Когда ...

С детства обладаю неким проклятием, психологической давкой. Всё что вокруг, люди, звуки, мир, всё на мгновение расплываться и становится незначительным, нету восприятия. Становится легко и безмятежно, ничто не тяготит. Но в следующую секунду, это всё обрушивается. На меня. На моё сознание. Восприятие всего обостряется. Крышу сносит. Звуки. Я слышу каждый звук. Каждый в потоке звук. И они складываются в один анархический крик. Будь то шорох около меня, вздох человека что стоит через дорогу или моё собственное сердцебиение. Всё это звучит в моей голове как митинг. Будто окунулся в море… в океан где тонут люди. Тонут и кричат. Тянут тебя на дно. Цвета. Картинки. Это трудно смотреть, но глаза закрыть не получается. Потому что так… Потому что что-то заставляет меня видеть это. Видеть всё и не видеть ничего. Реальность перестанет быть. Это страшно. Всё двигается так быстро, что расплывается. Но в то же время так медленно, что можно различить каждую каплю воды в полёте. Цвета становятся более яркими. Более резкими. Слёзы. Они безостановочно текут из глаз. Ты пытаешься их сдержать всеми мыслями, но они текут. Не можешь вытереть их руками, ведь если ты уберёшь руки от ушей, то возможно оглохнешь. И почему-то пусто. И почему-то слишком переполнен. А внутри как будто кто-то жрёт душу. Жрёт тебя. Жрёт само твоё существование. Жрёт и не может никак насытиться. Всё есть. Но ничего нет. Нет надежды. Плачь и иди. И ты идёшь. Идёшь туда где нет никого. Идёшь. Идёшь. Обычно когда я прихожу, то ищу куда бы деть это отчаянье, эту пустоту. Ищу листы и то чем можно рисовать. Да наверное для начала это неплохо. В такие моменты, если я нахожу краски, то не беру кисточки, рисую руками. Пальцами. Пытаюсь отвлечься на другие ощущения. На шершавость листа. На гуашь. На что угодно. Одежда, она мешает. Верхнюю надо снять. Как у меня только остаются силы одеть шорты и футболку…? Но надо рисовать. Но в тишине нельзя. Колонки. Телефон. Именно та песня. И на повторе. Всегда. Открываю баночку с краской. Почему-то всегда попадается либо чёрная, либо красная. К другим руки не тянутся. Окунаю пальцы в баночку. Приятно. Музыка. Она стала импульсивней. Она огораживала меня от других звуков. А слова. Слова впечатывались в мозг. Касаюсь окрашенными пальцами листа. Начинаю размазывать. Конкретного образа в голове нет. Просто рисую. Первый мазок. Он самый главный. Он подталкивает рисовать дальше. Не сделав его дальше нельзя. Дальше движения по листу становятся чётче, обдуманней. Мысли в голове одна за другой, дают новые идеи. Идеи порождают движения. Рука выводит новые и новые линии, полосы. Где-то надо растереть. Где-то просто провести. Глаза почти не закрываются, или иначе все мысли исчезнут. В какой-то момент образ в голове меркнет, теряется. Ведь он- отголосок души. А душу в данный момент что-то уничтожает. Жрёт. Но этот осколок оно жрёт медленно. И ты думаешь что сможешь дотянуться до него. Дотянуться и отщипнуть немного, забрать себе. Сохранить в себе. Но в себе не безопасно. Тебя же съедает. Поэтому ты пытаешься рисовать быстрее. Вот-вот всё закончишь. Совсем немного осталось. Совсем немного. Но не дорисовать… Нет. Совсем немного осталось того осколка... Его не дожрали. Оставили. Оставили гаснуть последний огонёк во тьме. Зная. Зная что он погаснет. Что он сдастся. Что не сможет бороться. И он гаснет. Так просто гаснет, что аж дурно. Как свечу задули. Как оборвали нить. Последнюю нить связывающую с сознанием. С рассудком. С собой. Отчаяние. Пустота. Теперь это не просто внутри. Нет. Ты уже этим являешься. Это твоя сущность. По щеке скатывается новая слеза. Не обращаешь на неё внимания, пока не слышишь её приземление. Она упала на лист. На лист с рисунком. Наконец отвлекаюсь и смотрю. Смотрю на то, что нарисовала. Беру стопку листов в руки. Подношу ближе рисунок, чтоб всмотреться. Чтоб увидеть. Слёзы также падают на лист. Не знаю почему, но… Не могу на это смотреть. Всё по швам. Нервы по швам. Безумие. Оно охватывает. Резко швыряю все листы что были в руках в сторону. Характерный хлопок. Они ударились о стену. И разлетелись. Но теперь не слышу шелеста. Музыка. Теперь она играет для меня в десять… В сто…. В миллион раз громче. Резонирует в стенках черепа. Меня охватывает паника. Страх. Покидает рассудок. Слёзы текут быстрее. Сильнее. Не заканчиваются. Дыхание учащается. Потому что так… Потому что дышать почти нечем. Кажется это называют гипервентиляцией. Легкие как будто сковали. Воздуха мало. Катастрофически не хватает. Рву листы, рисунки. Песня. Шарахаюсь от стены к стене. Не вставая на ноги. Ползая на четвереньках. Не зная куда себя деть. Песня. Обхватываю живот руками. Пробирает дрожь. Дрожат руки. Песня. Дрожат губы. Песня. Дрожу вся. Песня. Она играет и играет. Бесит. Кричит. Орёт. Но без неё нельзя. Никак нельзя. Или я свихнусь. Свихнусь окончательно. Потому что больше всего меня в этом состоянии бесит не дрожь, не размытость мира, не пытка звуком. А то что я не могу нормально выместить всё. То что я не могу ничего сказать. Я не могу кричать. Из горла только воздух. Ни единого звука. Я сижу на коленях. В комнате. Обхватывая себя. Зажавшись в углу. И зову. Кричу о помощи. Но крик немой. Его не слышно. Ни мне. Никому. А песня. Я подпеваю. Подпеваю, и мне кажется что я кричу. Что меня наконец слышно. И именно это- самообман. Только он и спасает. Только он и нагоняет свободу и отчаяние. Но песня заканчивается. Финал. А потом, просто ничего. Слёзы всё так же текут, но… Нет уже той пустоты. Той боли. Того отчаяния. Нету ничего. Ты ничто. Не чувствуешь ни. Не воспринимаешь. Как если бы из тебя выкачали всё, всё что только можно. Нет нервных окончаний. Лежишь. Смотришь… в никуда. Если даже и смотришь, если это можно так назвать. От тебя остается лишь оболочка. Которую ты даже не ощущаешь. Будто умираешь. Но продолжаешь жить. Парадокс. Мы живём погребённые заживо. И песня уже эхом отдаётся в голове. Просто она стоит на повторе. Но уже на заднем плане. Уже не важно. Ты- никто. Ты- никак. Уже «накричалась». Уже всё.