Яблоки

Их «соглашение» Ивана устраивало целиком и полностью. Князь, конечно, все еще смотрел волком, но уже не насмешничал над каждым похлопыванием по плечу и забытой на середине предложения фразой. Конечно, сполна насмешничала Василиса, пореже — Яга, еще реже — Водяной, но, в целом, «соглашение» принесло одни лишь плюсы. Появилось оно, потому что иначе уже и нельзя было — оно всплыло само собой, обезоруживающе-откровенно, без прикрас и лишних слов. Всплыло именно оно, потому что даже слово «отношения»… напрягало. Нет, не пугало, они оба взрослые мужики, что там пугающего, но… Это было что-то действительно серьезное. В такое с их родом деятельности ввязываться было весьма фатально. И практически невозможно было бы выплыть, если бы они со всем этим нырнули слишком глубоко. Слово «соглашение» практически не пугало. Оно подразумевало под собой все потребности, всю необходимость, все ограничения, которые хотелось вывести, но при этом не клеймило и не связывало цепью. В общем-то, приносило только пользу и новый опыт. Кощей уже почти не вздрагивал и не ворчал на постоянный, пусть и незаметный тактильный контакт вроде придерживания за локоть или вкладывания в руки кубка с вином, при котором его ладони непременно облапывались. Так же учился терпеть излишнюю прямолинейность Ивана, говорливость, неловкость — да и вообще учился терпению в целом. И Иван учился — в буквальном и переносном смыслах. Заваливал Кощея вопросами, уломал обучать владению мечом (несмотря на все уверения, что «твой отец и его богатырье сборище в этом плане помогут куда больше"), выпытывал рассказы об устройстве мира. И учился быть более тактичным, потому что с Бессмертным без этого — никак. Учился вовремя держать язык за зубами (что не всегда получалось). Учился заботиться не только о себе, и учил, учил, учил. Учил этому князя, который давно бы должен был научиться всему сам. … А еще «соглашение» дало Ивану небывалую фору в гонке с отцом, который с первого же дня встречи с новообретенным сыном решил найти ему достойную невесту, да и свадебку сыграть, пока не отгремели в Белогорье пиры.  — Я… Эм, занят… Нет, привести знакомиться не могу. Нет, свадьба не скоро. Нет, это не Василиса. Да, друг про друга они знают. Нет, я не заводил параллельных романов. С ни…ей все началось позже. Она очень… скрытная. Да, это… кхм, по любви, — на самом деле, это громкое, конечно, слово по отношению к «соглашению» обоими участниками не применялось, но… но. Позже Кощей скалится в ухмылке, слушая нытье Ивана.  — Ну, а ты что хотел. Они тебе добра желают. Внуков поскорее понянчить хотят. И крайне осторожно.  — С этим и правда лучше не затягивать. А потом удовлетворенно кривит губы, тихо посмеиваясь и слушая возмущенное «И ты туда же!» и «Да чтоб я! Я и дети?! Да и ты знаешь, что надо делать, чтобы этих самых детей завести?! Да чтоб я! Да никогда! Хотят детей — утащу им из своего мира пару домовцев, но меня в это ввязывать не надо. И тебя, что ржешь!». В общем-то, от соглашения были одни только плюсы. Однако кое-что Ивана все-таки напрягало. Этот аспект «соглашения» они не обсуждали, да и опыта у обоих в нем было слишком мало, чтобы действовать как-то определенно. Тем не менее, этот аспект был единственным, что смущало Ивана, жуткого кинестетика по своей натуре. Все действия, что совершал Иван, и что несли некий подтекст, Кощей воспринимал с трудом. Нет, конечно, Иван понимает, замкнутый темный князь, местное Зло, весь такой байронический герой — непонятый, одинокий и драматичный, и все такое. Он и сам в социальные взаимодействия не сказать чтоб сильно может. Но не настолько же. …  — Приехал-таки, — хмыкает князь, встречая его у самой конюшни. Иван, только что покоривший на полуживой серой кляче степь, пару лесов и поле, слезает с лошади, едва живой. Для него долгие поездки верхом в новинку. Болит каждая мышца. Он устал, нанервничался (Понесет эту полоумную в терновник, что потом делать?! А если она сейчас навернется?!! А если…!) и весьма соскучился — кощеево княжество в двадцати верстах от дома при дворе Ильи, так что первое, и вполне логичное действие, особенно учитывая характер их «соглашения», это… Иван решительным шагом направляется от лошади к Кощею и, подойдя практически вплотную, лезет обниматься. И ладно бы что! — но тут — за плечи, ничего такого. Но Бессмертный неожиданно плавно ускользает и бегло треплет молодца по пыльным волосам.  — Дорога ладной была? — участливо спрашивает он, направляясь к ступеням со двора. Иван пару раз моргает.  — Более чем, — не задумавшись, отвечает он, и прежде, чем его мозг извергнет хоть какую-то реакцию, князь махает ему рукой.  — Устал ты поди, с дороги-то. Пойдем. Тебя здесь и напоят, и накормят. Умыться коль хочешь — колодец вон. Закончу дела — присоединюсь к тебе за обедом. Отдыхай, богатырь. И скрывается в залах, едва произнеся это иронично-мягкое «Отдыхай, богатырь». Иван, стоя посреди двора, ощущает себя немного (много) глупо. Есть легкая, детская нотка обиды, но основное — недоумение. Может, думает Иван, брезгливый он. Ну да. А тут я с дороги. Пот, пыль, железо, конский навоз. Ладно, проехали. И тогда — действительно проехали. …  — Выпад. Выпад, бес тебя задери, — вкрадчиво требует Кощей, с мечом кружа вокруг Ивана. У Ивана в руках изрядно поживший меч. Металл потемнел, много сколов, стерлась почти обмотка под ладонью, эфес изрядно пожил, покрыт сотней царапин, испачкан чем-то. Кладенцу не место на тренировке, так что этот старый боевой товарищ, видевший еще юношество Ильи Муромца, самое то. Иван делает выпад очень неловко, и Кощей легко отбивается от его неумелых атак. Иногда у князя на лице возникает чистое раздражение, и это стимулирует Ивана гораздо больше туманного будущего как великого мечника. Чем реже князь им недоволен — тем правильнее.  — Так. Давай немного отдохнем. Думается мне, тебе нужна передышка, — отступив, говорит Кощей и направляется с поляны к речке. Иван дышит тяжело, устало, загнанно. Тренируется он не только с Кощеем, — дядь у него теперь не сосчитать, и все предлагают свою помощь, да и Василиса учит особо хитрым приемам, — но только Кощей гоняет его до стертых в кровь рук, до дрожащих ног и кружащегося перед глазами мира. А Иван и не жалуется. Что жаловаться — сам напросился. Он в этом плане вообще очень неловок — постоянное ощущение, что он навязывается, не покидает его рядом с Бессмертным вообще никогда, но в большинстве ситуаций это не мешает ему и дальше навязываться. Однако исключения бывают везде. Иван и сам идет к реке и, в отличии от Кощея, который просто умывается, черпая воду с обрывистого берега, присев максимально близко к воде, он, скинув рубаху и оставив сапоги рядом, драматично (читать: с грацией бурого медведя) наворачивается в воду.  — Дитя, — закатывает глаза Кощей.  — Вот черт! Вода ледяная!  — Само собой. Исток-то близко, — пожимает плечами князь, глядя долгим взглядом на отплывшего на пару метров от берега Ивана. Потом, сунув руку куда-то в мешок, что с собой притащил, достает яблоко. Пока Иван валяется в ледяной реке, неторопливо жует. Солнце слепит, бликами отражаясь в непослушных волнах, а течение медленно тянет куда-то, но речка здесь совсем не сильная — даром что исток рядом. Иван умывается, вымывает из волос пыль, ветки, листья — его сегодня Кощей в земле-то изрядно повозил. Сколько ни стараешься, сколько ни тренируешься с отцом и другими богатырями, все равно Бессмертный изворотливее. Бой его не столько нечестный, сколько полон хитростей. Допустимых, но оттого не менее неожиданных.  — Утопнуть решил? Учти, эти мелкие речушки не по части Водяного, — хмыкают где-то сбоку. Иван в несколько гребков подплывает к берегу, трет лицо — и отшатывается.  — А ты… Чего… — удивленно моргает он. Так и замирает. Выражение лица у него, наверное, до смешного придурошное — Галя всегда говорила, что он в удивлении ту еще морду строит. Ну, хоть рот закрыл, уже неплохо. Кощей ухмыляется. У него темные волосы, выбивающиеся из-под короны, седеющие на висках, легкая щетина, морщины в уголках глаз. А сами глаза — те же. Словно песком присыпанный взгляд — усталый, насмешливый, вязкий. Это, наверное, единственное, что роднит его с привычным обликом. Ну, и руки, конечно — на них Иван обращает внимание сразу после лица. Все те же — разве что кожа поживее, ногти ровнее, светлее. А так — тонкие жилистые пальцы, синеватые вены и венки, крупная, сильная ладонь. Точно — Кощей. Не сказать, что были сомнения, но… Но это — очень его, кощеевы, черты. Бессмертный хлопает рядом с собой, мол, вылезай уже. Чуть закатывает глаза. Кривит губы. Ни одного шрама… Иван в восторге. И в шоке. И еще не решил, в чем именно больше. И продолжает разрываться, даже когда, выбравшись на берег, оказывается злостно опрокинут в траву и прижат сверху. В конце-то концов, и восторг, и шок нельзя отрицать. … Иван, в общем-то, считал этот случай скорее неким исключением. И явно не ожидал, что подобное войдет в традицию. Молодым Кощеем он любовался, но и без яблок тот был, бесспорно, неплох. Ну, настолько, насколько может быть неплох околотруп. Но все-таки… Постепенно выявлялась определенная систематика. И она не нравилась Ивану от слова никак. Когда он тянется, чтобы неловко ткнутся губами куда-то в челюсть Бессмертного, тот отстраняется подальше, вздыхает, лезет куда-то за пазуху и, куснув яблоко, тут же сгребает Ивана к себе, не давая возможности как бы то ни было среагировать. Когда он спрыгивает с коня, чтобы тут же заключить князя в объятия (и плевать, что он там об этом думает, Иван не видел его месяц, пока улаживал дела в Иномирье и снимался в новых сериях шоу), князь за секунду успевает укусить чертово яблоко, чтобы потом полноправно гладить потеплевшими пальцами пыльные волосы и уставшее лицо. Все доходит до того, что даже просто перед их встречей Кощей грызет чертово знакомое яблоко. До Ивана, в общем-то, доходит, в чем именно дело, и что там умудрился надумать себе князь. Он, может быть, и не обратил бы на это внимание, вот только все равно это напрягало. И чем реже Иван видел его в привычном виде, тем сильнее чернело это над головой неразрешенной неизбежностью. … План по сути планом-то и не является. Но это — все, что может придумать Иван сам. Не просить же, в конце-то концов, совета у Василисы или Яги. Первую сейчас бы не отвлекать, дел невпроворот, да и будет ржать до конца жизни, а вторая… Господи, да Иван скорее удавится, чем будет так унижаться. Хотя опыт у старой карги в этом вопросе явно есть. Сама-то вон как яблоки один за другим угрызает. В общем-то, план, хоть и относительный, Иван продумывал (да и не продумывал толком, а так, мысленно представил) сам. А случай представился сам собой. Устало вздохнув, Иван привалился к плечу Кощея.  — Вот закончим сейчас с Васькиной свадьбой, как насчет смотаться ко мне? Покажу тебе кино иномирское, — хмыкает он, глядя, как расставляют по двору столы для грядущего празднества. Кощей, кажется, отвечает что-то — околосогласное и в то же время ворчливое, но Иван на этом даже не концентрируется. Все, на чем он резко сосредотачивается — на том, что рука князева полезла запазуху.  — Ой, вот только не надо этого вот всего, а! — вскидывается Иван, навалившись на Бессмертного и слишком резво для своего уровня усталости выхватывая яблоко из хватки холодных пальцев. Тот, не ожидая такой прыти, не выдерживает и под ивановым весом валится со скамьи. Яблоко летит куда-то далеко. Иван — тоже, но не так уж и далеко, ровно до Кощея, что распростерся на земле. Опрокинутая скамья неудобно упирается в ноги. Иван под тяжелым взглядом разводит руку и пожимает плечом — на вторую опирается, чтоб не совсем уж на Кощее лежать.  — Ну и что ты сделал, мальчишка? — интересуется Кощей, глянув на всякий случай за его спину — кажется, нога отвалилась. Вот черт. Иван моргает.  — Ну… — чешет затылок. — Я что сказать-то хотел…  — Скажи уж, будь добр. И встань с меня.  — Да я это… Раз у тебя столько живой воды, отдай ее лучше Яге. Ей точно нужнее, — у него горит лицо, а еще он запинается, но, в целом… Терять больше нечего — Иван, в завершении, быстро касается губами кончика носа Кощея. Точно доказывая что-то. Себе — или кому-то.  — А, — красноречиво хмыкает Кощей. — Ладно, можешь не вставать.  — Ага, — с некоторой растерянностью говорит Иван. Но встать потом все-таки придется. Скамья в ноги упирается уж больно неудобно.