Моё самое сладкое падение

У Курта Хаммела есть план. Хороший план — такой, который поражает своей красотой и простотой. Звучит он так: свалить из Лаймы, штат Огайо. Более подробная версия этого плана звучит так: как можно скорее свалить из Лаймы, штат Огайо, в такое место — любое место, — где живёт много молодых, сексуальных геев. Восточное побережье получило бонусные очки, потому что Курт действительно любит местную культуру, достопримечательности и фантастический общественный транспорт. Кроме того, осень — его любимое время года, потому что можно носить шарфы, и все переливается тёплыми, богатыми цветами красного и оранжевого (на одежде и листьях); он любит её за горячие кружки выпитого чая (или какао, если чувствует ужасную похоть) и за этот лёгкий холод в воздухе, от которого краснеют щёки и загораются глаза. Иногда он представляет, как принимает свой диплом, пожимает руку директору Фиггинсу, а потом подходит к микрофону и кратко говорит: «к чёрту вас, я ухожу». Возможно, он скажет что-то более традиционное, потому что не может позволить себе вызвать стыд у отца, и не важно, как отрадно было бы это выступление. Причина проста — его отец будет нести ответственность за финансирование планов Курта, пока он сам не решит, кем хочет стать в будущем. Чёткая схема претерпевает небольшие изменения, когда к Новым направлениям присоединяется Финн Хадсон. В ней появляется пункт о том, что Финн должен понять о своей любви к членам. А более конкретно: понять, что больше всех он любит член Курта. Потому что, несмотря на то, что Финн не слишком умён, он очень красивый и очень милый, и, в принципе, он идеальный вариант для партнёра времён средней школы. Они с Финном могут ходить на чудесные свидания, а когда придёт вручение дипломов, Курт пойдёт своим путём (на восток), а Финн пойдёт… ну, если быть жестоко честным, наверное, туда, где существуют низкие критерии наёма персонала. Курт вполне может позволить себе влюбиться в Финна, и если хорошо всё сыграет — если запланирует, — то это будет простая, безопасная и приятная любовь. Тот вид любви, который позже он сможет вспоминать с оттенком некоторой ностальгии — попивая своё капучино и, улыбаясь, думая: «ах, как молод я тогда был». Финн Хадсон станет фигурой, которой его будущий восточный партнёр будет тыкать ему в лицо во время ссор: «О, прости, что я не так идеален, как Финн Хадсон!». Будет кричать и кричать, в то время как Курт будет обвинять его в глупой, детской ревности. А потом, после нескольких раундов быстрого примирительного секса, Курт поцелует его руку и поклянётся, что «Финн — прошлое. Ты — моё будущее». А потом они снова будут заниматься сексом, но на этот раз медленно, и на улице возможно будет идти дождь, потому что воображение Курта любит романтичные образы, а секс в уютной квартире с ударяющимися об оконное стекло каплями дождя настолько же чертовски романтичен, как и горяч. Мерседес утверждает, что такие планы сделают из Курта в лучшем случае идиота, а в худшем — деликатного социопата. — Ты не можешь планировать, в кого влюбишься, Курт! И ты не можешь манипулировать людьми. Финн может и не самый умный, но это не делает из него игрушку. Ну ладно, может это и звучит немного экстремально, но Курт не дурак. Он знает, что должен получить какой-то опыт, если не хочет выставить себя идиотом перед будущими восточными парнями, и Финн Хадсон может стать его метафорической гей-практикой. К сожалению, план рассыпается в прах, когда Курт узнаёт, что иногда Финн не такой милый и нежный, каким может показаться. Финн может быть грубым, эгоистичным, а время от времени даже жестоким. Курта называли педиком больше раз, чем он может сосчитать, но теперь это слово звучит в голове каждый раз, как он слышит голос Финна. Увлечение умирает, и Курт не может представить себе даже безопасной подростковой влюблённости. Финн, конечно, извинился перед ним, потому что хорошо воспитан. В принципе, извинился много раз. Вначале было приятно — смотреть, как перед ним пресмыкаются, потому что Курт имеет в себе что-то от садиста. Самый прекрасный момент — вечер, когда Финн отказывается играть в видеоигры у Мэтта и вместо этого смотрит с Куртом марафон «Проекта Подиум». (И это вовсе не делает из Курта плохого человека, как утверждает Мерседес. — То, что ты заставляешь Финна танцевать под свою дудку, определённо делает из тебя плохого человека, Курт, и всё это ещё отразится на тебе рикошетом, запомни мои слова). А потом приходит лето, и те минуты, которые Финн не тратит на ползанье перед Рейчел, он работает над ремонтом дома с Куртом и его отцом. У Финна определённо две левые руки, так что это выглядит примерно так: он стоит где-то сзади — и мешается, — а Курт должен кусать язык, чтобы не отругать его за то, что постоянно путается под ногами. Чёртова Мерседес и её чёртова жизненная мудрость, потому что в конце концов Курт ощущает последствия. Унижения Финна перестают приносить радость, наоборот — всё время напоминают ему о том чёртовом инциденте, и единственное, чего теперь хочет Курт — чтобы Финн поклялся, что больше никогда такого не скажет. А потом они больше никогда об этом не заговорят. Говоря откровенно, когда Курт в конце концов теряет терпение и высказывает это Финну, всё летит с ног на голову: раздаются крики и проклятия, и Финн смотрит так, будто Курт переехал его любимого щенка. Но каким-то странным образом именно это и было нужно, чтобы разрядить атмосферу, потому что впоследствии они говорят как двое почти что серьёзных взрослых, и с этого момента всё начинает налаживаться. И Финн, идея увлечения которым с треском провалилась, становится отличным братом. Нет, на самом деле ужасным братом, который держит вещи над головой Курта вне досягаемости его вытянутых рук и ожидает начала стирки до тех пор, пока вокруг грязных вещей не образуется своя экосистема. Мерседес убеждена, что Курт сошёл с ума, когда он с восторгом рассказывает, как Финн учит его правильному произношению клингонского алфавита; или о том, как они провели все выходные в пижамах перед телевизором, смотря «Грязную работёнку» (Курта не волнуют разделяющие их тридцать лет — Майк Роу чертовски сексуален) и играя в «Guitar Hero»; или как Финн в очередной раз обогнал его на пути в душ, крича что-то о проигравших фрайерах. Однажды вечером Курт засыпает во время их телемарафона и просыпается с разрисованным фломастером лицом и фотографиями в телефоне в качестве доказательства. Курт любит своего отца, но действительно приятно иметь в доме человека, который видит его как «Курта», а не «Нежного гейского цветочка Курта, который должен быть защищён от всевозможного зла этого жестокого мира». Может он и правда сошёл с ума, потому что однажды в субботу во время похода в торговый центр Финн неумело пытается расспросить его об его типе парней. Когда он заявляет, что хочет знать, потому что «чувак, мы братья, и ты заслуживаешь кого-то, с кем будешь счастлив, так что я могу тебе как-то помочь в поиске этого счастья», Курт истерически смеётся почти двадцать минут, а потом заливается слезами. Если Финн Хадсон дурак, то Курт правда хотел бы, чтобы в мире было побольше таких дураков. *** Финн спрашивает разрешение, прежде чем в первый раз приглашает домой Пака, и Курт заявляет, что он может приводить любых своих друзей. Внутри он однако истерит и благодарен за то, что Финн принял его во внимание. Наверное, он получил бы инфаркт, если бы в один прекрасный день застал Пакермана, сидящего на диване в их гостиной. Он почти на сто процентов уверен, что Финн принял бы отказ. Курт знает, что Финн выбрал бы его, если бы пришлось выбирать между — почти — братом и лучшим другом, который обрюхатил его девушку. Но потом он напоминает себе, как выглядел Пак, когда на днях рассказывал о том, как его бросил отец, или как просил Куинн разрешить присутствовать при рождении Бет. Выглядел как парень, который действительно хочет исправить свои ошибки и воспользоваться помощью лучшего друга. Курту немного стыдно, что не додумался сразу. При первых посещениях Пака Курт испытывал вполне обоснованное желание спрятать все свои детские фотографии и запереть дверь спальни. Может он и сочувствует Паку — в некоторой степени, — но не наивен, и не имеет никакого намерения позволить, чтобы в руки Пака попала любая вещь для шантажа. Но Пак никогда ничего не крадёт и не поджигает. Обращается к отцу Курта «сэр», так что через некоторое время Курт расслабляется, и до него доходит, что они с Пакерманом стали в какой-то степени друзьями. По крайней мере Финн может оставить их в комнате одних, не опасаясь, что обычный разговор закончится эпичным кровопролитием. Курт с удивлением замечает, что Пак довольно интересный. Часто грубый и вульгарный, но иногда почти саркастичный. Также умнее, чем думал Курт — наверное, как и большинство людей, включая самого Пака. Курт почти падает с дивана от шока, когда в один из тех моментов, когда Финн оставляет их одних, Пак заявляет: — Знаешь, на самом деле меня не волнует то дерьмо, что ты делаешь со своим членом, окей? — Что, прости? — Все эти забрасывания тебя в помойку, я это делал не потому что ты гей. Я решил, что ты должен знать, потому что меня никогда это не волновало. Ты бесил меня тем, что всегда смотришь так, будто лучше нас. Я не гомофоб, Хаммел, просто не люблю снобов. Я хотел это прояснить, потому что только сейчас понял, что ты не такой самодовольный, каким я тебя представлял, а если вы с Финном будете братьями, то мы могли бы закопать этот топор войны или типа того. Всю эту странную, по-своему возвышенную речь Пак не отрывал взгляда от экрана телевизора. Этого достаточно, чтобы Курт почувствовал непреодолимое желание ударить его чем-то очень тяжёлым. — Я должен почувствовать себя от этого лучше? — спрашивает он. Пак пожимает плечами, показывая, что чувства Курта в этом деле ему совершенно безразличны. Курт считает тот факт, что от этого знания действительно чувствует себя лучше, слегка ненормальным. Проще говоря, это выглядит так. Пак понял, что его поведение и оценка Курта были ошибочны. Пак признал свою ошибку и пообещал измениться. Ладно, это довольно вольный перевод той типично мальчишеской экспрессии, но в последнее время Курт неплохо ей подучился, так что ощущает, что знает, о чём говорит. Дело в том, что это довольно взрослое мышление для хамоватого шестнадцатилетнего подростка. Кроме того, Курт должен оценить то, что Пак, кажется, один из немногих подростков в Лайме, что не боится заразиться от него гейской болезнью. — Ну, ты не тупой качок, которым я тебя считал. Следовательно, думаю, мы оба неправильно на первый взгляд оценили ситуацию. — Да, но этот разговор должен закончиться, потому что разговоры о чувствах вызывают во мне желание кому-нибудь уебать, чтобы восстановить баланс во вселенной. Финн возвращается именно в тот момент, когда Курт бросает в Пака подушку, и понятие не имеет, почему оба они начинают смеяться, когда он начинает поучать лучшего друга, чтобы тот не обижал Курта. *** Следовательно, Курт и Пак забывают обо всём — не большое дело. По-прежнему ссорятся, с той лишь разницей, что теперь Финн не обращает на них внимания вместо того, чтобы напрягаться и оглядываться на них, выглядя так, словно морально готовится разнимать драку. Иногда также… не ссорятся. В тот единственный раз Пак просто молча слушает восторги Курта о Регине Спектор и то, что если бы существовала возможность изменить ориентацию и заняться сексом с голосом, Курт бы ни секунды не думал, прежде чем принять решение. Пак, вместо того чтобы обсмеять его и вызвать неотложку, просит скинуть несколько её песен. Песен, которые внимательно слушает, и о которых позже спорит с Куртом. И не только потому что строит несколько предварительных планов с их исполнением перед хором. Во время всей этой ситуации Финн смотрит на них так, будто видит впервые в жизни. Но — так или иначе — Курт не намеревается продолжать их встречи, когда закончатся каникулы. Он вполне уверен, что Пак не начнёт снова забрасывать его в мусорку, но, конечно, не будет обмениваться повседневными любезностями в школе. Лучшее, на что может рассчитывать Курт — редкий кивок головой в коридоре. Он уверен, что если внушит себе это достаточно сильно, то не будет ощущать никакой грусти. Пак разрушает его теорию почти сразу, садясь рядом на первой репетиции хора (У Курта на кончике языка засела фраза о том, что вокруг полно пустых стульев, но Пак тихо бросает какой-то комментарий на тему одежды Рейчел, что в точности соответствует его мыслям. Курт взрывается смехом и вынужден делать вид, что закашлялся. Позже Пак начинает садиться рядом с ним каждый день, и Курт не выказывает никаких протестов). Позже Пак начинает сидеть рядом с ним на ланче, беспечно игнорируя шокированные взгляды Мерседес и Тины (Курт хотел бы только заметить, что комментарий Арти «он что, проиграл какое-то пари?» был в этой ситуации совершенно неуместен). И Пак провожает его на занятия, даже если сам должен идти в другой конец здания. И всегда ждёт Курта утром, так что ни одна школьная банда не имеет шансов поймать его и закинуть в мусорный бак. В конце концов, Курт конфронтирует с Паком. Хотя, может, это плохое слово. Конфронтация возникает, когда кто-то не согласен с чьим-то поведением, а Курт — последний человек, который обвиняет Пака в забрасывании людей в мусорку. Курт просто хочет это понять (и, возможно, успокоить маленькую часть себя, которая думает, будто поведение Пака является этапом какой-то новой, более изощрённой шутки. Он сам себя ненавидит за такие мысли). Он понимает, что вопрос, который задаст через минуту, не слишком вежлив, но не выдержит, если не поймёт глубины этой ситуации. — Тебя Финн надоумил? Спустя неделю Пак ломает Карофски нос, когда тот толкает Курта к стене и обзывает гомиком. Вся школа узнаёт об этом в течении часа, и когда Курт выходит из кабинета английского, Мерседес буквально материализуется у него за спиной и затаскивает в укромное место. У Курта на кончике языка сидит шутка, что он ценит заботу, но по-прежнему остаётся геем, когда он замечает, что Мерседес буквально трясётся от волнения. — Ты и Пак. Рассказывай. Помни, что я чувствую ложь, так что не смей чего-либо упустить. — Он… мой друг? — говорит Курт, а затем повторяет это снова, на этот раз уже не как вопрос. — Пак мой друг. У него отличный музыкальный вкус и он разделяет моё мнение о том, что Рейчел Берри одевается в темноте. Только тогда до него доходит, что это правда. Пак — его друг. И Курт бросил ему в лицо обвинение в том, что он проводит с ним время только по принуждению Финна. Вау. В этой дружбе действительно есть кое-что дерьмовое. До такой степени, что Курт сам себя хочет кинуть в помойку. Пака отстраняют на две недели за избиение Карофски, и Курт ждёт его каждый день после школы. День они поводят у Курта дома — даже тогда, когда с ними нет Финна (это довольно приятно: они играют в видеоигры, обмениваются идеями песен для хора и иногда, когда не могут этого избежать, делают уроки). Система действует и тогда, когда наказание Пака подходит к концу. *** Первый раз, когда Финн приводит на ужин Сэма, напоминает сцену, когда собака бросает под ноги хозяину мёртвое животное, а потом с восторгом смотрит вверх. «Я принёс тебе подарок, потому что я люблю тебя!» Финн смотрит на него с такой надеждой и смехотворно огромной гордостью от хорошо выполненного задания по нахождению Курту бойфренда, что это почти невыносимо. Когда он подмигивает ему и за спиной Сэма поднимает большие пальцы вверх, Курт вынужден быстро выйти из комнаты, чтобы контролировать истерический смех. Конечно позже, в этот же вечер, он смотрит на это с другой стороны. Чего, блядь, он ждёт, когда ему досталась такая ранняя возможность потерять девственность? Сэм подходит для этого идеально, поскольку так же любит члены, а главное — больше всего член Курта (по словам Финна, парень сам напросился на ужин, поскольку правда считает, что Курт очарователен и у него замечательный голос). Курт признаёт, что может с этим жить. Он бы также хотел отметить, что очень старается, хорошо? Он встречается с Сэмом почти два месяца, и это… приятно. Сэм сам по себе очень милый, приятный и довольно привлекательный для глаз. Дело в том, что он… ну, гей-версия Финна, и Курт определённо хотел бы этого ещё полгода назад, но теперь это производит только отвратительное кровосмесительное впечатление. Кроме того — и сказать это мягче не получается — Сэм скучный. Он соглашается со всем, доводя Курта до безумия. Всегда «всё, что ты хочешь, Курт» или «настолько долго, сколько тебе доставляет удовольствие, Курт». Теперь Курт уже знает, что ему нужно нечто другое. В последнее время он ужасно злится, если речь идёт о кротком партнёре для разговоров (последнее обсуждение с Паком преимуществ и ценностей Джона Леннона и Джорджа Харрисона по своей интенсивности напоминало спор историков о причинах падения Российской Империи). Иногда во время поцелуев с Сэмом Курт ловит себя на мыслях о домашней работе по математике. Он вполне уверен, что этого бы не случилось, будь он с Паком. В тот же момент он отправляет себе мысленную записку: «Ты не имеешь права думать о Паке в любом романтическом контексте. С любовью, ты». Трудно, однако, воплотить это в жизнь, учитывая, что Пак, кажется, единственный человек, который ненавидит Сэма. Его излюбленное выражение — «Боже, Курт, я знаю, что этот блондин — твой парень, но он хоть когда-нибудь оставляет тебя одного?» (В один из таких моментов Курт похлопал Пака по плечу и шутливо заверил, что ему не о чем волноваться, ведь его он любит больше всего. Пак тогда улыбнулся, и Курт ответил ему тем же. Потом они стояли так, глядя друг на друга, пока Мерседес не издала мученический вздох и не посоветовала им уйти в какое-нибудь уединённое место). Пак даже дошёл до того, что во время одной из тренировок толкнул Сэма и вжал его в грязь лицом, несмотря на то, что они оба играют в обороне (да, Сэм, Курт знает, что это значит. Он отлично ознакомился с правилами этой проклятой игры, а все эти псевдо-отцовские советы, призванные ему всё объяснить, действительно лишние, потому что они вовсе не милые, когда на тебя смотрят, как на тупого младенца). Курт считает довольно грустным, что их команда настолько слаба, потому что объяснение Пака, что в пылу игры он перепутал цвет футболок, тренер Танака принял, не моргнув глазом. Итог: Сэм любит Курта, тот изо всех сил пытается полюбить его, Пак ненавидит Сэма, а Курт должен постоянно кусать себя за язык, чтобы постоянно не говорить Паку, что будет с ним дружить вне зависимости от того, с кем встречается. Чёрт. В одном Курт уверен: всё это слишком по-гейски, даже для него. Всё выходит… нет, не так. Всё напряжение выходит, когда… ну, Курт начинает подозревать, что, возможно, имеет… ладно, хорошо. Нечего тут ходить вокруг да около. До Курта доходит тот факт, что, возможно, он чувствует к Паку что-то большее, чем дружбу, одной ночью, когда он мастурбирует и неумело пытается думать о Сэме. Но вдруг он начинает слышать над ухом низкий смех, а ладонь на члене превращается в руку Пака, и это его пальцы то вцепляются в волосы, то сжимают бёдра, притягивая ближе; это рот Пака на его коже, его глаза смотрят на него… И это Пак везде — в нём, на нём, и… Чёртов боже. Потом молчание. Нормально кончить так сильно, чтобы попасть себе на подбородок, или нет? Конечно. Если ты порнозвезда. На следующий день Курт расстаётся с Сэмом (который, конечно, такой милый, хороший и уступчивый, что Курт чувствует себя как последняя злобная сучка). Он может только надеяться, что парни с побережья посчитают девственность плюсом, учитывая менталитет маленького городка. Новый план звучит так: Курт никогда не подумает о Паке в любом сексуальном контексте. *** Это работает по тому же принципу, что и утверждение: не думайте о слонах, когда что-то делаете. Что значит работает плохо, потому что в ту же секунду вы начинаете думать только о чёртовых слонах. А Пак — очень сексуальный слон: имеет широкие, мускулистые плечи и сеет вокруг себя этот аромат свободы и уверенности в себе, а когда сидит с широко расставленными ногами, единственное, что хочет сделать Курт — сместить ладонь на внутреннюю часть его бедра и укусить за полную нижнюю губу. Что в этом самое плохое? Хуже всего, что речь идёт не только о сексе. Речь идёт о Паке, который приходит к Курту после того, как окончательно утрясает дела с Куинн. Курт, желая его утешить, рассказывает подробности своего первоначального плана о побеге из города (опуская часть о сексуальных геях, сосредотачиваясь скорее на самом послании, что эта ситуация временная и предрекает лучшее). Пакерман в ответ смотрит на него и спрашивает, может ли присоединиться. Словно направляться за Куртом на другой конец страны абсолютно нормально, а факт, что несколько месяцев назад они друг друга ненавидели, не столь важен. Когда именно они стали такого типа друзьями? Почему никто ему не сказал о начале этапа «где ты, там и я»? Но когда Курт видит в глазах Пака то же самое отчаяние, что иногда преследует его в зеркале, то решает, что его переживания ничего не стоят. Он только деликатно касается Пака и заверяет, что чем больше желающих, тем веселее. Речь идёт также о Паке, который смотрит с ним «Идол» несмотря на то, что Курт называет это большим гомо-романсом, который, наверное, Пак ненавидит (что звучит лучше, чем «если я должен буду сидеть рядом с тобой на диване и смотреть на занимающихся сексом милых мальчиков, то умру от стыда или разочарования, и я ещё не решил от чего именно»). И они смотрят, а Пак совсем это не ненавидит. В принципе, позже он комментирует, что Брайан поступил плохо, бросив Курта (и то, как он улыбается от этого совпадения имён, совсем не заставляет сердце забиться сильнее), и предал свою настоящую любовь и своё искусство, чтобы нюхать кокаин с какой-то проституткой. А потом говорит, что они должны совместно организовать какой-нибудь проект в хоре, потому что Курт без проблем исполнил бы «Ballad of Maxwell Demon» и даже уже имеет подходящий наряд. Речь идёт о Паке, которого Курт однажды утром встречает на кухне — с прикрытыми глазами и желанием кофеина, — а тот подаёт ему кружку кофе прежде, чем он успевает даже о ней попросить. Приготовлен идеально, так, как нравится Курту: он краснеет до корней волос от этого домашнего жеста. Теперь в качестве дополнения к сексуальным фантазиям он представляет себе, как они с Паком вместе готовят завтрак и делятся газетой, как старые супруги. Курт знает, что у него неприятности, когда Финн неуверенно спрашивает: — Ну, эм, ты и Пак… — Мы просто хорошие друзья. Пак — мой друг. — Да, конечно, — Финн быстро кивает головой. — Конечно, ты же знаешь, я только проверяю. Да. Пак — его друг. Друг, с которым Курт, возможно, поедет на другой конец света; с которым смотрит фильмы, где Оби-Ван и Бэтмен занимаются сексом на крыше небоскрёба; друг, с которым он хочет вместе жарить яичницу и драться за пульт; друг, на которого он иногда дрочит. Ну, знаете, типа друг. Что с ним, чёрт возьми, происходит? Разве у него не было плана? А Пак в него не входит. Кроме того, парень гетеро. Курт исчерпал свой лимит жалких увлечений гетеросексуальными парнями. Если он попытается подцепить Пакермана, а тот его отвергнет, всё будет ужасно и неудобно. И кто тогда будет заниматься Финном? Кто-то должен думать о практических аспектах. Так что это посягание/фантазия/увлечение/что-то ещё должно закончиться прямо сейчас. *** Пак разрушает его планы очень эпичным способом. Позже, когда Курт заканчивает паниковать, он резко ругает себя за игнорирование того факта, что Пак тоже может считать его за такого типа друга. Ситуация имеет место в один из вечеров, когда они проводят время только вдвоём. Когда Курт заявляет, что это его дом и тут царят его правила, а потому, следовательно, они будут смотреть «Сплетницу», Пак крепко прижимает его к полу, желая коварно украсть пульт. Тогда же Курт под ним непроизвольно дёргает бёдрами вверх, пытаясь освободиться. И тогда Курт приходит к тревожному выводу, что — нет, у Пака в кармане нет ключей, — и да, Пака, по-видимому, очень радует его вид. А потом наступает… Курт действительно ненавидит выражение «тереться насухо», потому что звучит слишком вульгарно, потому просто классифицирует это как «фроттаж». Означает ровно то же самое, но звучит гораздо лучше. Так что они… фроттажируют? Фроттажутся? Трутся друг о друга как животные при течке? Когда Пак наклоняется и кусает его в место, где шея соединяется с плечом, Курт кончает так сильно, что видит звёзды. Привет, оргазм, какого он не знал. Первый в его жизни оргазм с другим человеком — с Ноа Пакерманом, на полу спальни, в штанах и с упирающимся в спину пультом от телевизора. Боже, это звучит как сцена из очень слабого, любительского порно. Прежде чем Курт успевает понять, что случилось, Пак скатывается с него и бормочет что-то о том, что должен уже идти домой. А потом уходит. Встаёт и уходит, а Курт действительно хочет почувствовать гнев, хочет понять, каким чудом это произошло, но больше всего хочет, чтобы Пак, по крайней мере, сначала его поцеловал. Что есть его жизнь? Потому что… Ну серьёзно, блядь, что здесь происходит? Неужели у Курта действительно есть волшебные гей-способности? Должен ли он теперь ожидать записку с поздравлениями от гей-мафии за успешное направление другого человека на этот эгоистичный путь гедонической жизни? Или Пак — гей? Нет, минуту, одинокий, ставший отцом подросток, по-видимому, не гей. Бисексуал? Гей только для него? Хочет поэкспериментировать? Потому что, блядь, натуралом он по-видимому не является, и, боже, как гей-радар Курта мог так его подвести? Все эти выходки с Региной Спектор и «Идолом» должны были автоматически поднять радужные флаги. Твою мать, Пак с удовольствием бегает в узких бриджах и принимает групповой душ. В его голове появляется голосок — о, ужасно логичный голосок, который напоминает, о ком идёт речь. О Паке, который не в состоянии отличить эмоциональную близость от случайной интимной; очевидно, он в чём-то запутался и попытался искать помощи у близкого друга. Но с Финном он дружит намного дольше и как-то к нему не подбирается, отмечает Курт. Вау. Внезапное, подбирающееся к горлу собственническое рычание, немного его удивляет. Чёрт. Мерседес была права. Любовь действительно нельзя запланировать, и он практически чувствует, как при взгляде на Пакермана глаза превращаются в анимированные сердечки. Карма — настоящая сука, знаете? Даже Сантана по сравнению с ней кажется кроткой, как ягнёнок. Курт в дерьме, а Мерседес станет абсолютно невыносимой. *** На следующий день у Курта нет никакого плана, что довольно умный ход, учитывая, как все предыдущие имели ему голову. Он, по существу, не знает, что будет делать Пак — парень довольно успешно может попытаться восстановить свою гетеросексуальность чем раньше, тем лучше, поимев какую-нибудь безымянную цыпочку на стоянке перед школой. Конечно, он этого не делает. В смысле, не трахает ни одной цыпочки, но ждёт Курта на стоянке в том же месте, что и всегда. И Курт думает — хорошо, они могут делать вид, что ничего не произошло, они могут это сделать, только, пожалуйста, пусть Пак его не оставляет. Что является доказательством того, как глубоко он влип. Пак говорит только: — Я не Финн Хадсон. И Курт вынужден закатить глаза, потому что это не романтично и не сексуально. Это звучит одновременно как извинение, болезненное признание и предупреждение: Курт целую вечность не слышал о Финне Хадсоне и боли из-за него. От боли Пака больно ему. Он такой ребёнок. Такой глупый, глупый ребёнок, и, если он получит шанс — если Пак ему его даст, — Курт постарается убедиться, чтобы его голос никогда в жизни больше так не звучал. — И слава Богу, — отвечает он. Нет, Пак — не Финн Хадсон. Не простой и безопасный выбор. По-прежнему влипает в дерьмо и определённо не ставит чужие интересы выше собственных. Временами вредничает и ведёт себя как придурок. Но Курту это не мешает, потому что Пак интересный и умный, умнее, чем кто-либо представляет — даже сам Пак. У него на удивление хороший музыкальный вкус, он согласен с Куртом по поводу того, что Рейчел Берри одевается в темноте, и он обращается к отцу Курта «сэр». Не любит снобов и своим корявым, мальчишеским «не-говорю-о-чувствах» образом умеет познавать ошибки. И может быть милым. Милым таким чудесным, идеальным образом. Пак делает его счастливым, а разве не об этом говорил Финн? Что Курт заслуживает кого-то, с кем счастлив? Он — всё, что Курт хотел бы и через десять лет, когда уже не будет такой тупой пидорской задницей, и он уверен, что и тогда Пак будет действовать на него по-прежнему. Хотя, может и нет. Наверное, сильнее, потому что если шестнадцатилетний Пак фантастичен, то двадцатилетний… Ох, Курт дождаться не может, когда его увидит. — Я сейчас тебя поцелую, ты не против? Пак молчаливо ждёт согласия, а потом… Курт определённо не думает о домашней работе, в принципе ни о чём не думает, и даже не уверен, помнит ли своё имя. Пак низко, гортанно стонет, когда Курт — в конце концов, в конце концов — кусает его нижнюю губу. Его руки везде — в волосах, на спине, хватают за задницу и подводят к безумию. Проходит лишь несколько мгновений, прежде чем до Курта доходит, что высокие стоны, которые он слышит, вырываются из его рта, и что он со всей силы жмётся к Паку, который удерживает его на месте, бёдрами прижимая к машине. Они отстраняется друг от друга только тогда, когда начитает не хватать кислорода, но Пак не тратит много времени, прежде чем начинает посасывать кожу на ключице Курта. Что, как оказывается, является лучшей идеей в истории человечества. — Ноа Пакерман, почему ты не говорил, что влюблён в меня? Он хочет, чтобы это звучало легко и беспечно, но знает, что целиком и полностью проваливается. Он благодарен только за то, что голос не срывается. — Курт Хаммел, почему ты сам не заметил? Пак смотрит на него и легко, уголком рта, улыбается, а Курт… понимает. (Извинения, Регина Спектор, все эти разговоры на всевозможные темы, совместные ланчи, сидя рядом друг с другом, избиение Карофски, ненависть к Сэму, «Идол», Пак, который спрашивает, может ли присоединиться к плану, Пак, который знает, как готовить ему кофе… прочее, прочее, и всё вместе). Курт действительно должен перестать называть Финна идиотом, раз он просёк тему первый. — Я тоже тебя люблю, — задыхаясь, говорит он, когда, наконец, может сформировать правильную мысль: губы Пака всё время на его коже. — Так, для ясности. («Не волнуйся, дорогая, я люблю тебя сильнее», — блядь, да). Объятия Пака усиливаются, а глаза темнеют — у Курта на кончике языка засел комментарий о том, что они могли бы воспользоваться тонированными стёклами в его машине. Вместо этого он засовывает руку в задний карман Пака, за что получает взгляд из-под приподнятых бровей. — Так мы закончили? — спрашивает он. — Или ты хочешь ещё немного поболтать о своих чувствах? Пак со смехом фыркает, а потом снова целует его. *** Курт, тем не менее, не наивен. Он знает, что они с Паком не перестанут спорить, даже если любят друг друга, но именно для этого им понадобится грубый примирительный секс. Потом последует медленный чувственный секс под ритм ударяющих по стеклу капель дождя. А в моменты, когда он будет чувствовать себя исключительно фривольно, он может быть даже позволит Паку выиграть в борьбе за пульт. У него по-прежнему нет никакого реального плана. Закончились. Остался только один: «давай целоваться ещё некоторое время». А позже этим же утром Пак ловит его руку посреди школьного коридора, где все могут их видеть. Курт приходит к выводу, что планы — действительно чересчур разрекламированное дело.