Ромашки в июне

      Ты приносил мне ромашки. Цветы охапками падали на мятые простыни, заполняя каждый миллиметр квартиры, настолько въелись в это пространство, что стали просто необходимыми. Каждую чёртову новую встречу ты встречал меня с букетом в руках, оставляя (уже не ощутимое) напоминание о своём присутствии в виде осыпавшихся лепестков по всем комнатам. Растаскивая цветы по всему дому, ты говорил что-то о том, что без них всё непременно потеряет смысл и расколется на такие осколки, которые даже мы будем не в состоянии собрать воедино.       Я помню то июньское утро, когда ты потащил меня пешком за несколько километров от города, чтобы показать мне восход солнца и ромашки. Ты сидел, скрестив ноги, с зажатой в зубах сигаретой, терпеливо ожидая, пока я рылся в рюкзаке в поисках зажигалки. Ты не взял с собой ничего, даже не позаботясь о сигаретах, ввалился в мой дом в 4 утра, схватив с полки пустой рюкзак за потёртые лямки, взял за руку, поведя за собой встречать рассвет.       На окраине города был один круглосуточный магазинчик, предназначенный как раз для тех, кому не спится в 4 утра, для тех, исход чьей жизни решался в 4 утра, или просто для всех, кто оказался не в состоянии дотянуть до восхода солнца без глотка белого полусладкого или пачки Winston.       Когда мы вошли, звон дверного колокольчика разрезал стоявшую тишину, оповестив скрипящей дверью о нашем появлении. В магазине не было ни одного покупателя. За кассой сидела женщина, а на самом входе охранник, пялясь куда-то в точку на стене, он на секунду перевёл на нас взгляд, а потом продолжил мирно и монотонно втыкать в стену.       Наши руки были переплетены. Мы остановились у поцарапанного прилавка, который заменил тебе зеркало, когда ты поправлял чёлку, спавшую на глаза. Ты взял в руки бутылку с минеральной водой, а я коньяк, стоявший почти в самом углу.       — Ты предлагаешь мне втыкать на ромашки весь ближайший день в трезвом состоянии? — ответил я на не заданный вопрос, когда поймал на себе твой взгляд.       — Не думал, что секс на лоне природы покажется Вам скучной идеей, мистер Айеро, — ты мягко улыбнулся, чуть прикусив щёку.       Охранник презрительно фыркнул, наблюдая наш пидорский флирт, но это было, видимо, немного интереснее обшарпанной стенки, поэтому, пока мы не вышли, он не отводил от нас взгляда.       Направление было сбито, мне даже казалось, что ты сам не в курсе, куда мы идём, но это всё настолько не важно. Я был готов идти (и шёл) на чёртов край света, чтобы увидеть ромашки, которыми ты будешь наполнять июнь и целую жизнь.       В моём рюкзаке две бутылки Hennessy, минеральная вода, пачка Marlboro и расколотая зажигалка. Твоя рука переплетена с моей. Над нами кольца сигаретного дыма, призрачно синее небо и ромашки.       — Фрэнки? — ты сбросил пепел с сигареты на землю, а я приблизился ближе, сосредоточив внимание на твоих зрачках. — Ты меня любишь? — выдыхаешь прямо в губы. Ты сжимал ромашку в руках и, получив утвердительный ответ, начал поочерёдно обрывать лепестки. — Сейчас проверим.       — Ты серьёзно? — я тогда ещё улыбнулся, закатив глаза, получил твоё "более чем" в ответ.       Это так привлекательно и чудесно одновременно. Иногда мне казалось, что ты одержим ими, как, к примеру, кто-то одержим алкоголем или наркотиками, человеком или сигаретным дымом — миллионы способов саморазрушения, и ты был частью каждого.       Твои лёгкие пропитаны никотином, прикроватная тумбочка с поломаной дверцей забита антидепрессантами, в холодильнике нет ничего, кроме скотча и Сангрии , а в спутаных волосах всё также держится ромашка, которая является символом чего-то там, что никогда не должно расколоться.       Я находил тебя в разных состояниях, ты ни разу не приходил ко мне сам, когда нуждался в помощи. Если так рассудить, то ты всегда в ней нуждаешься.       Ты самый удивительный человек, которого я знаю, каждый твой поступок, каждое слово, всё настолько удивительно, боже, я надеюсь, что ты чувствуешь то же самое.        Когда на ромашке остался один единственный лепесток, ты протянул его мне, переложив в мою руку. На секунду мой взгляд остановился на смятом краешке твоей футболки с Rolling Stones, которого было не достаточно, чтобы прикрыть багровый след на острой ключице. В ответ ты улыбнулся, проведя языком по сухим губам.       — Всё-таки любишь.       — Доволен?       — Более чем.       Мы провели весь день вместе, отправившись куда-то в изломаном направлении, роняли друг друга в ромашки и были действительно счастливы.       Не важно, что случится потом, не важно, если это "потом" и вовсе не наступит (когда оно наступает всегда случается что-то плохое). Даже, когда всё рассыпется, и небо начнёт падать, у нас останется июнь и ромашки.       Мы возвращались по обочине дороги, когда на небе уже давно рассыпались звёзды. Ты тащил охапку ромашек, хотя сам еле передвигал ноги. Свет от фар проезжающих машин бил в глаза, несколько раз нам встретились кареты скорой помощи, яркие мигающие огни разрезали полуночную тьму, расколотые фонари направляли полуночных бабочек к мосту, с которого мы непременно когда-нибудь сорвемся вслед за ними (но это будет потом), луна накренялась всё сильнее, ромашки рассыпались на дорогу, но это, правда, не важно.       Ты всё ещё держал мою руку.