***
Но сейчас этот никто стоял и внимательно, но незаметно рассматривал карминовые капли на идеально белом платке. В чертах лица этого человека виднелась боль, он скрипел зубами от бессилия и злости от зрелища того, как его ученик медленно губит сам себя, не замечая по своей глупости беспокойства других за свою совсем не никчёмную жизнь. Дазай усмехнулся. В голову вдруг ударила мысль о том, что глупый ученик может и не подозревать о том, что это за чувство такое, любовь. Ведь он его этому не научил, а жаль. Всё-таки свои ошибки прошлого осознавать больнее всего. Ошибки бывают разными. На некоторых учатся. А другие ломают жизнь к чертовой матери. Но он стиснул зубы, прикрыл глаза и отвернулся. Слишком больно на это смотреть. Даже не потому, что кашлять кровью — такой себе симптом; а потому, что сейчас он видит не столько ошибку Акутагавы, а свою, глупую и чертовски болезненную, ошибку молодости. Всё-таки Чуя часто был так прав в своих гневных выкриках. Сам Дазай — одна сплошная цепочка ошибок. *** Миссия заканчивается, причём весьма успешно. Вряд ли им ещё когда-нибудь удастся с Акутагавой встретиться по одну сторону. Дазай улыбается так привычно (и оттого пугающе для Акутагавы). — Хорошо поработали, Акутагава-кун. Можно расходиться. — До свидания… Дазай-сан. Они молча уходят. А Дазай всё так же смотрит вслед ему. Акутагава вряд ли когда-нибудь узнает, что это именно Дазай подстроил всё так, чтобы именно они оказались в паре. Акутагава вряд ли когда-нибудь узнает, что Дазай признал его несколько лет назад и никогда не считал его бесполезным. Акутагава вряд ли когда-нибудь узнает, что практически сломал жизнь не только себе, но и своему семпаю. Акутагава вряд ли когда-нибудь узнает, что его смерть кого-то ранит. Акутагава вряд ли когда-нибудь узнает, что Дазай влюблён в него без памяти.***
Акутагава ненавидел этого человека и восхищался им, как богом, одновременно. Ненавидел потому, что Дазай никогда не оставлял определённого чувства после себя. Нельзя сказать, что ты чувствуешь: презрение, ненависть, страх, отчаяние. Лишь одно можно сказать точно: этот человек намного сильнее и намного опасней любого главаря мафии. Но он и восхищал тем, что был опасен, странен и непонятен никому. Акутагава готов был сражаться за призвание до последнего, продирая себе дорогу сквозь что угодно. Если бы его признание можно было получить, лишь продираясь через водоросли в глубине воды, он бы попытался. Нет. Он бы сделал это. Но в реальности всё оказалось намного сложнее и запутанней. Это чертовски бесило, раззадоривало и угнетало одновременно.***
Миссия, выполненная только что, была рядовой и абсолютно обычной, даже скучной. Но на этот раз он устал намного сильнее обычного, в груди ныло. Не выдержав, он упал на землю. Чёрт, да он задыхается! Что за чёрт? Акутагава закашлялся. Кашлял хрипло, очень, очень долго, и почти всё время с кровью. Не то что Хигучи, даже охранники смотрели на него со страхом и подозрением. — Акутагава-сан, вы в поря… Окончания фразы он не услышал, потому что потерял сознание в этот момент.***
Акутагава проснулся в стенах больничной палаты. Он ненавидел это место. Оно пропахло слабостью, отчаянием, смиренным ожиданием смерти. Эспера это угнетало ещё больше. В такой атмосфере сражаться за свою жизнь тяжело, а что-то ему подсказывало, что эта битва ему предстоит. Но было скучно и непонятно, что с ним и как долго его будут держать в этой камере смертников, поэтому Акутагава отправился на поиски врачей, иногда больше похожих на жрецов старухи Смерти. Но это, конечно же, ложь. Смерть всегда приходит одна, у неё нет помощников. Они не дадут прийти ей внезапно, поговорить с умирающим, помучить или наоборот, забрать спокойно. Встать было слишком тяжело, но всё же Акутагаве это удалось. Но он сразу же зашёлся в приступе жуткого кашля, на звуки которого прибежал Мори. Тот дождался, пока подчинённый откашляется, помог ему лечь на кровать и дождался, пока он придёт в себя. На удивление, абсолютно молча. И Элис с ним рядом не было. — Мори-сама, что за чёрт со мной происходит. — Акутагава-кун, не зря говорят, что со здоровьем не шутят. И не зря говорят не тянуть. Он сделал паузу, будто готовился к чему-то, а потом продолжил. — Ты слишком уж долго откладывал проблемы в долгий ящик, тебе и аукнулось. Тебе осталось несколько месяцев, Акутагава-кун. Я постараюсь сделать всё, что смогу, но вряд ли это что-то даст. Мори был готов к любой реакции своего подчинённого: молчанию, даже истерике, хотя он к такому не склонен. Но Акутагава засмеялся. Сначала тихо и неразличимо, потом громко, жутко, и в конце этот смех превратился в истеричный. — Акутагава-кун, ты… — Я в норме, Мори-сама. Просто я только что узнал, что просрал свою жизнь. Это был последний раз, когда он смеялся. И когда он вставал.***
Акутагава сидел тут уже несколько месяцев. Сидел смирно, понимая, что всё равно ничего не изменится. Он даже поесть нормально не может, настолько его организм ослаб, что он сделает старухе Смерти? Разве что рассмешит своими нелепыми попытками, но она уже не будет смеяться, она видела это слишком много раз. Вдруг дверь в палату открылась. Странно, он никого не ждал, медсёстры не приходят в это время. Если только Хигучи решила его навестить, но она обычно приходила поздно, почти ночью, а не в шесть утра. Но когда он увидел посетителя, который облегчённо выдохнул (не так-то просто аккуратно пробраться в элитную больницу), все мысли разом выветрились из головы. А потом он засмеялся громким, истерическим смехом. — Тише, Акутагава-кун, разбудишь же всех. — Пришли поиздеваться над умирающим учеником, да, Дазай-сан? Дазай застыл. Такого он не ожидал услышать от своего ученика. Неужели всё так плохо? Неужели он действительно даёт повод так думать о себе? Плохо. Всё намного хуже, чем он думал. — Эй, ну не говори так… Акутагава рассмеялся. Серьёзно? Это всё, на что у него хватило его гениальных мозгов? Или он настолько ошарашен его словами? — А как мне ещё говорить, Дазай-сан? Радоваться, что вы пришли? Да ни в жизнь. Многовато времени прошло с того момента, когда ваша помощь помогла бы мне уйти раньше назначенного срока, я уже смирился. Да и серьёзно, что вы хотели услышать? Я не поверю ни единому вашему слову, если вы скажете что-то про признании. Я на грани смерти, жалкий, слабый как никогда. По-моему, больше похоже на проявление жалости, Дазай-сан. Так что уходите, иначе я… — А если я скажу, что люблю тебя? И пришёл именно поэтому? Акутагава застыл. Такого шока он не испытал даже тогда, когда узнал свой приговор. Он ожидал многого, но такого поворота — нет. Такое развитие даже ни на секунду не появлялось в его голове. Как это переварить? Что думать об этом? Он не знал. — Вы… шутите?.. Шутите же, да? Дазай улыбнулся. Печально, грустно и со смирением. Всё-таки не понимает. — Ни капли. Что скажешь, Акутагава-кун? Веришь мне? Примешь? Та же улыбка, без капли надежды, веры. Лишь с легкой насмешкой, почти прозрачной. Но ответ поражает. — Да. Верю. Приму. Улыбка ушла с лица Дазая. На нём отразилось искреннее, странное удивление. А потом Акутагава улыбнулся так же, как и он прежде. — Простите, Дазай-сан. Он умирал не тихо, как в фильмах. Нет, он вдруг закашлялся. Сильно, слишком сильно. Страшно. Тщетно хватал ртом воздух. А Дазай не знал, что ему делать. Ему было страшно, но он не мог сдвинуться с места. Просто стоял и смотрел, как кашляет его любовь А потом просто обнял его со спины. Аккуратно, как самое хрупкое, что есть на земле. Слишком много времени прошло, уже вряд ли поможет. А Акутагава был просто благодарен, что тот не позвал медсестёр. Не хотелось умирать в шуме и суете. Так продолжалось минут десять. А потом кашель прекратился, тело Акутагавы обмякло. — Эй? Ты умер? — не получив ни ответа, ни движения, он понял, что да. Но почему-то плакать не хотелось. Не хотелось вообще ничего.— Прости, что так вышло, Рюноске. Я полюбил тебя очень, очень давно. Также давно, как признал тебя. Согласился бы ты провести со мной остаток жизни? Жаль, что ты не ответишь. Он ушёл, просто вылез из окна, перед этим нажав на кнопку вызова. Не хочется попадаться им на глаза, а то заподозрят что-нибудь, а сил разбираться нет. На следующий день, когда Дазай не пришёл в агентство аж до конца дня, Ацуши решил зайти к нему, не особо надеясь. Но нашёл его. В петле. Мёртвым.