Langoth

                    Я Гленн ап Глиндур из Долейкоти, что в Кармартеншире, и жизнь моя клонится к закату. Но до того, как я закрою глаза и мои сыновья вынесут меня из дома, в который я никогда больше не войду, — хочу рассказать вам о том, что ношу в себе уже сорок лет.       Она была русоволоса и стройна, и каждый вечер пела, расчесывая свои длинные волосы. Говорят, ее мать была фэйри и ушла в холмы ноу к своему народу, когда родила дочь, а старик Дэвис приехал к нам и поселился в большом доме за ручьем, где цветет вереск. Я гулял под руку с Мейган, возил ее на ярмарку и бродил с нею по холмам; уж очень была мне по душе эта девушка. Она знала столько историй, — и все рассказывала, заплетая свою длинную косу. Даже море успокаивалось, когда она шла по кромке воды и гладила ветер тонкими пальцами; оборачивалась, глядела на меня и улыбалась.       Любили вы то, о чем знали точно, что оно не ваше и принадлежать вам не может? Я любил эту девушку и знал, что она чудо, а обладать ею невозможно, как невозможно обладать солнечным светом. Я говорил себе: ее не может взять никто из мира людей. Я не осмелился бы просить ее руки у старика Дэвиса, — хотя и думаю, что он вряд ли отказался бы назвать меня зятем: я был молод и силен, любое ремесло было мне под силу, а удача сопутствовала в море.       Миновало лето и минула осень; зима распростерла над морем свои черные крылья, — а Мейган все пела свои странные песни, пряла у окна и глядела вдаль: казалось, — сквозь меня; а потом словно вспоминала — и гладила меня взглядом. Странная она была девушка, Богом клянусь, и голосом бурю могла успокаивать.       А потом наступила весна и вереск зацвел за ручьем; Мейган стала выходить из дома и бродить по холмам, и я все чаще видел на тонких белых тропах следы ее узких стоп, а на терновнике — нити ее черной шерстяной накидки. И вот однажды мальчик-пастух передал мне записку.       Она ничего не скрыла; сказала все сразу, как я переступил порог дома старика Дэвиса.       — Послушай, Гленн, — сказала она. И глядела, глядела на меня, — а глаза бездонные и темные, как вода под стенами церкви святого Квифана на маленьком скалистом островке Крибинау. — Я никогда не скрывала от тебя, что во мне течет кровь фэйри, но надеялась, что моя мать никогда не позовет меня, как позвали когда-то ее, и я останусь с отцом, рожу тебе детей и проживу жизнь человека. Но я ошиблась. То, что сильнее меня — зовет меня и я должна уйти.       Словно ком застрял в моем горле, а за грудину воткнули толстый костяной нож.       — Нет ли другого способа, чтобы нам быть вместе, Мейган? — спросил я.       И тут она отвернулась от окна и посмотрела на меня — долго, долго, не отрывая глаз.       — Есть, — сказала она. — Ты можешь уйти со мной и разделить со мною бессмертие.       Словно целая буря пронеслась у меня в голове. Эльфы остаются, бывает, в мире смертных, но часто ли смертные уходят к фэйри из мира, в котором тебе знаком каждый цвет и звук — скрип уключин, плеск волн о борт лодки, тень от весла на плетеной корзине, висящей за дверью на ржавом гвозде? А дальше я заговорил и словно впервые услышал свой голос:       — Как я уйду из моего мира, Мейган?.. Здесь мой дом, моя лодка и моя земля; здесь цветет каждую весну вереск и плещут волны. Я плоть от плоти этой скудной каменистой земли; кровь от крови этого шумящего моря. Как я покину свою жизнь и уйду с тобою в холмы?.. Мне нужна простая девушка, которая будет варить мне баранью похлебку, родит сыновей и будет ждать меня каждый вечер, сидя у очага.       Сказал — и испугался. Но она только улыбнулась. Положила веретено и взглянула на свои пальцы. Протянула руку и нежно погладила меня по щеке.       — Ты прав, — сказала она. — И да будет так.       Я думал, это происходит как-нибудь по-другому — земля разверзается, является богиня язычников Геката, как говорил учитель греческого в приходской школе, или прилетает дракон. Но все произошло гораздо проще — однажды она пошла гулять среди холмов и я долго видел ее на узких кривых тропинках, — а потом исчезла, словно растаяла в воздухе. И она, и ее черная шерстяная накидка, и следы ее в пыли — вот здесь еще были, а через два шага — нет.       Я тосковал, конечно. И уходил в море, и просил смерти, и бродил по холмам, и старался забыть ее в объятиях других женщин. А после успокоился; и женился удачно, и взял себе в жены девушку с острова Англси — в тех местах Бранвен, сестра короля Брана Благословенного, венчалась с королем Ирландии Матолвхом.       Сейчас я стар. У меня есть жена и сыновья, проворные и крепкие. Я прожил жизнь, и это была хорошая жизнь.       Но я по сию пору ухожу весною бродить среди холмов и слушаю ветер.       Я не знаю, сделал ли я много лет назад правильный выбор.       А еще я не знаю, какой выбор был бы правильным.