«Как мне сбежать?»
«Что же теперь будет?»
«Если бы я раньше задумался!..»
И всё подобное. Ты словно окаменевший, не роняешь ни единого слова, только смотришь в глаза. На лице — отчетливый гнев вперемешку с истерикой. Это немое кино явно раздражает мужчину, и, чуть не сорвавшись на крик, он повторяет еще раз — но ты всё так же молчишь, и он замахивается. Тебе кажется, что ты умрешь. Это очень больно, когда кулак впечатывается в твоё лицо, но сознание отшибает — и вот ты уже на земле, взявшийся обеими руками за глаз, тупишь в одну точку. Может, просто не хочешь признавать, что нуждаешься в помощи? Лишь сильно после ты выдавливаешь из себя что-то вроде крика, но в чёрных окнах не зажигается свет, только кто-то кричит: «Ебаные дети, дайте поспать!». Тебе, увы, никто не хочет помочь, и двое верзил прекрасно это знают. Теперь у тебя будет синяк. Нехорошо выйдет, если кто-то из семьи узнает о потасовке, если, конечно, узнают: маловероятно, что ты выберешься живым из этой ситуации. Но плевать. Нет желания ни возвращаться домой, ни снова увидеть кого-то. — Ох, да брось ты это дело, парень не скажет, — отзывается второй спокойным тоном. Он нервно закуривает и подходит ближе, оглядывая тебя. — Пакуй его. Нам как раз шлюх не хватало, — и, усмехнувшись, подходит к машине неспешным размеренным шагом. Страх резко поглощает тебя. Дурацкая дрожь пронзает и заставляет паниковать, отчего тело, мелкое и физически неподготовленное, колотит от единственного желания, чтобы тебя отпустили, когда тебя опять хватают и собираются утащить в черноту переулка. «Мне пизда», — думаешь ты и снова в страхе зовёшь на помощь, но твой голос слаб, противен и невыразителен. Легкие жжёт, не давая даже слово выронить. Ты чувствуешь себя таким беспомощным и таким мудаком, и, ломаясь, срываешься на плач, словно маленькая сопливая девочка. Всё зашло слишком далеко. Ты не хочешь. Не хочешь быть искалеченным попрошайкой или, того хуже, быть шлюхой. Уж лучше вернуть долг, но ведь пять тысяч долларов — огромная сумма для такого жалкого школьника, как ты. Но, блять, это уже ни в какие рамки не лезет! Не обращая внимания на боль, ты все же кричишь снова — но снова никто не приходит на помощь. Ты лишь получаешь очередной удар под дых. — Отпустите, выблядки! Я всё верну, прошу! — молишь ты, все больше унижаясь, но уже поздно, ты знаешь, ты и так тянул время до этого момента очень долго. Никто даст тебе ещё хоть какой-то шанс, и тебя уже тащат к машине. Тот, что прошёл первым, открывает грузовой отсек и ждёт, пока ты всё так же брыкаешься, выкручиваясь из-под руки старого знакомого. — Знаете, ребятки, я уже тут минут десять наблюдаю за вами, и мне не хотелось мешать, но мне кажется, то, что вы тут делаете — незаконно? Неизвестному, который, видимо, уже давно остаётся на пожарной лестнице незамеченным, надоедает смотреть на это нелепое действо: белобрысый парень стоит там, облокотившись о перила и скучающе подперев рукой голову. Из-за тёмных очков в такое время суток он выглядит странно, особенно без какой-либо эмоции на лице, и похож на среднестатистического крутого парня старшей школы. В доме напротив зажигается свет, как бы намекая, что на шум всё-таки начали реагировать. Наконец он повторно подаёт голос, так, что теперь на него обращает внимание и мужчина у машины: — Поэтому я вызвал копов. Не занятый тобой громила отходит от грузовика, собираясь убрать свидетелей, и направляется к пожарной лестнице, но странный парень даже не шелохнётся — только ухмыляется. Луна выбирается из-за туч, снова освещая двор. Удивление мешает соображать, но, осознав, что вот оно, твоё спасение, и нужно действовать быстро, ты резко кусаешь крепко держащую тебя чужую руку. Пронизанное болью запястье, однако, не мешает ублюдку одним ударом откинуть тебя, не рассчитав силы, и тебе снова очень больно. Вдалеке слышится шум сирен, а значит, времени у громил нет, и, знаком показав «мы вас запомнили», они бросаются к фургону, в считанные секунды срываясь с места и скрываясь меж домов. Вой сирен полицейских машин наконец зажигает свет в окнах. Ни разу не вовремя. Никто из вас уже не узнает, догнали ли этих ублюдков или нет, но это не важно… по крайней мере пока.***
Каркат валялся на сырой земле и смотрел прямо вверх, наблюдая за звёздами и потихоньку осознавая произошедшее. Вроде бы и за что ему это, а вроде бы он и впрямь сам виноват во всём. Бесило, что никто не захотел помочь… кроме какого-то пацана. Окна опять постепенно гасли, и дом снова засыпал, пока размеренный звук капающей воды и сырость под распластанным телом отдавались не очень хорошим ощущением, особенно когда голова трещала по швам, а монотонное капанье вдалбливалось в память. Ещё въедался в память парень в очках, который смотрел теперь прямо на Карката, пока тот лежал и думал о своём. Его лицо бесило одним видом, но Каркат не собирался кричать и злиться: в первую очередь хотелось спать и вернуться домой, что был очень далеко отсюда. Блондин спрыгнул с лестницы и вразвалку направился к Каркату. С одной рукой в кармане он протянул вторую Вантасу, чтобы помочь подняться — но тому было даже в глаза стыдно смотреть спасителю, так что, утерев то, что осталось от слёз, он отвернул голову и отмахнул руку блондина. Поджимая ноющий бок, он попытался подняться сам. Как было всегда, ведь никогда ни от кого до этого он не получал помощи. Каркат надеялся сохранить хоть каплю гордости и достоинства, но, кажется, все их он уже выплакал этим вечером. Он надеялся, что этот парень не видел этого — хотя тот видел. — Хех, чел, вижу, у тебя проблемы, не так ли? — Странный парень в тёмных очках всё ещё пытался быть вежливым. — Тебе нужна по… — Отъебись, без тебя разберусь, — грубо буркнул Вантас и развернулся к выходу из двора. Пацан непонимающе посмотрел на Карката и, видно, в силу своей наглости, встал прямо перед ним. — Ох, да ладно тебе, парень. Где твоя благодарность? Я же помог тебе, нет? В этот раз Каркат просто встал на месте, тупо смотря в тёмные стёкла очков. — Иди нахуй, самовлюблённый выродок! — И, оттолкнув блондина, он поковылял домой, бормоча что-то себе под нос. Незнакомец, у которого, впрочем, было имя получше «самовлюблённого выродка», хотел что-то сказать, но, едва открыв рот, он увидел фак в свою сторону — и, так ничего и не добившись, пожал плечами и просто развернулся, чтобы пойти домой. Не сказать, что эта встреча не зацепила его, наоборот, она его очень даже заинтересовала. Что-то внутри говорило Дейву Страйдеру, что они точно ещё встретятся, и следующий их разговор будет интересным для обоих.***
Город начал пробуждаться, и люди стали выползать из своих бетонных коробок. Каркат не заметил, как настало утро. Вроде бы солнце ещё не до конца встало, всё ещё на горизонте, но можно было догадаться, что сейчас часов пять, не меньше. В городе наступала осень, окутавшая своими холодными ветрами и переменчивой погодой, а недавно прошедший дождь наполнил воздух запахом сырости и травы: самый приятный запах, по мнению Карката, что всё так же болезненно ковылял до дома уже около часа. Вместе с ключами в кармане штанов обнаружился телефон с разбитым экраном. — Здорово, блять, — процедил брюнет и всё же попытался включить мобильник, чтобы глянуть на время. 5:42. Просто великолепно! В глубине себя он вопил от злости и надеялся, что доберётся до дома прямо в эту ёбанную секунду, но оставалось ещё метров двести. Преодолев эту жуткую дистанцию, потрёпанный Вантас взобрался по ступенькам к подъезду и, открыв дверь, продолжил взбираться уже по ненавистным в этот момент ступеням на свой этаж, пока на улице солнце уже роняло первые лучи на дороги, на погасшие фонари и тёмные окна засоней. Парк неспешно наполнялся спортсменами и собаками с их сонными хозяевами, на дорогах только изредка проносились машины. Пошарив ключами в дверном замке, Вантас тихо пробрался в квартиру и побрёл в свою комнату. Уже у самого порога, когда он как раз коснулся ручки заветной двери, сзади послышалось покашливание. Канкри. Ну конечно. Подумав о том, что в такое время тот мог бы спокойно спать, Каркат разочарованно закатил глаза и повернулся, но лишь вполоборота, чтобы брат не разглядел уже наливающийся на глазу синяк. — И откуда ты это пришел? Шесть утра, Вантас, шесть! Ты уже возвращаешься под утро! Что бы сказал отец, будь он сейчас тут? Правильно, ничего хорошего! Непрекращающимся словесным потоком Канкри продолжал поучать младшего брата в том, что негоже приходить так рано домой, что нельзя без разрешения куда-то сваливать — но Каркат не хотел ничего. Ни слушать его лекции, ни спорить, ни даже кричать. Захлопнув дверь прямо перед носом брата, он упал на кровать, тут же пожалев об этом и в очередной раз прокляв своё ущербное тело за то, что не может вытерпеть боль. От Канкри за дверью, внезапно, никакого возмущения не последовало. Может, ушёл отсыпаться? Было бы неудивительно, если он всё это время выжидал в гостиной, он ведь волновался: с самого детства Канкри заботился о братишке и поддерживал во всем — но теперь, когда они стали жить вдвоём, всё перевернулось с ног на голову. Канкри прекрасно понимал, как Каркат себя чувствовал без отца. Оба жалеют, что не могут больше видеться с ним из-за его работы, настолько, что Вантас уже начал забывать об отце, который лишь изредка появлялся дома, чтобы просто напомнить, что он жив. Точно так же сейчас он начинал забывать о телесной боли и потихоньку засыпал, предварительно поставив будильник на семь. Даже час сна не помешает. В комнате пахло свежим воздухом и вчерашним дождём, а ещё чем-то странным. На полу были разбросаны разного рода вещи, шкаф полностью перерыт и устроен под склад; у стены напротив окна стоял компьютер, заставленный чашками и бутылками и включённый ещё со вчерашнего дня, всё так же скачивающий что-то. Да, в основном Вантас занимался программированием, но получалось очень плохо. По крайней мере, по сравнению с его старым знакомым, которого он планировал встретить сегодня, но пока шторы спокойно колыхались от осеннего холодеющего ветерка, а солнце пыталось потревожить сон размеренно и почти неслышно посапывающего на кровати Карката. Он будто пытался залечить раны во сне — бесполезно. Со страхом вспоминалось всё случившееся за эту ночь. В какой-то момент перед глазами возникла та бесящая рожа блондина в очках, которую никак не получалось стереть из памяти, и, может, угх, конечно, тот парень и бесил Карката неизвестно чем, но он был благодарен за помощь. Это не отменяло того факта, что он его бесил. Своим надменным видом и поведением самовлюбленного мудака, — как считал сам Каркат, — при этом не знакомого с ним, Каркатом, даже пару минут.