Ты не

Кит ловит его запястье как раз перед тем, как Лэнс собирается вступить в свою комнату, круто разворачивает на себя. У Лэнса даже сустав в плече щелкает. — Почему?! Если Кит всем своим естеством напоминает огонь, то его взгляд сейчас — лава. Вязкий, горячий поток расплавленных камней, совершенно безудержный и дикий; и единственный выход спастись от него — бежать. Бежать как можно дальше. МакКлейну бежать просто некуда, да и вряд ли удастся: хватка у Кита всегда была крепкой, а уж когда он в гневе пытается переломить Лэнсу кости — тем более. Разъяренные омеги пугали даже сильных альф. — Что тебе нужно? Ого. Лэнс и подумать не мог, что его голос может звучать так подавленно. Он столько лет прекрасно надевал маску весельчака, что уже забыл эти разочарованные ноты в своем голосе. Да она почти срослась с его лицом. Найдите хоть кого-нибудь, кто понял бы, что большую часть времени Лэнс — совсем не тот Лэнс, каким он привык себя знать. Каким знал когда-то. — Почему ты сказал, что не хочешь видеть меня лидером? — Потому что я, блядь, не хочу видеть тебя своим лидером, маллет?! Тебе не кажется это пиздец логичным?! МакКлейн вырывает свою руку, но вместо того, чтобы отвернуться, делает шаг вперед, наступая на Кита. Не рычит, нет, он бы вряд ли позволил себе такую роскошь, ведь Когане непременно припомнит это, но Кит все равно на секунду пугается. Благо, он более чем стойкий и собранный воин, быстро берет себя в руки. — Почему? — вновь повторяет он. — Я хочу знать. Я знаю, ты меня терпеть не можешь. И я тебя тоже, — почти не ложь. — Я не хочу брать на себя эту ношу, и я надеюсь, что мне не придется. Я сказал об этом, сказал вам всем. Я честен. Но ты продолжаешь относиться ко мне так, как будто я тебе резко стал врагом! Почему? Лэнс выпрямляется, и, когда он перестает висеть над серьезно проигрывающим в росте Ките угрожающей тенью, становится немного легче дышать. Даже не образно говоря: Кит не пытался к нему принюхиваться, но тяжелый запах злости пробивается даже на внешний уровень естественного запаха. Изломанные, сведенные к переносице брови выпрямляются в две хмурые линии, взгляд перестает буравить лоб Когане. МакКлейн выглядит так, как будто всерьез над чем-то размышляет, закусывая губу от усердия. Он мелко выдыхает, поворачиваясь к Киту спиной и засовывая руки в карманы, — это должно означать спокойствие, как Кит выучил его повадки, и бросает через плечо ленивое: — Нипочему. Забей, Кит. Когане реагирует быстрее, чем даже успевает осознать, что он сделал или что только собирается сделать. Он срывается с места, в один широкий шаг догоняя МакКлейна, железной хваткой стискивает его широкие плечи. И впечатывает в стену. Да так, что альфа давится вздохом, заходится крупным кашлем, но Киту насрать, что не рассчитал силы. Он зол. Чертовски, блядь, зол. Лэнс видит это, видит, как его серые глаза полыхают эмоциями, которые не особо явственно отображаются на лице Кита, но всегда прослеживаются в его импульсивных поступках. Отражаются на радужке, как в зеркале. Лэнс видит занесенный в воздухе дрожащий кулак. Невероятно, вспыльчивый обычно Кит заставил себя остановиться. Лэнс ценит это особое отношение, искренне. Но только ухмыляется шире, дразняще приподнимая подбородок. Не уворачивается. Провоцирует-разрешает. Кровь идет носом, и Лэнс, вопреки боли, смеется, слизывая текущие по тонким губам струи кончиком языка. Потрясающий, точный удар. — Я знаю, омеги эмоциональны. Но ты, Кит… Огненная штучка. И нет, я сейчас не подкатываю, и это даже не в хорошем смысле, — говорит он, и голос у него слегка гулкий. — Это потому, что я галра? — не унимается Кит. Костяшки пальцев чуть-чуть испачканы в чужой крови, но не содраны. Лэнс морщится, а потом еще и шипит, потому что с ушибленным носом это больно. — Что за хрень ты несешь? — какой же у него усталый голос. — Мне с самого первого дня насрать, кто ты. Мне было бы насрать, даже если бы твоей матерью оказался Коран. Для того чтобы бесить, вовсе необязательно быть галрой. Ты — живое тому подтверждение. — Тогда… потому что омега? Лэнс стонет почти разочарованно. Скорее всего, так оно и есть. Он разочарован. — Причем здесь это, болван. Туши свои эмоциональные порывы и отпусти меня. Я привык прижимать омег к стене, но не когда омеги прижимают меня. Кит только сильнее впивается ногтями в чужие плечи, принося боль даже через ткань футболки, и притискивается ближе, чтобы МакКлейн не смел вырваться. Он ведь может, даже рост играет ему на руку. — Только не пизди, что это из-за маллета. — Это как раз из-за маллета, — Лэнс предпринимает попытку пошутить, но Кит встряхивает его и почти орет в лицо: — Почему ты резко начал считать меня своим врагом? «Ох, — думает Когане, когда понимает, что натворил, — это плохо. Успокойся, Кит, спокойно, ты прежде всего паладин. Вдохни, выдохни, давай же, перестань кричать». Они смотрят друг другу в глаза, и если Кит полыхает гневом до горящих щек и нервно раздувающихся ноздрей, то Лэнс выглядит непривычно, слишком чуждо… и спокойно. Вовсе не как тот Лэнс МакКлейн, которого знает Кит. Что он наделал? Да что, черт возьми, вообще произошло, чтобы за один ебаный диалог все покатилось по пизде и начало царапать Киту грудину острыми когтями. Он готов крушить все, что видит. Даже если это будет Лэнс. — Что ты выдумал в своей пустой башке? — Лэнс шмыгает кровью в носу, но это не особенно задерживает кровотечение. — Это почти оскорбляет, знаешь ли. Ему удается немного вывернуться и расслабленно закинуть свои руки на плечи Когане. Этот жест Кит должен воспринимать как опасность: руки причины его гнева близко к уязвимым человеческим точкам, одно острое лезвие в пальцах и выверенное движение — и он труп. Но это Лэнс, и Лэнс показывает, что он расслаблен, и омега невольно расслабляется сам. — Я не начал считать тебя врагом. И никогда не считал. Враги и соперники — разные люди. А теперь, будь добр, отойди, ты прижимаешься слишком сильно, мне тяжело дышать. — Ты не ответил. — Я и не собирался, — честно говорит альфа. — Лэнс, — угрожающе шипит Когане. — Кит, — отзывается Лэнс, и омега чувствует в его голосе рычащие ноты. Самое время остановиться, но… — Или я должен спросить… За что, Лэнс? И Лэнс срывается. Мгновенно стискивает горло омеги жилистыми пальцами, надавливая на кадык до безудержного желания откашляться. Рычит. Угрожающе, громко, по-звериному, — как взбесившийся альфа; и теперь Киту действительно страшно на уровне животных инстинктов. Он в опасности, и пальцы, сжимающие его шею, доводят до мелкой неконтролируемой дрожи. — Да потому что я никогда не признаю тебя своим лидером! Кита не хватает даже на то, чтобы сопротивляться, хотя его практически душат. Мозг полностью занят поступившей информацией и все еще тщетно пытается ее осмыслить, разложить на ключевые составляющие и переработать. Принять. «Я никогда не признаю тебя». Только принять у него не получается. Лэнс грязно ругается на родном языке; Кит не знает его, но угадывает чисто по интонации, и мгновенно ослабляет хватку. — Черт, Кит, я… прости. Кит умеет защищаться так же хорошо, как дышать, почти на уровне инстинктов, необходимых для выживания. Он вырывается из захвата и старается уйти назад. Лэнс хватает вырывающегося Когане за предплечья, локти и распахнутую куртку, всеми силами стараясь удержать на месте. — Кит… Кит! Послушай! Кит не желает ничего слышать, и несколько минут они по-настоящему дерутся, настолько разозленные и собранные, что не пропускают ни одного удара в свою сторону. Под конец Лэнсу, который бессовестно сообразительный и потому доводящий своей смекалкой до точки кипения, приходится идти на граничащую с отчаянием хитрость. Он обхватывает лицо Когане ладонями, при этом подставляя под удар бок, чем Кит охотно пользуется — Лэнс стонет сквозь зубы, когда ребра простреливает тягучей болью. Удар у Кита всегда был потрясающим, потому что Кит — один из лучших воинов. Несмотря на это, Лэнс знает, куда нажать, чтобы ослабить тщательно выстроенную стену между омегой и внешним миром. Лэнс его целует. На самом деле просто прижимается губами к губам слишком сильно, чтобы это было похоже на настоящий поцелуй, но Кит застывает. Его глаза расширяются от растерянности, руки останавливаются, уже занесенные для удара, а Лэнс смотрит в его глаза и ничего не делает. Конечно же, МакКлейн достаточно хорошо знает Кита, чтобы осознавать, что никто не осмелился поцеловать его. Кит сам в этом виноват, Кит слишком чужой и дикий для обычных людей. МакКлейн за эту выходку получит неслабый удар, он и сам это знает, но этот удар будет всего один, в отличие от той драки, что они оба затеяли. Лэнс смазывает кровь на своих губах о чужие губы, и она все еще продолжает течь, пачкая и лицо Когане тоже. Кит отстраняется от него, словно оглушенный. Он расслабляет задеревеневшие пальцы, выпуская Лэнса из хватки, и дышит через рот. — Ты… ты… — его голос дрожит от гнева. МакКлейн редко видел его настолько разозленным, кипящим от переполнивших его эмоций. Лэнс прислоняется спиной к стене и расслабленно откидывает голову, смотрит на омегу, слегка прикрывая ресницами взгляд. Поднимает вверх руки в жесте побежденного, проигравшего. Пустые безоружные ладони, чистые от крови. «Бей». Кит смотрит на него в ответ. Его кулаки дрожат, каждая мышца напряжена. Кит — натянутая струна, и она вот-вот порвется. Он бросается на Лэнса снова, но не заносит кулак. Хватает за грудки, — опять, — яростно сдергивая куртку с плеч. Лэнс даже ступорится, не понимая, что он хочет сделать. Кит откидывает его голову в сторону, дергает на себя и немного вниз. «Что за нелепый прием?» — хочет спросить Лэнс, потому что из подобного положения Когане не сможет даже должным образом замахнуться. Он и не хочет, ему и не нужно. Кит утыкается носом в шею и шумно втягивает воздух. Пахнет Лэнсом, и среди этого запаха — горечь, — эта человеческая эмоция даже на вкус горькая, — и раздражение. Лэнс скорбит по Широ не меньше, чем он. Можно обмануть улыбками, жестами, словами, но никогда — взглядом и запахом. Кит думает, что это как минимум слишком интимно, чтобы можно было подобное позволить, но он все равно присасывается губами к пахучим железам. Удар ниже пояса, но Лэнс его заслужил. Запах Лэнса меняется тут же, вместо горького и отталкивающего становится сладким, еще более притягательным для омег. Для одного конкретного омеги. Кит отстраняется, шумно выдыхая. — Зуб за зуб, мудак, — яростно говорит Кит, а потом тихо добавляет, почти шепчет: — Как же я тебя сейчас ненавижу. И это звучит так искренне и по-омежьи разочарованно, что Лэнсу становится почти плохо. Кит разворачивается и убегает. На самом деле срывается с места и исчезает с поля зрения за первым же поворотом, хотя выглядит это весьма трусливо с его стороны. Обычно он уходит, когда уже не может скрывать эмоций. «Ты молодец, Лэнс», — хвалит сам себя альфа. Лэнс пытается выровнять дыхание. Обессиленно скатывается по стене вниз и закрывает глаза. Пульсирующей болью дает о себе знать ушибленный нос, шея в месте касания губ омеги жжет огнем. Лэнс мечется между желанием догнать Кита прямо сейчас и послать к чертям все и всех. Ему плохо. Паршиво. Настолько паршиво, что… Лучше бы он его ударил.