Божественный клинок

В покоях Сексты, где обычно находились все фрассьоны Гриммджоу, сейчас были только Ринкер и Гранц. Последний, по своему обыкновению, крутился перед большим зеркалом в пол, то поправляя форму, то причесываясь, то просто разглядывая себя с разных ракурсов. — Эй, принцесса, тебе не надоело? — Ди Рой пытался придать своим словам как можно больше желчи и насмешки, но было понятно сразу, что ему просто скучно. — Заткнись, мелкий, тебе-то зеркало не нужно, — Ильфорте грациозно обернулся, слегка ухмыляясь, — сам ведь знаешь, что урод, зачем же лишний раз убеждаться в этом? — Блять, сразу видно, что вы с Октавой родственники. ладно, чтобы не утруждать Вас моим присутствием, оставляю Ваше Величество наедине с собой. — Сделал какой-то кривой реверанс Ди Рой, все еще пытаясь хоть как-то спасти свое положение, но поняв, что проиграл, решил ретироваться, пока в его адрес не полетел очередной колкий ответ. Ильфорте было совершенно не до этого. Он так и замер, стоя с расческой в руке перед зеркалом и пялясь в одну точку. Октава. Октава Эспада, Заэль-Апорро Гранц. Его персональный кошмар. Сколько раз Ильфорте пытался избавиться от этих цепей, сковавших его тело. Цепей, каждый раз приводящих его к порогу Дворца Октавы. Каждый раз, когда, Квинсе шел в направлении этой треклятой лаборатории, он прокручивал в голове свою уже давно заготовленную речь, в которой он высказывает все, что думает о брате, в которой он отказывается принимать участие в его экспериментах. В которой он сбрасывает с себя эти многотонные цепи. Но, как известно, вода тут же испаряется, если попадает на раскаленный камень. Вот и эта мысль исчезает, как только сталкивается с зеленоватыми, словно наглухо запечатанными на многие века дверьми, на которые так обреченно смотрит Ильфорте. В этот момент в нем еще теплится бредовая надежда на то, что внутри никого нет, что Заэля вызвал Ками-сама или отправил в пустыню на задание, что... Створка двери приоткрывается, и оттуда выходит маленькое круглое существо с тонкими ножками и ручками, одетое в белую с черными полосками форму. Люмина. Гранц-старший слишком хорошо знает этого арранкара, ведь именно ее Он посылает за ним, это будто их условный знак. Бросив через плечо последний взгляд, молящий о том, чтобы кто-нибудь прошел мимо, и тогда Квинсе сможет зацепиться за него и убежать, ведь, думал Ильфорте, если он убежит, то это придаст ему сил и уверенности, чтобы не приходить и потом. Бред. Всего-лишь иллюзии, призраки слепой надежды на избавление. И Ильфорте знал это. Как бы он не старался закрыть глаза на эту беспощадную правду, она всегда находила способ появиться перед его взором вновь. Испустив тяжелый вздох, Квинсе шагнул в холодную полутьму Дворца. Снова эти стены. Этот запах не пойми чего, который витает в лабиринтах коридоров. Снова откуда-то раздающийся то ли вой, то ли стон, иногда срывающийся на крик, но тут же умолкающий. Ильфорте не понимал странную привычку брата посылать за ним кого-то из своих фрассьонов, ведь он уже изучил здесь все вдоль и поперек, и даже если Заэль начнет менять коридоры(хотя, это происходило довольно редко), то Ильфорте все равно будет знать, где находится его Мучитель. "Видимо, он просто в очередной раз хочет показать, что здесь он — Бог. хоть в этом и нет никакого смысла." — размышлял Гранц-старший, когда они завернули за очередной угол. Через три поворота они окажутся перед белоснежной, аж до отвращения, дверью, которая словно врата в Рай, но за ложной чистотой скрывается самый страшный — девятый —круг Ада. Вот и она. Люмина оставила Ильфорте у прошлого поворота, сказав, что "Заэль-Апорро—сама запрещает приближаться к его покоям". — Ого, братишка, значит, мне одному можно находиться здесь? Какая честь. — В последних словах было столько презрения, что, казалось, оно могло обрести физическую форму, и Квинсе будто сплюнул его. Простояв возле двери так долго, как только мог, Ильфорте напустил на себя важный вид и пинком открыл дверь, которая с размаху ударилась о стену. — ...что? Октава лежал на полу подле своего лабораторного стола. Выйдя из ступора, Ильфорте лишь ухмыльнулся. — Не пытайся меня наебать, знаю я твои фокусы. — Но в ответ лишь молчание, а не легкий смешок, как обычно. Повисла тишина, длившаяся как-то через чур долго, и Ильфорте уже начал беситься. "Вот какого хуя он, блять, валяется?!" — Я же сказал, хватит со мной играть! — Взревел он, быстрым шагом подойдя к Заэлю и ногой перевернув его на спину. — Чего...— Продолжил он было гневную тираду, но замолк, взглянув на закатившиеся медово-золотые глаза и приоткрытый рот, с уголка которого стекала тоненькая полоска слюны. Глаза Ильфорте чуть не выпали из орбит, он опустился на колени и сгреб в охапку бездыханное тело. Вся его ненависть, вся злость, презрение и отвращение к ученому пропала. Осталось только изумление и непонимание. — Эй..ты чего...З-заэль..— Квинсе пристально вглядывался в его лицо, каждую секунду ожидая, что сейчас взглянут на него эти насмешливые глаза, и рот исказит ухмылка. Но время неумолимо бежало вперед, а Октава оставался неподвижен. Ильфорте почувствовал, как в груди зашевелилась тоска. — В этот раз ты доигрался. — "Дворец Бога стал ему усыпальницей." Не найдя больше слов, Ильфорте разжал свои объятия, и тело медленно и изящно сползло по его ногам обратно на пол. Даже мертвый, Апорро не утратил своей грации. Квинсе встал и, еще раз взглянув на брата, направился к выходу. Пиииип-пииииип-пииииип. — А-а-а-а-ах, черт.~ Это же надо быть таким идиотом, чтобы поставить рядом эти блядские растворы. — Послышался смешок, затем хруст и шуршание одежды. — Хорошо, что у этой штуки ограничено время действия и есть таймер, а то бы...А? Ильфорте? — В голосе звучало искреннее удивление. Гранц-старший обернулся. Октава уже стоял, опершись руками на стол и чуть мутным взором вглядывался в лицо Квинсе, словно еще не до конца убедился, что это действительно он. — Хах, ну конечно...кто бы сомневался.мне стоило сразу догадаться. — Ильфорте как-то грустно рассмеялся, закрыв лицо одной рукой. ему было стыдно за ту минутную слабость, пусть даже Заэль ее и не видел(но о существовании которой определенно знал). — Вот мне как-то не смешно от того, что ты обо мне столь низкого мнения. — Вновь этот сочащийся высокомерием голос. — Запомни уже, что я не могу умереть. Я — совершенное существо, братик, я — бессмертен. А ты что... — Октава легко оттолкнулся от стола и словно поплыл в сторону Ильфорте, игриво покачивая бедрами, — ...испугался... — С каждым шагом все ближе, — ...за меня? — Квинсе неосознанно отступил назад, но руки, словно веревки обвились вокруг талии и прижали к обманчиво-хрупкому телу. — Черта с два я за тебя хоть когда-нибудь испугаюсь. Просто не ожидал, что ты будешь таким безрассудным, вот и все. — Небрежно бросил тот, отведя взгляд, чтобы не видеть этого злорадного блеска в глазах Октавы. — Ты меня звал по делу, так? — Так. — вторил Заэль, стискивая брата в своих объятиях. — Тогда какого хера прилип ко мне? давай быстрее делай, что хотел, а то у меня полно других забот. — Ильфорте называл это "ложь во спасение". Только вот ложь и правда была, но она занимала все место, и для спасения его не оставалось. Каждый раз он втайне верил, что сможет уйти вот так. Надежда умирает последней. — Боже, иногда ты такой же грубый, как Джаггерджак. — В голосе послышалось легкое раздражение; и, хоть Ильфорте и не смотрел на него, он точно знал, что Октава закатил глаза. Спустя секунду Заэль добавил: — И такой же дурак. — Что?! — "Называй меня как угодно, но имя Короля произносить не смей." — пронеслось в голове Квинсе, когда он все же обернулся. Зря. Чуть сладкие губы коснулись его губ, вовлекая в легкий, настойчивый поцелуй, но он казался "будничным" в нем не было и намека на страсть или желание, словно это было так же обычно, как и объятия. Для Ильфорте же это было абсолютное поражение. Он дал поймать себя. Снова. И это было мучительно приятно. На мгновение Квинсе потерял самообладание, и вот уже его руки блуждают по телу такого ненавистного, но сейчас такого желанного Октавы, который, не желая упускать лидерство, провел пальцами по краю дыры пустого. Ильфорте окончательно распрощался со своей гордостью и разумом, теперь им двигали лишь инстинкты, казалось, что еще немного, и он просто сорвет с Апорро эти чертовы шмотки и отдерет всухую прямо на полу, даже на боль наплевать, он будет сжимать в кулаке эти розовые волосы настолько сильно, насколько сможет, и будет заставлять стонать и прогибаться под ним как последняя блядь. Квинсе с жадностью углубил поцелуй, сплетая их языки в диком танце, больше похожем на битву, и сдавливая Заэля в объятиях до хруста ребер, чем вызвал у того довольный стон, от которого Ильфорте чуть не кончает. Больше не в силах терпеть, Квинсе отстраняется, дабы избавить себя от одежды, которая в одно мгновение стала ужасно мала и неудобна для разгоряченного тела, и... он останавливается. Высокомерный, холодный и расчетливый взгляд словно смотрел в самую "душу". — Ильфорте, ты так легко поддаешься на провокации, ну прямо как маленький.~ — За эту ухмылку ему хотелось сломать лицо. — Но я должен похвалить тебя, ты отлично справился со своей задачей, — в руках Заэля не пойми откуда взялся шприц, наполненный красной жидкостью, — так увлекся, что даже не заметил, как я одолжил у тебя немножко крови.~ извини, что не спросил разрешения, думаю, ты не против.~ Каждое слово — нож в тело Ильфорте. Наивный дурачок, думавший, что он стал на несколько мгновений главнее самого Бога, теперь низвергнут к на землю к Его ногам, но под маской Господа прятался сам Дьявол. Квинсе казалось, что глаза Октавы стали черными дырами, в которые затягивало все его чувства и мысли, оставляя лишь пустую оболочку. Куклу. Да, он был самой прекрасной куклой в его умелых безумных руках. — Вот как. Всегда получаешь, что хочешь и не терпишь, если что-то не по-твоему, да? — Смотря будто сквозь Заэля, тихим, смирившимся со своей беспомощностью голосом спросил Ильфорте, хотя и так знал ответ. "Абсолютно верно". — Абсолютно верно. В МОЕМ Дворце нет ничего, что не подчиняется МОЕЙ воле. В этих стенах все принадлежит только МНЕ. — Он специально выделял интонацией слова, чтобы как можно сильнее выразить свое превосходство. Хоть в этом и не было никакого смысла. Ему просто нравились такие моменты, он был готов купаться в своем господстве и самолюбии. — Чудовище. — Уже в который раз Ильфорте говорит это слово... — Знаю. — ...и уже в который раз слышит этот ответ. И правда, все по кругу. Да, есть большие комнаты, есть еще больше. Но ни одна из них не сможет сравниться со спальней Заэля-Апорро - она была просто королевской. Казалось, что там может разместиться вся Эспада. — Твоя чертова мания величия когда-нибудь сыграет с тобой злую шутку. — Да что ты? у меня хотя бы она есть, а у тебя, м? может, у тебя есть гордость? воля? — Послышался звук расстегивающейся молнии, — или, может, надежда? Ильфорте молчал, потому что Октава был прав во всем. У него действительно ничего нет. — Чего застыл? Помниться мне, ты с таким энтузиазмом рвался раздеваться, а теперь в чем дело? — Издеваешься? — Квинсе скорее забудет свое имя, чем это дурацкое правило: не трогать ничего в этой комнате. — Ах, а я так надеялся, что сработает.~ — Заэль грациозно изогнулся, одним движением освободив себя от куртки, которая тотчас упала на пол, а затем так же легко избавился от юбки. Взгляд Ильфорте метался из стороны в сторону, лишь бы не видеть, как медленно раздевается Октава. Это была настоящая пытка. Квинсе хотел прикоснуться к нему, ощутить тепло его кожи, его дыхания, провести руками по женским изгибам талии, по животу, трогать его везде-везде. Казалось бы, вот он, стоит прямо перед тобой, но он был так же недосягаем, как небо, отраженное в водной глади. "Не смотри. Не смотри, не смотри, не смотри." — твердил себе Ильфорте. — Ильфорте Гранц. — серьезный, спокойный тон, от которого Квинсе бросило в жар. Ему хотелось закричать от ужаса и отчаянья, что пробуждались где-то внутри от этих слов. Заэль называет его полным именем только в особых случаях. И Ильфорте знал, что неподчинение может стоить ему не-жизни. Медленно, стараясь растянуть этот момент как можно больше, он повернулся, полностью отдаваясь во власть своего Кукловода. Теперь, когда одежда Ильфорте была отброшена куда-то в сторону, Октава прижался к его спине, водя руками по разомлевшему от ласк телу и иногда задевая ногтями набухшие соски. — Ты сегодня очень послушный. Это так возбуждает.~ — шепнул он, проведя языком по краю уха. — Будто есть вещи, которые тебя не возбуждают. — Квинсе тщетно пытался придать твердости своему дрожащему голосу. — Да. Твой тон, например. — Заэль убрал руки и отстранился, вызвав чуть слышимый вздох разочарования, и, обойдя Ильфорте, встал прямо перед ним. — И твое лицо тоже. Неужели, настолько неприятно? — Не дожидаясь ответа, он резко запустил в дыру пустого сразу четыре пальца, начав гладить и массировать ее внутренние стенки. Громкий полу-вскрик—полу-стон вырвался из груди выгнувшегося навстречу руке Октавы Ильфорте. — Тебе совсем не нравится, что я делаю? — как ни в чем не бывало продолжил Апорро, будто спрашивая у самого себя, а не у дрожащего в его руках брата. Ильфорте не слышал, что он говорил. он запрокинул голову назад и стонал почти беспрерывно, когда обжигающе-сладкая волна устремилась вниз живота, заставляя стать каменным и без того напряженный член. Квинсе будто горел и внутри, и снаружи, извиваясь и плавясь под бесстыдными прикосновениями. Его ноги подкосились, и он думал, что сейчас постыдно рухнет на пол, но вторая рука Октавы мягко подхватила его, зарываясь в светлые пряди волос. Ильфорте, не ожидавший подобной нежности, резко опустил голову, встретившись своим расфокусированным затуманенным взором с медово-золотистыми огоньками. Торжествующий взгляд. Желанный взгляд. Похотливый взгляд. — Или, может, мне все-таки остановиться и отпустить тебя? — теперь чуть подрагивал голос Октавы, но ехидство из него изгнать было просто невозможно . — НЕТ! — не протест — мольба. Ильфорте искренне испугался, что Заэль и правда прекратит все это, когда Квинсе почти приблизился к самому пику наслаждения. — Н-не надо.. В ответ лишь толчок на кровать. — Раздвигай ножки.~ — сказано так, будто Ильфорте сам не догадывался, что нужно делать. — И про руки не забывай, и... — Господи, давай уже! — он уже не знал, куда деваться, и просто сжимал в кулаках простыни в бессильной ярости. "Блять, ну обязательно быть таким..." Каким? Ильфорте никогда не сможет подобрать нужное слово для него. — Боже-боже, сколько страсти, братик.~ — Заэль, уже опустившийся на колени и устроившийся между ног Квинсе, не заставил себя долго ждать. Он подался вперед, скользнув ладонями по внутренней стороне бедер Ильфорте, и, дразняще мазнув языком по головке, сразу взял во всю длину, то набирая темп, заставляя Квинсе, так жадно толкавшегося в горячий рот, чуть ли не кричать, но тут же останавливаясь, когда тот был готов вот-вот кончить. Очередная пытка. Когда-то очень давно Ильфорте хотел заставить Октаву "стонать и прогибаться как последняя блядь", но теперь сам же стал ею. Ему было безумно стыдно за свою слабость и беспомощность, но и настолько восхитительно, влажно и сладко до одурения, что капля рассудка терялась в море вожделения. Квинсе уже выбился из сил, когда Заэль, решив, наконец, что пора переходить к более серьезным вещам, перестал прыгать из крайности в крайность, став двигаться более равномерно, доводя Ильфорте до исступления. Он кончает, судорожно выгнувшись до боли в спине, дикая страсть исчезает, а ей на смену приходит сладкая, вязкая истома, которая как будто обволокла обессиленное тело.