***
— Пиздееец как холодно, я убью тебя, Шакулин, порву на части! — Ну соряяян. — Вась, вот скажи мне, ты придурок? — Агааа. — А-то я начал сомневаться, а ты мне напомнил. Ну как, блять, можно было забыть зонт, когда я тебе сто раз о нём говорил?! — Жень, от твоей как раз болтовни у меня всё из башки и вылетает! — Ах, ну да, у тебя вообще туда хоть что-то влетает? — Ещё бы! Всё, кроме той хрени, что говоришь ты. — Ты меня ни с кем не путаешь? — Кто-то сейчас один будет тут дождь пережидать, умник! — Да куда ты денешься-то, чудовище, тут одно дерево на километр стой и наслаждайся. — Идиот, блять. — Придурок. — Да надень ты мою кофту, Калинкин, заболеешь же, блять.***
Женя смотрит, как капли дождя барабанят по крыше и думает, что сейчас делает Шакулин. На душе кошки скребутся от того, что настало то время, когда Женя даже примерно не знает, где Вася находится. Их история звонков покрылась пылью и впала в спячку. Такая привычная иконка входящего вызова от него уже будто сотню лет не появлялась на экране телефона Калинкина. А переписка… Переписка молчала уже долгое время.***
Вася (23:55) Мяу, Женя Женя (23:55) Пиздец, ты больной, Вася? Вася (23:55) Мне просто скучнооо, мяу Женя (23:56) И ты решил, что у меня нет дел, кроме как читать выбросы твоего шального мозга? Вася (23:56) И какие простите дела в столь поздний час? Вася (23:56) И ты вообще то ответил меньше чем за минуту))мяу Женя (23:57) Не вашего ума, Василий, дело Телефон рядом был)) Вася (23:57) И эти дела важнее меня? Женя (23:57) Ага Женя (23:58) Поважнее мяуканья Женя (00:00) Чего молчишь то? Женя (00:01) Больше не скучно? Женя (00:05) Эээй, чудовище Женя (00:09) Ваааасяяяяя Женя (00:10) Абидка? Женя (00:20) Мяу, Вася Женя (00:29) Важнее тебя ничего нет.***
Калинкин грустно улыбался, листая заросший мхом чат. Казалось, совсем недавно они писали друг другу каждое утро и каждую ночь. Это казалось таким нормальным и таким…родным? Будто они были созданы только для того, чтобы, не переставая, быть рядом друг с другом. Видимо, Женя ошибся. Реальность пришла ударом под дых. Такое случается, когда меньше всего ждёшь, когда веришь, что счастливый конец не за горами. После игнорирования наступила стадия гнева. Вася порой беспричинно срывался на Калинкина, хотя редко до этого вообще бывал зол. Казалось бы, привычные и постоянные подъебы на камеру — неотъемлемая часть Сметаны ТВ, вот только теперь приходилось вырезать минуты материала. Ужасные минуты для Жени. В эти минуты Вася, остро реагируя на шутку или что-то подобное, срывался, матерился и прожигал Калинкина взглядом. Женя пытался смягчить обстановку, вот только парень плевал на это, пару раз даже собираясь уйти, не досняв ролик. После такого Женя чувствовал себя опустошённым. Это противное и удушающее чувство внутри, когда ты не знаешь, чем заслужил такое отношение. Когда ты просто пытаешься быть собой, а тебя бьют с размаху о землю, заставляют твои крылья загораться прямо у тебя на спине. У Васи, как оказалось, был талант поджигателя. Вася всегда приходил извиняться после этого, заходя в комнату, где обычно (раньше) на диване просиживал время Калинкин (с Шакулиным), тихо вздыхал и выдавал что-то типа: «Простиянехотелпростовсёнавалилось». Женя же просто молчал, слова Васи даже не задевали его, ведь они были пустыми и такими лживыми. От этого хотелось рыдать, но Женя молчал. Молчал, потому что знал, что если он заплачет, Шакулин теперь просто уйдет. Оставит его в этой комнате, словно последнего человека на Земле. А разве есть смысл устраивать истерику, когда ты абсолютно один? Вот и Женя так думал, а потому молчал.***
— Васяяя, не молчи, пожалуйста, ты прилип что ли к телефону? — Погоди секунду. — Время вышло, клади телефон. — Жень, подожди, а! — Так, а это уже нечестно. Ты вынуждаешь меня идти на крайние меры! — Чего? Ай! Блять, Калинкин, а ну отдал телефон! Ты, блять, а ну дай! Женя! — Ноу, Васенька, ты уже зависим… Ай, аааай, Вася, ну ты чо! Аайй, ну не надо! Да хватит! Ай, блять, Шакулин, я не хочу умереть от щекотки!!! ВАСЯ!***
Женя нервно усмехнулся, выплывая обратно из воспоминаний, утыкаясь безнадёжным взглядом в белый потолок. Кровать уже долго не выполняла предписанную ей функцию, Калинкин не спал. Не спал так долго, что хотелось уже замазывать мешки под глазами, лишь бы не отвечать на вопросы и упрёки о том, что «зомби в кадре не нужен». А как можно было заснуть? Если все мысли только об одном человеке, который с каждым днём всё дальше и дальше уходит от тебя? Знакомо это чувство? Чувство, когда ты абсолютно беспомощен перед лицом обстоятельств. Вот и Калинкину теперь знакомо, оно проело его от кожи до костей. Он вспоминает, когда последний раз хорошо спал и вновь обессилено улыбается. Это было в квартире Шакулина. Нет, ничего такого, просто один уютный и тёплый вечер, который сейчас кажется чем-то из ряда фантастики. Он как сейчас помнил, что страдая фигнёй у себя дома, получил смс от Васи лишь в одно слово: «Приезжай». И Женя не мог отказаться, ведь это от Шакулина. Он приехал, Вася встретил его, будто не видел несколько лет, хотя попрощались они утром после съёмок. Пицца, кино, смех. Так по-домашнему, что хотелось не думать обо всём остальном. Потому что, как ни крути, а в квартире Шакулина он чувствует себя по-настоящему дома. Тогда Калинкин уснул на середине фильма, сидя на диване, положив голову на Васино плечо, будто по-другому и не мог. А Вася был и не против, только Женя об этом никогда не узнает. Он проснулся около 10 часов утра, лёжа на том же диване, укрытый пледом и почувствовал тепло, которое шло точно не от покрывала. Калинкин вдохнул. Будто что-то мимолётно дрогнуло в его сердце, заставив подпрыгнуть с кровати. Нет. Нет, он ни за что не собирается терять человека, который безумно дорог ему. Не собирается терять не из-за, возможно своей вины, не из-за Васиной глупости. Женя не хочет, не хочет лишиться своего шанса, а потому, закрывает глаза и выдыхает, отводя надежде место в своей душе.***
Очередные съёмки закончены около обеда, и парни свободны. Кто-то собирается поехать домой высыпаться, кто-то по магазинам, кто-то ещё куда, Вася же, опять не говоря ни слова, готовится уйти. Не в этот раз, хватит — думает Женя и направляется к Шакулину. Тот, призраком, пытается быстро улизнуть. Бросив холодное: «Пока», идёт на выход, не оборачиваясь. Калинкин, с чёткой уверенностью впервые за долгое время, нагоняет парня и резко хватает того за запястье, вздрагивая от такого долгожданного прикосновения. Вася оборачивается и поднимает взгляд на Женю. От этого взгляда у Калинкина ноги дрожат, и перехватывает дыхание: он наполнен каким-то отчаянием, смешанным с болью и раздражением. — Идём, — просто бросает Женя, отпуская руку Васи, и обгоняет его. Это как последний зов на помощь, призыв, в одном этом жесте столько надежды и слепой мольбы. Калинкин идёт вперёд и задерживает дыхание, он надеется услышать шаги сзади. Они означали бы то, что не всё ещё потеряно, что он всё ещё хоть что-то значит для Васи, что тот ещё верит ему. Женя мысленно протягивает руку. И Шакулин берёт её. Он следует за Калинкиным, и тот понимает, что у него есть хоть малейший, но шанс на жизнь. Женя выходит на улицу и ждёт у выхода Васю, вдыхает свежий осенний воздух, который никак не спасает от необъяснимой ломки и духоты. Парень выходит следом и впечатывается взглядом в Калинкина, и твёрдо спрашивает: — Куда? Блоггер молчит и начинает идти дальше, игнорируя вопрос, который эхом бьёт по ушам. Но теперь Шакулин стоит и тупо прожигает парня взглядом. Он ждёт ответа. Он больше слепо не бросается вслед за ним, улыбаясь до ушей. Он смотрит измученно и повторяет: — Куда? Женя вздыхает. — Пойдём — узнаешь, — тоскливо бросает он. Когда они успели стать друг другу чужими людьми? Как это могло произойти? Ещё недавно ты мог сказать человеку всё, что угодно, а теперь между вами такая пропасть, что не докричишься. — Жень, скажи куда мы. Калинкин оживает, слыша, как его имя слетает с губ Шакулина, он так скучал по этому, что, кажется, только сейчас вспомнил, как его зовут. — Вася, ты веришь мне? И снова мольба. Шакулин долго смотрит на него, потом переводит взгляд на свои кроссовки, потом снова на него и делает шаг. Женя глупо кивает и идёт вперёд, поправляя рюкзак на спине. Два человека идут в полной тишине, лишь изредка нарушаемой гулом проезжающих машин. Кажется, сами улицы скучают по заливистому смеху и шуткам этих двоих, сейчас грустно смотря на них. Они плетутся рядом друг с другом, а между ними непреодолимое расстояние. Дойдя до обочины, у которой стояла машина такси, Калинкин приглашающее указывает на неё и тоже забирается на заднее сидение. Шакулин, слегка удивлённый необходимостью транспорта, всё же садится следом, неловко захлопывая дверь. Его руки подрагивают, и Женя это замечает, но не знает, как расценивать, а потому сухо называет водителю адрес, неизвестный Шакулину, и отворачивается в сторону окна. Вася не знает, что сказать, потому что говорить нечего, а потому закрывает глаза.***
— Бонжоооорна! — с заплетающимся языком, буквально выкрикивает Шакулин, плюхаясь в салон такси. Среда, 20:55. Женя и Вася, пьяные, вызвали одну машину на двоих, смеялись, шатаясь, как после дикой карусели. Нет, они не были до такой степени алкашами, чтобы бухать в будни, но «Пьяный пересказ» — это святое. После очередного такого нетрезвого вещания они расходились по домам, вместе, как привыкли. Калинкин стукнул Васю по плечу, но, всё же хихикая, как дитё малое, последовал за другом. — Здратствуте, — с дурной улыбкой пролепетал Женя. Но положение это не спасло, таксист всё так же смотрит на них, но, уже наученный жизнью, привычно вздыхает и спрашивает куда их везти. Каждый кое-как вытягивает из себя адрес и продолжает безудержно смеяться. Машина трогается с места и уже через две минуты катит по городу, который стремительно погружается во мрак. — Да, блять, Шакулин, подвинься, мне места мало! — сдерживая истеричный смешок, бурчит Калинкин, толкая локтём Васю в бок. — Это твои проблемыы, — хихикает тот и ещё плотнее прижимается к Жене. — Тыы, ты меня сейчас выдавииишь, — теперь уже смеясь во весь голос, говорит Калинкин. — Да, прямо как прыыыщик, — сначала серьезно говорит Вася со своим фирменным лицом, а потом они уже оба валяются от смеха над глупой шуткой, которая сейчас для них пик возможного юмора. Женя, успокоившись, привыкает к такому положению вещей и своего тела. Но Шакулин сдаётся и отодвигается чуть вправо. В один момент их руки касаются, обжигая друг друга теплом. Кажется, что они сейчас воспламенятся, а может это просто эффект алкоголя. Но в любом случае Вася легко, будто случайно, оставляет свою ладонь на ладони парня. Проходит чуть меньше секунды, когда чужая рука в ответ обхватывает руку Шакулина, и их пальцы переплетаются. Никто не придаёт этому значения ни сейчас, ни после. Всё происходит так, как и должно быть. Они просто сидят вдвоём в такси и держат друг друга за руку.***
Они едут уже больше получаса, и Васе начинает надоедать. Он не знает, куда деть руки, куда его везут, не может спросить, да он даже на Женю посмотреть не в силах. Остаётся только глушить раздражение и нервы, вновь уставившись в окно, за которым мелькают совершенно незнакомые, одноэтажные дома, деревья. Это даёт Шакулину подсказку — они уже не в городе. Спустя ещё минут 10 автомобиль, наконец, тормозит, Вася вылетает из него, будто всё это время сидел, задерживая дыхание. Калинкин смотрит с тревогой, расплачивается и выходит следом. Шакулин уже с настоящим разочарованием и отчаянием спрашивает: — Какого хрена? Мы где вообще? Он судорожно оглядывает местность, отдалённо напоминающую деревенскую, просёлочную дорогу и лес неподалёку. — Мы ещё не пришли, — хмыкает парень в ответ, надевает вторую лямку рюкзака и идёт по тропинке, ведущей к уже пожелтевшему лесу. — Блять, я не пойду никуда! Ещё, блять, в лес какой-то тащиться, нахуй иди, — Шакулин злостно кидается словами, смотря на дорогу, в надежде увидеть хоть одну машину. –Мы столько тащились хер пойми куда, ради того, чтобы прогуляться в чаще какой-то? — Да успокойся ты, это, блять, маленький лесок! Идём, а, всё окей будет, я ж не маньяк, Вася, — вздыхает Калинкин, приближаясь к нему. Шакулин пятится, качает головой и пытается придумать ответ. Но рассудок подводит его и тот, измучено, говорит: — Ладно, я не знаю, чо ты там придумал, но только попробуй, блять, какую-то хуйню, типо пранка выкинуть. Калинкин закатывает глаза, осмысливая нелепое предположение друга, и, дождавшись, когда Вася поравняется с ним, идёт дальше. Парни опять шагают молча, но в этот раз от этого Жене только проще. Он, наконец, дышит спокойно, идёт, всматриваясь в каждую деталь. Осень уже скоро захватит контроль над этими и другими деревьями, окрасит их в цвет Солнца, осень любит эстетику. Пока ещё не очень холодно, потому на Васе тонкая джинсовка, а на Калинкине тёмная толстовка и рваные джинсы. Их кроссовки оставляют следы на сухой тропинке, петляющей, будто уводящей тебя в сказку. Шакулин теперь видит. Это красиво. Природа отвлекает от всего, выбрасывает из головы всё то, что не даёт спокойно жить, успокаивает. Но Вася слишком хорошо знает Женю, чтобы понять, что только ради этого они бы не приехали сюда. Над их головами шуршат кроны берёз и осин, словно нашёптывая тихую, известную лишь самой природе мелодию. Они идут несколько минут, перед тем, как, наконец, не выходят на ровную, небольшую поляну, кажется, всё ещё сохранившей в себе тепло лучей летнего солнца. Шакулин хочет что-то сказать, но закрывает рот, когда Калинкин останавливается и начинает снимать свой рюкзак со спины. Лямки легко соскальзывают с худых плеч, их перехватывают худые руки, ставят рюкзак на ковёр из листьев. Вася ждёт, пристально смотря на действия парня. Лишь ветер тихо перебирает ветви, порой вызывает лёгкую дрожь по телу. Женя, недолго копаясь одной рукой в рюкзаке, достаёт оттуда пистолет. Сердце Шакулина на секунду пропускает удар. Его зелёные глаза мгновенно округляются, в немом испуге и удивлении. Парень, на автомате начинает закрываться руками, отходя чуть назад. — Вася, ты совсем что ли больной?! Это по банкам стрелять! — быстро, успокаивающе говорит Женя, опуская руку с пистолетом. Шакулин смотрит в сторону и только теперь замечает рядом длинные пеньки, которые видимо и предполагали наличие на них мишени. Он успокаивается, а когда его дыхания приходит в норму, резко и громко смеётся. И Калинкин начинает смеяться следом. Для него Васин смех- глоток воздуха, после долго пребывания под водой. Он так скучал по этому искреннему, светлому и заливистому смеху, что его сердце норовит вырваться из груди. Он хочет прыгать от счастья, когда давно забытые ощущения вновь начинают циркулировать в его крови. Спустя минуту смех прерывается и привычная тишина, нарушаемая лишь шелестом листьев, вновь вступает в свои права. — Ты притащил нас сюда, чтобы пострелять по банкам? — поднимая брови, говорит Вася, и в его голосе уже менее заметный упрёк и тоска. — Ага, — отвечает Калинкин и, удобнее устраивая пистолет в своей ладони, идёт к пенькам. Вася нервно вздыхает, не до конца понимая, какого хрена происходит, а потому начинает догонять Женю. — Ты, блять, серьёзно? — поравнявшись с ним, спрашивает Шакулин. — Ага, — снова говорит парень и начинает нащупывать в своём рюкзаке банки, достаёт их по очереди. Шакулин всё ещё не знает, что сказать, а потому тупо смотрит, как Калинкин ставит четыре банки, выравнивает их. — Прости, но нафига? — снова пытается добиться полного ответа, настаивает Вася. Калинкин опять молчит, ставя наконец его в своё положение — брошенного, игнорируемого, невидимого. Парень быстрой походкой отходит не очень далеко от мишеней, подзывая Васю пальцем. Тот послушно плетётся за ним, вставая рядом. Калинкин слегка закатывает рукава своей кофты, поднимает прямую руку на уровень банки и целится. Оба задерживают дыхания, смотря на цель. Раздаётся выстрел, разрывающий тишину леса. Банка, продырявленная насквозь, падает вниз с бревна. Шакулин в удивлении разворачивается лицом к довольному Жене и говорит: — Серьёзно, ты стрелять умеешь?! — Как видишь, — хмыкает тот, самодовольно складывая руки на груди. — Позволь спросить, где научился? — с лёгкой улыбкой спрашивает Вася. — Да неважно, было дело, — отмахивается Калинкин. — Попробуй. Он протягивает тому пистолет, неотрывно смотря в глаза. — Жень, это конечно всё круто, но я домой хочу… — Попробуй. — Жень… Калинкин смотрит твёрдо, не опуская руки. Вася закатывает глаза и сдаётся, аккуратно и с опаской забирая оружие у Жени. — Да я это, не умею, — неуверенно бросает тот, делая пару шагов на место, где стоял стрелок. Он неловко встаёт туда, задирая руку, делает пару вдохов и пытается прицелиться. — Горе ты луковое, — вздыхает Калинкин и подходит к нему сзади. Вася начинает разворачиваться, но тут же чувствует, как холодные руки обхватывают его со спины. Чувствует, как чужая грудь тесно прижимается к нему. Чувствует лёгкое дыхание, опаляющее огнём его шею. Чувствует, как быстро бьётся чужое сердце. Чувствует Женю. Его дыхание мгновенно сбивается, а ноги начинают подкашиваться. Ладонь Калинкина уверенно, но в то же время мягко поддерживает ладонь Васи, удерживая её под нужным углом. Вторая рука ложится на талию, либо для того, чтобы выровнять корпус, либо просто потому, что ей там***
— Закрой глаза, Жень. — Эмм. — Да не бойся ты, закрой, что ли. -Шакулин, я тебя знаю, все фразы со словами «да не бойся ты», заканчиваются чем-то плохим. — Ну, пожааалуйста. — А вот нет, я… Я темноты боюсь. — Ну так я же рядом.***
Вася на миг умирает и видит всё. Всё, что они с Женей с таким трепетом хранили, всё, над чем смеялись, все места, где были, и все несказанные слова. И пусть Шакулин — не последний человек на Земле, без Калинкина на этой планете ему делать нечего. И он открывает глаза. Прерывистое дыхание Васи, тишину леса, которая с замиранием сердца наблюдает за парнями, прерывает…ничего. Вася выдыхает. Курок возвращается на прежнее место, а Калинкин не двигается со своего. — Не заряжено, — измученным тоном бросает Женя. Он знал об отсутствии патронов с того самого момента, как прижал дуло к виску, но от этого чувство, будто смерть стоит позади не уменьшилось. — Нет патронов, Вася. Шакулин стоит парализованный. Спустя секунду, он срывается с места и так крепко, будто нуждался в этом с самого рождения, обнимает Калинкина. Вряд ли нужны слова, вот только Женя не перестаёт убаюкивающе шептать Васе, уткнувшемуся в его плечо, на ухо одни и те же слова: — Вася, не заряжен. Всё хорошо, слышишь? Не заряжен. Шакулин молчит, но в этот раз, потому что не может наслушаться Женин голос. Он, тесно обвив руки вокруг него, мелко дрожит в объятиях Калинкина. Тот бросает пистолет на землю, улыбаясь, поглаживает его по спине, утыкаясь носом в его макушку, всё так же шепча ему всё подряд. Два парня стоят в обнимку посередине осеннего леса, и сейчас они — будто центр всей Вселенной. Касаясь друг друга они снова ожили, их сердца забились в унисон, наконец наладив прерванную, но жутко прочную связь. Они стоят, а вокруг в последнем вальсе кружат жёлтые листья. Женя, чуть отстранившись, но, не выпуская Васю из объятий, смотрит тому в глаза. Они мокрые, отражают всё, что таилось у парня внутри все эти дни. — Женя, что мне делать, а? — сдерживая истерику, шепчет Шакулин.- Что делать-то? — Ну-ну, Вась, я рядом, ты же знаешь, что я всегда буду рядом? — Я…я, господи, Жень, прости меня, прошу, — продолжает говорить Вася, охваченный новым потоком дрожи, бегущей от макушки до пяток. Калинкин лишь прижимает того к своей груди и, нежно поглаживая его по спине, мягко улыбается, и говорит: — Как я могу не простить, чудовище ты моё. Он чувствует, как Вася еле заметно усмехнулся ему в плечо, а потому счастливо закрывает глаза и вдыхает воздух, пропитанный их смешивающимся дыханием. — Что мне делать? Что нам делать, Жень? — Вась, — Калинкин делает шаг назад и просто спрашивает то, что должно было помочь им обоим жить дальше, разобраться во всём, спрашивает то, что спасёт их, — ты веришь мне? Шакулин смотрит Жене в глаза. А спустя миг целует его. И это стало ответом на абсолютно все вопросы, неделями мучавшие Женю. От каждого прикосновения Васиных губ к своим, его сердце загоралось заново тысячами красных, оранжевых, жёлтых вспышек, всё в нём оживало вновь. Они улыбаются в долгий, такой нужный поцелуй, отрываясь лишь для того, чтобы не задохнуться. Прижимаются так близко друг другу, сливаясь в одно целое. Ни Вася, ни Женя больше ни за что не отпустят друг друга, а потому продолжают стоять здесь, переплетая руки. Они смеются в поцелуй и видят в глазах друг друга чистейшее счастье, и больше им ничего не надо. Спустя несколько минут, когда оба начинают дышать, как после пробежки, а губы уже немеют, они отстраняются друг от друга. — Поехали домой, — теперь уже радостно и, сверкая как самая настоящая звезда, говорит Шакулин. Калинкин поднимает с земли злополучный пистолет и закидывает его в рюкзак. Женя улыбается, потому что вернул Васю. Вася улыбается, потому что во время смог не потерять Женю. — Погнали, — так же отвечает Калинкин, не отрывая взгляда от Васи. — А ты мне пока объяснишь, где научился стрелять, — с усмешкой и преувеличенным восторгом говорит Шакулин. — А ты тогда, почему ты такой тугодум, — смеётся Женя, сам удивляясь тому, как громко звучит его смех. — Эй, Калинкин, я не тугодум. — Да, правда? Только почему для того, чтобы вытянуть из тебя всё это мне понадобился пистолет? А? По-моему, ты тот ещё ту… Вася останавливается, резко хватает Калинкина за запястье и, развернув парня к себе, затыкает того новым поцелуем. Женя теперь спит нормально, потому что, как ни крути, а в квартире Шакулина он по-настоящему дома.