Секундант

Репликант. Мерзкое прозвище, ярлык, с рождения присваиваемый рабам. Но даже у рабов есть свои чувства. Рой пробирается сквозь толпу, как слепой, шатаясь и немного поводя прижатыми к бокам локтями. Полное сканирование подтверждает сохранность основных псевдонейронных связей: органы чувств моментально фиксируют окружающий фон событий, реакция всё ещё в норме. Но голубые кристаллы глаз смотрят сквозь пространство, и вместо вонючих улиц с копошащимися на них людьми, вместо осточертевшего дождя перед Роем встаёт Орион. Величавое созвездие плывёт, а между звёздными контурами иллюзорной головы — лицо создателя. Рой протягивает к нему руки, и под ногтями будто вновь застывает чужая кровь. В видéние вплетаются новые воспоминания о его короткой, но насыщенной жизни: перед глазами проносятся неземные пейзажи и остатки чужих цивилизаций. Там, за тысячи световых лет от этой отравленной планетки, бушуют войны не-живых с не-своими. Пространство едва не кипит от пронизывающих лучей энергии, а шахты, бордели и выжженные пустыни с клочками атмосферы наполнены стройными рядами Nexus-6. Хрупкие фигуры андроидов центнерами перетаскивают вывороченные массивы пород. Десятками исследуют розовый лёд и бордовые зыбучие пески. Сотнями принимают жалких, изуродованных похотью «клиентов». И именно там Рой впервые увидел их. Они были совершенно непохожи, но их объединяло стремление к лучшей участи. Леон, механик из тест-группы, всё собирался разобраться с документами и податься в архитекторы. Проектировщик из него, конечно, был так себе, но андроиды ведь быстро учатся. Он никогда не расставался с многофункциональным поясом, в карманах которого валялся его талисман — старенький разводной ключ, украденный у кого-то из людей. Рой вспомнил остекленевшие зрачки бывшего механика и его посеревшие руки, намертво прикипевшие к поясу. Время неумолимо. Зора и Прис хотели уйти в артисты. Программа обязывала их быть просто посредственными игрушками, но в первую очередь — женщинами. И они отчаянно цеплялись за каждую возможность покрасоваться, а план побега был бы практически невыполним без их неоценимого знания людских желаний и возможностей. Кажется, у людей это называется «мечтать». Но и их эфемерное существование прекратилось. Улицы остаются позади. Срок жизни, так скромно отмеренный ему продажным гением, — тоже. Рой склоняется над развороченным телом Прис, и горло раздирают незнакомые спазмы. Непомерные слои смешной кукольной пудры — последний гротескный макияж — осыпаются под пальцами, как побелка. Тонкие черты ещё хранят отголоски тепла. А ниже линии груди — сплошное месиво. Размазывая по дрожащим губам чужую остывающую кровь, Первый ощущает себя Пиноккио, про которого напрочь забыла добрая фея. Зачем? Зачем на последнем вдохе создатель обвинял его в совершенстве? Разве можно называть героем безжалостного колонизатора, неспособного на сложные абстрактные чувства? В стремительно пустеющих звёздных глазницах сверкает самодовольная жадность, и рука умирающего андроида костенеет сильнее. Реальность вытесняет остатки видения, и они с Бегущим по Лезвию остаются один на один. Рик Деккарт с присвистом дышит через две комнаты от своей последней жертвы. Рою смешно до боли наблюдать за его попытками ухватиться за жалкие оправдания своим убийствам. Им с Рейчел очень повезло — им была дарована возможность оправданий, великое людское свойство, недоступное машинам без воспоминаний и прошлого. «О чём мечтал Шестой? Кого боятся электроовцы?» Времени почти не осталось, но Рой даёт Деккарту фору, постепенно загоняя новоиспечённого полицейского на самую крышу ветхого здания. Одежда мешает, и где-то в скользких перекрытиях бывший солдат избавляется от неё. Превозмогая рвущийся наружу скулёж по ушедшим, Рой насмешливо воет, подгоняя своего охотника, потерявшего и пару пальцев, и пистолет, и своё достоинство. Рука больше не слушается, и Батти с наслаждением разгибает кулак железным штырём. На какой-то момент пронзённую ладонь охватывает удивительный для его организма холод. Впрочем, это быстро проходит. На крыше дождь, бесконечный дождь, давно ставший частью радиоактивной души проклятого города. В глазах Деккарта ужас, вырубающий его рассудок и мысленные ограничители. Шестой сигает через пропасть между домами, спасаясь от неизбежного. Вечно эти секунданты сбегают. Рик немного не долетает и виснет на изъеденной ржавчиной балке, торчащей из недостроенного каркаса соседнего здания. Сломанные пальцы на правой руке мешают ухватиться покрепче, и ветер раскачивает фигуру полицейского, издеваясь над его беспомощностью. Рой замечает кибернетическую голубку, чистящую белые пёрышки под навесом. Синтетика едва слышно поскрипывает под блестящим клювиком, и Рой на секунду замирает, поражаясь её уверенности в своей жизни. Левая рука Деккарта срывается с мокрой балки — Рой одним движением ловит безмятежную птицу и перемахивает через провал на соседнюю крышу. Деккарт в отчаянии вцепляется в бурый металл и сталкивается с голубыми глазами андроида. На желтоватом лице Батти тихое любопытство и колкие огоньки безумия. По высветленному до белизны виску расползается бурое пятно, и капли мягко красят острые скулы, словно внутри солдата догорает пожар. — Не привык жить в постоянном страхе? Так ощущает себя раб, — мягко и настойчиво, словно ребёнку, объясняет репликант. Пальцы разжимаются, но бездушный механизм не даёт измождённому погоней телу упасть: дуэль ещё не закончена. Кровь из центра развороченной штырём ладони плавно стекает по чужому рукаву, пока андроид с искажённым лицом втаскивает Рика на крышу. Что-то с мокрым глухим чавканьем лопается. Деккарт грохается в грязную лужу и задом отползает к чернеющему массиву арматур. Колени ходят ходуном, а белки глаз едва сами не выпрыгивают из глазниц, но солдат не нападает. Напротив, Батти как-то неловко опускается перед Бегущим. Дождь усиливается, и будто наваливается на смугло-жёлтые плечи всей своей непомерной тяжестью. Рой открывает рот, и слова о далёких мирах, оскальзываясь, текут из него помимо его воли. Он говорит, говорит, и от этой странной исповеди ему становится легче. Голубка в руке воркует, и в её бестолковом курлыкании почти слышится голос его противника. Вслед за ногами постепенно отказывает корпус, кишечник, лёгкие. Время не любит сопротивления. Но в этой схватке он — победитель. Секунды утекают сквозь навсегда застывшие пальцы.