Когда-нибудь я убью вас

— Вы позволите зайти к вам, мистер Скримджер? Лицо Люциуса Малфоя вспыхнуло в пламени камина, окружённое едва заметной бирюзовой каймой: камин главы аврората был заблокирован от незваных гостей. Пламя взметнулось, освещая комнату, до того находившуюся в полумраке: стены обшиты тёмным деревом, у той из них, что напротив камина, завален бумагами большой письменный стол, над ним висит несколько старинных мечей; у камина лежит шкура медведя, чуть дальше неё стоит диван, а возле него на полу — бокал с тёмным, густым вином. На диване — человек в домашнем халате. Длинные, чуть спутанные рыжевато-коричневые волосы почти сливаются по цвету с обивкой. — О, мистер Малфой, — ровным голосом произнёс он, беря с низенького столика по другую сторону от дивана палочку и лениво взмахивая ею, — какая честь для меня — принимать вас дома! Одну минуту, пожалуйста, мой блок не так просто снимается. Надеюсь, вы готовы пройти, как только я приглашу вас? Проход закроется почти сразу. — Разумеется, готов, я понимаю, что в моём случае промедление будет означать отложенный визит. — Прекрасно. Кривовато усмехнувшись, Скримджер снял блок с камина и громко сказал: — Проходите! В очаге появились очертания двери, которая торопливо распахнулась и почти сразу захлопнулась. Малфой, разумеется, успел пройти и величаво переступил через невысокую каминную решётку. — Добрый вечер, — произнёс он, чуть склонив голову. Скримджер поднял с пола бокал и отсалютовал гостю. — Добрый вечер. Присаживайтесь, где вам удобно, и рассказывайте, зачем пришли. — Мистер Скримджер, — Малфой окинул взглядом комнату, выдвинул из темноты кресло и уселся в него, непринуждённо закинув ногу на ногу, — я хочу поговорить с вами как с главой аврората. Видите ли, меня очень беспокоят некоторые тенденции... Полагаю, вы меня поймёте. В последнее время в некоторых кругах царит нездоровый ажиотаж... Очень нездоровый... Связанный с досужими сплетнями по поводу якобы возвращения Тёмного Лорда. И некоторые авроры, вместо того чтобы ревностно выполнять свои обязанности, носятся с этой идеей, как Мерлин с Экскалибуром, но у Мерлина хотя бы были основания. Возможно, вы спросите, почему именно меня волнует, что аврорат не исполняет свою работу, так я вам отвечу, мистер Скримджер: этот побег из Азкабана отвратительно отразился на моей репутации. Вы же понимаете, если виновники преступления не найдены, общественность начинает строить предположения. — Вы хотите сказать, что пошли слухи о вашей причастности к их побегу? — Скримджер смотрел на гостя чуть насмешливо. — Досужие сплетни! — Глаза Малфоя на миг зло сощурились. — Но как я объясню людям, что мне всё это невероятно невыгодно, что у меня бизнес, ребёнок, и я не горю желанием ввязываться в сомнительные авантюры? Если бы ваши сотрудники не бегали за призрачным Тёмным Лордом, а занимались реальными преступлениями, и мне, и всем волшебникам и, к слову сказать, магглам Британии жилось бы намного лучше. — И чего же вы хотите конкретно от меня, мистер Малфой? — Чтобы вы поговорили с ними. Выразили им своё неудовольствие тем, что они прислушиваются к выжившим из ума параноикам, вместо того чтобы исполнять свои прямые обязанности и служить в первую очередь обществу, интересы которого выражает Министерство. В конце концов, из Азкабана сбежали опасные преступники, почему они до сих пор не найдены?! Мало ли, какие преступления им вздумается совершить? Скримджер молчал и смотрел на него. Малфой сделал паузу, но, не дождавшись ответа, поджал губы и бросил: — Я, в конце концов, боюсь за семью. За сына. А если они ко мне явятся? Родичи, как-никак. — Бросьте, мистер Малфой. Без вашего разрешения они не пройдут через ворота Малфой-мэнора. — Вы, должно быть, забыли, что моя жена — сестра Беллатрикс? Она может впустить... из сострадания, разумеется. Или Драко, он совсем ребёнок, его могут ввести в заблуждение! Скримджер разглядывал Малфоя, словно редкую бабочку. Тот был одет в одну из любимых своих мантий, тёмно-зелёную, расшитую серебром. Из-под неё виднелись белая рубашка, тёмно-серые штаны и замшевые тёмно-серые же туфли. Зелёный шейный платок, заколотый булавкой с крупным белым камнем, довершал сегодняшний его образ. Скримджер молчал. Малфой тоже умолк, всем своим видом показывая, что больше не скажет ничего, а будет терпеливо ждать ответа. Неторопливо допив вино, Скримджер поставил пустой бокал на пол и наконец задумчиво заговорил: — Знаете, мистер Малфой, когда мы с вами учились в Хогвартсе, про вас ходило множество весьма пикантных слухов, уверен, вам это известно. — Вы верили им? — насмешливо поинтересовался Малфой. — Как вам сказать... Не особо придавал значения. Некоторых моих товарищей они будоражили, знаете, в семнадцать лет так интересно завоевать такого рода, м-м, приз. По крайней мере, они относились к этому именно так. И вот однажды меня спросили, довольно публично, в присутствии многих людей, не собираюсь ли я, кхм, вступить в борьбу за вашу благосклонность. Я почему-то очень хорошо помню, что тогда ответил, возможно, вам будет интересно. Я сказал: если когда-нибудь мне будет интересен Люциус Малфой, я дождусь, пока он явится ко мне сам и предложит всё то, чего я захочу. Он снова замолчал, и через некоторое время Малфой с явной неохотой спросил: — Так чего же такого особенного вы хотите, мистер Скримджер? — О, многого, очень многого, мистер Малфой! Настолько многого, что прекрасно осознаю: это вы мне не предложите. Что ж, давайте поговорим о ревностном исполнении аврорами их обязанностей, коль скоро вам этого хочется. Не далее как в прошлом месяце некто, облечённый властью, категорически запретил моим сотрудникам расследовать дело о некоем тёмном артефакте, всплывшем у контрабандистов. По странному стечению обстоятельств это произошло после разговора облечённого властью лица с иным лицом, с которым мы с вами оба хорошо знакомы. А ещё, знаете, тот инцидент на квиддичном поле, мы ведь уже готовы были предъявить несколько обвинений! Но у нас внезапно отобрали это дело и передали в отдел уголовных преступлений, странно, правда? Мистер Малфой, давайте поговорим откровенно. Так ли вы жаждете, чтобы аврорат действительно исполнял свои обязанности как должно? Или вам просто хочется уколоть Дамблдора? Так я, простите, в ваши игры в доминирование не играю. Оставляю их, так сказать, заинтересованным лицам. — Мистер Скримджер, боюсь, вы, равно как и прочие, неправильно оцениваете мою роль в происходящем. Я всего лишь заложник обстоятельств, причём мои потери... — Ай, бросьте, — отмахнулся Скримджер. — Не надо мне всё это рассказывать. Вы купили и продали в Министерстве слишком многих, но вам это не принесло и не принесёт радости, потому что вас тоже купили и продали. Думать надо было, с кем шашни водите. Простите, я не в том смысле. Ваша личная жизнь меня, по счастью, не касается. Малфой чуть опустил голову и, снова сощурившись, взглянул Скримджеру прямо в глаза. — Вы зря считаете, что к вам имеет такое уж отношение моя, кхм, публичная жизнь. — Нет, что вы, публичная — вовсе нет. Все грязные делишки вы обстряпываете тихо, вы же не покойный Лестрейндж. — Знаете, мистер Скримджер, — тон Малфоя тоже стал слегка задумчивым, — когда мы с вами учились в школе, вами многие восхищались. Особенно девушки, но не только они. Вы были такой... знаете, такой лев, царственный, сильный, никогда не спешит, но всегда успевает. Я, признаться, тоже вами восхищался. Наверное, в этом нет ничего странного, младшие часто сотворяют себе кумиров из старших, так вот какое-то время моим кумиром были вы. Я смотрю на вас сейчас — и вижу всё того же льва. Да, годы и жизнь в африканской саванне были к нему безжалостны, но он всё так же умён, силён и не готов уступать никому. Неудивительно, что вы сделали такую блестящую карьеру, даже несмотря на то, что место главы аврората было занято несправедливо долго — по отношению к вам несправедливо. Вы всегда были мастером одного броска: раз — и жертва трепещет в ваших руках. Вам не кажется, что сейчас вы внезапно изменили своим принципам и совершаете ошибку? Скримджер честно подумал, прежде чем ответить. — Я не знаю, что вам сказать, мистер Малфой, — наконец признался он, — потому что я точно знаю ответ, и вы знаете, что я его знаю. Я не верю в возрождение Сами-Знаете-Кого, но не вижу, каким образом увлечённость идеями Дамблдора может помешать моим людям работать. Что же касается побега из Азкабана... Простите, Люциус, но я не думаю, что мне так уж нужно притворяться, будто я правда хочу вас в чём-то убеждать. — Вы правда думаете, что я замешан в этом? — во взгляде Малфоя было насилу сдерживаемое раздражение. — Полно вам. Конечно, вы в нём замешаны, не так, так эдак. И вы знаете, где скрываются беглецы. Да, вы их боитесь. Да, вы рады были бы, если бы мы их поймали, но знаете, что это никогда не произойдёт, потому что сделали для этого всё. Я готов даже допустить, что под давлением, я прекрасно знаю, как эти господа умеют давить. А теперь скажите мне, зачем вы хотели, чтобы я сказал вам всё это? Вам стало легче, когда вы знаете, что я всё это знаю? О, постойте, неужели я угадал? Неужели вам настолько одиноко и страшно, что вы готовы говорить об этом даже со мной? Ну что ж, я могу вам совершенно искренне посочувствовать. Это и правда весьма прискорбно, и если бы в моих силах было помочь вам, я бы непременно помог, уверяю вас. Но, боюсь, в сложившейся обстановке я могу пообещать вам только одно: когда-нибудь я убью вас, Люциус. Малфой мягко поднялся из кресла, шагнул к дивану, на котором разлёгся Скримджер. — Боюсь, Руфус, это я когда-нибудь убью вас, — прошипел он, нависнув над собеседником. — И что самое обидное, это произойдёт вовсе не из-за того, что я сильнее, искуснее в магии или лучше владею боевыми заклинаниями, а попросту из-за того, что вы погонитесь за угрозой, которая вам привидится, и пропустите реальную. — Да куда уж реальней вас, Люциус, — усмехнулся Скримджер. — Вы пьяны! — Что вы, отнюдь. Я сегодня выпил меньше, чем вы. Нет, правда! У вас было два бокала в гостях у Макнейра, потом ещё один у Фаджа и, наконец, виски в «Дырявом котле». А я кроме этого вот... — Вы мне что, угрожаете? — Я? Да ни в коей мере! Просто пытаюсь в наименее аллегоричной, но всё же доступной вашему пониманию форме объяснить: я вижу вас насквозь, Люциус. Я попросту знаю о вас всё то, что вы так стараетесь скрыть. И мне правда жаль, что вы оказались в такой паршивой ситуации. Правда. Я не вру. И нет, я не знаю, как вам помочь. Это не в моей компетенции. Возможно, мог бы Дамблдор... Если бы его подозрения не были бредом сумасшедшего. Но он, боюсь, до сих пор бьётся с Гриндельвальдом и никак не может закончить ту войну. Весь мир ему видится через призму борьбы с теорией всеобщего блага. Если бы не это, он мог бы вас спасти. Наверное. Я же могу только поймать их, если вы укажете мне, где они прячутся. В конце концов, вам ничего за это не будет, вас ведь заставили, это очевидно. Но поможет ли это вам? Вы увязли слишком глубоко, Люциус. Я не вижу выхода для вас. Простите. Вы ведь пришли, чтобы я сказал вам это, верно? Или надеялись на иной ответ? — А ведь если я убью вас прямо сейчас, — рассеянно сказал Малфой, — вы перестанете нести эту чушь. — Тогда вы тоже умрёте, вы же в моём доме. Впрочем, возможно, это решение для вас. Они смотрели друг на друга, слышали дыхание друг друга и потрескивание дров в камине. — Вот ещё что мне интересно, — наконец прервал молчание Малфой, чуть отстранившись от Скримджера, — вам сейчас хочется того, чего и мне? — Это, наверное, неожиданно, — немедленно ответил тот, — но, кажется, да. Говорят, так бывает. В горячке боя, в шаге от смерти, после больших потрясений... Или во время... — Но если мы оба хотим этого, почему бы не... — Ну, на самом деле есть тысяча причин, но разве хоть одна из них значима для Люциуса Малфоя? — Пожалуй, нет, — светским тоном согласился Малфой и стал развязывать шейный платок. — Сколько лет мы думали об этом? — О, я бы не стал это так называть, — хмыкнул Скримджер. — Скорее — вспоминали пару раз в году, что когда-то была такая мысль. Но мысль, признаюсь, была. — Просто вы ждали, чтобы я пришёл сам, — Малфой улыбнулся не то саркастически, не то похабно. — Ну что ж, я пришёл. Он расстегнул мантию, снял и аккуратно сложил на подлокотник дивана. Принялся за рубашку; Скримджер лениво распустил пояс халата, поднялся с дивана, швырнул на него халат. — Думаю, эта шкура будет удобнее дивана, она мягче и не скользкая. — Ваши ирландские предки добыли зверя? — Что вы, я сам, конечно! Старинная традиция рода Скримджеров: входя в возраст, каждый мужчина должен убить медведя, а каждая женщина — приручить хищную птицу. — Вы ведь шутите сейчас, Руфус? — Нисколько. Вы не хуже меня знаете, сколь священны старинные традиции. У Малфоя обнаружилось кружевное бельё, у Скримджера — простое полотняное. Никто из них не удивился, напротив, увидев друг друга в исподнем, оба одинаково понимающе кивнули — и рассмеялись. — Поразительно, — улыбаясь, сказал Скримджер, — мы оба думали об этом и оба угадали? — Ну не только же вам читать в чужих душах, — язвительно заметил Малфой, разуваясь. Метки он не стеснялся: Скримджер о ней, конечно, знал. Точно так же Скримджер не стеснялся шрамов: что Пожиратель смерти, шрамов на людях никогда не видел, что ли? Малфой с интересом улёгся на шкуру, словно бы пробовал: такая ли она мягкая, как ему обещано? — Медвежья шерсть обычно жёсткая, — заметил он, — а эта вроде ничего. Чары? — Конечно. На ней, бывает, дети валяются. Или раздетые люди. Скримджер опустился рядом и провёл рукой по телу Малфоя. — Знаете, Люциус, есть что-то забавное в том, что вы не глядя положили свою палочку рядом с моей. — Что забавного? — раздражённо спросил Малфой. — Да то, что вы вообще мне доверяете. — Не больше, чем вы мне. Мы собираемся провести время в политических беседах? Может, тогда прогноз о кандидатуре следующего министра? — Я бы хотел Амелию Боунс, но её не поставят, — ответил Скримджер, поглаживая член Малфоя. — Впрочем, вы правы, у нас есть темы поинтереснее. Например, заводит ли вас, если сжать вам мошонку вот так? Люциус глухо застонал и потянулся к члену Скримджера. — Полагаю, в таком случае вы будете не против, если я... О, да, вы тоже угадали, что мне нравится. Какое-то время они сосредоточенно исследовали тела друг друга, а потом Скримджер решительно пошёл на приступ. Он приподнялся, взял с каминной полки фиал тёмного стекла с ароматическим маслом и опрокинул Малфоя на спину, вжимая лопатками в шкуру. — Я смотрю, у вас всё приготовлено, — заметил тот. — Конечно. Я же говорил вам: здесь иногда лежат раздетые люди. — Иногда? — Срок годности масла не успевает истечь, не волнуйтесь. Скримджер брал эту крепость без лишней спешки, но и без промедления: кто знает, какая блажь взбредёт в голову Люциусу Малфою? А вдруг он решит, что, распалив мужчину, будет занятно оставить его ни с чем? Это был странный секс. Между ними двоими, несомненно, горел огонь, бушевал, и они оба хотели друг друга. Но одновременно оба ясно ощущали: секс, вопреки всему, не делает их ближе. Просто вспыхнул огонь, который неплохо бы погасить, а для этого есть лишь один способ. Малфой шипел, когда Скримджер заходил слишком, по его мнению, резко, и сам подавался вперёд, когда движения становились для него слишком медленными, однако даже в пылу страсти не забывал следить за руками Скримджера. Это забавляло и разжигало обоих: осознание, что они оба сейчас одинаково беспомощны, но одно ловкое движение — и перевес над соперником в твоих руках. Или в его, если ты не уследишь. Малфой оказался горячее, и его пришлось сдерживать, но наконец Скримджер дал волю им обоим. Кончив, они лежали рядом, и ни один не спешил подняться и взять в руки палочку. Перемирие было временным и невероятно хрупким, и никто не хотел его разрушать. — Вы сказали, — наконец хрипло произнёс Малфой, — что меня купили и продали. Это не так, что бы вы там себе ни думали. — Он натужно улыбнулся и продолжил: — Всё не так плохо: нас не продавали, нас выдали даром. Нас обоих, Руфус. — Думаете, нас это должно радовать? — осведомился Скримджер. — Меня радует. Вас — как хотите. — Но нам это не поможет. — Нам ничего не поможет. Малфой медленно, словно бы нехотя встал, подошёл к дивану и начал одеваться. Палочку он взял с каминной полки, когда уже был полностью одет. Вложил в чехол, пристёгнутый к поясу. Обернулся к Скримджеру, произнёс: — Когда-нибудь, Руфус... И, не договорив, шагнул в камин. Вокруг него очертилась арка-дверь, и Скримджер, дотянувшись до своей палочки, взмахнул ею, выпуская гостя. Когда тот исчез, он, и не думая одеваться, откинулся на шкуру и задумчиво сказал: — Когда-нибудь — непременно.