I never gonna save the world from you

Когда нам обоим наскучит играть в игру, Я думаю, он непременно меня повесит. Но мы пока вместе. ©Листомиров.

Джареду Падалеки не снятся кошмары. Они приходят к нему утром с пластиковым стаканчиком в руках — проснись и пой, Джаред. И пей. Он берет осторожно, подхватывает пальцами за края и принюхивается, как на уроках химии. Ради разнообразия сегодня это может оказаться кофе. Вчера, например, повезло меньше. — У них закончилась свежая, но я подогрел, — с улыбкой говорил Дженсен, протягивая глиняную чашку с черными разводами на стенках. Тягучая масса с комками свернувшейся крови — то еще зрелище. Не нюхать и не смотреть. Джареда хватило на поднести чашку ко рту, чтобы теплая густая жижа пристала к губам. Открыть рот он физически не смог, нет. Дженсен оказался рядом одним слитным движением — уже через три шага давил пальцами на щеки, второй рукой резко — на керамический бок. Зубы больно ударились о край, а в следующую секунду Джаред согнулся пополам: желудок и попавшее в рот гадство просились наружу. Кровь совершенно точно была настоящей. Блядская настоящая кровь! — Ты кровать запачкал, — довольно прошипел Дженсен. Джаред не зря с детства боялся змей. Одного выдуманного гада — особенно. Дженсеновым оскалом можно было осветить заброшенный гараж вместо лампочки. Следующие полчаса Джаред не помнил. Поэтому то, что сегодня в стаканчике действительно кофе, однозначно можно заносить в личный список удач не его утра. Покрывало аккуратно сложено на полу возле подоконника — «собачья подстилка» мала Джареду в ногах, но либо она, либо кровать напополам с Дженсеном. Охрененный выбор. Джаред протискивается в ванную, игнорируя подмокший стаканчик и недовольного Дженсена. В среднем человеку необходимо три минуты, чтобы почистить зубы и рассмотреть себя в зеркале. В случае Джареда — чтобы поразглядывать еще и его личный глюк. Нет, Глюк. Он усердно чистит зубы до боли в деснах, не поднимая головы. Его нормальность заключается в четырех правилах совместного проживания. Нарушить можно, но результат никому не понравится. — Тебе в первую очередь, верно? — Дженсен устраивается на бортике ванны, поджав ноги, и выкручивает вентили на полную. — Забирайся. Правило первое: спорить с Дженсеном себе дороже. Ему обычно насрать на время, колледж, субординацию и то, как Джаред будет оправдываться. Он протягивает руку и оставляет четыре розовые полосы на Джаредовом животе прямо по центру. Болеть не будет совсем, но выглядит отстойно. Покрасневшая кожа сразу начинает чесаться, Джаред с силой трет ссадины и залезает в ванную. Горячая вода жжет ноги, набирается почти до середины. Дженсен толкает его к противоположному бортику и с интересом наблюдает за расползающимися на кафельном полу лужами. Сейчас он кажется намного старше, чем когда они только познакомились. Дженсен почти не улыбается нормально, но сети морщинок вокруг глаз в прошлом году не было. Или они были? Джаред не помнит, и это пугает его не меньше самого Дженсена. Сколько вообще лет прошло? Дженсен забирается в ванную следом, не раздеваясь, от него становится тесно. Джаред отодвигается, насколько может, лишь бы подальше. Под пальцами противно скатывается серый налет. Дженсен устраивается у него на ногах, придавив своим весом и чувствительно проехавшись локтем по ребрам. Мокрая футболка мерзко хлюпает, когда он показательно слизывает след от пасты с Джаредового подбородка и сплевывает. Ментоловая ему не нравится, поэтому Джаред покупает только ее. — Ну гадость же! — жалуется Дженсен и больно давит на челюсть, вылизывает Джаредовы губы, залезает пальцами в рот. Он оглаживает изнанку щек и зубы — Джаред старается не думать, где были эти пальцы раньше. Оттирать ванну и пол потом ему же. — Что бы сказала твоя девушка, а? Только представь, как херово это выглядит со стороны. Пару дней назад водил на свидание, а сейчас сидит в ванной и целуется с воздухом. Джаред бы с удовольствием съязвил в ответ, но ему мешает отчетливое давление на язык и пах. Гребаное утро и Павлов. — Давай убьем ее? — предлагает Дженсен и тянет Джареда на себя. И да, Дженсен может. Как бы Джаред ни пытался убедить себя, что все происходит только у него в голове. Горячая вода набирается до краев и течет на пол. — Охренел? — Джаред выкручивается из-под него только благодаря ежедневным тренировкам и бьет прямо в веснушчатую морду. Дженсен пользуется старым нечестным приемом, кулак проходит насквозь, не встречая никакого сопротивления. Кафельная стенка отзывается глухим стуком, а костяшки правой руки — резкой болью. Она ползет по нервам выше, до локтя, когда Джаред пробует пошевелить пальцами. Горячая вода и черные мушки перед глазами делают только хуже. Дженсен гадко хмыкает и пихает его в плечо, проворно вылезая из ванны, отжимает футболку прямо на пол. Сука. — Джаред, тебе плохо? — участливо спрашивает он голосом Мэг. Сестра дергает неожиданно закрытую дверь ванной. Джаред тихо воет сквозь сжатые зубы и закручивает вентили здоровой рукой. Получается со второй попытки. Тишина наваливается со стуком капель и скрипом проворачиваемой пружины. — Джей? — Все нормально, — зло выговаривает он, глядя Дженсену между глаз. Если бы несколько лет назад в комплекте с его Большой Проблемой ему достался телекинез, он бы, не раздумывая, просверлил в голове Дженсена большую дыру и посмотрел, сможет ли тот изводить его и дальше. Но, к сожалению, тогда ему достался только чертов Дженсен. А может, не досталось никого и он дал имя своей самой убогой фантазии за все пятнадцать лет. Когда в носу что-то хрустнуло, а в глотку полилась железная муть, единственное, о чем Джаред думал, что ему, мать вашу, больно и сейчас стошнит. Том, как настоящий «джентльмен» отошел, давая подняться, а всем остальным — насладиться видом. Не каждый день известного задрота избивают на глазах у половины класса. Только раз в три недели. — Че, Па-да-леки, посовещался с голосами в голове? Небось рыдают и просят вести себя хорошо? Давай колись, всем интересно. Джареду тоже. Он молча пялился на Тома, который уже завтра наверняка будет просить домашку по истории, угрожая сократить срок, когда его не трогают, вдвое. А самому Джареду придется врать про крутые лестницы, увлекательные занятия карате, скользкие кафельные плитки. У него большой список того, что может быть травмоопасным. С его нескладностью — все, что угодно. Признаваться в собственной трусости было противно. Джаред и не признавался. Он бы хотел быть Томом. Томом, которого бесил Джаред и его тупое молчание. Мысль была заманчивой. Джаред повторил ее про себя еще раз и еще, стараясь не глотать и не выдыхать через нос. Хотел, он бы хотел! Все бы для этого сделал, только хватит! Новая вспышка боли пробилась сквозь зажеванное «хотел» и жирной кляксой заняла все место в черепе. Все-таки не стоило говорить этого вслух. Дженсен появился где-то между пятым ударом и мыслью о выбитых зубах. Просто оттолкнулся от стены, делая вид, что всегда здесь стоял, жутко улыбнулся. — Мы с тобой обязательно познакомимся, — и сломал Тому руку. Орал тот долго, плевался матом и проклятиями — одним больше, одним меньше, какая, нафиг, разница? Ввалившиеся в класс учителя носились вокруг Уэллинга и тоже что-то кричали, в основном — на Джареда. Что-то про драку, вызов родителей, скорую. Джаред смотрел тогда во все глаза на внезапную галлюцинацию и размазывал кровь над верхней губой. Дышать получалось только ртом — нос ему все-таки подправили. Никаких спецэффектов, дыма и героической музыки. Да Джареду офигительно жаль, что с ума сходят настолько банально! — А ты хотел бы? Пошляк! — восхищался потом Дженсен. — Эти проклятия на самом деле одно большое нихера. Вот тебе, Падалеки, твои мечты и хотения, смотри, не подавись. Голливуду и не снилось! Так как будут звать твое? Голливуду-то, может, и не снилось, а сейчас Джаред готов подарить авторские права и все к ним прилагающееся. Бесплатно, и даже приплатить сверху. Но это так не работает. Школу он тогда сменил по вполне понятным причинам, а дальше пошло по накатанной. Личное проклятие не нужно было даже кормить — Дженсен справлялся со всем сам. Поначалу. У Джареда быстро кончались враги. И это стало серьезной проблемой, потому что Дженсену было скучно. И мало. Правило второе: не кормить Дженсена не получится. Рискнуть можно, если готов к последствиям. За каждый игнор Джаред расплачивается чистой и незамутненной болью. Дженсен вытягивает сухожилия и до скрипа выворачивает суставы. Никогда не калечит, но запоминается надолго. Чувствуется так же. Длинные извилистые следы от порезов на руках Джаред прячет особенно тщательно. Ему и так хватает проблем с психологами. Они задают слишком унизительные вопросы. — Вы помните, кто это сделал? Нет? Вам нравится боль, Джаред? Ненавидите кого-то? Джаред? В чем-то они правы. Дженсен сыто облизывается на соседнем стуле. Мерзко скрипит ножками по старому паркету и косится на календарь. Двадцать два дня. Джаред знает, у него по статистике высший балл, как и по остальным предметам. Вопреки мейнстриму преподаватели его не любят. Оставляют после занятий и заставляют писать объяснительные по третьему разу. Дженсен скучает и сучит, выводит Джаредовым текстовыделителем кислотное У.Р.О.Д на парте. Тогда Джареда оставляют еще на два часа. И так каждый гребаный раз. Дженсен без дырки в голове не оставляет Джареда ни на минуту. Вспышки злости под темным тягучим вниманием сходят на нет быстро. Джаред бинтует поврежденную руку, по-детски прижимает ее к животу. Бросает в ванной стопку чистых полотенец и натягивает поверх мокрых дорожек на коже одежду. Рубашка липнет к спине вместе с взглядами его персонального проклятия. Такое название Дженсену нравится больше всего. Джаред находит отброшенную в самый угол сумку, ключи, треплет прогуливающую Мэг по волосам и игнорирует теплую куртку. На улице еще осень. В колледже ничего не меняется третий год. Бетонные ступени крошатся с самого края, а в шкафчике Джареда ютятся шесть учебников и восемь тетрадей в клетку. В прошлом месяце Дженсен засунул туда засушенное крыло голубя, и оно пылится там до сих пор только потому, что трогать эту мерзость с сухой пергаментной кожей вокруг желтых косточек противно. Крыло машет по утрам Джареду ободранными перьями с шерстяной нитки, на которой подвешено. — Привет, Джей, — Синди подходит почти неслышно, но он успевает захлопнуть шкафчик раньше. Синди морщится от слишком громкого звука и целует Джареда в щеку. — Ты опоздал на час. Иногда ее привычка озвучивать очевидное бесит. — Да, забыл завести будильник, бывает, — врать Синди почти такое же искусство, как игнорировать руки Дженсена, без стеснения приподнимающие ей юбку до черной полоски нижнего белья. Джаред освоил давно. Кожа у его «девушки» нежная и зацелованная солнцем, пальцы Дженсена проходят насквозь в худое бедро, он чуть проворачивает кисть. — Я достал до большой подкожной вены. Хочешь посмотреть? Джареду кажется, что он уже видит. Синди чуть хмурится и переступает с ноги на ногу. Она действительно хорошая девушка — умная (ее баллы лишь на две десятых ниже, чем у него) и красивая. В их колледже — редкое сочетание. Джаред почти влюблен, поэтому молчит. — Как хочешь, — неожиданно соглашается Дженсен и выбивает у него из рук книги. Правило третье: Дженсен не трогает окружение Джареда, только пока окружение Джареда не трогает самого Джареда. Дженсен жуткий собственник. Толкает в плечо и на всех парах устраивается неизменно на парте, придавив тетради и игнорируя все попытки влиться в учебный процесс. Все равно бесполезно. Джаред просмотрел этот материал ещё в прошлом семестре — ничего нового там нет. Из нового на общеобразовательных предметах здесь разве что личные придирки преподов и распределение баллов по экзаменам. — Если ты сейчас не слезешь, объясняться будешь за меня, я задолбался, — Синди за соседней партой дергается и смотрит на него, как на дебила. Синди бы поняла, решись Джаред рассказать. Поэтому он не рассказывает — не хочет делать свои визиты к психологам слишком частыми и искать себе новую девушку. Вообще удивительно, что Синди согласна довольствоваться парой поцелуев и не слишком откровенной возней на задних рядах кинотеатров. Будь он на ее месте — давно бы спросил, что не так. Правда, как объяснять, что на мягкие, почти невесомые касания у него не встает, Джаред пока не придумал. — Отпусти. Слышишь? Давай, отпускай, и мы сделаем вид, что ничего не было, — Дженсен давил на пальцы, делая только хуже. Спертое из отцовского набора лезвие впивалось в ладонь. Умирать, естественно, не хотелось, но жуткие пиршества Дженсена за последний месяц не прошли бесследно, хоть и убил тот только один раз. Миссис Паркс больше не будет сплетничать о его сестре. Джаред не чувствовал вины, хотя должен был, и от этого было хуже всего. Чертова совесть все никак не начинала орать, что он виноват. Она заслужила! Назвала Мэг грязной только за один поцелуй с ее сыном! Мэган проплакала два дня и на отрез отказалась выходить из комнаты. Когда Дженсен устроил миссис Паркс сердечный приступ, Джареду было насрать, а потом накрыло. Гребаная набожная шлюха. — Это не твое, блядь, дело! Слышал о личном пространстве? — У тебя не может быть ничего твоего, забыл? — Дженсен вылизывал шею, с силой кусал выпирающие позвонки. — Твое все кончилось. У тебя было пятнадцать лет, чтобы нажраться своим «личным пространством» и просрать в простом выборе. Нахера спектакль? Джаред осторожно разжал пальцы и лезвие звякнуло о потрескавшуюся плитку школьного туалета — дома он на это так и не решился. Шея саднила от укусов, отвлекая даже от боли в порезанной ладони. Дженсен стоял совсем рядом, нависал сверху, даже несмотря на совсем маленькую разницу в росте, давил на запястные вены и усмехался. От темной усмешки, такого неприкрытого превосходства начинали гореть щеки и лоб. Жар спускался до подбородка, перетекал мурашками на шею и спину и тяжестью — ниже. Он точно больной. — Джаред-Джаред, — Дженсен ненатурально хмурил брови, в притворном разочаровании качал головой и даже не пытался скрыть злорадство. Моральные принципы — не про него. — Как нехорошо. Вот, значит, чего ты на самом деле хочешь, да? Наказания? Чтобы заломали, не слушая воплей, и выебали? Или нет. Дженсен развернул одним грубым движением, надавил между лопаток, на рубашке тогда осталось белое пятно с разводами перманентного маркера. Перед носом запомнилось символичное «Лиз сосет лучше всех», прямо как знак просранных шансов и прочей херни. Когда он успел решить, что может управлять этой сволочью? — Чтобы я тебя выебал, да? Не поздновато для Стокгольмского синдрома? Джаред глубоко дышал, рискуя заработать гипервентиляцию, и складывал губы в презрительную гримасу. А что еще оставалось? Дженсен вламывался мучительно долго, растягивал под себя и действительно не слушал воплей — заткнул Джареду рот оторванным рукавом толстовки. Расцарапал бедра в кровь и чуть не придушил, когда тот попробовал его выплюнуть. Джаред хрипел на выдохах, давился кровавой слюной и упорно зажимался. Пусть этой суке тоже будет больно! Не учел только, что это Дженсен. Тот с силой огладил бока, руки, дернул на себя, заставляя выгибаться ломаной дугой. Зафиксировал за шею, ни на секунду не останавливаясь. — Знаешь, в чем твоя проблема, Джа-ред? — Дженсен выговаривал-выплевывал, пока Джаред хватал ртом густой воздух и запах побелки. — Ты совершенно не умеешь врать себе. Дыши, Джаред, дыши. Тебе насрать на всех. На маму, сестру, всех этих уродов, которые устраивают нам темные. И поэтому я здесь. Все ради твоего удовольствия. У-до-воль-стви-е. И ни слова про проклятия. Дженсен тогда сдержал слово и несколько дней Джаред передвигался по дому исключительно до ванной и заботливо оставленного подноса с едой, усиленно изображая простудившегося. Никаким пониманием и прочей моралфагией Дженсен не заморачивался, умудрившись продавить удовольствие через боль и подсадить на это. Поэтому — нет, вряд ли Синди стоит знать об этом. На перемене Джаред не идет в кафе, куда набивается большая часть учащихся. Пустые коридоры радуют его намного больше. Можно не одергивать себя и высказать Дженсену все, что он о нем думает, не боясь очередного подтверждения своей сомнительной репутации психа. Джаред уже забил прикидывать — в который по счету раз. Иногда у него складывается ощущение, что для Дженсена это все — извращенная игра, и он терпит Джареда только потому, что тот поставляет ему развлечения. Дженсен расслабленно прислоняется к двери. Чертов показушник теперь выглядит на все тридцать, облизывается и откидывает голову назад. Джаред почти слышит, как несуществующая кровь пульсирует по ключичным артериям. Так и хочется придушить. — Окей, у тебя есть минута, чтобы решиться, сможешь? Давай, это просто! — Дженсену все просто, а Джаред никогда не душил людей, хотя, наверное, стоило. Тогда он справился бы один, и с Томом, и со всем этим «чертовым миром». Правда в том, что он на самом деле слабак, и признаться себе в этом уже намного проще. Если в чем он и может дать фору Дженсену, то только в росте. — Ты меня там гладишь или душишь? Гортань выше, у кого из нас… ха… — Джаред чувствует под пальцами кольца трахеи и это ощущение захватывает его целиком. Лицо Дженсена чуть краснеет, на горле вздуваются вены. Все-таки он давит недостаточно. Пальцы белеют от усилий, но и только. — У тебя выходит лучше. Придушишь себя сам? — Нет. Сейчас твоя очередь, — Дженсен пару раз натужно кашляет и перехватывает руку Джареда, без усилий отрывая ее от собственной шеи. — Твоя минута кончилась. — Ну ты, блядь, и фрик, Падалеки! — Джаред дергается от неожиданности, едва не падает на Дженсена, но тот делает шаг назад. В дверь. Джейсон и компания по всем законам колледжа сейчас должны были уплетать кексы и клеить девчонок, но что-то в ноосфере не срослось. Джаред подозревает, что конкретно. Точнее, кто. Сам по себе он начал притягивать проблемы совсем недавно. Конечно, его проверяли. Джаред отказался от семестра каникул, чтобы перевестись на экономический раньше на полгода. Нехилая сумма, если посчитать. Двадцать пять экзаменов и стипендия в кармане. Вопреки воплям об одинаковых условиях, таких читеров мало кто любит. С самим Джейсоном ему банально не повезло. Синди оказалась еще той обломщицей и в свое время выбрала Джареда вместо него. Офигительное везение. Чуйка на подстроенные неприятности у Джареда срабатывает на раз. Шансы на то, что с ним пришли просто поболтать, болтаются где-то в районе нуля. Даже если он попробует поговорить, ничего не выйдет. Дженсен за спиной отчетливо хмыкает, и Джаредова надежда на благополучный исход стремительно тает. И в этот раз ему действительно жаль. Себя. Правило четвертое: Джареду на самом деле плевать, сколько людей Дженсен покалечит. Сколько из них никогда не смог бы покалечить Джаред. — Хорошим мальчикам нельзя пачкать руки, — Дженсен говорит в самый затылок, забирается холодными пальцами под свитер. Джаред смотрит на три параллельных царапины на левой ладони. Отодрать прилипшую к сукровице грязь хочется просто нестерпимо. Как и улыбку с лица Дженсена. Вот уж кто точно не упустит свое. — Фас. Дженсен запрокидывает голову и хохочет. По нему плачут все театральные училища и курсы актерского мастерства. — «Фас»? Серьезно? Ты гребаная королева пафоса, Джаред, так держать! — Дженсен показательно замахивается и вместе с Джаредом вбивает оправу солнечных очков Джейсону прямо в переносицу — кто тут еще фрик? Назавтра весь колледж будет это обсуждать. Ботаник избил мокрую мечту всех старшекурсниц. — Тебе пиздец, — выплевывает Джейсон вместе с розовой слюной и кивает Майку. И если первый удар Джаред хоть как-то блокирует, то следующий прилетает прямо в солнечное сплетение. В какой-то момент он даже не знает, чего хочет больше — выплюнуть наружу желудок или вдохнуть. Легкие и пищевод жжет просто адски. — Двое на одного, ну просто прелесть, — восхищается Дженсен и даже пару раз хлопает в ладоши, сволочь. И долго он собирается так стоять? — Ты что-то сказал, Падалеки? — Майк заходит с другой стороны и мерзко хихикает. — Я спросил, какого хера ты еще стоишь, Дженсен? — Джаред поворачивает голову и не видит ничего из-за накрывшей глаза ладони. Дженсен встает к нему вплотную, не отнимая руки, ведет как в вальсе — Джаред делает шаг вслед за ним, почувствовав только намек на движение, и спотыкается, все никак не может распрямиться полностью и начать нормально дышать. Поэтому Дженсен справляется без него. В темноте глухие удары слышны даже через отборный мат и крики. Когда Дженсен отнимает ладонь от Джаредового лица, тот почти готов к большему. Между пальцами почему-то тоже липкая кровь. Она въелась под ногти и в бинты — повязку придется менять. Дженсен слизывает несколько капель с ладони и почти урчит — ему как всегда мало. Джареда передергивает от отвращения и остаточной боли в животе. На лице у Джейсона страх и три красивые гематомы. Порванная рубашка заляпана красным и желтым. Ну и кто теперь будет врать про скользкие сортирные полы? — Ты что вообще такое? — гнусавит Майк, которому повезло больше — по крайней мере, сильных повреждений Джаред не видит. И если он не хочет проблем с охраной, надо сваливать прямо сейчас. Какой стаканчик принесет ему завтра Дженсен? За пять лет Джаред научился договариваться с памятью, совестью и всем, чем только можно и нельзя. Дженсен может вымазаться кровью с ног до головы, но это же Дженсен, да? Сам Джаред не настолько хорошо дерется, чтобы быть к этому причастным, верно? Он возвращается домой, оставив свое проклятие пировать и натянув рукава рубашки на самые пальцы. Джареду даже здесь воняет железом. Всегда воняет. Он разматывает бинт, сворачивает в шесть раз и выкидывает в мусорный бак. Больше всего Джаред боится, что Дженсен не придет. Что Дженсен не существует и не существовал. Что его проклятие лишь выдумка больного мозга и живет только там. Джаред моет руки трижды, пока кожа на пальцах не сморщивается белыми зигзагами. Закатывает рукава до самых локтей и думает залезть в душ целиком. Фантомная кровь пристает даже к спине. Джаред ведет лопатками и чувствует липкие потеки. Когда до панической атаки остается совсем чуть-чуть, он закрывает воду и выходит из ванной. Свежий воздух возвращается с открытым окном и Дженсеном. Сытым, довольным Дженсеном. В такие моменты его глаза выцветают почти до серого. Он рывком подтягивает Джареда к себе, по-хозяйски затыкая рот поцелуем. И если Джаред слишком легко сдается и сам падает на кровать, то только из-за невероятного облегчения. Оно расползается по телу вместе с возбуждением, заталкивает мысли обратно в череп. Дженсен вытряхивает его из джинсов и перехватывает руки, когда Джаред тянется к рубашке. — Оставь. Он расстегивает только пару верхних пуговиц и ширинку. Джаред изворачивается и ловит его руки, вылизывает основание ладони, как сам Дженсен недавно и как сам всегда хотел. Зрачки у Дженсена вытесняют серую радужку в тонкий ободок и Джаред сам переворачивается на живот, подтягивает под себя колени. Ему неудобно, мышцы мелко подрагивают, но Дженсену нравится. Он пропихивает в Джареда сразу несколько смазанных пальцев и ведет вкруговую, резко проворачивая. Джаред давится словами и хрипами. Дженсен привычно не нежничает, больше мучает, чем растягивает. Этот садист может растянуть подготовку до маленькой вечности и чуть больше. Слюна, смазка и целый набор пошлостей, который он непременно озвучивает его спине. Дженсен прикусывает край лопатки и зализывает след. Джаред пропускает вдох, когда он заменяет пальцы собой, и всего становится слишком много. Дженсен всегда заставляет подстраиваться под себя, и вряд ли Джаред когда-нибудь сможет по-другому. Он хрипит и закусывает подушку, чтобы не орать. Собственное возбуждение возвращается только через десяток грубых толчков. Дженсен царапает зубами загривок и сжимает пальцы на Джаредовых запястьях. Смеется на все попытки отвоевать руки обратно себе. — Не притворяйся, ты и так сможешь. И Джаред может. Дженсен не оставляет ему шансов, утягивает за собой в темный душный водоворот без ярких звезд перед глазами и сверхновых в голове. Джаред просто падает, цепляется пальцами за простыни и вжимается лбом в подушку. Куда там звездам. Дженсен наваливается всем весом, и не вдохнуть. Джаред переживает за свои ребра. Между ног сразу привычно начинает тянуть, но это херня по сравнению с тем как пусто сейчас в голове. Джаред и не представлял никогда раньше, что после выматывающего, выворачивающего наружу все стыдное и грязное секса будет чувствовать только сытое удовлетворение и желание никуда не вставать ближайшие лет сто. Правая рука затекла, ноет локтевой сустав и разбитые недавно костяшки пальцев. Джаред привычно прижимает руку к животу и вляпывается в белые невпитавшиеся потеки. — Ты настоящий, Дженсен? — Джаред спрашивает по старой пятилетней привычке. — Дже-е-ей, — вместо ответа неспешно тянет тот, дергая ворот Джаредовой рубашки и попавшиеся под руку волосы. Снимет скальп и не пожалеет. Шершавые пальцы давят на веки, и в темноте расплываются оранжевые круги. Джареду Падалеки не снятся кошмары. Они устраиваются на подоконнике прямо напротив его кровати. Дженсен все еще приходит.