Цыганочка с выходом.

POV Катерина Жданова.       Если бы мне кто-то еще шесть лет назад сказал, что я буду радоваться приходу в мой дом Милко, да не просто радоваться, а в нетерпении замирать, как ребенок, и ждать чуда, я ни за что не поверила бы этому. Так, как ему, я радовалась только в раннем детстве приезду бабушки, когда внутри все замирало в ожидании ее подарков, и сладостей, и добрых слов, и любви. Никто меня так больше не любил, как она! Безоговорочно, чтобы я не сделала, и чтобы не сказала. Нет, родители меня очень любили и любят, но им всегда что-то нужно было давать за их любовь, нужно было быть послушной, скромной девочкой, хорошо учиться, хорошо себя вести. У мамы частенько вылетало, да и папа от нее не отставал, говоря, что непослушных детей не любят, что если я буду плохо учиться, то меня не будут любить и так далее. А бабушке от меня ничего не надо было, она просто любила и все, и рядом с ней я всегда себя чувствовала очень защищенно. Но бабушки нет вот уже семнадцать лет…       Милко для Ляльки стал такой бабушкой и, хоть мы с Андреем не повторяли ошибки родителей и никогда не обусловливали нашу любовь к дочке ответным поступком с ее стороны, но все же вседозволенности не было, Олюшка знала слово «нет», но всегда аргументированное. В лексиконе у Вукановича этого слова для нашей маленькой разбойницы не было.       Он позволял ей все! Сколько раз мы с ним скандалили в «Zimaletto», когда откладывалась вся работа, даже выпуск коллекции, если «его принцесса» просила себе какой-нибудь наряд. Вот тут мы с Андрюшей становились плохими родителями и тИранами, а «добрая бабушка» всю ночь не ложилась спать, чтобы к утреннику все же привезти ребенку ее обнову. А уж если поступала какая-то ткань для эксклюзива, то наш маэстро прежде всего выкраивал своей королеве если не платьице, так юбочку или кофточку, а уж потом сочинял эксклюзив из того, что осталось. Прямо как в том анекдоте*.       Я уж не говорю о том, что Лялька могла превращать великого и ужасного в послушную лошадку или карусель, или во что захочет одним только словом, даже волшебной палочки ей для этого не надо было.       Вы спросите меня, а я-то чего радовалась, ожидая Милко в гости? А потому, что наблюдать за ними было сплошным удовольствием, да и блики его любви к Оленьке падали и на мою персону. Он никогда не забывал одарить и меня если не обновкой, то добрым словом.

***

      Я вернулась со встречи с Глюкманом через час после прихода Милко, хотя вполне могла бы не торопиться, этим двоим было не до меня. На Ляльке естественно уже было новое бело-голубое платье, с кучей воланов и нижних юбок, все такое пышное и воздушное, что казалось ребенок витает в облаках. А сама королевишна кружилась и кричала-пела на весь дом:       — Белые кораблики, белые кораблики — это облака. — остановилась, уперла руки в бока, сердито посмотрела на Милко. — Почему ты не помогаешь? Я одна должна петь про твое платье?       — БелЫе кораблИки, белЫе кораблИки — это Облака. — послушно затянул модельер. Он никогда не забывал коверкать слова в присутствии кого угодно кроме меня.       — Ой! Мамочка пришла! Смотри, какое платье мне Милко сделал! Правда же очень красивое?       — Правда, солнышко. И ты очень красивая в этом платье.       — Ты будешь с нами играть?       — А ты покормила гостя?       — Нет! Мы платье примеряли, потом играли.       — Вот и правильно, зачем кормить гостей? Их дело хозяев развлекать да подарки им дарить, а поесть они могут и дома, нам самим есть нечего.       — Мамочка, ты это шутишь?       — Я-то, может, и шучу, а вот ты… Вспомни, как мы встречаем людей.       — Бабушка сразу за стол сажает, а ты вначале спрашиваешь хочет ли гость кушать, а потом, если он хочет, что предложить попить-поесть. Правильно?       — Правильно. А ты?       — А я?.. Милко, ты же не хочешь есть?       Я таааким взглядом одарила друга, что ему ничего не оставалось делать, как ответить: — ХОчу. Чтобы не дожидаться от меня укора за поставленный таким образом вопрос, Лялька буркнула:       — Меня бабушка ждет, — и надулась. — Мама, покорми Милко… пожалуйста, — и побежала к двери, но остановилась, повернулась к нам и прибавила: — Ну и секретничайте! Что я не понимаю, что Милочко кушать не хочет, сейчас же не завтрак, не обед и не ужин. — и ушла.       — Ты зачем ребенка муштруешь? Я что, не мог подождать с едой?       — Ты мог! А ты на ней женишься, когда она вырастет? — он даже задохнулся от такого нелепого вопроса. — Я так и думала, — расхохоталась я, — так что не мешай мне воспитывать девочку хозяюшкой и леди.       — Может, ты и права.       — Так что ты будешь есть-пить, как говорит Лялька?       Милко не поскромничал в желаниях, и я пригласила Наташу, попросила принести все в мой кабинет и занять Оленьку пока мы будем разговаривать.       — Милко, мне нужна твоя помощь, — с места в карьер понеслась я, как только мы перешли в кабинет.       — Катя, подожди минутку. Дай мне хоть поздравить тебя с Новым годом и подарить подарок.       — Ой! Вот видишь, что бывает, когда девочке с детства не прививают хороших манер? У меня ведь тоже есть для тебя подарок, и я тоже хотела тебя поздравить, но…       — Для меня? — маэстро удивился так, как будто я никогда не дарила ему подарков. — Спасибо.       — Вот держи! — я протянула ему коробочку. — С Новым Годом, дружище.       — Это то, что я думаю, да? — да, это было то, что он думал: темно-вишневый кожаный ремень от «Аrmani» с ручной гравировкой вдоль всей длины, с пряжкой черненого серебра, партия, выпущенная в количестве всего двухсот экземпляров. — Катя… У меня нет слов… Катенька! — он так замечательно умел принимать подарки, что ему их приятно было дарить. — Спасибо! А это тебе. И тебя с Новым годом! — Милко достал из сумки пакет и протянул мне. — Примерь, пожалуйста.       — Тогда отвернись!       — Что я там не видел? — усмехнулся Милко, но отвернулся.       — Своего президента!       Я аккуратно раскрыла пакет, примерила, взглянула в зеркало и взвизгнула. Абсолютно простое черное платье в пол с высоким разрезом по правому боку, абсолютно наглухо закрытое спереди и с каплеобразным вырезом на спине, доходящим почти до неприличного места, было сшито из шелковой тафты и сидело на мне, как влитое.       — Поворачивайся.       — Какая ты красавица, Катенька, — на глаза сентиментального модельера навернулись слезы. — Рукав не тянет?       — Нет-нет! Милко, ты гений! Спасибо тебе огромное. Оно идеально. И оно идеально подходит для…       — Для чего?       — Отворачивайся, я переоденусь, и мы поговорим.       Потом мы ели, и я рассказывала Милко про подслушанный разговор, он помрачнел, заиграл желваками.       — Вот свинья, он что не понимает, что творит?       — Он пытается разрушить семью, пытается оставить Ляльку без отца, — помахала я красной тряпкой перед носом и без того разъяренного быка.       И сразу начала рассказывать про свой план и про то, какую помощь я жду от него, от друга. Надо было видеть, как загорались глаза Милко по мере моего рассказа! Как будто кто-то включил внутри лампочку с постепенным накалом.       — Умница! Ой! Ой! Оеей! Какие открываются перспективы! Вот слушай, на одно из свиданий я пойду вместо тебя, пусть меня соблазняет! А я сниму все это на видео, а потом на YouTube выставлю. Это все! Это будет ему позор навсегда!       — Вообще-то у нас рост несколько разный, — усмехнулась я.       — Это неважно. Ты будешь на каблуках, завяжешь ему глаза, а я буду босиком, и он ничего не поймет!       — Серьезно? Роман Малиновский на ощупь не отличит мужчину от женщины? Ты правда так думаешь? Или, может, по быстрому сделаем тебе операцию по смене пола? Милко, я не собираюсь позорить Романа, не собираюсь делать его импотентом, не собираюсь вредить его психическому и физическому здоровью, понимаешь? Все, что я хочу…       — Я понял, что ты хочешь, понял.       — Тогда к чему этот всплеск эмоционального фонтана? Ты мне нужен, как мой стилист, друг и сдерживающий фактор. А на деле что?       — А что на деле?       — А на деле, это мне приходится сдерживать твою неуемную, бурную, креативную фантазию.       — Не пустишь меня, значит, на свидание с Ромио?       — Не пущу!       — Тогда можно я хотя бы выведаю у него любимый аромат духов, цвета и…       — А вот это правильная мысль. Это замечательная мысль! Бить нужно наверняка, только соус хороший сварить.       — Какой соус?       — Под каким соусом ты выведывать будешь? В смысле, под каким предлогом?       — Понимаю. А я скажу ему, что у меня новый мальчик, чем-то на него похож… Мммм… И внешне, и по характеру.       — Сойдет, если ничего лучше в голову не придет. И вот еще что… Милко, мне нужна хорошая фотосессия, но такая, чтобы никто не догадался, что модель — это я.       — Тогда… Стоп! Ты решила позировать «ню»? И как на это отреагирует Андрей, если узнает? Об этом ты подумала?       — У тебя все дома? Где я, и где «ню»? Пару снимков в твоем новом платье, шляпе и маске, в ракурсе анфас и профиль, но так, чтобы капля на спине была видна.       — Нельзя! — встрепенулся Милко.       — Почему?       — Ты что не собираешься его носить?       — Собираюсь.       — Тогда нельзя! Андрей прекрасно разбирается в модельерах и платьях. Если он увидит такое фото…       — Ты прав.       — Не волнуйся, это пустяк, я подберу тебе наряд, я понял, что тебе нужно. Всего два фото?       — Нет, еще пару фото в купальнике. Ну, что ты на меня так смотришь? Никогда не видел женщин, обычных женщин в купальниках, доступных для обзора всем, кто находится на пляже?       — Так то на пляже… Впрочем, ты абсолютно права! Я даже знаю, какой купальник ты купишь!       — Какой?       — Абсолютно закрытый, но ужасно сексуальный, такой сексуальный, что ни один мужчина не устоит.       — Как это?       — А вот так! Купальник я беру на себя. — Милко очень пристально посмотрел на меня, и вдруг глаза его начали гаснуть. — Только сейчас до меня дошло, ты... Ты что, ты собралась переспать с Малиновским?..