* * *
Макото старался бежать как можно быстрее, но мартовская слякоть никак не хотела уступать, то и дело мешаясь под ногами. Сегодня у Хару началась течка. Макото уже закончил дела на работе и собирал вещи, когда его мобильник зазвенел — звонил Харука. Когда альфа ответил, то омега недовольно простонал в трубку, что он слишком долго не отвечает и что должен спешить домой, потому что у него началось «это». У Макото словно крылья за спиной выросли, и он вылетел из спортивного центра как ошпаренный, не желая больше расстраивать Хару, который во время течек становится особенно капризным. За какой-то час добравшись до дома, пару раз чуть не полетев носом в мартовскую слякоть, Макото вбежал в квартиру, с грохотом захлопнув за собой дверь. Как альфа и ожидал, уже вся квартира пропахла сладким, притягательным ароматом течки. Он быстро скинул ботинки, швырнул куртку на трюмо и поспешил в спальню. Хару был бесподобен. Закутанный в одну только простынь, он сразу поднял на него слезящийся взгляд и дрожащим голосом произнес: — Макото… ты пришел… — Да-да, я уже здесь, — альфа без лишний слов скинул с себя свитер и сразу навалился на парня, начиная жадно выцеловывать его шею. Почему-то течка Харуки задержалась на целых три недели, и омега даже пошел ко врачу, однако тот, после того как омега прошел осмотр и сдал анализы, уверенно заявил, что это сбой организма в следствие сильных физических нагрузок, а вкупе с принятием противозачаточных это только отсрочило начало течки. — Мако…то… ты сказал начальнику, что ушел? — томно выдохнул Хару и прогнулся в спине, позволяя альфе водить по ней руками. — Ага, — мужчина спустился поцелуями ниже, легонько прихватив кожу у основания шеи омеги, а после обведя языком ореол сосков. Харука тихо всхлипнул и закрыл лицо рукой. — А в институте сказал? — Да. Макото подхватил омегу под спину и подтянул его на середину кровати, ставя на нее колени и начиная дергать рукой ремень. — Нет… — Хару уперся ладонью в широкую грудь альфы, но этот жест был столь слабым, что возбужденный альфа его просто не заметил, продолжая целовать омегу и стягивать с себя штаны. Тогда омега пнул возлюбленного, и тот ойкнул, удивленно посмотрев на нахмурившегося Хару. — Что такое? — Иди в душ — ты вспотел, пока бежал до дома, — и с этими словами Хару откатился от альфы, ложась на живот. — Ты мокрый и неприятно пахнешь, мне не нравится. — Ладно, — Макото вздохнул и направился в ванную. Все-таки, Харука был той еще врединой — то ему не нравится, это ему не нравится… Альфа быстро включил воду и намылил мочалку, а затем начал тереть ей по телу до красноты. Его руки в данный момент хотели сжимать далеко не мочалку. Наспех вытерев мокрые волосы полотенцем, он вошел обратно в спальню, где Харука лежал все в том же положении. Омега тяжело дышал, уткнувшись лицом в подушку, а на его спине, которая была чуть прикрыта простыней, выступила испарина. Он сразу почувствовал присутствие своего альфы и поднял на него взгляд. — Я уже здесь. — Макото залез на постель и пристроился над омегой, касаясь губами загривка. После этого он нетерпеливо сдернул простыню, наконец, оголяя упругую небольшую попку. Возбуждение ударило в кровь с новой силой, и Макото, навалившись на Хару, принялся выцеловывать дорожку на его спине, а руками мять твердые накачанные ягодицы. Член альфы уже давно стоял колом, и ему не терпелось поскорее войти в горячую плоть. За те три недели, что они вдвоем ожидали течку, Хару не подпускал его к своему телу, потому что переживал из-за сбоя. Поэтому теперь, после трехнедельного воздержания, последние тормоза Макото были со свистом сорваны. Он не мог насытится прекрасным разгоряченным телом, тихими стонами Хару, которые по мере продолжительности ласк становились все громче и так возбуждающей атмосферы течки, что витала вокруг. Рука Макото скользнула к промежности Харуки, и тот рвано вдохнул, когда пальцы надавили на влажную дырочку. — Макото, давай… — Что, уже готов? — тихо хохотнул альфа. Похоже, Хару тоже не терпелось поскорее перейти от прелюдий к самому действу. — Давай же! В голосе омеги промелькнуло раздражение, и Макото решил не заигрывать с парнем, резко дернув того на себя, заставляя встать на колени. Хару послушно выполнил просьбу и прогнулся в спине, полностью открываясь перед Макото. Альфа не стал медлить и, шумно вдохнув, медленно ввел член внутрь омеги, не сдерживая блаженного стона. Внутренняя плоть была узкой и горячей, и порой резко сжималась, еще сильнее заводя альфу. Макото рыкнул и навалился на Харуку сверху, обхватив его под грудь. Омега сдавленно застонал и еще сильнее прогнулся, самостоятельно насаживаясь на член. С минуту Макото делал неспешные и плавные толчки, но потом не выдержал и начал вбиваться в тело, одновременно с этим осторожно покусывая загривок Хару, как бы спрашивая, можно ли наконец пометить его. В эту течку у Макото была именно такая задача. Комната наполнилась пошлыми шлепками кожи о кожу, громкими стонами Хару, которые почему-то порой напоминали плач или скулеж, и порыкиванием Макото, который с каждым новым толчком все сильнее прикусывал кожу омеги. Когда один из укусов отозвался болью, Хару скосил глаза на альфу. — Что… ты делаешь? — Я хочу оставить метку. Можно? — с замирающим сердцем спросил Макото, даже притормозив. Хару снова отвернулся. — Ладно, я думаю, что теперь уверен в тебе. — Пробормотал омега, томно выдыхая. — Оставляй. И не останавливайся, прошу тебя! Харука нетерпеливо качнул бедрами, и Макото, победно усмехнувшись, принялся вбиваться в омегу с новой силой. Почему-то Хару не стонал так, как Макото представлял себе до их первого соития — он делал это громко, но более плаксиво и надрывно, и потому по первым порам, когда они только перешли ступень половых отношений, альфа часто спрашивал, не больно ли ему, но омега лишь хмурился и называл его «идиотом». Макото еще переживал какое-то время по этому поводу, но после решил, что у Харуки своя «манера» стонать. — Быстрее, Макото, быстрее! — мышцы омеги начали сокращаться, и он с силой сжал простынь в кулаке, что свидетельствовало о приближающемся оргазме. Сам Макото тоже был на пределе, и потому он ускорил темп, начиная яростно вбиваться в омегу, который практически перешел на крик, когда мышцы ануса с силой сжали член Макото. Альфа громко выдохнул и вонзил клыки в шею Хару, заставив того болезненно вскрикнуть. Чувствуя, что узел набух и возможности прервать сцепку нет, Макото упал на постель, притягивая к себе часто дышащего омегу. Альфа принялся виновато зализывать проступившую кровь, но Хару уже ничего не чувствовал кроме накрывающего волной оргазма. Его мышцы опять начали сокращаться, и альфа снова кончил, тихо цыкнув. — Макото… — омега повернул голову в сторону возлюбленного и рвано вдохнул, пытаясь восстановить дыхание. Альфа прильнул к его губам, но Харука снова громко застонал, испытав еще один прилив наслаждения. Впереди их ждало еще несколько таких часов, наполненных сладостью и удовольствием, от которого в глазах вспыхивали искры.* * *
Макото вышел из института и потянулся, с наслаждением втягивая приятный апрельский воздух, который насквозь пропах сакурой. Все деревья в Токио начали бурное цветение, благоухая приятными сладкими запахами. Альфа зевнул и пошел в сторону метро — сегодня он удивит Харуку своим ранним явлением, потому что последнюю пару отменили. Зайдя в метро, парень встал у платформы. До дома было несколько станций с двумя пересадками. Признаться честно, когда он ехал в институт впервые, то потерялся и в течение получаса искал нужную станцию, потому что запутался в этих чертовых пересадках. Наконец, спустя час он зашел в последний поезд, радостно выдохнув — вся эта толкотня жутко утомляла. Видимо, сегодня удача была не на стороне Макото, потому что ни единого сидячего места в вагоне не было, а ноги у альфы знатно ныли. Хорошо, что сегодня хотя бы на работе был выходной. Но, стоило Макото только войти в вагон, как до его носа неожиданно донесся отдаленный запах свежести и морской воды, а на языке загорчил горьковатый привкус копченой скумбрии. Альфа растерянно огляделся, жалея, что вагон был забит под завязку — запах становился все слабее. Но, неожиданно в углу вагона он увидел до боли знакомый черноволосый затылок и характерную широкую ветровку. Осторожно протиснувшись сквозь народ, Макото приблизился к источнику запаха. — Хару? Что ты тут делаешь? Омега резко развернулся и споткнулся — Макото едва успел обхватить его за талию, помогая устоять. — Макото, я… — темно-синие глаза Хару потупились, и он вдруг медленно сжал ладонь альфы в своих пальчиках, глубоко вдохнув. — Я… Поезд заскрипел тормозами, и Макото ничего не расслышал, переспросив еще раз. — Я был в поликлинике, — произнес Хару в то время, как народ начал выходить из вагонов. — Но рядом с нашим домом есть клиника, лишь в одном квартале. — Недоуменно нахмурился альфа. — Зачем еще куда-то… — Боже, ты такой недогадливый. — Омега закатил глаза, а после снова опустил их, смотря на ладонь Макото, которая сжимала его руку. — Я был в омежьей консультации. — И?.. Сердце альфы замерло, и он уже растянулся в восторженной улыбке, крепче сжав вспотевшую ладошку возлюбленного. — Я беременен, Макото. У нас будет ребенок. — Голос омеги стал совсем кислым, и он даже не поднял взгляда на улыбавшегося альфу. — Пошла четвертая неделя. Поезд снова тронулся, и альфа спохватился, оглядывая вагон — пока они разговаривали, все освободившиеся места заняли новые пассажиры. Мысленно он поставил себя красную галочку на то, что при первой возможности необходимо усадить Харуку на сидение — беременного омегу он должен беречь в сто раз сильнее. — А почему ты такой грустный? — Макото подцепил пальцами подбородок омеги и требовательно поднял, наконец, встречаясь с синевой любимых глаз, которые смотрели… виновато? — Прости, я забыл предупредить тебя о том, что после обследования я перестал принимать курс противозачаточных. — Поезд снова зашумел, и поэтому омега приблизился лицом к уху альфы, обдавая его теплым дыханием. — Хотя, ты бы мог и заметить… — Да, и что такого? — Макото все еще не понимал сути волнения Хару. Альфа серьезно спросил: — Ты что, не хочешь детей? — Я… я не знаю, — Харука слегка отодвинулся от альфы, взявшись за поручень. — Что значит «не знаю»? — Макото снова подался вперед, не собираясь прерывать разговора. Теперь он наклонился в уху омеги. — Тебя что-то беспокоит? — Нет, блин, все отлично! — рявкнул в ответ омега, недовольно скосив взгляд на альфу. — А то, что мне придется прервать карьеру, а тебе часто помогать мне, ничего не значит? Нас ожидает огромная куча проблем. — И что? — Да перестань уже «чтокать»! — еще больше распалился Хару, а после снова сник. — То есть, ты… ты не против… чтобы у нас был ребенок? — Что за глупости! — обиженно фыркнул Макото, мысленно ругая возлюбленного за такие низкие мысли. — Нет конечно же! И, еще больше удивляя альфу, Харука внезапно улыбнулся, прикрыв рот ладошкой. Омега редко улыбался, а если и делал это, то непременно прятал лицо за ладонью или отворачивался. — Я так рад, — выдавил он из себя, окончательно ошарашивая Макото. — Я думал, что ты будешь против… — Ты такой глупенький, — альфа ласково заправил прядку Харуки за ухо, чтобы лучше разглядеть его раскрасневшееся лицо. — Столько лет меня знаешь, а все еще не можешь довериться окончательно. — Я доверяю, — качнул головой Хару и крепче обнял руку Макото, потому что поезд тряхануло в сторону. Альфа тоже прижал к себе омегу, опустив руки на его спину и вдыхая любимый родной аромат, в котором, как ему показалось, он уловил слабые нотки ванили и молока. Восстановив равновесие, Харука устало выдохнул и положил голову на плечо Макото. — Теперь… точно буду, обещаю. Дальше они стояли молча, потому что тот задушевный разговор, который они не удосужились отложить до дома, стоял на высоких тонах — перекрикивать гул поезда не так просто, знаете ли. Макото осторожно кашлянул и потянул омегу за собой, когда объявили их станцию. В их районе цвело много сакуры. Пышные деревья, сплошь покрытые крупными розовыми цветками, приятно и ненавязчиво пахли, а лепестки, что уже начали осыпаться, создавали прекрасный ковер под ногами, который радовал горожан и немало огорчал местных уборщиков, которым все это великолепие приходилось подметать. Солнце начинало медленно садиться. Последние закатные лучи озаряли рыжим светом крыши домов, небольших продуктовых магазинчиков, что так гармонично сочетались с высотками и прекрасные, шумящие своими кронами сакуры. Макото шел рядом с Харукой, держа того за руку. Омега, который обычно чурался всяких нежностей, на этот раз не проявил никакого протеста, позволив пальцам возлюбленного сплестись с его собственными пальцами. Все же, Хару еще немного стеснялся, но таков был его характер. Макото счастливо улыбнулся и повернул голову в сторону своего темноволосого чуда, которое сейчас отчего-то надуло щеки и отвернулось (но руки альфы не отпустило). Они шли по широкой аллее, по которой вместе с ними гулял ветер, поднимающий вихри лепестков в воздух и сплетающий их на разные лады. Макото шумно втянул воздух, чувствуя, что его сознание сейчас где-то далеко — на грани ошеломительного счастья или бескрайней радости. Харука вдруг прильнул к его плечу и поднял на него свои синие глаза. — Я… я люблю тебя, Макото. — ...И я тебя, родной, — с небольшим запозданием улыбнулся в ответ альфа, целуя омегу в затылок и бросая взгляд на крупные часы, что стояли на массивной железной ноге возле дороги. Хару сказал это впервые тогда, на той аллее, в шестнадцать сорок по полудню.