Ты только моя, Ребекка

Ребекка неизменно бесила меня. Иногда — просто нестерпимо. До дрожи от мучительно рвущегося изнутри желания порвать её на тысячу кусочков, до скрипа удлинившихся под властью эмоций клыков, до захлёбывающегося рыка и воя внутреннего зверя. Я мог бы уничтожить сестру давным-давно. Мог бы. Но никогда этого не сделаю. Облизываюсь, нарочно раня язык об острую грань клыка. Завороженно провожаю взглядом тягучую рубиново-красную каплю слюны — миг спустя она расцветает ажурным цветком на мертвенно-серой коже вытянувшегося на столе тела. Перевожу дыхание; сердце колотится часто-часто, гонит будто вскипячённую желанием кровь. В штанах становится жарко и тесно, до сладкой тянущей боли. Забывшись, случайно сглатываю, но это мало меня заботит, потому что рот тут же вновь наполняется тысячелетиями знакомым стальным привкусом. Вдосталь налюбовавшись изумительным контрастом красного и серого, роняю вторую каплю — чуть ниже, у ложбинки промеж крупных округлых грудей. За ней третью — прямо между ними. Я промахиваюсь, и яркая жижа расплёскивается по левой из них, прямо возле подпирающей её тёмной резной рукояти клинка. Того самого, которым я в очередной раз убил свою сестру. Временно убил, конечно же. Накрываю ладонью упрямо торчащий сосок в тёмном ореоле затвердевшей кожи. Смерть одарила Ребекку не только несвойственным ей смирением, но и наградила её тело иллюзией желания. Меня. Сама того не ведая, она сейчас мечтает только обо мне. Жадно ласкаю плотную, холодную грудь, сминая пальцами упругую плоть. Сестра непременно воспротивилась бы такому обращению, будь она сейчас живой. Какая досада для неё, что к жизни без моего на то желания вернуться она не сможет. Сам того не замечая, начинаю дышать чаще; язык влажно проходится по пересохшей нижней губе. Сестра не отвечает на мои ласки, но разве это имеет значение? Зато она моя, только моя. Моя Ребекка. Наклоняюсь ниже, вдыхая её запах, отдающий сейчас могильной затхлостью; язык вновь рвёт себя о клык — рот наполняется свежей кровью. Раздувая ноздри, будто дикий зверь, провожу медленно языком от рукояти клинка до аккуратной впадинки пупка — на серой коже красной лентой остаётся влажная кровяная дорожка. Жадно обнюхиваю короткий ёжик светлых волос на лобке. Даже смерть не в силах перебить сладковато-терпкий запах женщины, что таится там. Рука непроизвольно дёргается к паху, что, кажется, сейчас взорвётся. Но ещё не время, позже. Стараясь не делать резких движений, осторожно развожу безвольные ноги сестры. Какие же у неё шикарные бёдра! Тугие, сильные — как и положено настоящей хищнице. Одна мысль о том, что это совершенное тело сейчас всецело принадлежит мне, кружит голову сильнее самого крепкого вина. В последний момент успеваю совладать с собой, укротив свой организм, не позволяю ему преждевременно излиться и захлебнуться оргазмом. Для этого вспоминаю, сколько мужчин вот так же точно прикасались к этой коже. И не тускло-серой, как сейчас, а свежей и живой. Скольким сестра дарила себя добровольно, подаваясь в ответ на их бесстыжие ласки, позволяя забирать себя всю, и сама вбирала их в себя. Большинство из них я нашёл и убил, но не всех, далеко не всех. Ничего, это поправимо. Только не сейчас. От ненависти темнеет в глазах, но напряжение в паху немного спадает. Отлично. Едва не мурлычу от удовольствия, когда сдвигаю тяжёлое тело и прижимаюсь лицом к лону сестры. Увлажняю языком складочки входа, пачкая кровью жёсткие щетинки вокруг них, проникаю вглубь, вбираю в себя как будто укоряющий холод её тела. Родная. Сладкая. Моя. Только моя! Отсчитываю десяток ударов сердца и с влажным хлюпаньем отстраняюсь — за языком тянется тонкая красная нить. Часто и загнанно дышу, мутным взглядом созерцая бесстыдно зияющий вход, под которым лениво расползается небольшая лужица крови. Усмехаюсь: надо же, похоже на месячные, о которых Ребекка навсегда позабыла более тысячи лет назад. Она бы тоже, наверно, посмеялась, если бы могла сейчас. Какая же всё-таки сестра невероятная, неповторимая, единственная в своём роде. И в этой блядской и похотливой позе, с широко разведёнными бёдрами, украшенными вмятинами от моих пальцев и расписанным красными потёками телом заводит, как никогда. В паху отчаянно сводит от жаркой тяжести, содрогается от подступающего оргазма. Терпеть больше нет никаких сил. Запускаю руку в штаны, смыкаю пальцы на пульсирующей горячей плоти. Этого достаточно, чтобы всепоглощающее наслаждение в то же мгновение охватило каждую клеточку тела, затмив разум и отбирая все силы. Не сразу прихожу в себя; жёсткий угол стола упирается в лопатки. Фокусирую взгляд на влажном с кровавыми прожилками пятне слюны, натёкшей на рубашку. Тело изрядно затекло и пока ещё не сбросило оковы неги. Позволяю себе ещё немного времени, чтобы перевести дыхание, потом неохотно встаю, опираясь на стол. От беглого взгляда вдоль растянувшегося на нём тела сестры, пульс вновь ускоряется, а губы растягиваются в торжествующей улыбке. Слишком гордая, чтобы опуститься до близости со мной, сестра всё равно побывала в моих руках. Не в первый раз. И уж точно не в последний. Отталкиваюсь от стола и нетвёрдой походкой иду в угол комнаты. Теперь надо привести Ребекку в порядок, а потом отнести в её комнату. Чтобы, когда я вытяну клинок, сестра ни о чём не догадалась. А потом я навещу старшего брата. Недавно он сильно разочаровал меня, но я всё равно его очень, очень люблю.