***
— Мы всё же должны отнести телефон Тэхёну, — ему совсем этого не хочется делать сейчас, когда очаровательный Юнги находится с ним и восхитительно флиртует, но есть два «но». Первое — Чимину не даёт покоя то, что он держит у себя чужую вещь, а вторая (и более важная) — Юнги ему действительно нравится, и он не хотел бы показаться слишком доступным. — Что ж. Тогда нам стоит просто сделать это? — Юнги выглядит немного расстроенным, когда встаёт со стула и берёт свою куртку. Они вместе идут до квартиры Тэхёна, и Чимин всё же возвращает мобильник. Юнги только недобро пялится на него из-под бровей, и Ким извиняется за шишку. Когда они уходят, Тэхён возвращается к себе в комнату, чтобы продолжить их кино-вечер. Он грустно вздыхает, глядя на разбитое стекло. От прикосновения пальцев слетает крошечный осколок. Паршиво, как и вся его жизнь в последнее время. — Надеюсь, оно того хотя бы стоило. — Что стоило и чего? — оживает на кровати Джин, недовольно мешая ложкой подтаявшее мороженное — он отказался есть, пока фильм не включат снова. — Кажется, я соединил два предназначенных друг другу сердца ценой своего телефона, — заявляет абсолютно серьёзно. Джин пару секунд просто лупит на него глаза. — Ты не можешь этого знать, а я не хочу знать ничего об этом. Так что иди быстрее на место, и мы продолжим. Хочу узнать, кто оплатил этим двоим ужин в непростительно дорогом ресторане. Тэхён со вздохом садится на кровать, зарываясь в гору подушек и подтаскивая к себе ноги. Джин выиграл у него в камень-ножницы-бумагу и выбрал «Виноваты звёзды», что младшему совсем не понравилось. Он уже готовился рыдать как сука, потому что все кругом говорили, что кино очень грустное. Он ненавидел грустные фильмы, в его жизни и так было достаточно драмы. Его семья сейчас переживала не лучшие времена, а Тэхён провалил один из экзаменов, и если он не сможет исправить это, то лишится стипендии. Вчера они поссорились с мамой из-за этого и наговорили друг другу много ужасных слов. Он чувствовал себя паршивым сыном, сыном, который не оправдывает надежд, и хуже того — балластом.***
Следующим утром раздаётся громкий настойчивый стук, будящий как Тэхёна, так и Джина (они остались здесь одни на каникулах, остальные разъехались по домам). Тэ не спал почти всю ночь, ему не давали покоя мысли о худшем и этот дурацкий такой НЕСПРАВЕДЛИВЫЙ фильм, поэтому он решил, что Сокджин без проблем разберётся с посетителем. Так оно и произошло. Почти. Когда Джин осознал, что никто не собирается открыть чёртову дверь вместо него, он, недовольно ворча, сполз со своей тёплой кровати и поплёлся к двери, малость не разбирая дороги из-за заплывших ото сна глаз. Стук не раздавался уже, кажется, минуту, и единственное, на что надеялся Ким, это чтобы за дверью кто-нибудь всё же нашёлся. Он же не зря вставал? Когда он смотрит в глазок, то все его надежды рушатся. Джин открывает дверь, чтобы оглядеться и недовольно посетовать на жизнь, становясь снаружи на коврик для ног. Коврик почему-то издаёт мерзкий чавкающий звук, и носки Сокджина (специальные пушистые розовые, отца вашего, носки для сна!) пропитываются ледяной водой. Он ровно две секунды наблюдает, как утопают в трясине его драгоценные ноги. — ЧОН ЧОНГУК!!! — ну, кто ещё мог сотворить такую дурную пакость?! Сейчас Джин разберётся с этим мелким засранцем раз и навсегда! Ким хлопает своей дверью и как есть, растрёпанный в пижаме и с промокшими ногами, шлёпает к квартире напротив, чтобы отдавить им звонок нахрен. — Доброе утро, — на порог к нему выходит не Чонгук. Джин давится своими словами, когда встречает аристократичного на вид парня с красивой укладкой и тонкими очками на носу. Он также замечает, что поверх одежды у того накинут бархатный халат цвета марсала. Парень улыбается ему широко, и Джин начинает багроветь от злости и смущения. — Мне нужен Чонгук, — говорит и упирает руки в бока. — О. Но он только что вышел. Буквально несколько минут назад, — чешет в затылке незнакомец (по видимому, сосед Чонгука, но почему-то Джин его не видел раньше). — Я, кстати, Ким Намджун, его сосед, — он протягивает Джину руку, на которую тот злобно пялится и никак не реагирует на этот жест, поэтому парень, Намджун, её убирает. — Могу я вам помочь чем-то ещё? Джин теряется от его спокойствия и вежливости. Похоже, парни с хорошими манерами — его слабость. — Да, есть кое-что, — он пытается сохранить в себе тот гнев, который ему так нужен, и перебирает ногами, ощущая новые волны холода. Носки издают тот же чавкающий звук, что и коврик. — Передайте Чонгуку, что я его убью к чёртовой бабушке. А лучше позвоните в мою дверь, когда он вернётся, и я уничтожу его без всякого предупреждения! Намджун замечает мокрые носки и лужу на кафеле вокруг ног парня сразу же после звуков, а потом, когда тот бросает рукой на свою дверь, и следы от текущего коврика. Всё сразу же встаёт на свои места, и Намджун напряжённо хмурится. — Заходите, — он хватает соседа по лестничной клетке за локоть и тянет в свою квартиру. — Но, погодите. Эй, вы чего? На сопротивления Джина этот Намджун никак не реагирует, тащит его куда-то вглубь и, закрыв входную дверь, усаживает на стул. — Я давно ему говорил прекращать со своими детскими выходками, — Намджун присаживается около его ног и тянет промокшие носки со ступней под шокированным взглядом Сокджина. — Не волнуйтесь, я сам ему втык дам. Он у меня попляшет. Сидите здесь, я на минуту. Пока Джин не может вымолвить и слова, а в его голове два человечка играют в пинг-понг словами «какого хрена?!» вместо шарика, Намджун забирает его носки и уходит куда-то шуметь водой. «О господи, он же не стирает там мои носки?! Куда он их вообще утащил?» — судорожно думает он, и волосы на его голове начинают вставать дыбом. Но Джун возвращается с тазом воды, над которой струятся клубы пара, и полотенцем на плече, спотыкаясь и чуть не разливая всё на пол. — Вот, — говорит. — Ставьте ноги. А то ещё простудитесь, — и улыбается, как кот чеширский. Снова. Сокджин весь краснеет от шеи, потому что этот парень ведёт себя с ним как с принцессой, но ноги в воду всё-таки погружает. — Как вас зовут? — Я Ким Сокджин. Мне двадцать два, — зачем-то добавляет возраст. Лицо Намджуна меняется. — Тот самый Ким Сокджин? То есть, хён, — Джун распрямляется, ударяясь рукой о край тазика, подбирается весь и прикрывает рот рукой. — В смысле, тот самый? — удивляется Джин и пугается одновременно. О нём никаких слухов по универу не ходило, но неужели какая-то мразь посмела пустить?! — Я учусь на литературном искусстве на курс младше. И я слышал, вы единственный, кто побеждал на национальном конкурсе из нашего университета. А ещё рассказ напечатали в сборнике и издали тиражом в двести тысяч экземпляров. Я на вас равнялся. Ну, и сейчас тоже… — младший выглядит смущённо и не смотрит на Джина ни разу, за то время, что говорит, а у Джина от сердца отлегает, и он расслабляется на стуле. — А, вот как, — Сокджин улыбается впервые за это злосчастное утро. — Можешь обращаться ко мне на «ты»? Мне немного неловко. — Конечно! — парень расцветает. — Хочешь чаю, хён? У меня есть мёд и лимон, это поддерживает иммунитет, — Намджун уносится на кухню не дожидаясь ответа. Он хватается за грудь сразу, как оказывается один. Его сердце бешено колотится. Ким Сокджин был его кумиром с тех самых пор, как им, первокурсникам, поставили его в пример, а потом Джун прочёл его рассказ, который был совершенно нереальным. Кто же знал, что он окажется ещё и таким сногсшибательным красавчиком?! — Вот. Тебе подойдёт чёрный? Другого у меня всё равно нет, — Намджун передаёт дымящуюся кружку Сокджину, а вторую ставит на письменный стол. — Да, конечно. Я люблю чёрный чай. Только… Я уже, вроде как согрелся. Не мог бы ты поставить пока и мою кружку тоже? Глаза Намджуна загораются, и он отрицательно вертит головой, забирая не кружку, а полотенце с коленей парня. — Я сделаю всё сам, не волнуйся, — он опускается перед Джином и осторожно вынимает одну ногу, мягко кутая её в полотенце. — Но, погоди! Я могу это сделать. Только кружка… — Сокджин жутко смущается этому жесту. Ну, правда, как с принцессой! Стыдоба-то какая (кто узнает — засмеёт)! Этот парень такой джентельмен или просто странный, или что угодно ещё, от чего у Джина выскакивает сердце из груди. — Не переживай, — Джун аккуратно ставит сухую ступню себе на бедро, принимаясь растирать вторую. — Чонгук мой сосед, и я ответственен за то, что он вытворяет. Ты не должен был пострадать из-за него. Так что я обо всём позабочусь. Ну, вот. Готово, — он улыбается лучезарно, глядя снизу вверх, и Джин прячет своё смущение в кружке чая. После Намджун ставит укутанные в полотенце ноги старшего на пол и идёт к шкафу за парой чистых тёплых носков. А потом надевает их, Сокджин старается делать вид, что всё нормально и не смотреть парню в лицо. — Что-то тут жарко становится, — прочищает горло старший, потирая шею. Неловко — пиздец. Намджун заканчивает и тоже берётся за чай, остывший до приемлемой температуры. — Я могу открыть окно, но только ненадолго. А то всё зря будет. Джун, похоже, понимает всё буквально и топает к окну. Он возится с ручкой, которая никак не хочет установить створку в режим проветривания, и открывает. Его кружка невероятным образом (да, чёрт возьми, кто так окна-то открывает?!) выскальзывает из руки и летит прямо на улицу. Намджун высовывается наружу сразу же, рефлекторно пытаясь схватить проёбанное добро, но уже поздно: кружка бьётся в опасной близости от какого-то парня, а её содержимое оказывается на его голове. Юнги орёт с перепуга и больно падает на задницу, тупо уставившись на осколки перед собой и начиная охреневать по нарастающей: он чуть не СДОХ только что! Прямо перед первым свиданием с Чимином (вообще-то, никто не говорил, что это свидание, только Юнги в своих мыслях). — О боже, вы в порядке? — орёт кто-то сверху, и Мин видит две обеспокоенные головы, торчащие из окна на третьем этаже, только с другой стороны здания. Это место проклято, что ли?! — ДА КАКОГО ХРЕНА СНОВА?! ВЫ МЕНЯ, БЛЯТЬ, УБИТЬ СОБРАЛИСЬ? — Хён, я готов! — Чимин не успевает сообразить, что что-то не в порядке, и говорит это, энергично вышагивая из-за дверей. На мгновение его лицо застывает в радостном выражении, а потом его брови опускаются, и он бежит к Юнги. — Что случилось, ты поранился? Юнги сидит мокрый на морозе, с ушибленным задом и осколками кружки, которая чуть было не убила его. — Я сломал себе зад, чуть не сдох, и меня облили. Забери меня отсюда, нахрен. Только не в психушку, там подавят мою личность и сделают овощем на всю оставшуюся жизнь, — он чеканит это совершенно пресно, глядя перед собой пустыми глазами, он в глубоком шоке. — Эй, Чимин! — сверху ему машет Сокджин. — Это, правда, случайность. Он в порядке? — Мне так жаль, я сейчас спущусь! Это моя вина, — кричит незнакомый ему парень. — Хён, ты можешь встать? — он хмурится и наклоняется к Юнги, помогая ему, хоть с трудом и скрипом, но подняться. — Мы идём ко мне. Забудьте, я сам о нём позабочусь, — второе Чимин кричит в сторону окна и заводит Мина внутрь. Юнги морщится и стаскивает с себя противную мокрую бинни. Чай облил ему лицо и шею, он уже чувствовал, как ворот его толстовки мерзко намок и липнет к телу. Похоже эта сука (судьба) над ним издевается. То ли хочет его прикончить, то ли предупреждает, что соваться к Чимину не следует, то ли наоборот, ведь если бы его вчера не шарахнуло телефоном, Чимин бы не подошёл ему помочь. Хер знает, что у неё на уме. Настроение падает, он проебал шанс прогуляться с Чимином по торговому центру (купить ему хорошие колонки, потому что Мин в них разбирается, но это не важно) и всё из-за странных людей, которым очень нравится ронять ему на голову предметы. Он ради этого сегодня встал рано, и жутко не выспался. С каждой секундой и каждым неудобным из-за боли шагом, капля за каплей Юнги злился сильнее. Чимин предложил понести его на спине, но он отказался из чистого хёнского упрямства. — Хён, раздевайся. Я дам тебе что-нибудь сухое на смену, — он оставляет старшего сидеть на кровати, а сам роется в шкафу в поисках какого-нибудь свитера и находит только пушистый розовый. Юнги напряженно молчит и копошится — его настроение сейчас явно не фонтан, поэтому Пак с некоторым волнением оборачивается, показывая свитер. — Такой подойдёт, Юнги-хён? — Юнги сидит в ворохе сброшенной одежды, ссутулившийся, но очень милый со своими покрасневшими плечами и молочно-белым телом. Его чёрные волосы немного намокли и растрепались. Чимин ловит себя на том, что пялится, игнорируя протянутую к свитеру руку уже несколько секунд, и поспешно отдаёт одежду. — Я буду похож в этом на эмо-боя. Только попробуй кому-нибудь рассказать, и твой труп найдут только весной, когда растают все сугробы, — ворчит он, но судя по голосу, немного смягчается. — Кажется, ты не сможешь купить колонки сегодня. Моя задница болит так, словно по ней проехался каток. Чимин ощущает жар на ушах и шее, потому что как правильно выбрать колонки он знает и так, это было лишь предлогом, когда Юнги рассказал, что занимается музыкой. — Ничего страшного. Это не срочно, — он нервно растирает шею. — А! У меня в аптечке есть мазь от ушибов. Так что ты можешь пойти в ванную и, ну… Помочь себе, — более неловкой хрени он, наверное, никогда ещё не произносил. Чимин замечает, что лицо старшего приобретает цвет свитера, и машет руками. — То есть, я хотел сказать! О, господи, я несу чушь, прости-прости-прости! — он оседает на пол и закрывает лицо руками. — «Пойти в ванную и помочь себе»? Серьёзно? — Чимин кричит и закрывает уши руками. — Ты просто ужасен. Мне нужна помощь психотерапевта и много кофе с молоком. — Кофе… Кофе, это можно. Пак срывается с места, чтобы скрыться на кухне, а потом иметь возможность вернуться как ни в чём не бывало. У него в голове копошатся мысли о том, что он бы мог помочь нанести Юнги мазь, а потом о том, что его задница выглядит красиво. «Чёрт, может хватит думать о том, как бы залезть к нему в штаны?!» — перебивает их Чимин, чуть не проливая кипяток на пальцы, и последнее немного отрезвляет. Когда он возвращается в комнату, Юнги лежит на кровати на животе и листает журнал. Его пятая точка, обтянутая голубыми джинсами, выглядит призывно и аппетитно. Хочется положить руку и огладить. Пак закусывает губу. «Просто заткнись». — Вот это да, вот это попа. Ведь мало кто пропел тебе до сей поры и от Потопа, что красоту таишь в себе. И попу милой вспоминая, хочу, конечно же опять, в томленьи трепетном сгорая, округлость эту приласкать… — произносит Юнги, пока Чимин открывает рот и бледнеет, думая, что пойман на горячем. — Брр, Чимин, что у тебя делают женские журналы с таким стрёмным содержанием? У меня мурашки! — он оборачиватся к Паку и ловит взгляд помертвевшего донсена. — Ты чего? — Там… хорошая колонка про йогу. Вот твой кофе, хён. И отдай мне журнал, иначе я сфотографирую тебя в этом свитере и расклею по всему универу, даже если мне придётся заплатить собственной жизнью! Юнги ржёт высоко и скрипуче, падая лицом в подушку, которую подкатил под грудь, и бьётся в истерике минуты две. Чимин выдирает из его рук свой журнал, чтобы вернуть на место. — Не смешно, — дуется. Когда Мин немного успокаивается, они решают посмотреть фильм, раз уж поход в торговый центр провалился. Перебирают несколько десятков, но в итоге сходятся на второй части «Стражей галактики». Чего Чимин не ожидает, так это постоянных жалоб от Юнги о его отбитых булках. Он ведёт себя как принцесса на горошине, постоянно ворочаясь и мешая Чимину смотреть кино. — Моя мама всегда гладила по больному месту и говорила: «У котика боли, у собачки боли, а у Юнги заживи». Если хочешь, чтобы я заткнулся, может, попробуешь? — Ты такой придурок! — Чимин бьёт его по спине лёгкой пуховой подушкой. Он вообще не знает, куда себя деть от намёков старшего. Тот, наверное, шутит или вообще не в серьёз, а Чимин, как всегда, всё неправильно понимает. — И я не настолько жесток, чтобы заставлять страдать котиков и собачек. — То есть МЕНЯ тебе не жалко? Ты предатель, Пак Чимин, и ты ужасен. Я тебе доверился, а ты! Мне следует уйти в монастырь и отдать свою девственность Богу. Чимин прыскает и бьёт его подушкой снова. — Заткнись, хён, мы пропускаем слишком много сюжета по твоей вине, — только Чимин устраивается поудобнее, как его телефон звонит и всё портит. Ему приходится поставить фильм на паузу, чтобы ответить. — Да, Джин-хён? — Чиминни, я тут вернулся к себе, и Тэхён рассказал, что вчера уронил тому парню свой телефон на голову, и теперь я чувствую себя таким виноватым. Если бы я не жаловался, что мне жарко, ничего этого не случилось бы. Так что мне хотелось бы перед ним извиниться. — Ну, это можно. Он прямо тут, и он жалуется на свой ушибленный зад без остановки. — Эй! — Юнги пихает его локтем под рёбра. — Так что, если это его заткнёт, то я буду даже благодарен, — Чимин переводит звонок на громкую связь. — Эм, а как его зовут? — Я Юнги, и я слушаю. — Оу… Эм… Мне так жаль. Я просто почувствовал себя нехорошо, и сказал, что мне жарко. А Намджун, он хотел помочь, но он оказался, эм, немного неловким? — НЕМНОГО?! — Мин вспоминает, как чуть не потерял рассудок и загорается опять. Они испортили ему его не-свидание, и теперь он вынужден лежать тут, на мягкой приятной кровати с Чимином, прижатым к его боку, и флиртовать за просмотром фильма! Да это лучше дурацкого похода по магазинам, поэтому ему, собственно, не на что жаловаться, и Юнги затыкает истерику. — То есть, конечно же, сильно! Я прошу прощения за нас обоих. Я приготовлю что-нибудь вкусное в качестве извинений. «Приготовь мне Чимина, а лучше оставь нас опять наедине», — думает Юнги, но на самом деле говорит, что всё в порядке, а он не так уж и пострадал. Потом трубку перехватывает кто-то, кто орёт: — Чиминни-хён! Позови Чимина! — кажется, это вчерашний парень, Тэхён, и он не имеет никаких манер. — Тэ, я здесь. И зачем ты влезаешь? Это неприлично. — Я должен был поздравить тебя. И ты мне должен. — Что? — Я соединил два сердца вместе, теперь вы с этим Юнги можете заняться сексом хоть прямо сейчас, и всё благодаря мне. Чимин вскрикивает, он готов провалиться сквозь землю от стыда, потому что не выключил громкую связь. Слова глупого Тэхёна раздаются в памяти набатом всё громче и громче. — Что не так? — Понимаешь, — говорит Юнги, — прямо сейчас не выйдет. Во-первых, моя задница — один сплошной синяк, а во-вторых, я должен сначала позвать его на свидание. «Ты хочешь позвать меня на свидание?» — звучит из трубки Тэхёна, и он с чувством выполненного долга завершает звонок и отдаёт телефон обратно Джину. — Ты мог бы быть и потактичнее. — Если бы я был тактичнее, ничего бы не происходило, — время перевалило за полдень, а он ещё не ел, да так и не поспал толком. Радость от того, что личная жизнь его друга теперь была устроена, быстро сходила на нет. — Ты всё ещё мнишь себя купидоном? — интересуется Сокджин, хотя уже начинает проникаться верой в чудесатость младшего. Намджун его поцеловал. — Только на полставки. Покорми меня? Я так голоден, что не могу пошевелиться, — Тэхён растекается по кухонному столу. Джин встаёт со вздохом и идёт готовить рамён — это всё, на что Тэ может сегодня рассчитывать, учитывая, что за продуктами никто не ходил целую неделю. — Сосед Чонгука сказал, что даст ему нагоняй и заставит извиниться перед тобой. — Да мне-то что? — Тэхён от скуки ковыряет стекло на мобильнике. Оно охотно крошится, и даже не жалко — уже пиздец. — Это же не я в итоге ноги промочил. Пусть у тебя и просит. — Он достаёт тебя с той секунды, как вы впервые встретились. Да и коврик, как я понимаю, был сюрпризом для тебя. Вы же вчера опять поцапались? Он перед тобой должен не то что извиняться, на коленях ползать! — Джин по ходу речи гневается всё больше и на последних словах трясёт в воздухе ножом. — Маленький засранец! Раздаётся стук в дверь. — Иди, это, наверное, он. — Не хочу, — у Тэхёна и так дела не к чёрту, грустно, а тут ещё и рожа дурацкого Чонгука на голодный желудок. Неполезно это. — Придётся. Я занят. Видишь, лук режу, семью кормлю? — Сокджин спешит продемонстрировать свой труд и тычет в нос зелёным луком, от резкого запаха которого бьёт в нос. — Встань и иди, сын мой. Младший ворчит, но поднимается открывать. За порогом, как и ожидается, стоит сердитый Чонгук, уставившийся носом в пол. — Чего тебе? — Извиниться пришёл, — Чон на него не смотрит, предпочитая разглядывать двери лифта справа от себя. Тэхён очень рад его видеть таким, и выходит за порог, скрещивая руки на груди: собирается насладиться моментом победы по полной. Когда он чувствует, как намокают его ноги, и опускает к ним растерянный взгляд, то слышит хохот Чонгука. — Поверить не могу, что ты попался на это даже после Джин-хёна! Чонгук угорает, держась за живот, а Тэхён почти готов расплакаться от злости и обиды. За что ему это? Чем он заслужил?! Он сжимает руками телефон, чтобы как-то сдержать подступающие слёзы, но стекло врезается ему в ладонь и кромсает её на полосы. Он смотрит на руку, из которой в мокрый коврик выпадает айфон, из неё сочится кровь, а из глаз всё-таки слёзы. Младший затихает, замечая реакцию Кима, и видит как у того по руке струится красное. Тэхён прикрывает целой ладонью рот и начинает всхлипывать. Денег почти нет, телефон разбил, дурак! Экзамен завалил, и не знает, сумеет ли пересдать! Мама сказала, что он давно должен стать самостоятельнее, и что его младшей сестре деньги нужнее. А он просто кровосос. Она это не подумав, но так больно. И ладонь болит тоже. Так больно, больно! Он плачет навзрыд и уже почти готов опуститься на этот самый коврик, где ему и место, и просто сдохнуть от своей никчёмности, когда Чонгук, наконец, отмирает и притягивает в объятия, пряча лицо Тэхёна в своей шее и гладя по волосам. — Прости. Прости меня, пожалуйста. Я не хотел, чтобы так получилось. Мне так жаль, я такой тупой! — Он отстраняется и берёт старшего за раненную руку. — Надо обработать. На шум спешит Сокджин и застаёт своего соседа в слезах и с окровавленной рукой, когда шокированный Чонгук ведёт его внутрь. У старшего из рук выпадает ложка. — Ты что это с ним натворил?! — он тремя большими шагами преодолевает расстояние между ними, злобно сверлит побелевшего Чонгука взглядом и забирает Кима. — Тэхённи, всё хорошо. Всё будет нормально. Зайка, пойдём скорее на кухню, — успокоительно мурлычет. — А ты — марш за мной. Сядь на стул и чтоб ни звука без разрешения. Чонгук следует указаниям и просто сидит, уложив руки на сведённые колени и искоса поглядывая на Тэхёна. Тот в свою очередь молчит, сморкается, трёт красные глаза и ждёт, пока воркующий над ним Сокджин обработает раны. Когда всё заканчивается, Тэхён продолжает всхлипывать, глядя в пространство на полу, а Джин упирает руки в бока и поворачивается к Чонгуку, загораживая собой соседа. — Ты, вообще-то, должен был извиниться, а не ранить его и доводить до истерики. Может, объяснишь, что вообще произошло? — строгим тоном Джина можно было бы резать сталь. — Я просто хотел подшутить над ним. Просто снова намочил коврик, только это! — Чон виновато бегает глазами по комнате. — Тогда почему его рука выглядела так, словно в ней граната разорвалась? Младший косится на Тэхёна, пытаясь найти поддержку, которой не заслужил. — Он порезался о свой телефон. А потом заплакал. Я не хотел, чтобы так получилось. Думал, просто пошучу, он разозлится, наорёт на меня, как обычно, и на этом всё. Джин сверлит его взглядом добрых тридцать секунд. — Я сейчас пойду к Намджуну и расскажу, что только что произошло. Ты в это время будешь извиняться перед Тэхёном за ВСЁ своё поведение в течение этого года, а когда вернёшься к себе, Намджун тебя взгреет, а я посмотрю. Ты меня понял? Чонгук кивает, и Джин, потопав нервно ногой, оставляет его в покое; он подходит к Тэхёну и нежно целует того в макушку перед тем, как уйти из квартиры. Младший сползает со стула на колени и подбирается к ногам Тэхёна. — Хён. Старший впервые слышит, чтобы Чонгук его так называл, и дует губы. Он на это не попадётся. — Ага. Знаю. Ты виноват, ты не хотел. А теперь проваливай. Намджуна своего задабривать будешь. Мне эта хрень не нужна, — голос у него сиплый и тихий. День не успел толком начаться, а Ким уже смертельно вымотался. За спиной выкипала вода для рамёна. — Я серьёзно. Я тебя не ненавижу или что-то вроде того. Я просто тупой и хотел обратить на себя внимание. Мне жаль, — он пытается взять здоровую руку Тэхёна в свою, но тот её вырывает. — Ты придурок. Нафига тебе моё внимание? И почему нормально не мог его на себя обратить? — Ну, ты отшил меня в первый раз, а потом либо смеялся надо мной, либо игнорировал. — То есть это было признание?! — Ким с недоумением смотрит на Чонгука. — Ну, да, — пожал он плечами. — Да, ты!.. Издеваешься? То есть, по-твоему, «Ты смотрел Гарри Поттера? Тогда покажи свою тайную комнату» — это признание?! — Ну. Я старался. — Ты сел на мой стол и сбросил книги. Я был ТАК тронут! — Я подарил тебе розу! И она не была пластиковой, — оправдывается он. — Да мне пофиг. Это всё равно больше на тупой розыгрыш было похоже. И мои карандаши разбились. — Прости. — Заткнись. И проваливай. Я есть хочу, а Джин так и не сварил мне рамён. Чонгук подбирается. — Я сварю, хён! Как ты с такой рукой это сделаешь? Он подпрыгивает и несётся к плите. — То есть, теперь ты ещё и радуешься? — Да тут почти вся вода выкипела. Я новую налью, — игнорирует его Чонгук. И на что этот кретин рассчитывает? Задобрить его? Рамёном, блин? Да. Ни. За. Что. Конец: з