it's morning on your side of the world

smyang piano – sea

чонгук часто говорит о море. он рассказывает о тёплых волнах, обволакивающих щиколотки подобно махровым носкам; о водорослях, что неприятно прилипают к коже и оставляют после себя лёгкий зуд; о ракушках, царапающих стопы, о мелких крабах, скрывающихся под толщей воды и меж гладких, как мрамор, камней. он смеётся, рассказывая о крикливых чайках, их наглости и преувеличенном доверии людям. он жалуется на палящее солнце и мокрую одежду и шумные толпы и бутылки из-под соджу на каждом шагу. каждое его слово таит в себе спектр эмоций, давно забытых и потерянных в годах для юнги. он слышит сдержанную мечтательность и безграничное восхищение в слове море, он видит по-детски наивный блеск в карих-почти-чёрных глазах и до смешного взрослое отвращение в изгибе губ. ему то и дело приходится отклоняться назад, избегая бурные, как шторм, взмахи руками, и придвигаться ближе, прислушиваясь к шёпоту, подобному шелесту волн. больше всего чонгук говорит, пожалуй, о песке. его истории начинаются величественными песчаными замками с легендой в несколько веков, легендой столь захватывающей, что юнги не шевелится, забывая как дышать, и слушает об отважных похождениях безымянного рыцаря в безграничной пустыне, о его взлётах и падениях. его истории заканчиваются песком в волосах и плавках, во рту и под ногтями, непрекращающимися жалобами и неумело скрытым весельем. голос чонгука в такие моменты подобен звону колокольчиков, лёгкий и разносящийся по студии юнги. в такие моменты юнги до покалывания в кончиках пальцев хочется записать каждую историю на диктофон, переплести все-все-все со звучанием старого пианино, насквозь пропитанного невысказанными словами, режущими эмоциями и оглушающим молчанием. он хочет смешать мелодичный, юношеский голос с затёртыми до дыр битами, сделать из них единое целое, гармоничное. чонгук в шутку сравнивает себя с песком, раздражительным и забивающимся в плавки. юнги называет его морем, необъятным, непостоянным и вечно меняющимся. живым. далёким. чонгук смеётся натянуто, неискренне, на выдохе словно выталкивая смешок из лёгких; горбится и наклоняется немного вперёд, словно бы пытаясь казаться меньше. в его волосах путаются лучи заходящего солнца, ласкают вечерним теплом далеко-не-юношеское лицо. глаза чонгука чернее безлунной ночи, и в них юнги может видеть лишь свой нечёткий силуэт, спрятанный в тени плотных штор. их разделяют потёртый кофейный столик, три шага и шесть вдохов-выдохов, однако юнги кажется, что чонгук далеко-далеко, и на диване перед ним сидит плод его искажённой фантазии. чонгук, думается юнги, видит в глазах напротив себя, объятого нежно-золотистым светом, словно одеялом. чонгук, вероятно, совсем-совсем не верит юнги и его глазам. он отворачивается к окну, и солнце словно не хочет оставлять его в ночи, тёплыми лучами зазывая уйти в утро на другом конце земного шара. во взгляде чонгука тоска, необъятная и совсем ему не подходящая, и страстное желание принять молчаливое приглашение. чонгук, юнги уверен, совсем как море, на закате вбирающее в себя последние лучи небесного светила. юнги закрывает глаза и, вдыхая, чувствует на языке солёный привкус.