28 декабря 1992 года
«I want to wake up in a city, That doesn’t sleep, And find I’m king of the hill, Top of the heap...»[17] С трудом разлепив глаза, Гарри увидел, как Элин в трусах и растянутой футболке изображает перед зеркалом какое-то подобие ходьбы на месте, держа в руках расческу вместо микрофона. — Похожа я на Лайзу Минелли? — спросила она, отставив в сторону руку и поведя бедрами. — Пам-пам пам-барам, пам-пам пам-барам... — Ты похожа на василиска, — проворчал Гарри, поплотнее закутываясь в одеяло. — Дай поспать, чудовище! — Нью-Йорк никогда не спит! — Элин подошла к окну и одним движением подняла жалюзи. Солнечный свет, отраженный от стоящей напротив их отеля стеклянной башни, ударил прямо в глаза Гарри. — Но я-то не Нью-Йорк, — он недовольно повернулся на другой бок. — Я-то люблю поспать... — Хватит дрыхнуть! — Элин принялась стаскивать с брата одеяло. — Нам скоро выезжать, а у нас еще изба не метена, корова не доена, родители не кормлены... Давай, поднимайся, мама еще полчаса назад хотела тебя разбудить. Я героически отстаивала твой покой, а ты мне даже спасибо не сказал. — Спасибо, — Гарри наконец-то уселся на кровати и широко зевнул. — Который час? — По местному — восемь, а по лондонскому — час дня, так что бегом умываться! — Элин ухватила брата за ногу и, не обращая внимания на возмущенные вопли, поволокла его в сторону ванной. Залезая в душ, Гарри недовольно подумал, что с гораздо большим удовольствием провел бы время дома, сидя в уютном кресле перед телевизором, по которому он успел соскучиться. Но сразу по возвращении из школы папа и мама ошарашили ребят неожиданной новостью: Рождество они должны будут провести в Нью-Йорке, совмещая приятное с полезным. Причем решение это, видимо, было принято лишь в последний момент, так что родители даже не смогли забронировать для семьи один большой номер — во время праздников все гостиницы были переполнены, и большой удачей было уже то, что они смогли найти два двухместных номера в одном и том же отеле. Стук в дверь вывел Гарри из раздумий. — Давай скорее! — услышал он голос сестры. — Мама просила передать, что они уже ждут в ресторане. К тому моменту, как Гарри вышел из ванной, Элин успела одеться и теперь сидела на подоконнике, задумчиво глядя вниз. — Чем ты там любуешься? — спросил он, натягивая джинсы. — Считаю машины, — ответила она. — Говорят, восемь из десяти автомобилей на улицах Манхэттена — такси. Я не верила, но сам посмотри. Элин показала рукой на проплывающую по Парк-авеню бесконечный желтый поток, от которого то тут, то там, словно брызги, отскакивали к тротуару отдельные машины, высаживающие одних пассажиров и тут же подбирающие следующих. — Да что там смотреть, — пробурчал Гарри. — Грязь, шум, бомжи и толпы народу. Лондон намного лучше. — Да? А мне нравится, — задумчиво произнесла Элин. — Кишащая крысами подземка и стеклянные башни немыслимой высоты; бомжи, сидящие под дорогими витринами; заброшенные склады в двух шагах от Таймс-Сквер; известные на весь мир сцены и порнографические киношки в соседнем квартале...[18] Невообразимое место... Совсем как я. — Ты как будто сочинение пишешь, — усмехнулся Гарри. — Ага, доклад на тему «Нью-Йорк — город контрастов», — Элин засмеялась. — Напишу и продам чистокровным, которые учат магловедение. Говорят, профессор Бербидж такие сочинения очень любит. ---------- [17] Элин изображает Лайзу Минелли в фильме «New York, New York»: https://youtu.be/ge7NiJuSpac Заглавная тема из этого фильма впоследствии была перепета Фрэнком Синатрой и стала неофициальным гимном города. [18] Нью-Йорк в 70-е — 80-е пережил серьезный кризис и за пределами центральных улиц и нескольких дорогих районов представлял из себя гигантскую помойку. Впоследствии титанические усилия властей и местного бизнеса превратили его в один из самых безопасных и процветающих городов США, но в 1992-м году, когда происходит действие фанфика, этот процесс еще только начинался. ----------* * *
Лишнее подтверждение тому, что Нью-Йорк — и правда, город контрастов, они получили буквально через пять минут после того, как сели в арендованную машину. Элин уговорила отца сделать небольшой крюк и проехать не по скоростному шоссе, а по обычной городской улице и заворожено смотрела, как шикарные небоскребы вдоль Парк-авеню в один миг вдруг сменились угрюмыми коричневыми социальными домами для бедных. За рекой, отделяющей Манхэттен от Бронкса, пошли уже совсем страшные развалины, место которым было скорее в Берлине 1945 года, нежели в современном городе. Но еще через несколько минут за окнами машины словно щелкнули выключателем, и дорогу обступили аккуратные одно— и двухэтажные домики, глядя на которые невозможно было себе представить, что всего в нескольких милях отсюда люди стремятся застроить каждый свободный дюйм земли. Уютные пригороды постепенно сменились редкими фермами, дорога пошла в гору и вскоре затерялась в густом лесу. Спустя три часа Эрик Олсен, руководствуясь подсказками сидящей за картой жены, свернул на грунтовку и затормозил перед хлипким деревянным шлагбаумом. — Извините, сэр, дальше нельзя. Снежные заносы, — подошел к машине добродушный чернокожий полисмен в меховой куртке, на которой красовалась серебряная шестиконечная звезда шерифа. — А что вы летом говорите? — поинтересовалась у него Элин, показывая свою палочку. — Если дожди — говорю, что дорогу размыло, а если засуха — что лесной пожар, — усмехнулся тот. — Но вы не ученики школы... У вас есть приглашение? — Вот, — Линда протянула охраннику маленькую карточку со светящимся значком в углу. — Наша фамилия Олсен, профессор Симплтон ждет нас. — Олсен, Олсен... — в руках полицейского материализовался длинный свиток пергамента. — Одри, Оеши, Оззи, Окорок... Ага, есть Олсен. Вот, повесьте на зеркало, чтобы проехать дальше. Гостевая парковка справа сразу за поворотом. Добро пожаловать в Ильверморни.[19] Он протянул им небольшой деревянный амулет с лицом индейца на одной стороне и гербовым щитом на другой. Эрик взял амулет в руку, сморгнул неожиданно выступившую слезу и обнаружил, что никакого шлагбаума перед ним уже нет. Дорога упиралась в изящные железные ворота, справа и слева от которых уходила вдаль каменная стена, за которой виднелись симпатичные корпуса в неоготическом стиле. Довершала картину вереница черно-желтых школьных автобусов, как раз в этот момент выезжавшая из ворот, как будто за ними находилась самая обычная американская школа. Правда, покинув территорию школы, автобусы тут же взлетали, разгонялись и через секунду растворялись в воздухе. От автомобильной стоянки расходился целый веер усыпанных розовым гравием дорожек, каждая из которых была снабжена аккуратным указателем: «Кинозал», «Библиотека», «Столовая», «Трансфигураторная», «Зельеварня», «Кафедра полумертвых языков», «Кот»... К последнему указателю был приколот небольшой желтый листок с надписью вкривь и вкось: «Кот не работает». — Интересно, что это за «КОТ» такой? — удивлялся Гарри, пока они шли в направлении, отмеченном стрелкой «Отдел по работе с международными студентами». — Комитет оборонной техники? Элин тихонько захихикала. Американская школа ей уже заранее нравилась. ---------- [19] Из канона взято только название школы. Все, что касается американской школы (и вообще магических США) — AU, информация из «Фантастических тварей» и соответствующих разделов Pottermore не использовалась. ----------* * *
В Ильверморни их принимал профессор Симплтон — приятный на вид толстячок в коричневом магловском костюме, синей мантии и при ярко-желтом в лиловый горошек галстуке-бабочке. — В каждой стране свой подход к образованию, — рассказывал он. — Среди выпускников Шармбатона не так много великих волшебников, но французы очень удачно комбинируют обычные предметы с магическими и добиваются потрясающих успехов в науке. В Дурмстранге уделяется много внимания спорту, физической подготовке и боевой магии, многие его студенты еще до окончания школы приглашаются в сборные своих стран. Пару лет назад снова открылась школа при Соловецком институте, она пока небольшая, но зато там очень сильная кафедра вычислительной магии. Это вообще единственная школа, в которой имеется волшебный компьютер, причем никто не знает, как русские заставили его работать, раньше это считалось вообще невозможным. Хогвартс же по праву гордится своими преподавателями и считается лучшим во всем, что касается магической теории. Профессора Снейп, Макгонагалл, Флитвик, Синистра — признанные авторитеты в своих областях. — А Ильверморни? — спросила Элин. — В сравнении с Хогвартсом у нас меньше внимания уделяется теории, но больше — практике, — ответил профессор. — Многим молодым волшебникам, к сожалению, совсем неинтересно то, как работает магия, их интересует лишь, что можно сделать с ее помощью. Что ж, мы даем большинству то, что ему нужно, не пытаясь насильно втиснуть в головы сложные формулы. Ну а для тех, кто действительно интересуется магией как наукой, у нас ведутся отдельные занятия. Благо, на каждом курсе учится по несколько сотен студентов, среди которых обязательно находится десяток — другой тех, ради кого имеет смысл держать продвинутые классы. Ну и конечно, наши выпускники могут впоследствии продолжать обучение в Институте салемских ведьм. — Но не может ли быть так, что ученики не интересуются теорией магии именно потому, что у них нет необходимости ее изучать? — удивилась Линда. — Если она не входит в обязательную программу, то понятно, что большинство подростков скорее предпочтут приятно проводить время, а не сидеть за скучными учебниками. — Таков наш подход, — пожал плечами профессор. — Мы даем возможность выбора, но сам выбор делают исключительно студенты. Хочешь — учись, не хочешь — осваивай необходимый минимум... Насильно мил не будешь, не так ли? — Возможно, — не стала спорить Линда. — А каким образом иностранные студенты могут поступить в вашу школу? — Иностранцы учатся в школе за деньги, порядка десяти тысяч долларов в год, включая стоимость проживания. Но это, как я понимаю, для вас не проблема? — уточнил Симплтон. Эрик и Линда кивнули. — Тогда все просто, — радостно заявил профессор. — При переходе из другой школы будущие студенты выбирают для себя нужные предметы и сдают тесты, по результатам которых и отправляются на тот или иной уровень по каждому из них. Ваши дети могут сдать их в любой момент, как только закончат текущий год в Хогвартсе. — А посреди года переход возможен? — спросил Эрик. — Боюсь, что нет, — профессор смущенно почесал кончик носа. — Учись ваши дети в любой другой школе, проблемы бы не было, но программа Хогвартса очень специфична. Дети весь год настраиваются на определенный ритм, и его прерывание может привести к выбросам... Конечно, в исключительных обстоятельствах переход можно организовать, но каждый такой случай рассматривается отдельно, и, боюсь, процесс занимает несколько месяцев. — Что ж, спасибо, — Линда Олсен поднялась со своего места и протянула профессору руку. — Мы подумаем над тем, что вы нам рассказали, и обязательно с вами свяжемся. — Извините, профессор, — заговорил вдруг Гарри, до сего момента сосредоточенно изучавший пестро раскрашенные школьные проспекты. — Я не вижу, чтобы в ваших каталогах упоминалась защита от темных искусств или боевая магия. Тут только защита от волшебных существ... Профессор Симплтон изумленно уставился на мальчика. — Боевая магия? — спросил он. — Разумеется, детям ее не преподают! Представляете, что творилось бы в школе, если бы ее ученики при любой ссоре швырялись бы не щекоткой и шерстью-изо-рта, а настоящими смертельными проклятиями? У нас и так возникает масса проблем из-за тех, кто пытается использовать не по назначению режущие и взрывающие заклинания. — Но вы сказали, что в Дурмстранге... — начал было Гарри. — В Дурмстранге, — перебил его профессор, — за пятьдесят лет погибло тридцать два ученика и вдвое больше лишилось палочек за применение недозволенной магии. В Хогвартсе и Шармбатоне, насколько мне известно, жертв меньше, но и там больничные койки редко остаются пустыми. Именно поэтому в нашей школе такие суровые правила. После совершеннолетия — да, изучайте сколько угодно, в конце концов, вторую поправку никто не отменял,[20] и курсы самозащиты пользуются у нас в стране большой популярностью. Но до сего момента даже попытка пронести в школу литературу с описанием боевых заклинаний приведет к немедленному исключению. ---------- [20] Вторая поправка к Конституции США гарантирует право граждан на владение оружием. ----------* * *
— Какая жалость, — вздыхала Элин, когда их автомобиль покинул территорию школы. — Мне тут нравится... Вы заметили, что в США даже автомобили можно заколдовывать, не то, что у нас? И волшебный мир намного больше британского... — Если бы не их запрет на боевую магию... — поддержал сестру Гарри. — Возможно, он имеет смысл, — пожала плечами Элин. — Все-таки не у каждого ученика есть персональный Темный лорд, желающий его убить. — Но у меня-то этот лорд имеется! — Гарри посмотрел на родителей. — Наше мнение учитывается? — Конечно, — удивилась мама. — Ты мог бы и не спрашивать. — Тогда я бы предпочел продолжать учебу в Хогвартсе. Элин кивнула, соглашаясь с братом. — Пусть по нашей школе и бродят одержимые профессора и древние чудовища, — сказала она, — но, по крайней мере, там мы учимся с ними справляться. И при всех недостатках Хогвартса в нем за много лет никто не погиб. — Ну, учитывая, что до конца года перевод все равно невозможен... — начал было Эрик. — А вот это странно, — сказала его жена. — Я готова поставить всю свою репутацию на то, что мистер Симплтон что-то не договаривает. То есть, пока он рассказывал про систему образования, все было нормально, но как только дело дошло до перевода... — она покачала головой. — Я слишком часто видела, как пытаются врать честные люди. Давай он показания в суде, я бы обязательно попыталась на него надавить. — То есть он почему-то не хотел принимать нас в свою школу? — удивился Гарри. — Похоже на то, — кивнула мама. — Причем когда я списывалась с Шармбатоном, мне ответили ровно то же самое: мы рады принять любого ученика, но перевод из Хогвартса возможен только в конце года. И я, конечно, не специалист в магии, но меня очень смутил один факт. Судя по тому, что я успела прочитать летом, этот запрет появился совсем недавно, всего пятнадцать лет назад. То есть, либо раньше программа была другая, либо... — ...либо пятнадцать лет назад кто-то захотел помешать переходу детей из Хогвартса. — закончила Элин. — Ты как хочешь, — говорила она брату вечером, когда ребята остались одни, — но мне все это категорически не нравится. Нас как будто загоняют в коридор, как в прошлом году... Интересно, что они будут делать, если мы просто встанем посреди дороги и откажемся идти? — «Они» — это Дамблдор? — уточнил Гарри. — Да какая разница? — пожала плечами Элин. — Кем бы они ни были, я отказываюсь играть по их правилам! Ни одну лишнюю книгу больше не открою. И вам с Гермионой не дам!14 февраля 1993 года
— Ну здравствуйте! — Элин остановилась в дверях Большого зала и недовольно посмотрела на то, что творилось внутри. — Это какому же, интересно, идиоту пришла в голову сия светлая мысль? Весь Большой зал в этот день был забран аляповато-розовой драпировкой, вместо знамен факультетов над столами висели огромные надувные сердца и бело-золотые херувимчики, а с потолка на головы учеников сыпалось конфетти. — Неужели ты не любишь розовый? — скорчив невинную мордашку, осведомилась Гермиона, прекрасно осведомленная о вкусах подруги. — Не-на-ви-жу, — сквозь зубы прошипела Элин. — Как только я найду того, кто это проделал... А хотя чего его искать, вон он, за профессорским столом сидит. У-у-у, ирод! Дай только до него добраться, я... Я на него близнецов натравлю, вот. А то они что-то в последнее время заскучали, даже не взрывают ничего. — Не трогай профессора, — моментально встрепенулась Гермиона. — Сегодня же день Святого Валентина, он хотел как лучше! Посмотри, всем, кроме тебя нравится! Ну... почти всем... большинству... некоторым... — честно добавила она, глядя, как ее однокашники с кислыми минами пытаются очистить овсянку от блесток и выловить конфетти из тыквенного сока. — Это мой любимый праздник! — объявил в этот момент Локхарт, — что, несомненно, уже знают те, кто успел прочитать мою автобиографию! И чтобы разделить свою радость со всеми вами, я решил устроить вам этот маленький сюрприз... Локхарт ослепительно улыбнулся. — Я благодарен авторам тех сорока шести валентинок, которые я уже получил. Если же кто-то захочет отправить еще — что ж, к его услугам будут мои дружелюбные купидончики! Он хлопнул в ладоши, и в Большой зал строевым шагом вошли две дюжины дварфов с золотыми крылышками за спиной. — Какие милашки, — фыркнула Элин. — Гарри, не хочешь отправить с ними валентинку своей избраннице? Если, конечно, у тебя есть избранница... Гарри? Ее брат внезапно очень заинтересовался содержимым своей тарелки.* * *
Это был один сплошной кошмар. В этом году день Святого Валентина пришелся на воскресенье, и студенты не могли скрыться от «купидончиков» на занятиях. Вездесущие дварфы настигали своих жертв где угодно — в гостиных факультетов, в спальнях, в квиддичных раздевалках и даже в туалетных кабинках. Элин и Гермиона, не выдержав царившего в школе хаоса, сбежали в единственную известную им тихую гавань — кабинет Снейпа, где настаивалось оборотное зелье. Это был тот редкий случай, когда профессор зельеварения был почти похож на человека: сочувственно вздохнув, он достал из шкафа огромный ящик с сушеными корешками и принялся рассказывать про принципы разделения растительных компонентов на живые, мертвые и зомбиобразные. Увы, ничто хорошее не могло длиться вечно. Войдя вечером в Большой зал, Элин обнаружила, что возле ее места уже караулят два дварфа. — Это ты Алин Ольсин? — проворчал самый мрачный из них. — Сколько можно ждать! Тут тебе послание. Тайное. Не скажу, от кого. — Надеюсь, там тоже будут стихи, — Луна вздохнула и посмотрела на потолок. — Гарри свои уже получил. Такие искренние... Жалко, что мне такие никто не прислал... — О да, — засмеялся Гарри. — Я не знаю, кто автор, но эти строки я не забуду до конца жизни! «Как кожа у жабы глаза зелены, А волосы — как доска в классе темны, Моим стать бы мог, хорош словно бог, Избавил от Тёмного Лорда нас ты»[21] — мелодичным голосом пропела Луна. Элин хихикнула и раскрыла первую валентинку. — О, и у меня тоже поэзия, — сказала она. «Лишь твоей любви мне надо, Будь всегда со мною рядом! Давай советы, помогай, Жизнь добротою озаряй!»[22] Элин раскрыла было рот, собираясь высказать все, что думает о неизвестном авторе, но увидев покрасневшего до кончиков ушей Лонгботтома, вовремя прикусила язык. Обижать друга ей не хотелось, и она мысленно взмолилась всем богам, чтобы парень не отправился признаваться в любви лично и ей не пришлось бы разбивать ему сердце. Она-то испытывала к Невиллу исключительно дружеские чувства. «Ну ладно, с Невиллом потом разберемся, а это кто? — подумала она, открывая вторую валентинку. — Надеюсь, не еще один непризнанный поэт». «Если рассудок и жизнь дороги тебе, держись подальше от Тайной комнаты в темное время суток, когда силы зла царствуют безраздельно». «Опять Добби? — Элин на секунду задумалась. — Да нет, вряд ли. Несчастный домовик, скорее всего, и писать-то не умеет...» Она еще раз осмотрела валентинку. Послание было составлено из вырезанных из газеты букв и слогов, но слова «Тайной комнаты» были написаны зелеными чернилами аккуратным, почти каллиграфическим почерком. Сама же открытка выглядела намного элегантнее предыдущей — не такая аляповатая, с тонким, тисненым серебром рисунком на хорошей бумаге. — Ах ты сучка крашеная! — услышала она вопль со стороны слизеринского стола. — Не трожь моего Дракусика! Привстав со своего места, Элин увидела, как Панси Паркинсон, вцепившись в волосы Дафны Гринграсс, тщетно пытается повалить ее на пол. Кричащая от боли Дафна в ответ молотила по сопернице кулаками и пыталась пнуть в коленку, не достигая, впрочем, видимого успеха. Про висящие у них на поясе палочки обе чистокровные волшебницы, судя по всему, даже не вспоминали. — Прекратить, — подлетевший к дерущимся Снейп одним движением разделил девочек. — Обе ко мне. Живо. Он развернулся на каблуках и быстрым шагом направился к выходу из зала. Растрепанные и раскрасневшиеся соперницы, разом растерявшие весь свой боевой задор, поплелись вслед за своим деканом. Элин посмотрела на сидящего с потерянным видом Малфоя, перед которым все еще стояли два купидончика с валентинками от соперниц, перевела взгляд на свое письмо и удивленно подняла брови. Она и представить себе не могла, что чистокровный волшебник, настолько подчеркнуто кичащийся своим отличием от маглов, тайком читает Конан Дойла. ---------- [21] «Гарри Поттер и Тайная Комната», перевод Potter's Army. [22] Текст взят из сети, автор неизвестен. ----------* * *
Элин не знала, чего хотел добиться Драко своим посланием, но подходить к нему с расспросами не стала. Во-первых, был шанс, что она ошиблась с определением автора, а во-вторых, при наличии поблизости Панси Паркинсон это было попросту небезопасно — бешеный мопс готов был растерзать любую девушку, посмевшую подойти к «ее Дракусику» ближе, чем на пару шагов. Да и самому Малфою, похоже, в последнее время было совсем не до Тайной комнаты. Мало того, что вся школа упорно продолжала считать его наследником Слизерина, так еще и в матче с Когтевраном факультет потерпел сокрушительное поражение, оказавшись на последнем месте в чемпионате. Чжоу Чанг снова подтвердила свою репутацию лучшего ловца Хогвартса, Драко же провел игру из рук вон плохо, и на Слизерине уже открыто начали говорить, что Маркусу Флинту следует исключить из команды неудачливого ловца, даже если из-за этого и придется вернуть Люциусу Малфою подаренные им «Нимбусы-2000». Впрочем, Драко на эти разговоры никак не реагировал, расхаживая по школе с еще более самоуверенным видом, чем прежде, и всегда в сопровождении Панси, за которой после четырнадцатого февраля закрепилась твердая репутация будущей миссис Малфой. Официально о помолвке не объявляли, но школьные сплетники были уверены, что две семьи уже заключили соглашение, и расходились лишь в вопросе о том, успели ли обрученные подкрепить соглашение постелью или пока ограничились лишь поцелуями в темных коридорах. То, что «жениху» двенадцать, а «невесте» — тринадцать лет, сплетников не смущало. Вообще, насколько успела понять Элин, ранние помолвки среди чистокровных были в порядке вещей, а секс между обрученными считался чем-то само собой разумеющимся. Даже Устав школы, строго запрещавший уединенные встречи юношей и девушек, для официально помолвленных пар делал исключение. Перед пасхальными каникулами ребятам предложили выбрать на следующий год дополнительные предметы, и Элин ничуть не удивилась, узнав, что большинство ее однокурсников руководствовались при выборе не полезностью предмета для будущей карьеры, а исключительно соображениями о том, что легче или что интереснее. Сама она первым предметом без колебаний выбрала предсказания, а вот в выборе между нумерологией и рунами в конце концов последовала женской логике: не знаешь, какое платье купить? Покупай оба, а там разберешься. Хагрид подбивал Элин взять вместо «скучной зубрежки» уход за магическими существами, но она очень сильно сомневалась, что ее карьера будет связана с животноводством. А вот Гарри после чтения бестиариев увлекся магозоологией и, к радости Хагрида, легко согласился с тем, что изучать уход за магическими существами будет очень интересно. Второй же предмет был выбран от обратного: руны и нумерология показались ему слишком скучными, а магловедение — слишком бесполезным. Оставались предсказания, и Гарри решил, что раз уж у него, как у сестры, есть два шептугля (пусть даже один спящий), то наверное, он сможет осилить этот предмет. Гермиона же вновь превратилась в невыносимую зануду и извела всех старшекурсников расспросами, а одноклассников — рекомендациями на тему того, какой предмет нужнее. Доведенный до белого каления Гарри в конце концов посоветовал ей записаться вообще на все, слишком поздно сообразив, что такие шутки его подруга не понимает в принципе. Шло время. Треклятый Ступефай, который не получался у ребят несколько месяцев, к Пасхе наконец-то сдался, и они всерьез надеялись, что до начала экзаменационной лихорадки успеют выучить еще несколько защитных заклинаний. Оборотное зелье тоже было готово и после испытания на лабораторной крысе получило одобрение профессора. На своем последнем занятии Элин и Гермиона торжественно обменялись волосами, опустили их в свои бокалы и благополучно превратились друг в друга. После чего едва не расстались с содержимым своих желудков, глядя на демонстрируемые Снейпом колдографии тех несчастных экспериментаторов, которые ухитрились выпить зелье с попавшими в него частицами насекомых. Освободившееся время Элин посвятила изучению русского языка — упоминание о волшебном компьютере в Соловце ее очень заинтересовало, так что она еще в Нью-Йорке успела купить самоучитель и — для закрепления навыка чтения — томики Гоголя и Булгакова. Это был первый случай, когда она не смогла соблазнить Гермиону новыми знаниями — узнав про букву Ы и «пятьдесят парадигм склонения по Зализняку», та недовольно фыркнула и заявила, что найдет своим мозгам лучшее применение. Гарри от изучения тоже отказался — увидев транскрипцию слова «защищающихся»,[23] он решил, что еще не окончательно сошел с ума, чтобы читать заклинания на парселтанге. А вот сама Элин «великий и могучий» вспоминала легко, и хотя произносить русские слова без акцента у нее не получалось (язык за много лет слишком привык к английским звукам), но читать она смогла вполне бегло. Джинни отказалась от кавалерийского наскока на крепость по имени Гарри, перестала ревновать его к Гермионе и перешла к планомерной осаде при помощи невинного голоса, взмахов ресницами и хихикания невпопад. Сам Гарри изо всех сил старался не замечать эти попытки и в свою очередь украдкой посматривал на Чжоу, что безумно веселило Элин. Она даже заключила сама с собой пари о том, когда же именно до ее брата дойдет, что он сам безнадежно влюбился в красавицу-когтевранку. А вот то, что сама Элин стала предметом обожания со стороны Невилла, было уже нифига не забавно, а вовсе даже наоборот. Она понятия не имела, что ей делать в случае, если парень от тайных воздыханий решится перейти к более активным действиям. Но в общем и целом, жизнь была прекрасна и удивительна, и на матч Пуффендуй — Гриффиндор Элин шла в приподнятом настроении. --------- [23] «Zashtsheeshtshayoushtsheekhsya». Это слово записал Льюис Кэрролл, когда путешествовал по России. ---------24 апреля 1993 года
— Вот видишь, Гермиона, — радовалась Элин, — стоило нам только отказаться от поисков, и все сразу наладилось. Никто ни на кого не нападает, ни в какие подвалы не приглашает... Может, Рон и правда уничтожил этот поганый дневник? — А если нет? — спросила Гермиона. — Если он попал к кому-то другому, кто только и ждет удобного случая? — Ждет вот уже полгода? Вряд ли, — отмахнулась Элин. — Да и если ждет, какое мне дело? Что я им, Геракл, чтобы меня за чудовищами посылать? — Для Геракла ты комплекцией не вышла, — засмеялась Гермиона. — Ты скорее... Она задумалась, подбирая для подруги подходящего греческого героя, и вдруг споткнулась на ровном месте. — Ты чего? — удивилась Элин. — Нет, не может быть... — прошептала Гермиона. — Это же так просто... как я раньше не догадалась... Эль, придержи мне место, я скоро вернусь! Она бросилась к замку, очень надеясь на то, что мадам Пинс не интересуется квиддичем и не закроет библиотеку на время матча. Элин удивленно посмотрела вслед подруге, пожала плечами и поспешила в сторону стадиона. Схватка между Гарри и Роном обещала быть очень интересной, и ей надо было поторопиться, чтобы успеть занять места получше.* * *
— Так я и знала! — прошептала Гермиона. — Если бы не Эль со своим невмешательством, я бы догадалась намного раньше... Она отодвинула от себя три раскрытых тома и оглянулась, ища, что можно было бы использовать вместо закладки. Мелькнувшую было мысль вырвать страницу из библиотечной книги Гермиона с негодованием отбросила — за такое святотатство мадам Пинс отлучила бы ее от библиотеки до конца учебы. — Извини, Дафна, ты не одолжишь мне лист бумаги? — обратилась она к сидящей за соседним столом Гринграсс, увлеченно чертившей какие-то схемы. — Конечно, — Дафна вырвала из тетради чистый лист, передала его Гермионе и снова углубилась в свое занятие. — Спасибо! — Гермиона аккуратно заложила нужные страницы, захлопнула книги и, не сдержав любопытство, повернулась к соседке. — Извини, что спрашиваю, но это что, какое-то дополнительное занятие? — Нет, — улыбнулась та. — Я просто ищу себе подходящего мужа. — По книгам? — поперхнулась от изумления Гермиона. — Ну да, а что... А, ты же, наверное, не знаешь. У тебя-то таких проблем нет, — Дафна посмотрела на собеседницу. — А вот мне надо очень тщательно считать, сколько у меня общих предков с каждым из потенциальных женихов. — Я слышала, что все чистокровные волшебники в родстве друг с другом, — кивнула Гермиона. — Ты даже не представляешь, насколько, — грустно вздохнула Дафна. — Из двадцати восьми безупречных мне подходит только Малфой, но он один, а у меня есть сестра. Что папа будет с этим делать, ума не приложу, он никак не хочет смириться с тем, что одной из нас придется выйти за полукровку... Или за иностранца, что еще хуже. Хотя есть еще Уизли, конечно... Но с предателями крови он точно не захочет породниться. — А почему Уизли называют предателями крови? — спросила Гермиона. — Это из-за их дружбы с маглами? — Да нет, что ты, — Дафна улыбнулась. — Это на самом деле очень поучительная история... Могу рассказать, если тебе интересно.История Септимуса Уизли
— Ты, конечно, слышала про изданный в тридцатые годы «Справочник чистокровных волшебников», — начала Дафна. — Автор включил в него двадцать восемь семей, в которых не было ни единого магла на протяжении пятисот лет, и одной из них оказалась семья Уизли. Хотя они никогда особо не заморачивались с чистотой крови и часто выдавали дочерей за полукровок и даже маглов, но вот наследники по прямой линии всегда женились на чистокровных. — Да, я слышала про это, — кивнула Гермиона. — Так вот, вскоре после выхода «Справочника» разразился скандал, потому что молодой Септимус Уизли заявил, что не является чистокровным. Оказывается, его предок, знаменитый Отум Уизли, Верховный чародей Визенгамота в XVII веке и один из авторов Статута о секретности, был женат дважды. Автор справочника выводил всех Уизли от брака Отума с чистокровной ведьмой Констанцией Нотт, но на самом деле та скоропостижно скончалась от оспы через полгода после свадьбы, не успев родить наследника. И все последующие Уизли ведут свой род не от нее, а от второй жены Отума, маглорожденной Констанции Бонасье, которая родила мужу шесть дочерей и одного сына. — И после этого его назвали предателем? — удивилась Гермиона. — По-моему, Септимус Уизли, наоборот, поступил очень честно. Да и, в конце концов, кому какое дело, что у него в предках обнаружились маглы? Ну стало чистокровных семей не двадцать восемь, а двадцать семь, и что? — О, ты не понимаешь, — покачала головой Дафна. — В XVII веке еще не было такого отношения к маглорожденным, их называли «избранными магией» и, в общем-то, соглашались терпеть, если они знали свое место. Так что жену богатого и влиятельного Отума приняли в высшем обществе, а ее дочери легко нашли мужей среди младших сыновей из знатных родов. Те, кому не светило наследство, ради родства с Отумом быстро соглашались закрыть глаза на не совсем чистое происхождение тещи. А так как Уизли всегда славились плодовитостью, то через несколько десятков лет у Отума уже было множество внучек, правнучек и праправнучек, про происхождение которых постепенно начинали забывать... Смекаешь? — Ты хочешь сказать, — осенило Гермиону, — что через несколько поколений... — Именно! — воскликнула Дафна. — Из двадцати восьми «истинно чистокровных семейств» двадцать семь оказались напрямую связаны с Уизли! Представляешь, какой поднялся скандал? Разумеется, Констанцию Бонасье объявили несуществующей, а самого Септимуса — сумасшедшим. Его даже высмеивали со сцены... Была такая пьеса, «Горе Отума», довольно популярная... От остальных Уизли потребовали отречься от Септимуса, а когда они отказались, всех их скопом окрестили предателями крови. Якобы они предали свою кровь, выдумав себе в предки маглорожденную. Но сколько бы их ни ругали, а каждый ныне живущий чистокровный британский волшебник в глубине души знает, что на самом деле он — потомок дочери парижского галантерейщика. Гермиона прикрыла рот, стараясь не заржать в голос. — А тебя это не волнует? — спросила она, справившись со смехом. — Извини, если этот вопрос кажется тебе бестактным... — Да нет, все в порядке, — ответила Дафна. — Это мой папа все беспокоится о чистоте крови. Хотя когда его зазывали к себе пожиратели смерти, он ответил отказом. А вот мама мне очень давно рассказала продолжение истории Септимуса. — О, так было еще продолжение, — заинтересовалась Гермиона. — Да, но оно уже совсем не веселое, — печально произнесла Дафна. — Абраксас Малфой в то время был женат на сестре Септимуса, и когда та отказалась отрекаться от брата, потребовал развода. Это произошло в 1937 году, и в следующие десять лет все невесты магической Британии буквально сходили с ума. Абраксас был богат, знаменит, относительно молод и хорош собой... Так что можешь себе представить, какой стон разочарования пронесся по стране, когда в 1947 году Малфой объявил о помолвке с Элизабет Дулиттл. — Никогда раньше не слышала эту фамилию, — заметила Гермиона. — Она была не из Англии, — кивнула Дафна. — Ее родители жили в США и отправили дочь в Хогвартс уже после войны. Элизабет сразу стала лучшей ученицей и самой желанной девушкой в школе. Умная, красивая, к тому же настоящая леди, даром, что американка... Говорят, даже Сам-Знаешь-Кто предлагал ей руку и сердце, но она его отвергла, отчего он и стал таким злым. Враки, конечно, но я видела ее портрет... Знаешь, будь я парнем, я бы сама в нее влюбилась. В общем, неудивительно, что самый завидный жених в Британии выбрал себе самую завидную невесту. Ей едва исполнилось восемнадцать, ему — сорок, он был богат, она бедна, но ни у кого не поворачивался язык назвать их брак мезальянсом. Даже самые злые языки признавали, что Элизабет Дулиттл — идеальная жена для главы древнейшего и благороднейшего рода. Эта семейная идиллия продолжалась пятнадцать лет, пока Септимус Уизли, про которого все стали уже забывать, не напомнил о себе. Абраксас Малфой в свое время возглавлял кампанию против него, именно по его настоянию Септимуса выгнали со службы в министерстве, а чуть позже он разными махинациями разорил несколько коммерческих предприятий Уизли. В общем, Септимус потихоньку проживал доставшееся по наследству состояние, писал какие-то статейки в «Пророке»... и кропотливо, по миллиметру готовил план мести. — Я попробую догадаться, — сказала Гермиона. — Элизабет Дулиттл была маглорожденной? — Верно, — кивнула Дафна, — но дело было не только в этом. Чистокровная, но бедная семья Дулиттлов просто «сдала в аренду» свою фамилию, на самом же деле Элизабет была дочерью магловских преступников Конни и Карло Рицци, с которыми Малфой вел дела. Она знала «дядю Абраксаса» с самого детства и в момент перехода в Хогвартс уже была тайно с ним помолвлена. Вообще, помолвка в четырнадцать лет дело обычное, но при такой разнице в возрасте... В общем, Септимус подавал эту историю так, словно Абраксас Малфой был старым извращенцем, соблазнившим невинную девочку еще до ее вступления в возраст. Но и это еще не все. Рицци были известной мафиозной семьей, и, как очень скоро выяснилось, львиную долю своего состояния Абраксас заработал, помогая им в их темных делишках. Снабжал охранными амулетами, разоблачал шпионов, помогал найти тех, кого они искали... Это было очень серьезным нарушением Статута, и до сих пор никто не знает, как Малфою удалось выкрутиться. Но свой бизнес ему пришлось свернуть, и через полгода конкуренты сожгли супругов Рицци прямо в их доме — те слишком привыкли к магической защите и не смогли справиться без нее. А еще через месяц Элизабет умерла при таинственных обстоятельствах, люди шептались, что она отравилась. После ее смерти Малфой вызвал Уизли на дуэль и убил так, как убивали обидчиков пятьсот лет назад: сначала снес все щиты, а потом наслал неснимаемое проклятие гниющих внутренностей, от которого Септимус несколько дней умирал в страшных мучениях. — И Малфою за это ничего не было? — поразилась Гермиона. — Его судили, — пожала плечами Дафна, — но он добился, чтобы дело слушалось полным составом Визенгамота, а тогда в нем еще было много старых лордов, помнивших времена, когда дуэли были разрешены законом. Его оправдали с преимуществом в два голоса. Вроде бы обвинитель хотел подавать апелляцию, но уже шла война и про эту историю забыли. Ссориться с Малфоями никто не хочет, а все, что писал Септимус, официально так и считается бредом сумасшедшего, поэтому бабушка Драко во всех справочниках упоминается как истинная чистокровная волшебница. Хотя папа как-то рассказывал, что Люциусу в свое время пришлось несладко и он изо всех сил старался доказать свое право называться чистокровным. Даже с пожирателями смерти связался, чтобы не быть обвиненным в сочувствии к маглам и сквибам. В общем-то, ему это удалось, даже Блэки в конце концов согласились выдать за него Нарциссу. Хотя там тоже, по-моему, не все так просто было... Вот такая грустная история. Когда мне мама в первый раз ее рассказала, я спросила, почему же за столько лет никто не заметил, что Элизабет — не чистокровная? Я тогда еще совсем маленькая была, верила во всякие глупости... А мама показала мне ее портрет и сказала, что если девушка ведет себя, как настоящая леди и умеет колдовать, как настоящая ведьма, то никакой разницы нет. — Спасибо, что рассказала, — Гермиона посмотрела на часы и в ужасе вскочила с места. — Ой, я же совсем забыла! Гарри обидится, если я не приду на игру. — Погоди, я пойду с тобой, — произнесла Дафна, складывая свои записки в расшитую бисером сумочку. — Все равно ничего нового я уже не узнаю... Ну и ладно, придется повоевать с Панси за ее Дракусика. — А он сам-то согласен, чтобы за него воевали? — спросила Гермиона. — Да кто его спрашивает? — удивилась Дафна. — Парни думают, что от них что-то зависит, но мы-то знаем... Хихикая, девочки вышли из библиотеки и направились к выходу из замка. — Фу, что тут за грязища, — недовольно произнесла Дафна, когда они шли по коридору третьего этажа. — Опять крыша протекает, что ли? Филч совсем обленился. Она хотела завернуть за угол, но ойкнувшая Гермиона схватила ее за плечо. — Погоди, — произнесла она, встревоженно глядя на растекшуюся по коридору грязную лужу. — Возле миссис Норрис была вода, и возле Колина тоже... Дафна, это, наверное, звучит смешно, но... У тебя нет с собой зеркальца? За несколько сотен метров от этого места Элин, неотрывно следившая за кипящей на поле схваткой, охнула и схватилась за сердце.