Ты слаще любой глазури

Очередной стакан белоснежной муки просеян сквозь сито и рассыпан по всему столу. Масло тщательно размято сильными руками во избежание пузырьков воздуха, которые могут помешать приготовлению теста. При смешивании всех нужных ингредиентов, парень концентрируется лишь на своих плавных движения, периодически вытирая рукавом кондитерской куртки капельки пота, появившиеся так не вовремя на лбу. – Чонин, оставь глазурь и принеси мне противень, – сделав последние пару вымешиваний на гладкой мраморной поверхности стола, юноша начал отрывать куски от теста и складывать их по порциям в ряд. В это время высокий парень, названный ранее Чонином, с еле-заметной улыбкой на лице вернулся четырьмя противнями и положил их на стол. – Кёнсу-я… – Чонин подошёл сзади к юноше и поставил руки по обе стороны от него, прижимая к столу, – ты так вкусно пахнешь… – он глубоко вдохнул запах, утыкаясь носом в плечо парня, и блаженно прикрыл глаза. Кёнсу от таких резких жестов со стороны своего помощника вздрогнул и приоткрыл рот, всё ещё не в силах вдохнуть воздуха. Его ладошки были в муке, так что они слегка скользили по перламутровой поверхности, разъезжаясь в разные стороны. И только сильные смуглые руки, поддерживающие кондитера за талию, не давали плюхнуться носом в тесто. Вообще Кёнсу не сильно в восторге от того, что ему нужно прерывать свою любимую работу, так что он попытался пнуть локтём Чонина в бок, дабы хоть как-то вырваться из его сильной хватки. – Ким Чонин, если ты сейчас же не отпустишь меня, то я сломаю тебе нос и использую твою кровь в качестве пищевого красителя. Нам нужно доделать заказ, – переборов всю дрожь в теле, Кёнсу неведомым образом повернулся спиной к столу, утыкаясь носом в грудь Кима. Тот лишь еле заметно ухмыльнулся и дёрнул бровью, но руки убирать не планировал. – Ну, Кённи… – жалобно проскулил Чонин, выпятив нижнюю губу, на что получил только строгий убийственный взгляд, пробирающий до самых костей. Придётся отступить. Тяжело вздохнув, парень с величайшим расстройством на лице, медленно убрал руки с талии До и засунул их в карманы штанов. С недовольным видом Кёнсу фыркнул что-то себе под нос и, наградив Кая очередным зловещим взглядом, принялся за лепку из мастики. Парень оттряхнул руки от муки и поправил рукава рабочей курточки золотисто-карамельного цвета, съезжающие к запястьям. Ингредиенты были готовы, так что он мог приступать к самой лепке фигурок. Надев тонкие перчатки, ради поддержания правил гигиены, Кёнсу еле улыбался, постепенно разминая мягкими движениями и придавая форму будущему цветку розы. Парень заметил пристальный взгляд своего помощника, но особого внимания этому не придал. Чонин лишь перемешивал шоколадную глазурь, сжав губы в тонкую полоску. Он хотел, чтобы До прикасался к нему так же, как и к этой мастике – изящно и аккуратно. – Кай, что бы ты хотел на ужин? – невзначай спросил Кёнсу и хитро улыбнулся, окинув беглым взглядом парня, и не прекращая вылепливать из кремово-розовой мастики тонкие лепесточки. – Ну.. Дай подумать, – Чонин задумчиво потёр подбородок левой рукой, не забывая помешивать глазурь и следить за температурой. Ким знал, что До спросил это у него не просто так, а с неким двусмысленным подтекстом. – Надеюсь, тарталетка с вишнёвой глазурью подойдёт? – так же двусмысленно ответил Кай, игриво закусив губу. Этот чертёнок играет грязно, и Кёнсу это знает. Он знает, что Ким хочет выебать его на этом столе, всего в муке, полить сверху глазурью и украсить вишенкой. Или же жёстко оттрахать в кладовке вместе с кастрюлями, мисками, венчиками, кондитерскими мешками, и другой разной кухонной утварью. И да, один раз уже такое случалось. Ну не сдержался до закрытия магазина, что поделать? Зато Чонин закрывал рот Кёнсу ладошкой, практически оставляя красные следы на щеках. Хоть что-то в этой кондитерской было закрыто. После того раза старший потребовал больше не проводить такие эксперименты на работе. – Кёнсу-я? – Кай моментально вывел своим низким бархатным голосом До из транса. Парень вспыхнул, так не вовремя вспоминая то, что они творили в кладовой, а его руки начали трястись, норовя выронить маленькую марципановую фигурку ширококрылой голубой бабочки с золотыми прожилками. – Да? – сглотнув ком в горле, Кёнсу бросил беглый взгляд на стоящего перед ним Чонина, который держал кастрюлю с глазурью в руках. – А, ты закончил? – парень слабо кивнул головой, улыбаясь уголком губ, и поставил кастрюлю на стол, подходя ближе к кондитеру. – Чонин! – предугадав последующие действия Кима, Кёнсу попытался отстраниться, но всё было тщетно – он даже хотел убежать из кухни, лишь бы Кай его не схватил. Парень молниеносно впился в губы Кёнсу требовательным поцелуем, сминая и оттягивая нижнюю губу, вызывая толпу мурашек по всему телу кондитера. Он ловко подхватил, уже не сопротивляющегося, До за бедра, и усадил на холодную поверхность. Чонин легонько отодвинул рукой слепленные фигурки в сторону, чтобы их не раздавить – старший же старался, а он ценит его труд. Разорвав поцелуй, Кай пододвинул кастрюлю с глазурью ближе к себе и обмакнул два пальца в вязкую жидкость цвета молочного шоколада. – Кёнсу-я, глазурь получилась хорошей? – не дав возразить старшему, Ким засунул пальцы в рот Кёнсу. И только закатанные глаза и гортанные приглушённые стоны говорили о том, что глазурь вышла восхитительная. Или это просто пальцы Чонина во рту так подействовали? Кай двигал пальцами, ускоряя темп и замедляя, давая обсасывать каждую фалангу по очереди, и пошло причмокивать. Из-за хлюпов и вязкой слюны на своих, уже чистых, пальцах, в штанах Чонина стало очень тесно. И это, конечно же, заметил Кёнсу. Парень быстро переместил руки с плеч Кима на пуговицу штанов, держащую предмет одежды на бедрах, и ловко стянул их, освобождая пульсирующий орган со сдавливающей ткани. Чонин протяжно застонал и дёрнул бёдрами навстречу, как только Су обхватил член ладошкой. – Знаешь, мне так понравилась твоя глазурь, что хочется ещё, – томно прошептал Кёнсу на ухо парню, медленно скользя рукой от головки к основанию, стягивая кожу за собой и легонько надавливая большим пальцем на головку, вызывая этим рваные хриплые стоны Кая. Спустя пару движений он убрал руку с члена Чонина, за чем последовали неудовлетворительные цоканья, но они так же быстро прервались, как только До слез со стола и стал на колени. Парень опустил пару пальцев в кастрюлю, окуная их полностью в глазурь, и медленно обмазал ею орган Кима. Чонин тихо зашипел, запуская руку в волосы Кёнсу, который взял головку в рот и стал медленно посасывать. Он возил языком по всему основанию, вылизывая сладкую глазурь с каждой набухшей венки. Парень не спешил взять член в рот полностью, из-за чего Ким стал покачивать бедрами вперёд, толкаясь в рот До, как только головка была у его губ. Дыхание Чонина сбилось к чертям, а коленки Кёнсу уже ныли от стояния на твердой плитке. Так что парень, взяв напоследок в рот член полностью, сделал пару медленных движений головой, не забывая работать языком, и, отпрянув под неудовлетворительные стоны сверху, встал на ноги, держась ладошками за рукава Кая. Тот времени зря не терял, и пока Кёнсу переводил дыхание, развернул его и стянул рабочие штаны, наклонив парня на гладкий стол. – Тебе правда, настолько понравилась глазурь? – прошептал Чонин на ухо До, наклонившись над ним, прижимая руками к поверхности, и утыкаясь ноющим членом в бедро парня. Старший уже сам терпеть не может, закатывая глаза, и упираясь дрожащими руками о мраморный стол. Тихий стон был последней каплей для Кима, и тот, обмакивая третьи фаланги среднего и безымянного пальцев, ввёл их в Кёнсу. До почти, что вскрикивает от неожиданности, но дальше только тихо постанывает, когда младший мажет небрежными поцелуями открытую шею, и легонько прикусывает хрящики и мочку уха. Чонин убирает пальцы, на которых почти не осталось глазури, и медленно, растягивая удовольствие, входит до основания в Кёнсу. В помещении становится до невыносимого жарко; мокрая запутавшаяся чёлка липнет ко лбу, прося побыстрее убрать её руками, которые заняты более интересными вещами в данный момент; протяжные стоны старшего разносились по всей кондитерской, благо другие работники уже разошлись по домам, хоть их там от силы человек пять-десять. Чонин закусил губу, грубо толкаясь в Кёнсу, выбивая из него развратные стоны, возбуждающие ещё больше хлопками их бёдер. Парень шептал что-то ужасно грязное на ухо кондитеру, который, уткнувшись себе в изгиб локтя, хрипло стонал. Он удобно выгнулся, чтобы Кай мог достать до особо чувствительных точек, и, толкнувшись до упора, младший, видимо, прошёлся по простате, от чего на глазах До брызнули еле-заметные слёзы удовольствия, а искусанные в кровь губы, плотно сжались в полоску, сквозь которую послышалось протяжное мычание. Их голоса дуэтом отдавались эхом по пустой кондитерской. На ягодицах старшего на завтрашнее утро будут отчетливо видны красные следы от больших ладоней Кима, чему он будет очень рад. Кёнсу целиком и полностью принадлежал Чонину, что доказывают алые засосы на его шее. А Чонин целиком и полностью принадлежит Кёнсу, и для этого не нужны доказательства – он с самого первого взгляда отдал своё ледяное сердце этому парню с совиными глазами. Сам того не осознавая, он рыл себе глубокую яму, в которой он сгниёт один, либо проведёт сумасшедшую, идеальную, живую жизнь вместе с До. – Глазурь вышла… Очень сладкой, – простонал кондитер себе под нос, но Кай услышал это и, наклонившись, утыкаясь лбом в плечо парня, прошептал почти севшим голосом: – Ты слаще любой глазури во всём мире. Это было последней каплей для Кёнсу. Он уже во всю стонал, когда ранее пытался хоть немного себя сдерживать. Чёртов Чонин, который стал надрачивать старшему, из-за чего он спустя пару мгновений кончил ему в руку. Не такие ингредиенты они используют в рабочем процессе, но, видимо, Киму они понравились. Толкнувшись последний раз, Чонин вышел из До, и излился на пол, тихо шепча слова любви кондитеру на ухо. И все эти слова, сказанные младшим, на самом деле слаще любой глазури.