Импульс

Вы говорите тихо, и ваши голоса даже немного меняются, будто голосовые связки душит нежность. Она лежит, запрокинув руки за голову, словно на курорте. Ты гладишь под футболкой ее живот, слегка выпирающие ребра и ложбинку между грудей кончиками пальцев, как бы почесывая. — ну они ж не просто так говорят, что я похожа на… — да ни на кого ты не похожа… — говоришь ты с легким раздражением, в очередной раз удивляясь, как эта женщина, царапающая потолок твоей квартиры своей короной и обладающая миллионами поклонников, может вообще всерьез грузиться из-за таких вопросов. — не шевелись. — ох, как же тебе это нравится. Иногда ты обращаешься с ней как с манекеном. Тебе нравится нежно облизывать, посасывать и слегка прикусывать ее губы, не дожидаясь ответа. Ты наслаждаешься этим недолго, ведь всегда она не выдерживает более пяти секунд и отвечает тебе. Ее руки все еще за головой, ты задираешь ее футболку, садишься на ее бедра, теперь слегка царапаешь живот уже двумя руками — хочешь? — блять, а не очевидно? — с усмешкой спрашивает она. Ты улыбаешься уголком губ, опускаешься и ласкаешь ее грудь сначала одним своим дыханием, затем касаниями губ и языка. Она вздыхает, словно от усталости, только в этом вздохе есть стон нараспев. В любви (вроде так же сейчас называют посиделки в кафешках, распитие алкоголя под фильм и последующий трах под него же?) всегда кто-то целует, а кто-то подставляет щеку. Она подставляет все — щеки, запястья, бедра, грудь, лобок, клитор. Вот и сейчас, она дает себя целовать, даже не удосужившись вытащить руки из-за головы и обнять тебя ими. А тебе и не особо надо. Ведь ты самодостаточна. Приехала в город на Неве работать, и вообще тут архитектура-уникальный климат-богатая история-культурные люди. Без всяких там задних мыслей. Нет, ну конечно была задняя мысль о вероятности сблизиться с одной женщиной, но на то она и задняя. Это ведь не самоцель? То, что ты отлично фотографируешь, активна и коммуникабельна, приносит тебе, в первую очередь, заработок, знакомства и связи, а уже потом сотрудничество с медийными личностями и ее взгляд в камеру — не как в средство для фотографирования, а как в преграду перед твоими глазами. Да и справедливости ради, она первая с тобой заговорила после очередной конференции, в женском туалете бара, прерывая шум в твоих ушах, вызванный выпитым для храбрости алкоголем и толпой. Боже, ну конечно, она лесбиянка. Да, не все они так выглядят, но в этом случае она просто попадает под стереотипное описание. И она насмехается, над возможностью держать в этой стране такие вещи на поверхности, в очередной раз шутя про то, как как в её доме не хватает «женской» руки, однако мнется, и справедливо сжимает потные ладони, когда ее спрашивают напрямую: вспоминает, что все-таки живет в этой стране. Сейчас, в этой стране, в питерской съёмной, совершенно убогой «гостинке», на совдеповском расправленном полуторспальном диване, она наконец выпускает свои руки из-за головы и тянется к краю твоей майки. Теперь она желает насладиться своим умением управлять твоим телом. Ты выпрямляешься по-прежнему сидя на ней. Тебя не смущает унылый желтый свет одинокой электрической лампы под потолком, ее — совершенно не смущает возможность смотреть на тебя каждый раз оценочно, задерживать взгляд на твоей груди. Когда она прижимает тебя к себе и лихо переворачивает, оказываясь сверху, ты мысленно усмехаешься тысячами фанфиков, сотнями пейрингов, и десяткам грязных домыслов о ней. Влажно целуясь и страстно зарываясь руками в ее волосы, ты наслаждаешься ею, как трофеем, наслаждаешься тем фактом, что она здесь, на сраном зачуханном диване, с тобой, ни разу не известной, даже тщательно скрываемой, и ни с кем больше. Ты выносишь за скобки мысль о том, что продолжается это все не больше шести недель, и что ты просто очередная. Она — задней мыслью осознает, что очередных стало заполучать легко не благодаря харизме и таланту, а благодаря тому, что она теперь трофей. Да кого из вас это вообще ебет, в момент, когда она касается губами твоей шеи, а рукой ласкает тебя через белье. Тут ты вспоминаешь, что пора бы ответить и тянешься к молнии на ее джинсах, однако она хватает твою руку за запястье и фиксирует над твоей головой, и ей не надо поднимать взгляд, чтобы знать, как ты закатываешь глаза вовсе не от удовольствия в ответ на этот жест. Тебе нравится о ней заботиться, но чай ты приносишь с таким видом, будто делаешь великое одолжение, хотя знаешь, что она совершенно не беспомощна в бытовом плане: просто зачем варить макароны, если есть деньги на спагетти с доставкой? Ну или кто-то вроде тебя рядом. Недопитый чай — традиционная часть прелюдии — давно остыл на столе, а вам тем временем все жарче. Ты наконец спускаешь с нее джинсы одновременно с трусами до нелепости неумело для твоего опыта, и, едва она успевает освободить ногу из одной штанины, как ты уже касаешься ее самой нежной точки, продолжая каскад поцелуев. Она побаивается тебя (точнее твоего огненного нрава), и еще больше ощущает себя трофеем с того вечера, когда вас, осчастливленных романом и соответствующими напитками, на ночной улице Питера застают какие-то возбужденные подростки и стараются исподтишка сфотографировать, а ты ошпариваешь несчастных перцовкой, заламывая обладателю камеры руки, в целях стереть компрометирующий снимок. И справляешься с этим успешно. С тех пор она как-то деликатно умудрилась свернуть совместные пьянки в общественных барах и направить их в квартиры. Тебе понадобится еще много времени относительно длины всего вашего романа, чтобы снова заслужить ее доверие. А пока этого не произошло, тебя вполне устраивает и даже смешит, как она пытается конспирироваться, приходя в твою квартиру в приталенном совершенно феминном пальто (в такой-то снег!), высоких сапожках и по-детски высоко повязанном шарфике, который не столько скрывает ее лицо, сколько успокаивает нервы. Вы лежите, касаясь друг друга обнаженными предплечьями, ваше дыхание постепенно выравнивается. — а ты на обратном пути губы накрась. — ты заебала, знаешь же как я к этому отношусь. — знаю. Но это лучший метод стереть эту довольную улыбку с твоего лица, а то на нем за километр «у меня только что был охуенный секс» читается. Так еще на твоих долбанутых фанатиков улице напорешься… — а ты меня вот так сразу что ли выгоняешь? Я может на ночь хочу остаться, — перебивает она, ни то с сарказмом, ни то серьезно. — твое право, — отвечаешь максимально нейтрально, потому что на деле безумно боишься спугнуть эту возможность, — но губы по-любому надо накрасить. После этой реплики улыбаешься и тянешься к тумбе за сочно-красной матовой помадой, способной испачкать все, что едва ее касается. — блять, ну не надо, сказала же! — возмущается она с долей агрессии, однако ты смело выкручиваешь стик и вместо ожидаемых губ, которые она уже спрятала за ладонями, тянешься к ее туловищу, и исписываешь кожу всеми известными синонимами слова «вагина». Она хлопает себя по лицу и устало смеется. Утром вы вместе идете в душ, и она усердно стирает с твоей спины красные пятна, потому что уснула крепко прижавшись к тебе сзади, отпечатав все похабные помадные надписи. Неделя твоих съемок и ее последних приготовлений к туру сводит все общение к перепискам в соцсетях, и когда потребность увидеться превышает прошлые обиды, она зовет тебя к себе. Высказав какую-то невероятно аргументированную балладу о вселенском балансе и элементарной справедливости, ты выбиваешь себе левую половину ее кровати для ночлега. На следующий день ты не торопишься уходить, предпочтя приехать на конференцию на тему предстоящего тура с ней. Конечно, она сначала тушуется, но вот, уже сорок минут спустя, ты стоишь поодаль длинного стола в светлом тестном помещении, представленная как «личный фотограф». Ко второму часу конференции, адекватных вопросов, судя по всему, не остается. На бестолковый вопрос репортера «каково, будучи мужчиной, находиться под руководством женщины», гитарист-балагур отвечает, что вокалистка — самый настоящий мужик. И вот такой ерунде пять лет учат на факультете журналистики? Ты совершенно трезва. И тебе бы беречь едва восстановившееся доверие, но то ли надежда на «пронесет», то ли нечленораздельный вчерашний стон в твое ухо, подозрительно близко похожий на признание в любви, дают храбрости сделать это. Ты опускаешь фотоаппарат с уровня глаз, нагибаешься к ближайшему к тебе микрофону, и едва она и ее коллеги успевают среагировать, как ты произносишь: — если она мужик, то кому я вчера отлизывала?