***
POV Роман Малиновский. Милко позвонил около четырех часов дня. И вся моя жизнь разделилась на «до» этого звонка и «после» него. — Я обЕщал тЕбе выЯснить все про АнЕчку. Я выЯснил. — Спасибо, Милко. Рассказывай. — Ты уверЕн, что хочЕшь услышАть правдУ? — Да. — Аня рОдила девОчку. — И бросила ее, да? — Ты слУхаешь, или сам все знаЕшь? — Прости, Милко, я слушаю. — Она приехАла к тЕбе с ребенкОм, звОнила в двернЫй звОнок, спустИлась на прОлет ниже, подождалА пОка ты Открыл дверИ, услышАла женскИй голОс, и убЕжала. — Зачем? Она хотела подбросить ребенка мне? — Да. Она написалА записку: «Это твой ребенОк, делАй с ней, что хочЕшь. Не верИшь — аналИз ДНК подтвЕрдит твое отцовствО». — Стоп! Но это не может быть правдой. Я не видел никакого ребенка и никакой записки. — Да, ты не видЕл. ПомнИшь, в твОем мотеле «ООО» жил Рональд? В тот вечЕр он там был с немцЕм, Хансом КрамЕром и Лерой ИзотОвой. Они вызвАли милициЮ и девОчку забралИ. ЗапискУ не передалИ. — И мне ничего не сказали. Совсем ничего. Как такое может быть, Милко? — Ну, этО уж я нЕ знаю. ЛерА, Она очЕнь гнИлая. — Черт с ней с Лерой, с этой сучкой я еще разберусь. Но Анечка… Как она могла? Вот кукушка. — Я нечЕго большЕ не скАжу! Ты обвИняешь, не дОслушав. У тЕбя все винОваты, кромЕ тЕбя. Бай. — Милко, подожди. Пожалуйста. Я не прав, больше этого не повторится. Рассказывай. — Еще раз нАчнешь обвИнять, я клАду трубкУ. — Хорошо. — АнЕчка одумАлась, прибЕжала за рЕбенком, тольКо никОго в квАртире не бЫло. Она пОшла в милицИю, но не дОшла, попалА в аварИю. — Аня погибла? — Нет. Но полУчила черЕпно-мозгОвую травмУ, и все зАбыла. — Что все? — И тЕбя, и дочкУ. Она вообще не помнИла, что у нЕе есть ребекОк. ЧерЕз три месяцА она пОшла устраИваться на рАботу. И знаЕшь, что произОшло? ЗнаЕшь? — Догадываюсь. — А ты не догадЫвайся, я тЕбе расскАжу. Ее принИмали с распростертЫми объятьЯми, восхИщались красОтой и походкОй, говОрили, что Она станЕт звЕздой. А пОтом, кОгда Она давалА свой паспОрт для состАвления контракта, ей сразУ же говОрили, что ссорИться с «Zimaletto» не входИт в их планЫ. Ты нЕ знаешь, почЕму этО? — И где сейчас Аня? — Не знаЮ, знаЮ толькО, что Она пОшла на пАнель. Ее слЕды потЕрялись. — Она так ничего и не вспомнила? — Не знаЮ. ДумАю, что еслИ бы вспомнИла, то разЫскала бы свОю дочку. — Спасибо за информацию, Милко. А про Алину ты ничего не выяснил? — Нет, я же не сЫскное бЮро. ЛаднО, пОка. И что мне теперь было делать с этой правдой? Напиться, разогнать машину и в столб? Я скотина, Господи, какая же я скотина. Нашел с кем воевать, с девчонкой! Как? Как можно было додуматься перекрыть ей всякую возможность работать? Самому толкнуть мать своего ребенка на панель. Как мелочно, как мерзко и как подло. И что теперь делать, я не представлял. Усыновить Надю? А завтра ей кто-то расскажет, что ее папа сделал из ее мамы проститутку. И сколько минут нужно будет ребенку, чтобы возненавидеть такого «папу» и послать его куда подальше? Нет! Для начала нужно было отыскать Анечку, узнать, что она помнит, может, вообще до сих пор не помнит о ребенке? Если нет, тогда можно будет позаботиться о ее судьбе, дать ей денег, отправить ее куда-нибудь подальше от Москвы, купив ей квартиру вот хоть в том же Питере. Только подумал об этом, как стало безумно стыдно. Мало того, что я танком проехался по Аниной жизни, так теперь хочу сплавить ее куда подальше, чтобы не мешала? И про ребенка ей ничего не говорить? Так что ли? Это уж как-то совсем бесчеловечно, хотя, с другой стороны, что можно ждать хорошего от матери-проститутки, какое воспитание она может дочери дать? Так что детей точно нужно будет мне забирать. А как же Алина? У нее своих двое, зачем ей еще мои? Голова пухла, ужасно захотелось выпить, но я дал Милко слово, что пить не буду. Можно было, конечно плюнуть на данное слово, ситуация-то изменилась, и я сейчас сходил с ума от того, что натворил, и ненавидел себя, и презирал. И глоток виски никак не помешал бы. И сдерживало меня только одно: вдруг Алина появится в сети, а я буду пьяный в задницу и не смогу с ней нормально поговорить. И Алина появилась… к вечеру воскресенья. Замигал экран, показывая, что у меня сообщение. — Ну, здравствуй, это я. — Даже не представляешь, как я тебя ждал. Мне очень нужно с тобой посоветоваться. — Давай советоваться, но и поздороваться бы не мешало, и спросить, как я себя чувствую. — Прости, ради Бога. У меня такое произошло, что я забыл обо всем на свете. Здравствуй, конечно же, и как ты себя чувствуешь? — Что у тебя произошло? — Как ты себя чувствуешь? — Роман, давай проедем. Если сам не спросил, значит, это не очень важно. Так что у тебя произошло? — Алина, мне правда важно. Как ты себя чувствуешь. — Уже нормально. Рассказывать будешь? — Помнишь девочку Надю в детском доме, самую маленькую. — Помню, чудесный ребенок. — Кажется, это моя дочка. — я нажал «Enter» и затаил дыхание. — Что? С чего ты взял? — Она похожа на меня, как две капли воды. Все, даже ямочки на щеках, овал лица, все-все похоже. Только цвет волос Анин. — Какой Ани? Той, о которой ты рассказывал? — Да. — Ты же говорил, что она сделала аборт, так что это скорее всего не твоя дочка. — Как выяснилось, Аня родила. — И отказалась от ребенка? — Да. — Почему? — А уж этого я не знаю. — И что ты собираешься делать? — Я их буду усыновлять. — Кого это — их. — У Нади есть названный брат, без него она не пойдет на усыновление. — Роман, тебе не кажется, что нужно разыскать Аню? — Зачем? — написал я быстрее, чем подумал. — Если она отказалась от ребенка, значит не так уж ей дочка и нужна. — Роман, а может, вначале нужно выяснить, почему Аня так поступила. Может, была больна, а может, ее вообще больше нет в списках живых. — Я знаю только одно — моя дочка в детдоме, и мне плевать по каким причинам ее там оставила ее мать. Я буду забирать и Надю и Мишу, это уже решено. Мне бы очень хотелось, чтобы у моих детей была полноценная семья. Я люблю тебя, Алина, даже не представляешь, как я тебя люблю, и я в ужасе от того, что нам возможно придется расстаться… — Что значит, расстаться? Мы разве вместе? — Я очень надеялся, что когда-нибудь мы будем вместе. Но теперь я не один, у меня двое детей. — У меня тоже. — С твоими детьми я смирился. — Извини, мои дети заслуживают, чтобы их любили, а не смирялись с ними. — Прости, я не так высказался. — А это уже неважно. Роман, мне нужно подумать, хорошо подумать. — О чем? Обо мне и моих детях? — Конечно, и еще об Ане. — А что о ней думать? — Может, тебе и нечего, а мне — есть. И вот еще что, сделай тест на ДНК. Это может пригодиться.***
POV Катерина Жданова. — Катенька, — Анечка позвонила утром в понедельник, — я его ненавижу. И за то, что люблю, ненавижу еще больше. Он тоже потеряет все! Абсолютно все. И только потом… — Значит, план номер один? — Да! И только так. Он подонок, Катя, банальный подонок. Даже не подумал мне сказать, что у Ани была амнезия, просто обвинил ее чохом во всем, и все…