Красиво.

Слишком сильная любовь к неодушевлённым предметам может тебя уничтожить. Только вот — если любишь что-то достаточно сильно, оно, в каком-то смысле, оживает, разве нет? И разве не в этом весь смысл вещей — красивых вещей — что они связывают тебя с некой большей красотой? — «The goldfinch» Donna Tartt

      Бледное небо над головой, мокрый асфальт под ногами, жизнь за спиной. И мне совсем не хочется смотреть назад. Жду свой автобус уже около получаса, оно и не удивительно — на часах только начало шестого, даже солнце еще не появилось из-за горизонта, что уж говорить о каком-то автобусе.       Вселенная словно дает мне время на сомнения, время в очередной раз прокрутить в голове произошедшее и поверить в этот отведенный взгляд и хриплое «Я больше не буду, клянусь!», время одуматься, вернуться в свою постель и уснуть, будто ничего и не было. Но как только мелькает мысль, что я действительно это сделаю, меня начинает выворачивать.       «Тварь! Тебе нет прощения!» — крутится в голове.       Мне и не нужно твое прощение. Отец, ты ошибаешься. Мама ушла из-за тебя! И я ухожу из-за тебя. Ты можешь считать нас трусами, но правильнее будет называть нас слабыми. Или просто ты не давал нам почувствовать свою силу.       Свет фар отражается от мокрого асфальта, покрывая его золотистым налетом. Красиво. Запрыгиваю в салон, поток теплого воздуха сразу же обволакивает меня, и желание проблеваться где-нибудь в уголке становится ярче. Вскользь пробегаю взглядом по единственному пассажиру, точнее пассажирке, — пожилой женщине, которая завернулась в потрепанную куртку, пряча руки в карманах, и сажусь на сидение, находящееся предположительно дальше всего от нее.       Высотные дома с пустыми окнами-глазницами постепенно сменяются на небольшие пятиэтажные хрущевки и покосившиеся деревянные домики. Выхожу на конечной, почти на окраине города, и смотрю в ту сторону, где мы жили в наши лучшие годы. Тогда, когда еще не было граней, и ты не выходил за них, когда еще осколки от былого счастья не вскрывали нам вены, когда мы еще не переехали в этот мертвый город, и у нас все было хорошо. Слишком поспешно отворачиваюсь и бреду к Ней по дороге, которая вбилась в подкорку настолько, что я смогу дойти и закрытыми глазами.       Пять минут, и я уже стаю напротив моей Пустоты. Помню, как еще ребенком нашел Ее. В детстве нам все кажется больше, чем оно есть на самом деле, и Пустота казалась мне огромным замком, который я защищал от драконов и вражеских солдат. Когда я подрос, то Она уже не казалось мне такой огромной и волшебной, но Пустота по-прежнему оставалась моей Крепостью. Сейчас, спустя шесть лет, Она все еще мой надежный тыл, пропитанный магией. Подхожу ближе и пересчитываю окна заброшенной девятиэтажки, отмечая про себя, что стекол в них стало намного меньше. Почему я называю какой-то полуразвалившийся дом Пустотой? Пошлите, я покажу вам немного магии.       Мои шаги эхом отдаются на каждом этаже, словно приветствуя всех. Быстро взбегаю на третий этаж и заглядываю в холл. Лучи рассветного солнца бликами отражаются на полу, усеянном осколками битого стекла, и здесь, среди мрака и разрушенной обстановки, это кажется магическим озером. Входом в другой мир. Мир полный магии и чудес. Но нужно двигаться дальше. Быстро преодолеваю еще два пролета и замираю на пятом этаже. «Библиотека», — мелькает в голове. Именно эту комнату в детстве в своем Замке я называл библиотекой. Тут ничего не изменилось — миллиарды фей-пылинок все также неспешно летают сквозь клубы света, отражая его, и, кажется, что они будут тут летать вечно. Приветственно улыбаюсь им и шагаю в один из лучей света. Ох. Я нарушил их размеренный полет — маленькие феи засуетились, чаще мелькая своими блестящими боками. Поднимаю руку и завороженно замираю на несколько мгновений, наблюдая, как они кружатся вокруг моей ладони.       Дальше. Меня уже заждались. Срываюсь с места и поднимаюсь на седьмой этаж — «Танцевальный зал». О, он уже здесь, я его слышу! Через секунду лицо обдувает порывом ветра, а волосы в совершенном беспорядке отлетают назад. Ветер. Мой старый Друг. Сколько всего у нас с Ним было! Мы и танцевали в этой комнате, и устраивали спарринг в зале для фехтования, и бок о бок сражались с драконом! Этот чертов Блудник, который никогда не повзрослеет, постоянно не давал мне читать в библиотеке, зазывая играть и мешая феям спокойно и мерно летать, как они это любят. Зато как Он прекрасно пел! Как Он поразительно играл на всем окружающем мире, и, наверняка, столько всего мог рассказать! Но Ветер вечно неугомонный, Ему явно нет дела до такой скучной и ненужной вещи, как болтовня.       — Ну, здравствуй, Друг, — я подставил ладонь порыву Ветра, позволяя Ему пройти сквозь мои пальцы. Пора. Взбегаю на девятый этаж, чувствуя, как Ветер привычно подталкивает в спину. Забираюсь на крышу, и новый порыв ожидаемо путает волосы. Вдыхаю полной грудью, как не делал уже давно, и улыбаюсь, что случалось еще реже. Я скучал. Как же я скучал по моей Пустоте! О, кажется, я так и не объяснил, почему «Пустота». Все просто.       Однажды я привел сюда своего одноклассника, чтобы показать ему этот удивительный мир. «На что смотреть? Тут же пусто!» — было мне ответом. За стенами этого здания я тоже замечал чудеса, подобные тем, что творятся в моем Замке, но ответом окружающих на мое восхищение всегда было: «Я ничего не вижу», и тогда я понял, что пустота — это самая красивая вещь в мире, и назвал свой замок Пустотой, потому что это самый красивый Замок, который только может существовать.       Я подошел к краю крыши и посмотрел на горизонт, солнце вышло уже наполовину, разрезая небо своей белизной. Красиво. Отец скорее всего уже проснулся и, наверняка, очень разозлился, когда не нашел меня в доме. А может, как только открыл глаза, загрузил себя очередной дозой и даже не заметил моего исчезновения. Может, он подвиснет так, что когда придут люди сказать о том, что нашли мое тело, он не поймет, о чем идет речь, и просто захлопнет дверь. А может он сдохнет от передоза раньше, чем я спрыгну с этой крыши. Прощай, отец, и ты, и твой мертвый город. Я оставил дом, в котором ты хотел отнять мою способность летать. Я оставил тебя, единственного близкого и одновременно самого далекого для меня человека.       Моя Пустота. Мой Замок. Моя Крепость. Мой Тыл. Скоро я навсегда останусь с Тобой, буду вечно бродить в Твоих стенах, иногда отлучаясь вместе с Ветром, прогуляться в соседние страны, но я обязательно буду возвращаться к Тебе! И, конечно, я не дам Ему мешать полету фей, закружа в очередном танце — на шпагах или без. Буду тоже петь Тебе и, в отличии от этого Вечного Ребенка, я буду рассказывать интересные истории.       Боковым зрением цепляюсь за белое пятно и невольно поворачиваю голову в его сторону. На другом краю крыши стоит парнишка, Ветер треплет подол его белоснежной футболки и его почти такие же белоснежные кудри. Хмм. Красивый. Ангел? Не спеша подхожу к нему и встаю рядом. Он немного вздрагивает, поднимает на меня взгляд своих серых глаз и улыбается. Точно Ангел. Так могут улыбаться только они. Так, что становится тепло, и ответная улыбка сама невольно касается губ. Я не могу отвести от него взгляда. Он понравился Ветру — Неугомонный все время крутится около него. И этот Ангел, словно солнечный магнит, такое ощущение, что он притянул к себе все лучи утреннего солнца, и на крыше больше нигде нет солнечных зайчиков. А может просто дело в том, что я ничего не вижу, кроме него? Кончики пальцев начало покалывать, а мышцы рук сводить судорогой от того, что мне тоже очень хотелось прикоснуться к нему.       Он отворачивается от меня, смотрит вниз, и я интуитивно улавливаю, что Ангел готовится к прыжку. Первое, что я делаю, это смотрю на его спину — вдруг, и правда, у него есть крылья, но, к моему большому сожалению, их там нет. Тогда передо мной встает дилемма — прыгнуть вместе с ним или остановить его. На раздумья всего несколько миллисекунд, этого так мало! Я не успеваю подумать, поэтому, когда он делает шаг вперед, я автоматически наклоняюсь за ним, хватаясь одной рукой за трубы перил, а другой ловя его руку.       — Почему? — первое, что спросил меня парень, когда я затянул его обратно на крышу.       — Ты красивый, — после моих слов он поморщился, словно от боли, и дернулся в сторону края крыши, намереваясь видимо сделать еще одну попытку слететь с нее вниз, но моя рука, которая, оказывается, все еще держала его ладонь, невольно дернулась вслед, и блондин замер в паре сантиметров от края, смотря на наши сцепленные пальцы.       — Это не аргумент, — спустя несколько секунд молчания холодно бросил парень.       — Почему? — кажется, даже неугомонный Ветер, наконец, стих, чтобы услышать его ответ.       — Если тобой двигало только то, что у меня симпатичная мордашка, и тебе меня просто жаль, то лучше отпусти!       — Ты говоришь так, словно красота человека — это что-то неважное. Но когда люди смотрят на звезды, они говорят, что это красиво. Когда смотрят на рассвет, они говорят, что это красиво. Когда смотрят на цветы, они говорят, что это красиво. Потому что их сердце начинает биться чаще, дыхание сбивается, в груди разливается тепло, и им хочется улыбаться. Когда я посмотрел на тебя, я понял, что ты красивый, как звезды, как рассвет, как цветы, как пыль в лучах солнца, как осколки стекла, отражающие его свет. Как тебя зовут?       — Кено.*       — Я Фрем.