Callate

— Онни, смотри! — вопит девушка, держа в руках небольшое количество выпавшего снега и изо всех сил дуя на него, тем самым пытаясь продлить «искуственную» жизнь. — Он всё равно растает, глупышка. Завораживающе. Белоснежные хлопья покрыли ночной Сеул, не оставляя свободного сухого места. Деревья тоже подмёрзли и покрылись ледяной коркой за ночь в следствии резкого упадка температуры и предыдущего недолгого дождя. Дороги тоже особо не вызывали доверия своих холодным блеском и переливанием на солнце, только чувство опасности и осторожность в принятии решения, как лучше обойти не повредив себя? Никак. Любые попытки легко могут увенчаться незначительным ушибом или же серьёзным переломом. — Почему ты такая… Реалистка? — обиженно говорит девушка, перейдя на шепот и опустив голову, не желая переходить на прямой зрительный контакт со своей подругой. — Всего лишь за полгода ты так кардинально изменилась, Дженни. Что пошло не так? Ким вздыхает, посильнее укутываясь в вязанный кольцевидный шарф, пряча пол лица от ледяного потока ветра и одевая чёрные перчатки на руки. Конечно, она никак не может скрыть упадок своего настроя, но и высказаться тоже не очень-то хочется. Думает, что всё пройдёт, обыграется, образумится за какой-то отрывок времени и перестанет нависать над ней, давя одним весомым словом — проблема. Если быть точнее, проблема с финансами. Вполне обыкновенная ситуация, но вполне грязное и непристойное решение, которое и так далось Дженни с трудом. Натиск матери, хотевшей поскорее сбагрить свою дочь куда угодно, дабы продолжить спокойно выпивать после «трудного» рабочего дня в стриптиз клубе. Сигаретный дым, тонны алкогольной продукции для релакса и дешевые духи, это именно то, чего хотела избежать маленькая Нини, прячась по вечерам под старую и скрипучую кровать, забиваясь в дальний уголок, не освещённый настольной раритетной лампой, стоявшей как главная гордость семьи на угловом столике подле книг. Страшно, душно и невероятно тоскливо на сердце ребёнка, которого всё уже замучало до смерти. Краткий вдох и выдох, тихие всхлипы и шебуршание под деревянной конструкцией бывало практически выдавали местонахождение Ким, но пьяная «мать», не в силах заметить шорохи, на счастье и благо Джен, сначала звала её мягко и непринуждённо из тесного обшарпанного коридорчика, а вскоре переходила на невыносимый крик, добавляя мат и не самые лестные отзывы о родном дите. В конце концов устав от бессмысленного зова, заваливалась в зал, засыпая крепким сном, давая дочери шанс на один стакан воды и спокойную подготовку ко сну, после которой, девчушка с головой накрывалась пуховым одеялом, разбрасывая тёмные локоны волос по подушке и закрывала глаза, моментально проваливаясь в сон после пережитого. В школьном заведении никто не знал о профессиональных предпочтениях миссис Ким, которая предпочла развестись со своим уже бывшим мужем, обрезав любое общение с родной кровинушкой через судебное разбирательство и подкуп работников и судьи, выдумав историю о измене отца для Дженни. Почему же она не захотела отдать и так ненавистного ребёнка мужчине? Ха, гордость. Гордость и алчность. Если она уже потеряла нормальную и обеспеченную жизнь, то самовлюблённость и некое ущемление её внутреннего мира брали верх и вели к отказу и скрытой мести. Только в институте девушка смогла легко вздохнуть и заняться раскрытием личности, записавшись дополнительно на вокал, где и познакомилась с рыжей бестией в лице Манобан. Чрезмерно общительная, разносторонняя, воспитанная и чересчур живая девушка каждый вечер ждала Ким у входа в здание, сидя на ступеньках со стаканчиками недавно купленного горячего шоколада и смотря на вечернее небо, постепенно погружающееся в ночную мглу. Несмотря на её веселье, никто не знал о не самых хороших отношениях с отцом, который видел в дочери пустое место. Совещания, работа, вечные командировки отнимали внимание и заботу у Манобан, от чего она всё больше старалась обрести их посредству общения со сверстниками. Помогало, но в малых дозировках. Мать не хотела придавать этому большой огласки и анализа, просто тихонько присутствовала в жизни Лалисы, но не более.  — Пошли поскорее, заболеешь, — говорит Дженни, разворачиваясь лицом к освещённому слабым светом ламп проулку, ведущему к дому, в котором живёт тайка, снимая двухкомнатную квартиру подальше от родственников. Серое пальто неприятно саднит в поясе, сдавливая хрупкую талию сильнее с каждым движением и разворотом корпуса, в то время как тёмная шапка норовит скатиться прямо на глаза, закрывая обзор на мир вокруг. Однако терпимо.  — Не сдвинусь, пока не объяснишь. Лалиса упрямо стоит на своём, нахмурив брови и поджав губы, соединяя их в тонкую полоску и не отводя взгляда от девушки, которую она так любит звать «Онни». Если бы не мешающая и щекочащая щёки чёлка, выбившуюся из-под зимней синей шапки, связанной вручную, то выражение лица не дрогнуло, но что поделаешь, если погода думает по другому. Панприя вздыхает, резким движением руки стряхивает рыжую чёлку на бок, искоса смотря на Ким, повернувшуюся снова к ней, которая уж точно хочет схватить её за воротник куртейки и дотащить до подъезда, наплевав на крики возгласы младшей. Именно так закончилась их предпоследняя встреча в гипермаркете, когда Нини взвилась от возмутительной и провакационной фразы Лисы. Вот только Дженни ждёт, скорее выжидает что-то. Затуманенным взглядом смотрит на тайку, обдумывая что-то из личного, о чём обычно нельзя говорить при всех. Правда или ложь, но её поведение вызывает некую поверхностную панику, как только понимаешь, что она не двигается. Замерла. Застыла у вишнёвого дерева, наклонив голову в бок и не обращая никакого внимания падающему снегу с веток прямо за шиворот.  — Не играй с тем, что тебе запрещено, — выдавливает из себя Ким, одним взглядом прожигая дыру в Манобан и пытаясь не сорваться на неё в первые же минуты. Ей это знать не к чему. Нини плевать на то, что подумает Лалиса, но лишний раз погружаться в события минувших дней мучительно. Хватит на этом так заостряться и вдаваться в подробности. Осточертело окончательно.  — Хочу и играю, ты на меня не ставила табличку с яркой надписью «Осторожно, запрещено». Так в чём проблема сейчас?! Лиса обиженно отводит взгляд на протоптанную тропинку вдоль аллеи, рядом с которой она и жмётся. Край куртки уже подмялся, оставив ткань со складками и неглубокими следами от ноготков девушки, до этого вжавшейся в неё, будто хватаясь на спасательный круг. Но Дженни непоколебима. Не будет она делиться сокровенным, в который раз проговаривая одно и тоже слово как гипноз: « Дура». — Может заткнёшься? — Не замечая, Ким постепенно переходит на крик, даже не думая о значении слов. Словно змея выплёскивает яд в виде простых, но колких слов, не останавливаясь на вопросе. — Всё надо знать? Особенная?! Ох, нет. Нет. Настырная и глупая. Не по годам, понимаешь? Панприя как заворожённая слушает не самое приятное в свой адрес, приоткрыв рот и выпучив глаза насколько возможно от возмущения. Ладони сжались в кулаки, давя концами ногтевых пластинок на мягкую кожу чуть ли не до крови. Но и возражать нельзя. Никак. От такого решения всё может полететь к чёртовой матери, разрушая «связь» между девушками, но уже навсегда.  — С каждым днём самая счастливая девушка в мире. Друзья, учёба, вечеринки. Меня это бесит до чёртиков! «Дженни, да он не кусается», « О, Ким в этом хороша!», «Меня друзья позвали на одно мероприятие, пошли?»… Да сдались мне твои знакомые! Хотя бы раз спросила, « А чего бы ты хотела?». Вот только ты… Тайка резко сдвигается с места, скидывая неудобный шарфик с плеч и шеи на холодную землю, скрытую под тонким слоем снега и буквально набрасываясь на впереди стоящую девушку, складывая руки в замок за шеей и приблизившись к личику Нини. Человеческое тепло, простое человеческое тепло ощущают они, смотря друг другу в глаза и замерев, при этом затаив дыхание. Вокруг так тихо. Лишь вдалеке слышен стихающий гул машин и выкрики подростков, спешащих по своим делам. — Пока ты ещё чего-либо не натворила — помолчи, — нашептывает прямо в губы, прикрывая глаза и заключая в нежный поцелуй, от которого у самой подкашиваются ноги. От переизбытка эмоций и оцепенения, Ким как ошпаренная отлетает от Манобан, закрывая лицо руками и пытаясь полностью проанализировать ситуацию, даже не уделяя внимания девушке. Всё равно что она чувствует, как ощущает, о чём думает. Один короткий момент сбивает её с ног, заставляя унижать себя ещё больше и вспомнить о грязной подработке. Не может, не может, она просто не может объединить всё и дать зелёный свет тайке, намекая на продолжение. Напоследок, растерянная и возмущённая одновременно, бросает на воздух «Глупая», даже не понимая, что она сама себе это говорит и убегает прочь, стирая персиковый блеск Панприи с губ. « Возможно время покажет нам путь и то, что точно уже не вернуть».