Шахматы

Когда король садится играть и чертит фигурами доску вдоль, Расклад всегда падёт поперёк, когда играть садится король. когда флаги горели перед дворцом, и трон твой лежал в грязи (вот она — власть, — приди и возьми!), а сын расстался с отцом, когда дом твой делили, как хлеб, по крошке, ломтю, тогда ты корону надел, гамбит разыграв, и бояться огня перестал. каждый твой шаг — эксельсиор, будто танцует смерть. их не жалея — себя не жалеть, с лихвой возвращая боль. ты не лучший сын и о, боже, король, но ты очень хороший блицор: суть пешки — душа, дороже продай, и ты получаешь всё. твой взгляд, летящий на сотни миль, и за горизонтом строй разят, словно меч, друзей как врагов, чертя по земле пунктир из тех, кто свои, и с теми, кто не, ты смерти воздвиг альков из злости соленой, как слезы сестры, и горькой, как дым мортир. ты рвался всё дальше, во тьму и на свет, и карту кромсал, как мог, забыв, что искал на лицах дорог… простое, летящее вслед… так пахла победа, нет, все-таки бог… жена и, кажется, хлеб… что ты забыл спросить у солдат? кто их сейчас ведёт? король справедливый, чей разум как лёд, а образ хранит отца? ты знаешь, что нет, ты знаешь, ты — зверь, пожравший его дитя. доспех твой блестит, как водная гладь, тебе он всего милей что же такого есть у людей, того, что не сможешь взять? …а кровь опьяняет пульсацией жил, топит, словно наркоз… с флагштока тенью сползает вопрос, он прост (до безумия прост!): ты не проиграл ни одной войны, а как насчет той, что внутри? размен, рокировка, взят аванпост. пешка — е2-е3. вот был бы хоть шепот, тихий обет, стучащий в твои виски (чуть глуше «прощай», чуть ярче «прости) сулящий душе покой: «прошу, лишь вернись домой» вот только ты дома, и шепота нет… вливаешь в себя вино. твой сотый бокал, а грех — лишь седьмой. ты жаждешь этот финал. как жнец за стеной, палач при дворе, в своей последней игре ты с белых пошёл (так идут короли) и то у себя забрал, за что так свирепо ты мстил другим, за что кровью платил и страдал. если б ты видел то, чем ты стал, ты бы себя убил. пустая доска, фигуры твои, поставь их, как бог — детей, ты слишком давно играешь один, один против тусклых углей. там, за кормой, изогнутый мир стремится к нулю, к тебе. рука замирает на пару секунд. а2-а4 ладье. ты с малых лет научился играть, но так и не понял, на кой. бой не проигран, пока ты живой, твоё поражение – ждать. ты знаешь, что проклят. там, в небесах, Дикой охоты следы. боль — не проклятье, боль — это дар, спасающий от пустоты. ты ведь помнишь её на ощупь? громче эха и тише мыши, как тропинка в глухую, ночную тьму, и идёт, не сбавляя поступь. ты сидишь и почти не дышишь, ждёшь, навечно в своём плену, коль врагом обернулся брат, может, он хотя бы тебя услышит? …у искупления запах японской вишни, а ферзь пахнет серой, как ад. если дьявол придёт, то вернётся ни с чем (равный равному не по плечу). ещё один шаг, теперь-то ты видишь? Мат.