Только прошептать тебе так хочу

Мы с тобой шепотом, шепотом Спрашивали: «Что потом? Что потом будет?» Шепотом, шепотом не хочу кричать о том, Что друг друга забудем. Шепотом, шепотом Спрашивали: «Что потом? Что потом будет?» Шепотом, шепотом не хочу кричать о том, Что мы разные люди. Кофе, алкоголь не стирает боль — Только ароматы твоих духов, Если бы могла говорить любовь, Прозвучал бы шепот довольных слов. В этой тишине исчезает суть, Это ты молчишь? Или я кричу? Это ты во мне? Или это ртуть? Только прошептать тебе так хочу. Мы с тобой шепотом, шепотом Спрашивали: «Что потом? Что потом будет?» Шепотом, шепотом не хочу кричать о том, Что друг друга забудем. Шепотом, шепотом Спрашивали: «Что потом? Что потом будет?» Шепотом, шепотом не хочу кричать о том, Что мы разные люди. Мысли рассыпаются, как песок, Стрелки на часах разделяют нас, Тишина спасает от лишних слов, Но цена спасения льется из глаз Шепот твоих губ не вернуть назад, Если так, то тактами запишу. Это ты во мне? Или это яд? Или это я тебя так прошу? Мы с тобой шепотом, шепотом Спрашивали: «Что потом? Что потом будет?» Шепотом, шепотом не хочу кричать о том, Что друг друга забудем. Шепотом, шепотом Спрашивали: «Что потом? Что потом будет?» Шепотом, шепотом не хочу кричать о том, Что мы разные люди.

Суровая зима. Снег метёт, забирая в свой плен все открытые поверхности, тем самым заставляя людей спешить под кров еще быстрее. Стремительно темнеет. Сначала наступают сумерки, а после не разглядеть уже ничего. Свет фонарей мало озаряет улицы и людей, бегущих по хрустящему снегу. За этим наблюдал Святослав, глазами ища кого-то в окне. Кого-то ранее совершенно близкого, а теперь — совершенно чужого. Кого-то, чьи глаза согревали зимы напролет. А сейчас снова зима, но тех глаз нет, они больше не рядом. В комнате заметно становится прохладней, когда блондин открывает окно, но сам с подоконника не спрыгивает. Сейчас совершенно всё равно. Всё равно, что снег теперь кружит и в комнате, застилая, растворяется в пшеничных волосах. Кажется, так одиноко ему еще никогда не было. Группа, популярность — все в прошлом, и теперь даже воспоминания об этих событиях не греют, совсем не греют, а делают только хуже. Тошно становится от мыслей, до чего довел его этот шоу-бизнес. Легкая зависимость от наркотиков, из-за которой он попал в больницу; охрипший голос, ранее радовавший поклонниц, потеря близкого человека, который был для него миром. Бешеная любовь — тоже в прошлом. Но об этом уже точно не думать. В такие моменты голубоглазый понимает, что все то счастье, что он испытывал, безвозвратно. И от этой мысли сейчас так погано. В секунды грусти, пассивной депрессии и отчаяния набредает на мысль, что и себя-то он ненавидит, что и жить-то ему незачем. Но от суицида спасает только мальчик с шоколадными глазами, только надежда, что он его ещё встретит, может, даже прикоснется. Ему говорили, что привязываться к людям нельзя. Но кто же знал, что будет так больно от того, что он их не послушал? Наверное, сердце, которое не хотело даже верить в то, что он когда-то потеряет это солнце под боком, непохожее на тех, кто был у него раньше. Вглядываться в свое счастливое прошлое не может, нервная система не позволяет. Если вспомнит все: каждую деталь, мелочь, расплачется, как ребенок. * На другом конце города беспокойно спит кареглазый парень, одеяло с которого уже давно спало. Такая привычка у него: засыпать только рядом со Святославом. Ничего больше не помогает ему от бессонницы, никакие лекарства. Одногруппники Никиты давно стали беспокоиться о здоровье и состоянии своего коллеги, но как только не пытались узнать, что с ним стряслось, ничего не выходило. Веки темноволосого слегка подрагивали, потому что их обладателю снова снился беспокойный сон, похожий на кошмар. Кошмар, который снова и снова возвращал его в его прошлое. Ему снилась картина, как они со Святом шли под дождем, как старший отдал ему свою куртку, потому что на шатене кроме футболки ничего не было. И какая это была милая картина, пробирающая до дрожи. Всегда кареглазому снились сны, после которых он не хотел просыпаться и начинать новый день в обществе людей, давно не интересных ему. * Около двух часов голубоглазый сидит около окна и вглядывается в темноту. Без смысла, без повода, просто нужно куда-то деть эту грусть, переполняющую его душу и сердце. В голову приходит мысль, и в ее исполнении Степанов не медлит. Спрыгивает с подоконника, его руки тянутся к тумбочке в поисках психотропных веществ. Таблеток, которые давно, а кажется, что совсем недавно, целых полгода назад, за которые он очень повзрослел, помогали ему забыть о том скандале с Никитой. Да, он любил парня. И сейчас любит. И, кажется, что всегда будет любить этого парня. И ничего плохого в своей любви он не видел. Плевать на людей, которые осуждают таких, как он. Да не был он геем, он просто любит одного и единственного парня. Рука дотягивается до заветной баночки с теми таблетками, что дают покой хоть на некоторое время, но через секунду с полки тумбочки вылетает какой-то вдвое сложенный лист с чем-то написанным совершенным почерком. В голове мельком проскочило воспоминание об этом листке. Должно быть, это он. Пальцы тянулись к листку, чтобы прочитать, но разум упорно говорил, что этого делать не стоит. Может, не стоит его читать? Как обычно, Свят послушал сердце, твердившее прочитать письмо. «Свят, В этом письме я хочу сказать, что я чувствую к тебе и о том, как я смотрю на эту ситуацию. Я знаю, что прошло уже три месяца, это достаточно иногда, чтобы люди друг друга забыли. Но это не наш случай, правда? Тебя я забыть не могу. Не получается. Я не могу без тебя спать, и не вижу смысла спать с другими. Ты настолько вжился в мою жизнь, мне кажется иногда, что ты у меня под кожей. Мне невыносимо. Эта мишура и шоу-бизнес не спасает от пустоты внутри, мне всё равно одиноко. Люди осознают свои ошибки, признают их и после должны мириться. Ты нужен мне, как никто другой. Спаси меня от всего, что окружает. Без тебя я не смогу.» Это письмо — да эту записку даже письмом не назвать — написано три месяца назад, а Свят помнит каждое слово, каждую букву, выведенную красивым почерком. Прошло двенадцать недель, но эти предложения до сих пор находят отклик в душе голубоглазого. Он чувствует тоже самое. Он тоже не хочет терять человека, с которым ему было лучше, чем с остальными, вместе взятыми. * Два сумасшедших человека идут по Москве в то время, когда на улицах города царит метель. Кажется, идут совершенно в разные стороны, но на самом деле в одном направлении — друг к другу. Не знают, что встретят друг друга, если оба завернут в этот переулок, где совершенно нет людей: тут только снег и холод, больше ничего. Стены холодных запорошенных домов грозно смотрели на последних прохожих этой улицы, и только двое возлюбленных не собирались укрыться от метели. Совершенно всё равно, что на улице -25, что слишком холодно, а они в осенних куртках. * Святослав видит проходящего мимо парня, смутно ему кого-то напоминавшего. Сердце замедляет ход, потому что вскоре он узнает в нем свою любовь. — Ники, да? — с губ срывает такое родное имя, ему очень нравилось его так называть. Он был уверен, что если это Никита, то его точно пробрала дрожь по причине того, что его никто так кроме Свята не называл. Изо всех сил надеялся, что шатен услышал его негромкий (теперь он стал таким) голос. Шатен обернулся, на его лице была очень видимая грусть, он шел с чемоданом. — Свят? — видимо, он не ожидал его здесь увидеть. — Что ты тут делаешь? — Тебя ищу. А ты? Свят не видел смысла скрывать очевидное. Зачем, если у них нет секретов друг от друга? — Я сегодня из группы ушёл. Ты прав был, когда говорил мне остановиться. Я не замечал ничего, пока это не коснулось моего здоровья. В любом случае, спасибо. — Стоп, что? Ты расскажешь подробней? Щеки Никиты были красными от холода, и выглядел он совсем продрогшим. — Ну, недавно они напичкали меня наркотой, чтобы я переспал там с какой-то бабой, и это дало бы им контракт с каким-то крутым чуваком, они бы записали совместку, и дела пошли бы в гору. Блин, это просто капец. А, еще я иду в отель, раз я ушел, то жить мне теперь негде. Ты не проводишь? Шатен тоже ничего не скрывал, ведь доверял Святу, даже после их разлуки, больше, чем кому-либо другому. Блондин — единственное, в чем он был полностью стопроцентно уверен всегда. — Давай лучше такси? Сейчас холодно, — голубоглазый одобряюще улыбнулся, после чего получил легкий кивок. Они немного помолчали. Нити были натянуты. — И что ты думаешь дальше делать? — спросил Святослав, взмахнув светлыми ресницами, не в силах оторвать взгляда от резко повзрослевшего Ника. Он сам, наверное, тоже сильно изменился, но не сильно это замечал. — Ну, устраивать концерты — фанаты меня знают и любят уже, столько времени прошло, сам знаешь, — он отскочил от дороги, по которой приехало такси, заказанное старшим. — Окей, поехали. Через минуту они оказались в такси и даже ближе друг к другу, чем ожидали. Неожиданная близость и трение тел заставило каждого выдохнуть, но после собраться и удивленно посмотреть на водителя, который ждал, когда же молодые люди назовут адрес, куда нужно ехать. — Мне кажется, я знаю одно место, где тебе всегда рады, — Святослав назвал адрес, улыбнувшись, и машина покатилась по заснеженным улицам столицы. Всю дорогу младший выпытывал, что это был за адрес. Степанов поменял адрес месяца два назад, поэтому Ники даже и догадаться не мог, куда его везут. Неожиданное тепло разлилось в груди у обоих, когда светловолосый незаметно скрепил их пальцы в замок. И еще теплее, когда Никита больше сжал их пальцы. Простой, казалось бы, дружеский жест, но делает людей такими счастливыми. Через полчаса такси приехало в спальный район Москвы, парни вышли, расплатившись, волоча за собой Никитин чемодан. — Куда мы приехали? — спрашивает Никита. — Хозяин этой квартиры очень давно тебя не видел, но очень рад приютить, он знает тебя и не против, если ты будешь жить у него. — Жить прям насовсем? — Думаю, да. Свят не понимал, как Никита до сих пор не догадался, но это еще больше подливало масла в огонь. Зашли в лифт, легкий полумрак окутал парней. Святу вспомнилось, как они бунтарили в лифтах, Никите — как они мило сидели в кафе, и голубоглазый грел его руки. Они вышли на седьмом этаже. — Ты точно не скажешь, куда ты меня привел? — снова озадаченно спрашивает Киоссе, все также ничего не подозревая. — Это моя квартира, дурак, — улыбнулся Святослав, ловя удивленный взгляд Ника. * Они говорили о многом. Кажется, обо всем. В этот день решилось что-то важное, очень важное для них самих. * — Как бы больно мне сейчас не было это говорить, я зависим от тебя, влюблен. Считай, как хочешь. Но если это чувство не прошло с течением шести лет, тогда мы созданы друг для друга, как ты думаешь? — Давай никогда не расставаться, Свят, — Никита приближается, снова скрепляет их руки в замки, дышит в шею и совсем не хочет отпускать. — Меньше чем три, солнце. — Вся моя любовь в тебе растворилась, ты сам знаешь. * Все разрушилось? Не теряй надежды.