисти, а на столе стояла забытая зеркалка. Фотоаппаратура в тот день никому так и не пригодилась, но в следующие два дня фото на конкурс все же было сделано, как и множество фотографий потом.