Нанизаны звуки на тонкую нить, Ты можешь связать меня, можешь убить. Меня это вовсе не будет смущать, Я, может быть, даже не буду кричать. © Flёur - Жертва
***
- Уходи. Чжинхван не поворачивается, продолжая смотреть в окно. Тонкие пальцы сжимают край подоконника, а губы предательски дрожат. Он вот-вот расплачется, как обычно, и тогда Чжунэ не сможет уйти. Собственный сентиментализм сдавливает горло, застревает тяжелым комком средь глотки и душит. - Повтори, - слышится за спиной. Он знает, как Чжинхвану тяжело даются эти слова, с какой невыносимой болью старший режет ими сам себя. Потому что, втыкая нож в спину Чжунэ, он непременно дойдет лезвием и до своего сердца тоже. - Пошёл вон, Чжунэ! – Чжинхван срывается на крик и это тот уровень трагедии, когда ненавидеть себя еще больше уже невозможно. Он вздрагивает, когда слышит звук захлопывающейся входной двери, и тут же скатывается вниз по стене, рыдает навзрыд, истерично сжимая кулаки, царапая ногтями кожу ладоней. Останься, куда ты, блять пошёл, верещат внутренности, изворачиваясь и задыхаясь от отчаяния и злости. Сердце стучит ненормально, сходит с ума и умоляет догнать, вернуть, прижать к себе и не отпускать, разрешая себе умереть в сильных руках. Но мозг словно рука палача, занесённая над рукоятью виселицы. Держится уверенно, со всей ненавистью обрушивая на зажатого в угол парня, что так будет лучше. Так пора сделать уже очень давно. Чжунэ говорил, что внутри Чжинхвана галактики, неизведанные и бесконечные. На самом деле нет. Внутри него лишь одна и имя ей «Ку Чжунэ», и именно её последний разбил вдребезги, когда поцеловал первый раз. Когда сломал, подчинил себе, привязал и забрал способность дышать нормально. Рядом с Чжунэ дышать больно и тяжело. Но без него невозможно вообще. Он мощной черной дырой засосал в себя крошечную вселенную Чжинхвана, уничтожил, не оставив даже надежду на воскрешение. А старший устал, хочет свободы и спокойствия. Но всё это тоже давно уже принадлежит Чжунэ. Гораздо проще стерпеть любую ревностную истерику, принять чужое безрассудство, как своё собственное и тихо скрести ногтями стекло машины, когда Чжунэ в который раз загребают в участок за избиение человека. Вмешаться – нельзя, иначе поставит под удар весь клуб стритрейсеров, лишний раз сверкнув лицом перед представителями правопорядка. Оставаться безучастным – болезненно заламывать пальцы и бесконечно пялиться в телефон, ожидая, пока конкретные знакомые из полиции не помогут избежать нескольких суток. Они познакомились на очередном заезде. Совсем юный гонщик на своей вызывающе красной шевроле приехал на точку старта без приглашения. Точно так же ворвался в сердце Чжинхвана, забирая его себе с нахальным упорством и наглостью. Шансов не было изначально, но старший сопротивлялся долго, отрицая свою беспомощность перед дерзким мальчишкой. Чжинхван не подозревал, что может быть слабым настолько. Не представлял, что нуждаться в ком-то так сильно, практически на грани истерики – реально. Любовь до боли, до фиолетовых отметин на тонких запястьях, до искусанных в кровь губ и хриплого шёпота с повтором одного и того же имени – всё это Ку Чжунэ. И Чжинхван устал рассыпаться под его ногами ледяными осколками и таять, не давая времени сложить из них слово «вечность». Чжунэ – это осень. Вечное длинное черное пальто, такой же черный шарф и перчатки. Гонщики предпочитают выглядеть иначе, но не этот. От Чжунэ всегда пахнет дождём, свежестью и утренним туманом. Он словно молния способен разделить на две неравных части небо, заставить затрястись от страха и одновременно с этим восхищаться, замерев в ожидании следующей яркой вспышки. Чжинхван – это зима. Любимая красная парка с пушистым мехом, варежки и белая шапка, натянутая чуть ли не на глаза. Никто в здравом уме не узнает в нём одного из главных координаторов несанкционированных уличных гонок. Скорее сбежавшего от родителей школьника, случайно оказавшегося в не самой хорошей тусовке. Чжинхван снаружи – это тепло и уют, рождественские открытки, горячий шоколад и запах хвои. Чжинхван внутри – это метель и вьюга, покрытые льдом тропинки и вечно шершавая от мороза кожа рук. Он слишком черств, спокоен и равнодушен, рядом с чересчур вспыльчивым и эмоциональным Чжунэ. Последний психует с этого слишком много и с каждым разом сильнее, пробуждая в Чжинхване изнаночную сторону души – сломленную, плаксивую, полную отчаяния и жгучей боли. Скандал за скандалом, истерика за истерикой. Чжунэ, кажется, в сотый раз заносит руку для удара, но бьёт в стену. А Чжинхван жмурится от испуга, тушуется, хоть и уверен, что он не посмеет нанести вред, скорее убьёт сам себя, но старшего пальцем не тронет. Чжунэ знает, что даже если когда-нибудь вместо стены будет лицо его обожаемого хёна, то тот всё равно простит, обнимет и сквозь слёзы прошепчет «не отпущу». Парень сидит на полу около получаса. Прислушивается к звукам на улице и конкретно в подъезде, надеясь на скорейшее открывание двери и до боли любимый силуэт в дверном проёме с хриплым «ты думаешь, я могу продержаться без тебя хотя бы минуту?». Чжинхван знает, что не может. Он сам не в состоянии, поэтому собирается с силами слишком долго и вымученно. Острая боль пронзает голую ступню – он забыл про разбитую чашку, которую Чжунэ снёс со стола в порыве злости. Осколок впивается в кожу, а ярко-красные капли падают на паркет, размазываются по остальному стеклу. Усталость роняет Чжинхвана на колени, заставляет уткнуться лбом в стену и поднять с пола самый острый осколок когда-то любимой кружки Чжунэ. На ней был нарисован Бамблби в розовом фартуке – глупость, правда, но ему нравилось. Чжинхван никогда не страдал суицидальными наклонностями и всегда считал их уделом слабых, не наделённых умом людей. Однако сейчас, когда в голове глухим стуком, в такт сердцебиению, звучит «а что если он не вернётся?», острый ровный край осколка манит, намекая на максимально безболезненное решение проблемы. Из ничтожных раздумий вырывает звонок мобильника. - Ты, надеюсь, помнишь про завтра? – Тэхён начинает сразу, не размениваясь на приветствия, что в данной ситуации даже лучше. - Не уверен, лучше напомни, - Чжинхван поднимается и уходит на кухню за мусорным пакетом и тряпкой – осколки всё же лучше убрать от греха подальше. - Я так и думал. Именно поэтому звоню тебе на ночь глядя и напоминаю о том, что вы обещали завтра заехать за мной перед тем, как ехать в клуб. Я не был бы таким нудным, но прошлый раз вы забыли, а мне потом таксист противный попался. Точно, вечеринка в честь Хэллоуина. - Блять, - шепотом произносит Чжинхван, - Тэхён~а, тут такое дело… - Не представляю, какое там может быть дело, потому что это в каком-то смысле твоя вечеринка, твои гонщики и клуб, где у тебя персональное вип-ложе. Если вы не можете за мной заехать, то не проблема. - Мы поругались. Только что. Так что да, прости, но мы за тобой точно не заедем. На том конце телефонной трубки драматично вздыхают и, судя по звукам чиркающей зажигалки, закуривают. - Я больше чем уверен, что Чжунэ опять развёл скандал на пустом месте, но вы же помиритесь, всегда миритесь. - До этого я никогда не выгонял его из квартиры, - Чжинхван накидывает на плечи куртку и выходит на балкон, тоже закуривая, - а он даже ключи с собой не взял, - парень вспоминает про оставленную связку ключей Чжунэ от их квартиры, сиротливо лежащую на тумбочке в коридоре. - Ты себя как чувствуешь? – интересуется Тэхён. - Пять минут назад я думал о смерти.***
Чжинхван вылизывает квартиру практически до бела. Это отвлекает и, казалось бы, быстрее проносит время мимо. Но парень обманывается, в сотый раз проверяя телефон, отмечая, что прошёл всего час. За эти никчемные шестьдесят минут Чжунэ не успокоится, не вернётся домой и не позвонит – Чжинхван слишком хорошо знает поведение своего парня во время ссоры. Но боль, вперемешку с тоской гложет, сдавливает горло и раздирает нервы на куски. Ему хочется позвонить самому, сквозь слёзы прошептать «вернись», потому что всё равно не уснёт и сделает это чуть позже ночью, так зачем растягивать взаимную пытку. Но гордость и обида оказываются сильнее, образуя вдвоём непробиваемую стену, разрастающуюся в грубый стальной замок вокруг сердца. Чжинхвану слишком хорошо знакомо это чувство. Он может подыхать внутри, биться в истерике, рыдая навзрыд в запертых комнатах, но снаружи о его сухое безразличие будет раз за разом разбиваться страсть Чжунэ. И иногда Чжинхвану удаётся заполнить апатией всего себя, слиться с ней, отключая эмоции совсем. Так случается в эту ночь. И весь следующий день. Чжинхвану словно плевать, хотя рука непроизвольно тянется к пустующей стороне двуместной кровати, сжимает пальцами простынь. Холодом окатывает полностью, но парня даже не морозит. Лишь бездушная слеза смахивается слишком быстро уверенной и не дрожащей рукой. Вечером этой же рукой Чжинхван подводит себе глаза, пытаясь вспомнить, откуда вообще умеет заниматься подобными вещами. Они не планировали быть в костюмах изначально, однако серым и обычным идти на хэллоуинскую вечеринку не хочется. Парень собирается медленно, покачиваясь в такт музыки, раздающейся из динамика телефона, настраиваясь на весёлый и расслабляющий лад. Выходит с трудом и приходится прибегнуть к бутылке виски, что всегда ждёт своего часа в домашнем баре. Алкоголь способствует не только лёгкому макияжу, но еще и светлым линзам, черному бархатному чокеру на шее, кожаным штанам, обтягивающим всё, что только можно. Чжинхван наряжается, словно проститутка на выгул и ничуть не противится этому, заменяя выбранную ранее футболку на белую свободную рубашку. Чжунэ убьёт его, если увидит в таком виде. А заодно и всех, кто успел на парня позалипать. Но только сейчас, когда они в ссоре, Чжинхвану глубоко поебать, что и где там у его парня взорвётся от ревности. Он осознаёт, что успел неплохо накидаться, пока вызывает такси до клуба. - Святой отец, я готов согрешить, - выдаёт Тэхён при виде друга, - что на самом деле такое себе, потому что мы с детства вместе. - Тебя смущает только то, что я твой друг, а не то, что ты при мужике? – ухмыляется Чжинхван и тащит внезапно не блондина, а шатена ко входу в клуб. – Когда ты успел покраситься? - Мой мужик на смене – делаю что хочу, в том числе и крашу волосы. Тёмные корни достали. - Мино-хён знатно охуеет. - Знатно охуеваю сейчас я, ты что, еще и напился? – Тэхён заглядывает в глаза старшего и хоть и не видит из-за линз мутного пьяного взгляда, но прекрасно чувствует терпкий аромат алкоголя, исходящий от парня. - Если бы я этого не сделал, то скончался бы от уныния раньше времени, - Чжинхван хватает друга за руку и протискивается в сторону бара. Музыка окутывает их, биты разливаются по венам, множество знакомых лиц приветливо улыбаются, здороваются, кто-то особо радостный даже обнимает. Чжинхван пьян и не способен запомнить происходящее. Тэхён пропадает из поля видимости, когда он оказывается у барной стойки. Пытаться рассмотреть гостей, большая часть которых одета в разнообразные костюмы – от банальных вампиров до Тёмной Сейлормун – невозможно, всё сливается в кучу. Бармен в костюме мужской версии Марселин из «Времени Приключений» приветливо улыбается и показывает палец вверх, многозначительно окидывая взглядом внешний вид Чжинхвана. Последний улыбается давнему знакомому и заказывает пять шотов текилы. Его план напиться до беспамятства работает идеально, хотя Чжинхван даже не старается особо. Просто слишком много знакомых, которые сперва не уверены, можно ли подходить к парню – обычно Чжунэ чересчур ревностно охраняет своего хёна от любого вида взаимодействия людей с ним – но вскоре понимают, что «охранника» рядом нет, и облепляют со всех сторон. Спустя четыре трека Чжинхван вместе с вытащенным из толпы Тэхёном оказываются на втором этаже, где собрался весь клуб стритрейсеров. Спустя десять треков Чжинхван в говно. Круг знакомых, «Красный Клуб», а так же лучший друг успокаивают, отключают все негативные эмоции. А еще дают ложную надежду, что всё под контролем. Он ловит себя на том, что ищет Чжунэ в толпе. Вздрагивает, когда слышит его имя в чужом разговоре – отсутствие одного из лидирующих гонщиков всё же волнует нескольких человек из клуба. Однако спрашивать никто не решается. А Чжинхвана крутит в три погибели на несчастном диване. Ему кажется, что знакомая грубая фигура всё же мелькает в зоне видимости. И хочется скулить то ли от тоски, то ли от самого себя. Сознание плывёт во все стороны сразу, кружится, стоит прикрыть глаза хоть на секунду. Бокал с коктейлем падает из рук, а вовремя спохватившийся Тэхён заваливает друга на себя. Он немного весело и пьяно рассуждает, что надо бы отвезти парня домой, уложить спать. Но Чжунэ появляется стихийно и внезапно, ни разу не по-доброму. - Я отвезу. Тэхён тоже прилично пьян и осознаёт происходящее только тогда, когда младший тянет Чжинхвана на себя, сгребая в кучу и маскируя в своих медвежьих объятиях от всего мира. Он готов возразить, в голове даже рождается приличная тирада, хоть и не совсем трезвая. Но Чжинхван трепыхается первым. - Я же сказал тебе пойти к черту, - он отталкивает от себя Чжунэ, чуть не спотыкаясь и не падая обратно на диван, - я никуда с тобой не поеду. Атмосфера идиотская более чем. И на Чжинхвана это осознание давит неловким и ответственным грузом. Люди вокруг хоть и продолжают веселиться, старательно делая вид, что не замечают разборок прямо перед их носом, но притихли заметно. Дать отпор Чжунэ не боится тут только Тэхён, чем и пользуется Чжинхван, повисая на друге. Сам Чжунэ являет собой олицетворение бомбы замедленного действия. Он дышит спокойно, ровно, прикрывает веки, очевидно считая до пяти и успокаиваясь, но в предвкушении взрыва замирают, казалось бы, все гости вечеринки. Естественно, остановка вселенной происходит только в голове Чжинхвана. Всё напрягается, готовится вот-вот лопнуть и разлететься осколками. Иначе он просто не умеет, если рядом есть Ку Чжунэ. Тонкие пальцы цепляются за кофту Тэхёна, как за спасательный круг, чтобы продержаться ещё немного, прежде чем пасть во все тяжкие. Сгорел сарай – гори и хата. - Ты такая, свинья, Ку Чжунэ, - выдыхает Чжинхван, мысленно взывая ко всем богам, чтобы не блевануть прямо в такой распирающий своим драматизмом момент. В голове рисуется облик греческого бога Диониса, который, по скромной пьяной памяти Чжинхвана, отвечал за вино и празднество. Он молится ему, потому что почему нет, но вовремя одёргивает себя, вспоминая, где находится и что происходит. - Очень наглая, самоуверенная и эгоистичная свинья, - продолжает парень. Тэхёну сильно хочется поинтересоваться, неужели его хён только сейчас догадался, с каким мудаком встречается уже два года, но молчит, от греха подальше затыкая себе рот ярким цветастым коктейлем. Чжунэ всё еще статичен и хмур – он тоже не услышал ничего нового про себя. - Ненавижу тебя, - почти шепчет Чжинхван, отталкивая от себя Тэхёна и устремляясь в сторону туалета. По пути естественно запинается, врезается в косяк и пару людей, что шугаются его как огня. Особенно, когда за ним угрюмой высокой стеной выдвигается Чжунэ. Он ловит Чжинхвана за плечо, не позволяя упасть, но тот молча вырывается и смотрит с леденящим безразличием. Когда Чжунэ психует и зажимает парня в углу, заставляя посмотреть на себя, Чжинхван плачет. Срывается и шлёт всё к чёрту, потому что быть сильным до сих пор не научился. Он знает, какой эффект оказывают его слёзы на Чжунэ. Ровно противоположный той боли, что способен вызвать его сухой и отрешенный взгляд. И поэтому начинает злиться, сгорая от бифуркаций эмоций, простреливающих голову. - Что же ты делаешь со мной, - шепчет, кусая дрожащие губы, - за что?.. Вопрос риторический и очень отчаянный. И Чжунэ от него больно, правда больно, но если его любовь такая, то что он может с ней поделать. Отвергать её – пытка, сопоставимая с агонией, что больнее во сто крат. - У нас даже время года разное, - обречённо выдаёт Чжинхван, когда они оказываются на улице. Он вырывается из чужой хватки и прилипает к стене клуба. На улице не лето ни разу, и вот так прислоняться к бетонному зданию далеко не самое удачное решение, но Чжинхвану всё ещё глубоко поебать. Он вспоминает, что сутками ранее думал о смерти впервые за свои двадцать семь лет. Чжунэ не переспрашивает, потому что прекрасно осведомлён о распадающейся на рефлексию душе своего парня. Чжинхван любит красивые поэтические сравнения. Чжинхван любит искать смысл там, где его априори быть не должно. - Зачем я тебе нужен, а? Младший смотрит устало, побито и немного со злостью, потому что без неё смотреть получается крайне редко. Он давно уже потерял ответ на этот вопрос, но знает, что нужен, как кислород. Прикрывает глаза и, не поднимая руки, чертит в воздухе уже ставшее для них вечным – «я не умею жить без тебя». Но задыхается почти, когда чувствует, как чужая ладонь останавливает его на написании слова «без». - Не надо, - шепчет опять Чжинхван, - прекрати это, умоляю. И в этом «прекрати» слишком много смысла, слишком много мольбы. У Чжунэ на кончике языка вертится миллион фраз, и многие из них Чжинхван желает услышать, ждёт, очевидно же. Но когда безразмерная любовь к этому человеку работает в симбиозе с упёртым характером, то надеяться не на что. Он держится на одном честном слове, данному другу, когда уезжал от того вечером, и обещал никого не убить, даже пальцем не трогать. Потом, правда, увидел пьяного Чжинхвана, одетого как элитная блядь и прижимающегося, слава богу, к лучшему другу, и самоконтроль дал конкретный такой сбой. Чжунэ внутри трясет от опасного желания обладать этим человеком полностью, подчинить себе настолько, чтобы тот сидел исключительно дома и общался лишь с ним одним. Иногда младший боится собственных мыслей, но в те же моменты Чжинхван успокаивает своей ответной любовью, тушит весь ревностный пожар и тихо шепчет на ухо о том, что принадлежит он одному лишь Чжунэ, заканчивая родным «я не умею жить без тебя». Вернуться в болезненную реальность приходиться в тот момент, когда Чжинхвана ломает сухой веткой и выворачивает содержимым всего, что успел выпить в клубе. Чжунэ переключается на заботливый режим и обнимает парня, осторожно ведёт к машине. Старший цепляется за него, снова всхлипывает и сжимается весь, мечтая как можно скорее оказаться дома. И желательно подальше от Чжунэ с его ломаной любовью, от которой бросает из крайности в крайность, как марионетку в руках её кукловода. Тогда Чжинван не вовремя вспоминает, что кукловод в их случае далеко не младший, и эта мысль снова невыносимо ломает пополам. Умом он понимает, что так продолжаться больше не может. А сердце перестаёт сходить с ума только когда рядом любимый человек. - Я устал тебя любить, Ку Чжунэ, - произносит Чжинхван, упираясь лбом в окно машины и обдавая пьяным дыханием стекло. На получившимся запотевшем пятнышке он пишет имя, вновь проговаривая его вслух. – Ju-ne, - по слогам, ухмыляясь собственным мыслям. - Ты всегда знал, что я не лето, и уже тем более не июнь, - пространственно отвечает Чжунэ, крепче сжимая руль. - Я много чего знаю, но это не делает мою жизнь проще. - Прямо сейчас я могу упростить её до того максимума, на который способен. Педаль газа вжимается до предела, а глаза Чжинхвана расширяются от эмоций, что пышными волнами топят сознание. С этим действительно можно покончить прямо сейчас, вместе, потому что по отдельности невозможно и слишком эгоистично. Встречные автомобили сигналят им, что есть мочи, но проносятся мимо незаметно, молниеносно. Чжунэ смотрит строго перед собой, сжимает кожаный руль до побелевших костяшек и ускоряется сильнее. Лучше так, чем уничтожать друг друга изнутри с каждым прожитым днём. Лучше в одно мгновенье, раз и навсегда, пока любовь не погубила их раньше. - Чжунэ, - дрожащие пальцы ложатся поверх его руки, и Чжинхван двигается ближе, прячет лицо в родном плече, вдыхая самый любимый запах на всём белом свете. Он доверяет ему, знает, что младший умеет гнать на максимальной скорости и при этом идеально входить во все повороты, просачиваться между рядами других машин, скользить по дороге так, словно нет никого вокруг, ни единого ограничения. Это завораживает, захватывает дух и способно возбудить не хуже любого интимного прикосновения длинных пальцев его парня. Чжинхван соврёт, если скажет, что ему не страшно в данный момент. Но будет совершенно честен, если попросит не останавливаться. Фары машин, что мчатся прямо на них, ослепляют, перекрывают доступ кислорода к лёгким, потому что кажется, что вот сейчас всё – последний блик света, который они увидят. Но всякий раз Чжунэ изящно поворачивает руль в сторону и избегает столкновения. Он выбирает. - Сейчас, - шепчет Чжинхван при виде огромного грузовика. В салоне только один водитель, детей и женщин нет, к тому же машина большая и от аварии если и пострадает, то не смертельно. Чжунэ почти скалится, перехватывает чужую руку и тянет старшего на себя. Целует резко, властно, как любит и довольно улыбается в поцелуй, когда чужие зубы слегка прикусывают его нижнюю губу. Яркая вспышка застилает глаза белым светом, а сильный толчок пугает, уносит бешеное сердце в пятки, и Чжинхван отчаяннее жмётся к парню, зажмуриваясь, чтобы не видеть происходящего. Чтобы за закрытыми веками последним отпечатался только любимый образ держащего руль Чжунэ.Не жалей меня, будь жесток Моя кровь - томатный сок Моя кровь - клюквенный мусс Мне не холодно, я не боюсь
***
Тэхён вываливается из толпы танцующих людей и плывёт в сторону туалета. Воздух в лёгких пьяный, дикий, насквозь пропитанный потом и идиотским смешением чужих парфюмов. Парень лезет в карман джинс и достаёт телефон, набирая лучшему другу. Ему глубоко плевать, если эти два придурка заняты сейчас своим перемирием где-нибудь в прихожей их квартиры. Он любит своего маленького хёна и волнуется. Тем более тот на днях думал о смерти, что само по себе не является показателем здравого мышления. Гудки идут одни за другими, и Тэхён сбрасывает, набирая уже Чжунэ. Который оказывается вообще вне зоны доступа, чем бесит невероятно. Для беспокойства причин не должно быть по-хорошему – Чжунэ скорее убьёт сам себя, чем причинит вред своему драгоценному парню, но от чего-то Тэхёну становится не по себе. Алкоголь в крови подсовывает какие-то тупые идеи, например, как эти двое подрались, а младший, не выдержав поднятия руки на Чжинхвана, убил себя, чего последний тоже не смог вынести и наложил на себя руки следом. Ебучая шекспировская драма. Было бы смешно, если бы не могло в лёгкую оказаться правдой. - У меня самые ебанутые друзья в мире, - раздражённо шепчет Тэхён и уже собирается уходить, решая позвонить позже, но звонок от Чжинхвана стопорит на месте. - Ты где бля? – не размениваясь на дружеские прелюдии, рычит он в трубку. - Ты на самом деле очень милый, когда переживаешь за кого-то, - слышится голос Чжинхвана, - мы к дому подъезжаем. - Если вы помирились, то какого хера уехали и оставили меня тут одного? – Тэхён агрессивно пялится на собственную руку, останавливая внимание на аккуратном серебрянном кольце на среднем пальце, что подарил ему Мино. - Меня вырвало у клуба, пришлось уехать, прости, - сожаления в этом процентов на тридцать, но парень верит. А Чжинхван кидает все силы на то, чтобы говорить ровным голосом, лишь бы друг не почувствовал неладное. Которое заключается в том, что они только что чуть не совершили грёбаный совместный суицид. Но в последний момент Чжунэ резко крутит руль и кидает автомобиль на обочину, затормозив настолько резко, что обоим на секунду кажется, будто жизнь обрывается на этом самом моменте. Водитель грузовика орёт на них трёхэтажным матом, но уезжает по своим делам. А Чжунэ дрожащими губами собирает солёные дорожки с щёк Чжинхвана и прижимает его к себе, шепча бесконечное «прости». И в этих извинениях слишком много смысла, слишком много сожалений. Он обещает, что в следующий раз, когда Чжинхван бросит ему ледяное «уходи», то он не вернётся. А Чжинхван уверен, что все слова ложь, точно так же, как уверен в своей бесконечной любви к этому человеку. И как уверен в том, что единственная правда, которую они говорят друг другу, заключается в словах «я не умею жить без тебя».